Глава 15. Sabbath и по стопам Игрока.

«Official Live» был выпущен в 97-м году, и содержал в себе небольшое количество записей с прошлых туров, записанных на оборудовании, что мы брали с собой. Мы были известны как концертная группа, поэтому настало время выпустить концертный сборник. Мы отыграли множество концертов, у нас были записи наших выступлений, и кому-то нужно было просто разгрести их и найти лучшие версии нужных песен. Мы также добавили туда пару новых студийных треков, записанных самостоятельно, без помощи продюсера, в доме Дайма.

В то время я много работал над материалом Джерри Кантрелла, и вылетел в Даллас только ради того, чтобы записать бас-партии для новых песен. Я не помню, чтобы на записях было много шума и наложений, нужно было только грамотно все смикшировать. Возможно, мы немного подняли громкость шума толпы и вокала Фила, но так делали все. Без этого не обходится ни одна живая запись.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«У нас было множество проблем из-за высказываний Фила на сцене, поэтому я сказал «Мне нужны все записи выступлений на кассетах». Меня бесило постоянно слушать «Фил сказал «Поднимитесь на сцену и побейте охранников».», и так далее. Проблема была в том, что Фил говорил такие вещи довольно часто. Так, я дал указание нашему звукорежу «Записывайте шоу, но если он скажет подобное – сожгите кассету». Поэтому у нас была куча шоу, на которых не было записано ничего непотребного. Нас по-прежнему просили выступить на радио, дать живое интервью, но парни ни на что не соглашались. Я говорил им «У вас самые лучшие живые выступления. Так давайте же держать марку». Телеканалы были готовы транслировать наши шоу на национальном уровне, но они все равно продолжали твердить «Нет, мы хотим записать это», я отвечал «Вы не можете. Это все равно живое выступление». Но они не слушали меня. В конце концов, мы разрешили взять им с собой высококачественное оборудование для мультитреков, и начали записывать наши шоу. И, когда у всех начали заканчиваться деньги, мы сказали «Давайте выпустим концертную запись!». Как делали все в этом мире».

В 98-м году я поехал в Новый Орлеан, чтобы отдохнуть от Далласа. Мне нужно было отдохнуть пару дней от парней, но все обернулось иначе. Фил сказал «Чувак, не хочешь приехать и записать несколько песен?», на что я, конечно же, ответил «Да, разумеется». Я поехал в старый дом Фила, на окраине Нового Орлеана – Колберт-стрит, насколько я помню – это был крохотный домик, который он купил еще в начале карьеры, когда Pantera только начинала делать деньги.

Когда я вошел туда, внутри сидели Кирк Уиндстейн, Джимми Бауэр и Пеппер Кинан, и я подумал «Круто, мужик! Это случилось!». Тогда они спросили «Хочешь поджемить?». Я все еще не знал, что меня прослушивали на роль басиста Down. У Фила был свой гараж для репетиций, а дом наполняли призраки. Пена, скелеты, всякие причудливые вещи. Дом стоял на сваях, поэтому гараж находился под землей, а на дне его бассейна была нарисована пентаграмма.

Я сказал «У меня даже гребаного баса с собой нет», ведь я не планировал играть, когда приехал в город. Тем не менее, у Фила нашелся для меня бас и старый горевший усилитель, и мы начали джемить – процесс шел сам собой. Во время таких репетиций было много запоминающихся моментов, один из них запечатлен в песне «Lies».

Пеппер использовал джазовые лады, и я инстинктивно подстроился под него своим джазовым басом. Это было нечто совершенно иное, отличное от того хеви-метала, которого играли мы. Я чувствовал, что мы не только зашли на новую, для нашей группы, территорию, но и я почувствовал резонанс с моими джазовыми корнями, группами, в которых я играл в детстве. Это очень вдохновляло.

Down родом из Нового Орлеана, огромного, разнообразного, культурно кипящего котла. Джаз, ритм-энд-блюз, рок, метал и сладж смешивались в нем в одну большую смесь. Я сам из Техаса, но я знал остальных парней из Нового Орлеане также долго, как знал Фила, и когда мы садились в одной комнате, мы начинали делиться друг с другом нашим личным вдохновением, нашими вкусами, и смотрели, что выйдет из подобного соединения.

В итоге, тогда мы написали большую часть материала для второго альбома Down – шесть или семь треков – и для меня лично подобное разнообразие было необходимо. Это было именно то, чего я хотел от записи альбома, но только при отвлеченности от деятельности Pantera.

