Третье путешествие ап. Павла.

О третьем путешествии ап. Павла Дееписатель повествует в отрывке XVIII, 23 — XXI, 17. Повествование Деян. допускает воспол­нение на основании посланий ап. Павла, написанных во время этого путешествия. Особое значение имеют оба послания к Коринфянам.

Евангелист Лука не говорит, кто сопровождал ап. Павла, когда он двинулся в путь из Антиохии (Деян. XVIII, 23). Пройдя Малую Азию с Востока на Запад, Павел посетил основанные им Церкви и пришел в Ефес сухим путем, при том не нижнею, южною дорогою, ко­торая вела долинами Лика и Меандра, а верхнею, северною, дорогою, которая пролегала через гористую местность (ср. Деян.XIX, 1). В Ефесе и была сосредоточена деятельность ап. Павла в течение двух лет (ср. Деян.XIX, 10), и даже, вероятно, более продолжительного срока (ср. Деян. ХХ, 31), если мы вдвинем эпизоды II Кор. в рамки Деян., где для них можно найти место только после Ефесского мятежа. В Деян.XX, 1 рассказ Дееписателя отличается крайней схематично­стью, и мы имеем все основания предполагать, что он оставил без упоминания поездку ап. Павла в Коринф, после которой он снова возвратился в Ефес. Эта поездка доставила Апостола перед горестным фактом отпадения от него основанной им Церкви (ср. II Кор. II, 1). Подробностей мы не знаем, но представляется очень вероятным, что он сам подвергся тяжелому оскорблению (ср. II Кор. II, 5-10, VII, 12). Не знаем мы и того, сколько времени провел Апостол в Ефесе, возвратившись туда из Ахаии. Он был подавлен скорбью (ср. II Кор. 1, 8), и даже успех благовестия в Троаде (ср. II Кор. II, 12), куда он направился из Ефеса, не принес ему утешения. Он успокоился только в Македонии (ст. 13, VII, 5 и слл.), когда Тит, которого он по­сылал в Коринф, возвратился в нему с добрыми вестями. Пребывание Павла в Македонии отмечено в Деян. XX, 1-2.

Оттуда он перешел в Елладу, т. е., надо думать, в ту же Ахаию, с которою у него было связано столько огорчений. Он пробыл там три месяца. В Деян. XX, 3 упоминается "возмущение, сделанное против него иудеями". Оно, по-видимому, ускорило его возвращение на Во­сток. Текст Деян. XX, 3 дошел до нас в нескольких параллельных формах. И мы не знаем, что в точности имел в виду Дееписатель, ко­гда писал о "возмущении" (™piboul¾, собственно: козни, засада). Из текста древнейших рукописей можно вынести впечатление, что ап. Павел был извещен о покушении на его жизнь, готовившемся на том корабле, на котором он думал плыть в Сирию, и что это заставило его изменить маршрут. Но, поскольку отпадение Коринфян, как в свое вре­мя будет показано, было вызвано агитацией иудаистов, неизбежно встает вопрос, не содержится ли в кратком замечании Дееписателя ука­зание на новое отпадение. Это тем более вероятно, что в посла­нии к Римлянам, которое ап. Павел отправил по назначению перед са­мым отбытием из Ахаии, предостережение XVI, 17-20, ни в какой мире не вытекающее из того, о чем идет речь в послании, отражает горькие переживания самого Апостола, под впечатлением которых он находился. По свидетельству Деян., обратный путь Апостола лежал через Македо­нию и Троаду и далее морем, вдоль берегов Малой Азии. Павел спешил в Иерусалим к Пятидесятнице (ср. Деян. XX, 16). Не желая задержи­ваться в Ефесе, он вызвал ефесских пресвитеров в Милет, где и пре­подал им прощальные наставления (ср. стт. 17-36). После остановки в Тире и Птолемаиде, Павел и его спутники высадились в Кесарии и оттуда продолжили свой путь в Иерусалим (Деян. XXI, 1-17).

