Шеремет Даша, Петренко Игорь, театральный этюд

Отрывок из «Поэмы конца»:

Движение губ ловлю.И знаю - не скажет первым.- Не любите? - Нет, люблю.- Не любите? - но истерзан,Но выпит, но изведен.(Орлом озирая местность):-Помилуйте, это - дом?- Дом в сердце моем. - Словесность!Любовь, это плоть и кровь.Цвет, собственной кровью полит.Вы думаете - любовь -Беседовать через столик?Часочек - и по домам?Как те господа и дамы?Любовь, это значит...- Храм?Дитя, замените шрамомНа шраме! - Под взглядом слугИ бражников? (Я, без звука:"Любовь, это значит лукНатянутый лук: разлука".)- Любовь, это значит - связь.Все врозь у нас: рты и жизни.(Просила ж тебя: не сглазь!В тот час, сокровенный, ближний,Тот час на верху горыИ страсти. memento - паром:Любовь - это все дарыВ костер - и всегда задаром!)Рта раковинная щельБледна. Не усмешка - опись.- И прежде всего однаПостель.- Вы хотели пропастьСказать? - Барабанный бойПерстов. - Не горами двигать!Любовь, это значит...- Мой.Я вас понимаю. Вывод?-перстов барабанный бойРастет. (Эшафот и площадь.)-Уедем. - А я: умрем,Надеялась. Это проще. Достаточно дешевизн:Рифм, рельс, номеров, вокзалов...-Любовь, это значит: жизнь.- Нет, иначе называлосьУ древних...- Итак? -ЛоскутПлатка в кулаке, как рыба.- Так едемте? - Ваш маршрут?Яд, рельсы, свинец - на выбор!Смерть - и никаких устройств!- Жизнь! - полководец римский,Орлом озирая войскОстаток.- Тогда простимся.6- Я этого не хотел.Не этого. (Молча: слушай!Хотеть, это дело тел,А мы друг для друга - душиОтныне...) - И не сказал.(Да, в час, когда поезд подан,Вы женщинам, как бокал,Печальную честь уходаВручаете...) - Может, бред?Ослышался? (Лжец учтивый,Любовнице, как букетКровавую честь разрываВручающий...) - Внятно: слогЗа слогом, итак - простимся,Сказали вы? (Как платокВ час сладостного бесчинстваУроненный...) - Битвы сейВы цезарь. (О, выпад наглый!Противнику - как трофей,Им отданную же шпагуВручать!) - Продолжает. (ЗвонВ ушах...) - Преклоняюсь дважды:Впервые опереженВ разрыве. - Вы это каждой?Не опровергайте! Месть,Достойная Ловеласа.Жест, делающий вам честь,А мне разводящий мясоОт кости. - Смешок. Сквозь смех -Смерть. Жест (Никаких хотенийХотеть - это дело тех,А мы друг для друга - тениОтныне...) Последний гвоздьВбит. Винт, ибо гроб свинцовый.- Последнейшая из просьб.- Прошу. - Никогда ни словаО нас...никому из...ну...Последующих. (С носилокТак раненые - в весну!)- О том же и вас просила б.Колечко на память дать?- Нет. - Взгляд, широко разверстыйОтсутствует. (Как печатьНа сердце твое, как пестеньНа руку твою...Без сцен!Съем.) Вкрадчивое и тише:- Но книгу тебе? - Как всем?- Нет, вовсе их не пишите.Книг... От друзей - тебе, подноготнуюТайну Евы от древа - вот:Я не более, чем животное,Кем-то раненое в живот.Жжет.. Как будто бы душу сдернулиС кожей! Паром в дыру ушлаПресловутая ересь вздорнаяИменуемая душа.Христианская немочь бледная!Пар! Припарками обложить!Да ее никогда и не было!Было тело, хотело жить,Жить не хочет.

 

Ведущий:

Октябрьскую революцию Марина Цветаева не приняла, и в 1922 году судьба забросила её за рубеж. Она уехала к мужу – Сергею Эфрону, белому офицеру, оказавшемуся в эмиграции. В красной Москве она, жена белого офицера, все три долгих года чувствовала себя отщепенкой.

Долгих 17 лет Цветаева провела в эмиграции – сначала, недолго, в Берлине, потом три года в Праге, в ноябре 1925 года, после рождения сына Георгия, перебралась в Париж.

Журавель Антонина:

В ПАРИЖЕ

Дома до звезд, а небо ниже,

Земля в чаду ему близка.

В большом и радостном Париже

Все та же тайная тоска.

Шумны вечерние бульвары,

Последний луч зари угас.

Везде, везде всё пары, пары,

Дрожанье губ и дерзость глаз.

Я здесь одна. К стволу каштана

Прильнуть так сладко голове!

И в сердце плачет стих Ростана

Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,

Дороже сердцу прежний бред!

Иду домой, там грусть фиалок

И чей-то ласковый портрет.

Там чей-то взор печально-братский.

Там нежный профиль на стене.

Rostand и мученик Рейхштадтский

И Сара — все придут во сне!

В большом и радостном Париже

Мне снятся травы, облака,

И дальше смех, и тени ближе,

И боль как прежде глубока.

 

Ведущий:

Жизнь была эмигрантская, трудная, нищая. В самих столицах жить было не по средствам, приходилось селиться в пригородах. К материальным лишениям добавлялась тоска по Родине.