В 98-м или 99-м году, после короткого промо-турне «Official Live», мы отправились в тур вместе с воссоединившимися Black Sabbath, на девять месяцев. Это было круто, они заплатили нам кучу денег, а когда ты видишь подобные суммы, отказать трудно. Мы также ощущали, что принимаем участие в каком-то значительном событии, ведь это был первый раз, когда Black Sabbath выступали вместе с 1979-го года, когда Оззи покинул группу. Концерты, по большей части, проходили на огромных стадионах – места, которые мы уже хорошо знали – и мы переворачивали их с ног на голову каждую ночь.

Даже если ты – Black Sabbath, ты не выходишь на сцену после Pantera. Глупо даже пытаться. Даже с бухим Филом – «пан или пропал» тех дней – ты этого не сделаешь, потому что остальные трое из нас оставались крутыми засранцами. Этот тур с Sabbath, возможно, был лучшим из всех. Игра шла полным ходом. Мы стали настраивать наше сценическое оборудование гораздо ниже – мы пытались уйти от огромного стэка усилителей Marshall – поэтому мы не использовали большого количества кабинетов в этом туре, мы просто выходили на сцену и играли, не зацикливаясь на количестве спецэффектов.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Банда, можно сказать, вернулась в игру в туре-воссоединении Black Sabbath. Они хорошо выступали в небольших клубах, но, вместе с тем, это была одна из тех групп, которая с тем же успехом надирала задницы огромной толпе».

Когда мы заканчивали выступление, я садился и смотрел на Black Sabbath каждую ночь, и я не мог поверить своим глазам. Само собой, что я встретил Гизера (прим. – басист Black Sabbath) и познакомился с ним поближе. Ближе к концу тура, он пригласил меня к себе в гримерку, где мы выпили почти три бутылки красного вина, беседуя о всякой херне. У Гизера было своеобразное чувство юмора, и когда мы познакомились ближе, он стал называть меня «Рокс». Забавно.

С того момента, мы провели кучу времени вместе. Я брал у него интервью для бас-журналов. Было круто сидеть с ним в одной комнате, осознавая то, что он знает меня, кто я вообще таков. Будучи моим другом, он был и моим большим вдохновителем. Думаю, это из-за его атаки в звучании, из-за того, как он берет ноты. Он как бы бьет по струне своей правой рукой, вместо того, чтобы просто дернуть ее вниз, держа руку прямо. Его рука делает почти круговые движения, пока он бьет пальцами левой руки по струнам. Никто не играет так, как он.

КРОМЕ ХОРОШИХ моментов путешествия с Sabbath – коих было даже много – на персональном уровне царил разлад. Напряжение между членами группы ощущалось, как никогда, и я был близок к состоянию, когда мне уже не хотелось иметь с этим никаких дел.

Винни был самой большой проблемой.

В бессчетное количество ночей, пока мы с Даймом пытались приготовить себе горячей еды, Винни приводил молодых девчонок в автобус, в надежде уцепить кусок задницы. Этими бабами уже воспользовалась вся команда, было даже неловко смотреть на жалкие попытки Винни завалить одну из них. В половине таких случаев, он напивался и вырубался, оставляя мне и Дайму задачу разбираться с его дерьмом.

Вы должны понимать, что Винни – очень странная персона – в этом все дело – и таким он был всегда. Думаю, он перенял свой «мудизм» от своего старика, они были очень похожи. Винни всегда думал подобным образом - «Вечеруха, вечеруха, вечеруха!» или «Сожрать эту киску!» - будто вообразил себя чертовым Дэвидом Ли Ротом. И это наш барабанщик, представляете? Правда в том, что ему удавалось завалить лишь одну девку из десяти. Игра в группе с платиновыми альбомами, дает тебе возможность всякий раз брать высокий старт, когда ты пытаешься снять девчонку, но он даже не понимал, как подобраться к ним. Он просто подходил и начинал лапать их, поэтому его уровень его успеха был так низок. Он действовал так, будто встреча с ним – это секс-аудиенция, это и отторгало их.

Все было бы не так плохо, но когда Винни получал отворот-поворот (в девяти случаях из десяти, напоминаю), он становился самым несчастным парнем на планете. Я просто не мог с ним жить. Он входил в комнату утром, и я сразу все понимал. Он становился резким и грубым, и ничто не могло изменить его настроение. Это начинало надоедать.