В отличие от своих первых двух миссионерских путешествий, Павел во время третьего путешествия, не проповедовал в областях, где еще не звучало слово о Христе. Во время продолжительного пре­бывания Апостола в Ефесе, который был центром густо населенного края, новые общины, несомненно, возникли. К таковым, вероятно, от­носятся три Церкви долины Лика — Колосская, Лаодикийская и Иерапольская (ср. Кол. IV, 13). Основание новых Церквей было не­избежным следствием работы Павла в Ефесе и тех личных связей, ко­торые завязались у него и у его сотрудников. Но замечательно, что даже в пределах долины Лика, не очень далеко отстоявших от Ефеса, Павел никогда не был, как он свидетельствовал об этом много позже в Кол. II, 1. Задача Павла была другая. Он думал не об основании новых Церквей, а об устроении уже основанных. Эта работа была сос­редоточена в Ефесе, но распространялась и на Церкви в Троаде, в Македонии и в Ахаии. Достаточно напомнить то, что было сказано вы­ше об отношениях ап. Павла, с Коринфской Церковью. В Македонии им были также преподаны обильные наставления (ср. Деян.XX, 2). Собрание в Троаде, в первый день недели, мы имеем достаточное ос­нование понимать, как собрание богослужебное, во время которого была предложена Евхаристическая трапеза (ср.XX, 7). Но наиболь­шее внимание Апостол посвятил Ефесской Церкви. Основав ее в кон­це второго путешествия (Деян. XVIII, 19-21), Павел оставил, вместо себя, в Ефесе своих коринфских сотрудников, Акилу и Прискилу (ср. стт. 24-26). Возвратившись на подготовленную почву и проработав в Ефесе свыше двух лет (Деян. XIX), Апостол в последний раз обра­тился к Ефесской Церкви через ее пресвитеров, вызванных им в Ми-лет (Деян.XX, 17-34). По свидетельству Дееписателя, работа Павла в Ефесе сопровождалась преизобильным излиянием даров Св. Духа (ср.XIX, 1-20). Неудивительно поэтому, что Ефесская Церковь очень скоро приобрела особое значение в христианском мире. Она, как и Римская Церковь, не унаследовала иерархического значения Иеруса­лима. Тем не менее, в четвертый период истории Апостольского Ве­ка жизненный центр христианского мира был, несомненно, в Ефесе.

Но задача ап. Павла во время его третьего путешествия не ограничи­лась устроением отдельных Церквей. Именно в эти годы, может быть, во исполнение соборного постановления (ср. Гал. II, 10), — ап. Па­вел провел среди окормляемых им Церквей сбор в пользу Иерусалим­ской Матери-Церкви. В Деян. этот сбор упоминается только однажды в показаниях Павла на допросе у прокуратора Феликса (ср. XXIV, 17). О том, как он производился, мы почерпаем сведения из посланий (ср. I Кор. XVI, 1-4, II Кор. VIII — IX). Из I Кор. мы заключаем, что сбор распространялся на Церкви Галатийские. Во II Кор. Апо­стол восхваляет жертвенность Македонии. Даже Римскую Церковь, с которой у Павла еще не было личных отношений (ср. Римл. I, 8-15, XV, 20-24), он старался привлечь к молитвенному участию в этом об­щецерковном деле (ср. XV, 25-28, 30-32). Собираясь в Иерусалим, Павел брал с собой представителей от Церквей, которые должны были выполнять контрольные функции (ср. II Кор. VIII, 18-23). Может быть, это и были те его спутники, которые упомянуты в Деян. XX, 4 (ср. еще Римл. XVI, 16в, 21), и к которым употребление формы первого лица множественного числа заставляет причислить и Луку. Лица, упомянутые в Деян. XX, 4, принадлежали не только к Церквам Македонским и, может быть, Галатийским (Гаий Дервянин и Тимо­фей?), но и к Церквам Асийским, иначе говоря, предлагаемое толко­вание Деян. XX, 4 показывает, что к участию в сборе были привле­чены и эти последние. Некоторые из упоминаемых в Деян. XX, 4 имен встречаются и в повествовании об узах ап. Павла. Таковы имена Трофима (Деян. XXI, 29) и Аристарха (XXVII, 2), а повторяющиеся в этом повествовании формы первого лица изобличают и присутствие Луки (ср. XXI, 17, 18, XXVII, 1 и слл.). Если забота о Иерусалимской Церкви и могла быть возложена на ап. Павла собором, то этим значение произведенного им сбора не исчерпывалось. Мы видим, что к участию в сборе он постарался привлечь все Церкви из язычников. Этим общим участием в сборе деятельно выявлялось единство хри­стианского мира вокруг ее единого иерархического центра, Иерусалимской Церкви. Задачею ап. Павла во время его третьего путеше­ствия было не только устроение отдельных уже существовавших по­местных Церквей, но и объединение их всех в единую Вселенскую Цер­ковь.