ФИЛ ПЕРЕЕХАЛ в свой личный автобус в 95-м году, и ездил со своим ассистентом, тренером, и иногда я заглядывал к нему.

«Я скоро сбегу из их автобуса, мужик, Винни сводит меня с ума».

Он ответил, «Чувак, можешь занять переднее место в моем автобусе, я никогда им не пользуюсь».

Спасибо, черт возьми, что он сам предложил это. Я принял решение переехать от Винни и Дайма в автобус Фила, и это стало причиной большого количества негодования и возмущения. Дайм воспринял это близко к сердцу, чего я даже не заметил. Я был слишком сконцентрирован на собственном покое. Я не придавал значения ничему, что было сказано – это было сказано не в мой адрес. Я был подавлен, все, о чем я думал – немного спокойствия, автобус Фила имел атмосферу более спокойную и взрослую, это был словно другой мир, отличный от детского нытья Винни. Дайм, возможно, просто ревновал, ведь ему теперь нужно было заботиться о себе самостоятельно.

РИТА ХЕЙНИ

«Даррелл был опечален переездом Рекса в автобус Фила. Он думал, что это было на него не похоже, ведь Фил и Рекс никогда не были особо близки. Он не мог принять этого. Когда Фил приезжал в город, он останавливался у нас, ведь его дружба с Дарреллом зародилась с самого первого дня. Поэтому странно было, что Фил и Рекс внезапно оказались приятелями».

МНЕ ВСЕГДА НРАВИЛОСЬ ИГРАТЬ в азартные игры. Азартные игры в дороге и казино были неотъемлемой частью Pantera. Я, Винни и Дайм, иногда кто-то из команды, всегда посещали их. Но не Фил. Он никогда не играл, и ненавидел подобные заведения. Но если в паре миль от нас вдруг появлялось казино, мы часто разворачивали автобус и направлялись туда. Я любил играть в кости, и иногда выигрывал по двадцать две тысячи за ночь. Но, разумеется, как большинство игроков, я выигрывал не всегда. И как меньшинство игроков, я расскажу вам о случаях, когда я проигрывал.

Я знал братьев Малуф, владевших казино в Вегасе, баскетбольными командами, и так далее, потому как они ходили в школу вместе с парнем, с которым я познакомился в баре Hetfield's, вниз по улице от моего дома. Я хорошо их знал, и всякий раз, когда я приезжал в Вегас, они снимали мне комнату. Под комнатой я имею ввиду большой, красивый номер. Мой ассистент и я поехали в Вегас во время тура с Sabbath в 99-м; мы зарегистрировались в отеле «Aladdin», в VIP апартаментах, и планировали сорвать банк в тамошнем казино. Оттуда у меня был ставочный маркер.

Мы спустились к столам примерно в семь вечера, и я начал играть, поставив свой пятитысячный маркер. К тому моменту, я уже пропустил пару напитков – можете считать это моей подписью. Я тут же проиграл свои пять штук и подумал «Ладно, я отыграюсь», делать было нечего, кроме как поставить еще раз.

Разбрасывание деньгами продолжалось до четырех или пяти часов утра, и когда я проснулся утром следующего дня, я обнаружил под своей дверью счет на двадцать тысяч долларов, и просмотрев его до конца, я увидел, что это был счет за пятитысячные маркеры. И вы снова можете увидеть под этим мою подпись. Причиной этого, было то, что иногда мы брали перерывы, брали бутылки Crown Royal, заказывали шампанское в номер, все это добавлялось к маркерам и увеличивало счет. И что в итоге? Я просрал двадцать штук за одну неудачную ночь. Разумеется, у меня не было с собой такой суммы, но я знал, что владельцы казино обычно дают тридцать дней на возмещение, прежде чем они начнут беспокоиться о своих денежках. Мне нужен был план, и вскоре я придумал его. Рискованный, разумеется, так я собирался испытать свою удачу в превращении дерьма в золото, но попробовать, все же, стоило.

К счастью, водитель нашего автобуса тоже любил азартные игры. Филу было похрен – он всегда крутился где-то позади, поэтому я, водитель и ассистент Фила решили посещать все Индейские игорные заведение по дороге, в попытках отбить двадцать тысяч. Поездка должна была закончиться в Сан-Диего, у нас было целое Западное побережье до севера Сан-Диего, чтобы поймать удачу.

Водитель пометил точки на карте, и всем, кто собирался играть, я сказал «Смотрите, таков наш план. Каждый вступает в игру с тремя сотнями баксов. Если вам нужны будут еще деньги, я дам, но вы отдадите мне эти три сотни, когда мы закончим». После я добавил «У нас один час, чтобы отыграть три сотни баксов. Если вы проигрываете – вы выбываете».

И после каждого шоу, полторы недели, мы сматывались в намеченные места, чтобы воплотить наш план в реальность. Мы играли в блэкджек, строго по правилам. Мы взяли с собой шпаргалки с подсказками на ставки, в зависимости от того, что показывает банкир. Я расположил стол, как в «Одиннадцати друзьях Оушена». У меня был свой человек на первой базе, на четвертой, я же играл на двух центральных. Так у нас было прикрытие. Чтобы быть более проницательным, я снизил употребление напитков – только один в час – так я мог оставаться сконцентрированным на работе системы. Должен сказать, что таким я себе даже больше нравился.

В какие-то ночи мы проигрывали, в другие - я оставался в большом плюсе, а иногда мы выполняли план еще до того, как заканчивалось отведенное время. Это называется продуманный, научный блэкджек. И в конце нашего путешествия, я заработал двадцать семь тысяч восемьсот долларов. Этого было достаточно, чтобы покрыть маркеры в Вегасе и купить себе мотоцикл Yamaha YZ250.

ТУР С SABBATH также положил конец сотрудничеству с начальником нашей охраны, Биг Вэлом. Он хорошо выполнял свои обязанности, но, вместе с этим, начал мнить себя богом рок-н-ролла, как и большая часть команды. Мы всегда были близки с нашей охраной, как одна большая семья, и поэтому странно, когда такие люди сначала пользуются тобой, а затем возмущаются, начиная думать, что они имеют какое-то отношение к твоему успеху.

Винни создавал большинство таких проблем, ведь он никогда ничего не делал. Он пускал вещи на самотек. Создавать подобного монстра и ненавидеть конфронтации, как это делал он, было плохой комбинацией, особенно когда кто-то, как Биг Вэл, заходит слишком далеко. Переломный момент настал, когда мы обнаружили, что он делал собственные футболки Pantera, с нашим логотипом, и планировал продавать их с рук во время шоу. Он не был знаменитостью, он был гребаным охранником, но, думаю, это было неизбежно, что он начнет мнить себя звездой, находясь в подобной ситуации. Однако черту подвело то, что парень из охраны стал наживаться на нашем имени, ради собственной выгоды.

«Твою мать, и что нам с этим делать?», спросил меня Даррелл.

«А у нас есть гребаный выбор?», спросил я его. «Подумай сам и поступай, как хочешь».

Дайм уволил его. Он, наконец, понял ситуацию и принял верное решение.

ГЛАВА 16.

Лебединая песнь

После совместного тура с Black Sabbath, когда мы вернулись в студию, чтобы записать альбом « Reinventing the Steel », все были на нервах. Все ощущали избыток эмоций. Фил находился не в лучшем настроении, как никто не был, и если кто-нибудь заходил в комнату с недовольным выражением лица, оно тут же передавалось на всю комнату. Что нам и было нужно – это долгий отдых друг от друга. Не несколько дней или недель – многим дольше. Ты можешь работать упорно только до того момента, пока не почувствуешь это, но все ожидают от тебя лишь веселой записи альбома. На деле все не так. Каждая гребаная группа сталкивается с этой проблемой, в том числе и великие, мы же были просто четырьмя упертыми болванами, чувак.

ТЕРРИ ДЕЙТ

«Я пытался свести «Trendkill» в студии Дайма, но ничего не выходило, и я забрал материал в Лос-Анджелес, в студию покрупнее. Я был очень взволнован. Четыре записи с этими парнями, почти десять лет – это нелегко. Многое с этим было связано. Я дошел до состояния, когда не знал, смогу ли продолжать дело. Винни знал технологию изнутри, это имело определенный вес при принятии решений, что-то вроде работы рефери. Мне нужен был перерыв, в конце концов, только и всего. Во время последней записи мой телефон не умолкал, ведь они оставались друзьями и я хотел, чтобы они выпустили альбом, и, по возможности, лучший».

Мы все были согласны с одной вещью, что лучшим путем продолжения дела было создание некой амальгамы - собрать все лучшее с наших предыдущих записей и совместить это. С одной стороны мы хотели сделать шаг назад, с другой стороны – наоборот.