Исторический момент был ответственный. Во-первых, отноше­ние языческого мира к христианскому благовестию обозначилось с еще большей ясностью, чем в дни второго путешествия ап. Павла. Его деятельность в Ефесе в языческой среде — и на этот раз после раз­рыва с иудеями (ср. Деян.XIX, 8-10) — сопровождалась исключи­тельным успехом. Но для широких масс язычества христианство было неприемлемо. Это вытекает из рассказа о мятеже в Ефесе (Деян. XIX). Рассказ отличается чрезвычайной живостью. Читатель как бы присутствует при развитии событий, но внимательный анализ позво­ляет выделить те факторы, которыми определялось отношение язычников к христианам. Прежде всего, выступление серебряных дел ма­стеров (ср. стт. 23-27а) показывает, что успехи христианской про­поведи неблагоприятно отражались на материальных интересах опре­деленных групп языческого общества. Переписка Плиния Младшего и Траяна дает основание утверждать, что подобное отношение к хри­стианам проявилось и в начале II-го века в Вифании. Но сознание материального урона давало только первый толчок. Затем начинался религиозный отпор. Язычники вставали на защиту своих богов (ср. стт. 27в-28, 24-35, 37). Сказывалось влияние и распространенного в древности антисемитизма. История гонений свидетельствует о том, что историческая связь христианства с иудейством неблагоприятно отражалась и на отношении язычников к христианству. Во время Ефесского мятежа некий Александр выступил, по предложению иудеев, должно быть, для того, чтобы доказать их непричастность. Но толпа, узнавши, что он — иудей, пришла в еще большее возбуждение (стт. 33-34). Это, может быть, первый пример влияния антисемитиз­ма на отношение язычников к христианам (впрочем, ср. Деян. XVI, 19-22). Но рассказ Деян. говорит и о том, что движение очень скоро приняло стихийный характер (ср. стт. 29, 32, 39-40). Толпа сама не знала, для чего она собралась, и это ей ставил на вид и начальник, стараясь ее успокоить. Дальнейшее развитие отношений между хри­стианством и язычеством показывает, что течение Ефесского мятежа выражало самую сущность этих отношений, как они к этому времени определились.

Но отношением язычества к христианству не исчерпывается ха­рактеристика исторического момента. Его второй особенностью был конфликт с иудейством. Строго говоря, надо различать два конфликта:

конфликт с иудейством внутри Церкви и конфликт с иудейством вне Церкви. Первый имел место в Коринфе и в Церквах Галатийских. Иудаистические агитаторы старались убедить христиан, обращенных из язычества, что исполнение закона Моисеева требуется и от них. Потому и восстает ап. Павел в послании к Галатам против обрезания (ср. V, 2 и сл., VI, 12 и сл.). Требования иудаистов сводили на нет достижения Иерусалимского собора. Отпадение Коринфской Церкви было, по всей вероятности, тоже делом иудаистов. Можно думать, что агитаторы знали Христа по плоти, и в этом видели свое преимущество перед ап. Павлом (ср. II Кор. V. 16,X, 7, 12, XI, 5, 13-15, 22-23 и др.). Иудеи, нарушившие мир церковный в Коринфе и в Галатии, были христиане. Но активность, враждебную Павлу, проявляли и иудеи вне Церкви. Возвращаясь из третьего путешествия, ап. Павел знал, и близким к нему людям было тоже открыто, что в Иерусалиме его ждут страдания и узы (ср. Деян. XX, 22-23 и слл., 38, XXI, 4-6, 10-14). Об опасностях, грозящих ему "от неверующих в Иудее", он писал в это время и Римлянам (XV, 30-32) и просил их молитв. Конечно, конфликт с иудеями внутри Церкви и конфликт с иудеями вне Церкви был не один конфликт, а два конфликта. Но эти два конфликта были между собой тесно связаны. Эта связь была внутренняя. Вы­ше было сказано, что возникновение иудейской проблемы в Церкви надо понимать, как реакцию иудейства. Эта реакция была неизбеж­на, поскольку иудеи, входившие в Церковь, сохраняли связь с иудеями вне Церкви. Во время третьего путешествия ап. Павла иудаистическая агитация внутри Церкви и возбуждение против ап. Павла среди иудеев, не входивших в Церковь, были различными выражениями од­ной и той же реакции иудейства.

Третьей особенностью исторического момента была надвигавшая­ся опасность ересей. Об этой опасности ап. Павел предостерегал пресвитеров Ефесской Церкви, прощаясь с ними в Милете (Деян. XX, 29-30). Такой же смысл имеет, по всей вероятности, и предосте­режение II Кор. VI, 14 — VII, 1. Похоже на то, что иудаистическая агитация пробудила в Коринфе и другие центробежные силы, дотоле дремавшие. Ссылка на тьму, которая противополагается свету, на Велиара, противостоящего Христу, на идолы, для которых нет места ря­дом с храмом Божиим, не может относиться к пропаганде иудаистов. В это же время, в послании к Римлянам, ап. Павел поставил вопрос о немощных в вере (XIV — XV). Пищевые ограничения, которым они себя подвергали, не были связаны, как в Коринфе, с опасностью идоложертвенного. Немощные, по всей вероятности, связывали себя предписаниями закона Моисеева (ср. XIV, 5-6), но своеобразное ве­гетарианство, которое наблюдалось среди римских христиан (XIV, 2, ср. стт. 6, 21), шло дальше того, к чему обязывало соблюдение закона. Мы присутствуем уже не при реакции иудейства, а при реакции язы­чества. Выше было указано, что в эллинистическо-римскую эпоху почитание восточных богов получило распространение и на Западе. Это была пора религиозного синкретизма, сложного скрещения разных религиозных верований. В этот поток было вовлечено и иудейство, а, в конце концов, и христианство. Осложнение религиозного синкретизма элементами христианства вызвало к жизни пестрые религиозные системы, которые обозначаются в науке термином гносиса или гно­стицизма. Это и были те первые христианские ереси, зарождение ко­торых чувствовал ап. Павел. В дни его третьего путешествия гности­цизм был в самом зародыше. Впрочем, первым гностиком можно считать Симона Волхва, упоминаемого в Деян. VIII. Как бы то ни было, и в пятидесятые годы мы присутствуем только при начале процесса. Когда ап. Павел был в узах, процесс обозначился с большею ясно­стью. Мы об этом заключаем из послания к Колоссянам. В последние годы ап. Павла, его послания к Тимофею и к Титу показывают, что гностическое движение вылилось уже в конкретные формы. В четвер­тый период Апостольского Века гностическая опасность составляет главную заботу Апостолов. С нею считаются Петр (ср. II Петр.), Иуда и Иоанн (ср. I — II Ин., Апк. II — III). Зарождение гности­ческих ересей говорит о начале новой эпохи.

УЗЫ АП. ПАВЛА.

Ожидания Павла оправдались. В Иерусалиме его действительно постигли узы. По совету Иакова и пресвитеров, он принял участие в обете четырех иудеохристиан. Распущенный в народе клеветниче­ский слух вызвал возбуждение толпы. Вмешательство римлян спасло апостола от самосуда. Препровожденный в Кесарию к прокуратору Феликсу, он оставался в узах два года, дождался смены прокуратора и, в конце концов, потеряв надежду на освобождение и при новом проку­раторе Фесте, апеллировал к кесарю. Обо всех этих событиях с боль­шими подробностями повествуется в отрывке Деян. XXI, 17 — XXVIII, 31, который начинается со встречи Павла, и Иакова и кон­чается описанием морского пути Апостола с зимовкой на Мальте, его прибытием в Рим, разрывом с римскими иудеями и двухлетним пре­быванием в римских узах. По теперешним понятиям, ап. Павел нахо­дился в Риме под домашним арестом (ср. Деян. XXVIII, 16, 30-31) и пользовался относительною свободою. Но узы его, которые он упоми­нает во всех своих посланиях этого периода (Ефес. Филипп. Кол., Филим.), надо понимать буквально. Он был прикован цепью к тому солдату, который был к нему приставлен. Эта цепь тянулась от руки солдата к руке узника. Так как солдаты сменялись, то Павел имел все основания сказать в Филипп. I, 13: "узы мои о Христе сделались из­вестными целой претории и всем прочим". Под Преторией он здесь ра­зумел Римскую преторианскую гвардию. Сменявшиеся солдаты были преторианцы.

Два вопроса требуют нашего особого внимания. Первый касает­ся отношения Иерусалимской Церкви к судьбе ап. Павла. Ближай­шею причиною его заключения было его участие в обете четырех иудеохристиан, который он принял по совету Иакова и пресвитеров. Побуждения, которые заставили Павла последовать этому совету, для нас ясны. Мы уже имели случай поставить образ действий Павла в Иерусалиме рядом с обрезанием Тимофея (Деян. XVI. 3) и обетом в Кенхреях (Деян. XVIII, 18). Павлом руководили соображения икономии. Внутренне не признавая обязательности закона даже для иудеохристиан, значит и для себя, он делал все, что только мог, для под­держания мира. Именно эта забота заставляла его быть для иудеев, как иудей, для подзаконных, как подзаконный (I Кор. IX, 20). С сво­ей стороны, Иаков и пресвитеры держались буквы Иерусалимского соглашения. Они считали, что Павел должен исполнять закон, и им было важно получить от него перед народом наглядное доказательство. В это время они еще не сознавали временного значения закона, и их связь с окружающей иудейскою средой оставалась непоколебленною. Замечательно, что в Деян. после XXI, 25 Иерусалимская Церковь бо­лее не упоминается. Мы ничего не знаем о ее общении с ап. Павлом после его заключения в узы. Сделали ли что-нибудь ее руководители для облегчения его положения? Забота племянника (ср. Деян. XXIII, 16-22), может быть, и не христианина, оттеняет молчание братьев. В критической науке XIX-го века были сделаны попытки возложить от­ветственность за судьбу ап. Павла на Иерусалимскую Церковь, с Иаковом во главе. Для обоснования этого обвинения мы не имеем ни­каких данных. Напротив, все, что мы знаем о нравственном облике Иакова и его ближайших сотрудников, делает это обвинение совер­шенно невероятным. Можно сказать со всею решительностью, что они не могли быть против Павла. Но они не были и за него. Самая их ссылка на букву соборного постановления (ср. Деян. XXI, 25 в кон­тексте) показывает, что они не разделяли его оценки заключенного между ними соглашения. В это время они едва ли понимали Павла. И внутренне был ли он им ближе, чем их братья по плоти, не вошедшие в Церковь? Узы Павла, по вине иудеев, были его личной траге­дией. Но еще в большей мере они были трагедией иудеохристианства. Для Павла его узы были узы во Христе (ср. Филипп. I, 13). Трагедия иудеохристианства была в том, что, оставшись в стороне, члены Иерусалимской Церкви не могли разделить их сладостной тя­жести.

Второй вопрос, требующий нашего внимания, касается объек­тивного значения Павловых уз. Повлияли ли они — и в каком направлении — на благовестнические труды великого миссионера? В дни своего третьего путешествия ап. Павел имел намерение, побывав в Иерусалиме, отправиться в Рим. Это его намерение приводится в Деян. XIX, 21. О нем свидетельствовал ап. Павел и в послании к Римлянам: он предполагал быть в Риме на пути в Испанию (ср. XV, 23-24, 28-29). С потерею свободы, планы Апостола, казалось бы, должны были рухнуть. Однако, еще в Иерусалиме, после допроса в Синедрионе, Павлу является Господь и говорит о свидетельстве, ко­торое предстоит ему в Риме (Деян. XXIII, 11). Узы его затягивают­ся, и, не видя иного пути получить свободу, Апостол апеллирует к ке­сарю (Деян. XXV, 10-12). Ни о чем другом он при этом не думает. Как бы то ни было, но факт апелляции делает неизбежным препро­вождение Апостола в Рим. Эта неизбежность не может быть устранена и убеждением Феста и Агриппы в невинности Павла (ср. Деян. XXVI, 30-32), Помимо воли Павла, внешние события складываются так, что ведут его в Рим. Во время морского пути и зимовки на Мальте все препятствия и опасности, которые встают перед Павлом, неизменно устраняются: он должен достичь Рима (ср. Деян. XXVII, 14 и слл., 30 и слл., 42 и слл., XXVIII, 3 и слл.). По слову Ангела, являющегося ему ночью во время бури, ради Павла избавляются от смертельной опасности и все плывущие с ним, — избавляются потому, что Павлу должно предстать пред кесаря (XXVII, 23-24). Таким образом, узы Павла не только не помешали его намерению посетить Рим, напротив, воля Божья, независимо от его воли, сообщила событиям такое нап­равление, что его прибытие в Рим оказалось неизбежным. В Риме ап. Павел вошел в сношения с иудеями. Эта встреча, как и в других местах, кончилась разрывом (ср. Деян. XXVIII, 17-29). После раз­рыва с иудеями двухлетняя проповедь ап. Павла в римских узах (стт. 30-31) была неизбежно сосредоточена в языческой среде. Поры­вая с иудеями, он знал — и перед ними свидетельствовал, — что "язычники услышат" (ст. 28). Так, в промыслительном плане Божьем, оправдалось давнее желание ап. Павла посетить Рим. В рим­ских узах он продолжал свидетельствовать о Христе. Он сознавал, что обстоятельства его жизни "послужили к большему успеху благовествования" (Филипп. I, 12).

Но узы ап. Павла имели не только то значение, что открыли но­вое поприще для его миссионерских трудов. Даже поверхностное знакомство с посланиями его из уз (Ефес., Филипп., Кол., Филим.) по­казывает, насколько они отличаются от его ранних посланий. В поло­вине XIX-го века ученые критического направления (представители так называемой Тюбингенской школы, с Ф. X. Бауром во главе), от­рицали на этом основании подлинность посланий ап. Павла из уз. В настоящее время большинство даже либеральных ученых от этого мнения отказались. Главной особенностью посланий из уз является развитое христологическое учение. Ап. Павел останавливается в этих посланиях с такими подробностями, в какие он не вдавался раньше, на учении о лице Господа Иисуса Христа, о Его божественном до­стоинстве, о Его уничижении в воплощении, о Его прославлении (ср. особенно Филипп. II, 6-11, Кол. I, 15-20, Ефес. I, 19-23 и др.). Христологическое ударение посланий из уз было вызвано исто­рическими условиями момента. Это было время начала гностицизма. Опасность гностицизма заключалась в ложном учении о Христе. Эта опасность сказалась, например, в Колоссах, где, в представлении лжеучителей, ангелы, связываемые с небесными стихиями, как бы заслоняли Христа, заставляли забывать о том единственном месте, которое принадлежит Ему (ср. Кол. II, 8-10 и др.). Ложному учению о Христе было необходимо противопоставить истинное. Этой объек­тивной потребности и отвечала христология посланий из уз. Но ап. Павлу тайна учения о Христе открылась в его страдании за Хри­ста. Он и раньше знал, что идет в своем служении путем Христовым (ср., например, Гал. VI, 17, II Кор. IV, 10-11). В узах Апостола это страдание за Христа достигло высшей точки. Он понимал то значе­ние, которое имели его узы: в подписи под посланием к Колоссянам, он предпослал обычному пожеланию благодати и такой призыв: "пом­ните мои узы" (IV, 18). Страдая за Христа, он радовался страданию: ему казалось, что он в прошлом недостаточно пострадал. Этот недоста­ток восполнялся в его узах (ср. Кол. I, 24). Для тех, кого ап. Павел окормлял своим служением, его узы имели то значение (там же, ср. еще Ефес. III, 1, 13), что в страдании за Христа ему было дано выс­шее откровение, и содержанием этого откровения была тайна Христо­ва (Кол. I, 24, II, 3, Ефес. III, 3-9). Тайну Христову, которая стала ему доступна в узах, ап. Павел и поведал в своих посланиях из уз, в ответ на гностические лжеучения

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ АП. ПАВЛА.

Повествование Деян. не доведено до смерти ап. Павла. Оно кон­чается (XXVIII, 30-31) на двух годах его проповеди в римских узах. По истечении этих двух лет, в его судьбе наступила какая-то перемена. Она была известна Дееписателю, который и выразил ее аористною формою ™nšmeinen в ст. 30. ™nšmeinen нельзя перево­дить, как это сделано в русском синодальном переводе: "жил". Пра­вильный перевод был бы "прожил" или "пробыл". Какая была эта перемена, Дееписатель не говорит. Но мы имеем все основания по­нимать ее, как освобождение. У древнейшего римского писателя, Св. Климента Римского (девяностые годы I-го века), сохранилось сведение, что ап. Павел дошел до пределов Запада (I Послание V, 17). Для римского писателя пределом Запада не мог быть Рим. Он, не­сомненно, имел в виду Испанию. О путешествии ап. Павла в Испа­нию говорили и позднейшие отцы. Их слова могут казаться отзвуком того, что сам Павел писал о своих планах в Римл. XV. Но через трид­цать лет после смерти Павла и при том в самом Риме, должно было сохраниться местное предание. С другой стороны, если ап. Павел действительно был в Испании, он не мог там быть ранее своих уз. Прежде чем поехать в Италию и в Испанию, Павел должен был по­сетить Иерусалим. Но мы знаем, что в Иерусалиме, очень скоро по своем прибытии, ап. Павел был заключен в узы. Если мы принимаем свидетельство Климента в предлагаемом его толковании, мы приходим к неизбежному выводу, что узы ап. Павла, о которых повествуется в Деян., закончились его освобождением. Внимательное чтение посла­ний из уз показывает, что Апостол ждал освобождения. Об этом ожида­нии он пишет и Филиппийцам (ср. I, 25, II, 24), и Филимону (ст. 22). Кроме того, целый ряд фактических указаний посланий к Тимофею и к Титу, для которых нет места в рамках Деян., получают свое объяс­нение при условии освобождения Апостола.

На основании этих указаний, в связи со свидетельством Климен­та Римского, мы имеем возможность утверждать, что Павел продол­жал свои благовестнические труды. Опираясь на Климента, мы можем говорить о его путешествии в Испанию[33]. Из данных Нового Завета вытекает, что он был на Крите (ср. Тит. I, 5), в Никополе (Тит. III, 12), Ефесе и Македонии (I Тим. I, 3), может быть, и в других ме­стах. Как в свое время будет показано, из Евр. XIII, 19-23 вытекает желание Павла посетить в это время и Иерусалим. Это предположение Апостола, по всем данным, осталось неисполненным. Но упоминание Троады и Милета в II Тим. (ср. IV, 13, 20) никак не может отно­ситься к третьему путешествию ап. Павла. А в Галатии II Тим. IV, 10 некоторые толкователи видели еще в древности Галлию. Это мнение, имеющее защитников и в наше время, может быть оправдываемо, как разночтением Gall…an, которое встречается в некоторых рукописях, так и тем, что греческие писатели Галлию нередко называли Галатиею. В таком случае, представляется возможным допустить, что ап. Павел посетил Галлию на пути в Испанию, и что его дело продол­жал Крискент, который, в местном Галльском предании, и считается апостолом Галлии. Нельзя не признать, что не только это заключе­ние, но и другие указания лишены желательной точности и не позво­ляют воспроизвести передвижения ап. Павла в последовательной сме­не мест. Даже указание Никополя в Тит. III, 12 ставит нас перед воп­росом, какой Никополь имеется в виду. Один Никополь был известен во Фракии, другой — в Эпире, третий — в Киликии. У древних пи­сателей встречаются упоминания и других городов с этим именем. В зависимости от того, к какому Никополю относится указание Тит. III, 12, видоизменяется и наше суждение о направлении последних мис­сионерских путешествий ап. Павла.

Но каково бы ни было это направление, послания ап. Павла к Тимофею и Титу, относящиеся к этому времени, показывают, что зада­ча, стоявшая тогда перед ним, заключалась в обеспечении преемства пастырского служения (ср. II Тим. II, 2, Тит. I, 5 и слл., I Тим. V, 22 и др.) в трудную пору обострявшейся борьбы с гностическими лже­учениями. Помимо повторных указаний на существование еретиков (ср., например, Тит. III, 9-10, I Тим. I, 3 и слл., IV, 1-3, II Тим. II, 16-18 и мн. др.), даже слово "гносис", ставшее техническим терми­ном для обозначения этих лжеучений, встречается впервые в I Тим. Кончая послание, ап. Павел предостерегает Тимофея против "негод­ного пустословия и прекословий лжеименного знания" (VI, 20). ''Знание" есть перевод греческого gnîsij. Еретики считали свое учение непреложным знанием, но в глазах Павла оно не заслуживает этого наименования. Их знание было знание лжеименное.

Служение ап. Павла после освобождения его из уз продолжа­лось, по мнению историков, около двух или трех лет. Оно было прерва­но новым заключением Апостола. Где и при каких условиях это зак­лючение его постигло, мы не знаем. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны знать точнее, чем мы знаем, где и в каких странах и в какой последовательности протекало служение ап. Павла в эти последние годы его миссионерских трудов. Но если ап. Павел и был заключен в узы во время своих путешествий вне Италии, не подле­жит сомнению, что новые узы привели его опять в Рим. Это вытекает из его последнего предсмертного послания, Второго к Тимофею (ср. I, 8, 16-17, II, 9). В отличие от посланий к Филиппийцам и к Филимону, Второе к Тимофею проникнуто ожиданием конца (ср. IV, 6-8): Павел знает, что "время его отшествия настало". Он ждет избавле­ния, но избавления не от смерти физической, а от всякого злого дела для Царства Небесного (IV, 18). Если он дает деловые распоряжения и думает о служении (ср. весь отрывок IV, 9-21, особенно стт. 11, 13, 21), то только потому, что считает своим долгом работать до смерти. Но смерть близка.

Она наступила в гонение Нерона. По древнему преданию, Павел, как римский гражданин, был усечен мечом. Он умер, по всей вероят­ности, в 64-ом году нашей условной эры. То же древнее предание ут­верждает, что одновременно с Павлом был умучен Петр. Память двух "первоверховных Апостолов" Церковь совершает в один день: 29-го июня. В свое время будет показано, что Петр умер, несомненно, в Ри­ме и тоже при Нероне. Но соединение их памяти в общем празднова­нии имеет, вероятно, более символическое, чем историческое, значе­ние. И тот и другой были великими строителями Церкви. Но Петр, по всей вероятности, пережил Павла. Только так становятся понятными оба послания Петра, в которых он явно подтверждает учение Павла (ср. I Петр. V, 12, II Петр. III, 15-16). Подтверждение было есте­ственно, если Павла уже не было в живых. При таком понимании, смерть ап. Петра должна быть относима к 67-му или 68-му году. Рим­ским служением ап. Петра — после смерти Павла — и его собственною смертью — тоже в Риме — открывается в истории Апостольского Века ее четвертый период. Деятельность Павла целиком относится к тре­тьему периоду.

ОБЛАСТИ ХРИСТИАНСКОГО МИРА.

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ.

Из того, что было сказано о благовестнических трудах ап. Павла, с несомненностью вытекает, что в течение третьего периода истории Апостольского Века многочисленные христианские общины возникли в бассейне Средиземного моря. Каждая из этих общин жила своей замкнутой жизнью. Тем не менее, можно с уверенностью утверждать, что между ними существовала и взаимная связь. Чем она поддержи­валась?

Прежде всего, началом единства христианского мира было су­ществование общехристианского иерархического центра в Иеруса­лимской Церкви. О том, как это значение утвердилось за Иерусалим­ской Церковью во второй период истории Апостольского Века, было сказано выше. В третий период, когда от Иерусалима отхлынула жизнь, его иерархическое значение было особенно ясно. Это значение открыто признавал ап. Павел, посещая Иерусалим после каждого своего путешествия. Как уже было указано, ап. Павел, по всей ве­роятности, считал себя обязанным отчетом перед Иерусалимским центром. Через Павла с Иерусалимом были связаны и основанные им Церкви. Эта связь наглядно сказалась во время его третьего путеше­ствия, когда он привлек церкви из язычников к денежной помощи Иерусалимской Матери-Церкви. Общая связь с Иерусалимом связы­вала эти Церкви и между собою.

Но служением ап. Павла достигалась и непосредственная связь языческих Церквей друг с другом. Достаточно вчитаться в обращения его посланий и в те приветы, которые стоят в конце посланий. Так, например, к Церквам Галатийским — во множественном числе! — ап. Павел обращается от имени своего и находящихся с ним братьев (Гал. I, 1-2). Как думают многие современные исследователи, он был в этот момент в Македонии, должно быть, в Филиппах. В I Кор., находясь в Ефесе, он посылает своим читателям привет от Церквей Асийских, особо от Акилы и Прискиллы с домашнею их Церковью, и от всех братьев (XVI, 19, 20). В послании к Римлянам, среди которых он ни­когда не был, он приветствует поименно тех членов Римской Церкви (ср. XVI, 3-15), которых знает лично, или понаслышке, — и затем посылает привет от "всех Церквей Христовых" (ст. 16). Как уже было замечено, Апостол был занят в это время сбором в пользу Иеру­салимской Церкви, и представители Церквей из язычников находи­лись при нем. "Все Церкви", в лице своих представителей; и приветствуют Римскую Церковь. Очень вероятно, что отдельные имена этих представителей названы в стт. 21-23. В дни своих уз в послании к Филиппийцам, ап. Павел к своему привету тоже присовокупляет привет от "находящихся с ним братьев", а также от "всех святых, а наипаче из кесарева дома" (IV, 21-22). Под братьями он, очевидно, разумеет своих сотрудников. "Все святые", это — члены Римской Церкви, среди которых Павел особо отмечает присутствие христиан из "кесарева до­ма" — надо полагать, из императорской челяди. В послании к Фи­липпийцам Римские христиане подают руку общения Филиппийским христианам. Можно привести и другие примеры.

В-третьих, связующим звеном между Церквами были странствую­щие миссионеры. Наши источники позволяют утверждать их суще­ствование для четвертого периода истории Апостольского Века. Апостол Иоанн вменяет в заслугу "возлюбленному Гаию", что он прини­мает странников, и, наоборот, ставит в вину "первенстволюбцу Диотрефу" те препятствия, которые он им чинит (ср. III Ин. 5-10). Речь идет не о простой добродетели гостеприимства в нашем смысле слова. В Новом Завете страннолюбию придается тем большее значение (ср. Римл. XII, 13, Евр. XIII, 2, I Петр. IV, 9 и др.), что оно было усло­вием общения между Церквами. В конце I-го века связь между Церк­вами поддерживали странствующие миссионеры. В Церквах Ассийских они проводили влияние старца Иоанна. Но значение страннолюбия было осознано и раньше. О нем напоминает Павел в Римл. (ХII, 13), и, с новою силою, составители послания к Евреям (XIII, 2). Са­ми Апостолы были странствующими миссионерами, служение которых не ограничивалось пределами какой-нибудь одной местной Церкви. Это касается не одного только Павла, который оставил памятник своей кипучей деятельности в своих посланиях, и служение которого нам известно в подробностях, благодаря стараниям его ученика Луки. В меньшем масштабе и, может быть, с меньшим успехом то же дела­ли и другие Апостолы.

Так поддерживалась связь между отдельными Церквами. Но, как уже было сказано, каждая из них жила своею жизнью. И на важней­ших Церквах Апостольского Века третьего периода ее истории нам необходимо остановиться в частности.

ИЕРУСАЛИМ.

В ряду христианских Церквей Апостольского Века Иерусалим­ской Церкви принадлежало первое место. До конца второго периода она была центром не только иерархическим, но и жизненным. В тре­тьем периоде она оставалась иерархическим центром. Положение иерархического центра сообщало Иерусалиму значение общехри­стианское. Но этот вселенский центр — и здесь был парадокс Иеру­салимской Церкви — отличался резко выраженным национальным характером. Распространение христианства среди язычников не ли­шало Иерусалима его иудео-христианского обличия. Иерусалимская Церковь была и осталась Церковью Иудео-христианскою. Связь с храмом и послушание закону, неизбежное в первые годы, когда Иеру­салимская Церковь представляла собою весь христианский мир, про­должались и дальше. По свидетельству ап. Павла в Гал. II, служе­ние старших Апостолов было ограничено на Иерусалимском соборе пределами обрезанных, и, когда ап. Павел возвратился из своего третьего путешествия, Иаков и пресвитеры делились с ним своею ра­достью: "видишь, брат, сколько десятков тысяч уверовавших среди иудеев, и все они — ревнители закона" (Деян. XXI, 20)[34]. В Иерусалиме и сам Павел счел для себя неизбежным пойти навстре­чу пожеланию, выраженному Иаковом и пресвитерами, и принял уча­стие в обете четырех иудеохристиан.

Но иудеохристианство не представляло собою чего-то единого. В лице Иакова, брата Господня, и его ближайших сотрудников, иудеохристианство сочетало верность закону Моисееву с сознанием единства христианского мира. Это были те элементы, которые вынесли на своих плечах решение Иерусалимского собора. Если можно говорить о тра­гедии иудеохристианства, то они должны были чувствовать всю ее остроту и искать среднего пути, не порывая, до последней возможно­сти, ни с Павлом, ни с иудейством вне Церкви.