Можно сказать, мы хотели заново изобрести нашу энергию и единство, как это было в 93-94х годах, но мы не хотели, чтобы запись звучала так, будто она и была из того времени. Мы хотели, чтобы она звучала свежо и имела новую энергетику, поэтому конечный вариант звучал немного отлично от предыдущих записей, но это, по-прежнему, была Pantera. Мы также понимали, что наши слушатели тоже меняются. Мы все становились мудрее и понимали, что люди вырастают из подобного стиля музыки. Отталкиваясь от факта, что наша толпа стала чуть старше, а с другой стороны и моложе, мы пытались приспособить наше звучание. Чего мы никогда не делали – так это не пытались соответствовать моде, и я свято верю, что именно поэтому мы всегда имели настолько верную фанатскую базу. Мы всегда оставались честными с самими собой, наши фанаты уважали это, и вместо того, чтобы «мягчать» с притоком денег, мы все еще оставались тяжелыми. Вряд ли такая логика была и у других успешных групп.

Когда дело дошло до продюсирования записи, мы решили делать это сами, без участия Терри Дейта. Винни уже делал так с двумя новыми треками для лайв-записи, потому знали, что сможем сделать так снова. Мы могли бы делать это на протяжении многих лет, но нам нужна была пара свободных ушей, как Терри, чтобы держать нас сконцентрированными на записи, не давая витать в облаках.

Помимо личностных перемен, факт того, что мы не должны были платить четыре с половиной сотни баксов тоже был заметен. Поверьте, мы знали, как делаются записи еще с тех времен, как были детьми, и после «Trendkill»это был шанс поработать всем вместе, ведь мы знали как поймать нужный звук.

Запись «Reinventing the Steel» принесла нам астрономическую прибыль, я даже не помню суммы, и все бесплатно - мы использовали собственное время в собственной студии. Видите ли, лейблы работают как банки, за исключением того, что ты не платишь им за интерес. Они в контрактной форме обязывают вас отдать половину денег вперед и остальное, когда запись будет завершена, а мы просто поделили их на четыре части и делали с деньгами, что хотели. Хватай бабло и беги.

В этот раз мы работали с немного другим оборудованием, и в целом по-иному. Добавив в запись больше баса, мы получили совершенно другое звучание. Без Терри Дейта, только Винни и Стерлинг Уинфилд, наш техник, за пультом, и результаты в звучании были столь же прямолинейны, как платежная ведомость.

Мы отчетливо осознавали, что хотели услышать на записи, и, я считаю, достигли нужного результата. Может, вы скажете, что запись «Reinventing the Steel » была сродни переработке прошлых достижений - она сохраняла наш почерк, и являлась неким возвратом к старому груву, но нам понадобилось до хрена времени, чтобы ее закончить.

Мы записали три песни, затем взяли перерыв на несколько месяцев. У меня появились дети и это, если честно, немного осложняло ход дел, из-за полного перехода на состояния «ВЫКЛ» и «ВКЛ». Я хотел быть в двух местах одновременно и это, очевидно, вызывало некие противоречия, хотя тогда это не оказывало влияния на мою семейную жизнь. Пока что, но все к этому шло.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Trendkill» хорошо продавался, да, но не так хорошо, как два предыдущих. В начале записи « Reinventing» у меня был хреновый настрой, я был шокирован тем, что группа, занимающаяся своим делом с тех пор, когда парням было по 15 лет, находилась на грани распада. Я говорил им миллион раз «Парни, я всегда могу уйти и найти новую работу. Вы же – Pantera. У вас есть еще шанс и есть один выстрел, не теряйте его. Вы – одна из сотен тысяч банд, у которой получилось сделать это». У меня было предчувствие, что они были готовы все бросить. Причиной тому, что «Reinventing» занял столько времени, являлось нежелание Фила ехать на запись в Техас. Все становилось хуже и хуже, пока Фил не отказался говорить с Даймом, и, в конце концов, Дайм обиделся; обиделись друг на друга и все остальные, пока мы с Ким безуспешно пытались помирить их. Фактически, мы звонили Филу, передавали ему, что сказал Винни, затем звонили Винни, передавали ему слова Фила, и так далее. Мы пытались делать хоть что-то».

Постепенно, мы доделали запись, это продолжалось месяцы, из-за нашей разобщенности. Даррелл, как обычно, отрывался во всю, тусуясь с кем угодно и когда угодно, со всеми подряд, и одним из них был кантри-певец Дэвид Аллан Коу.

Он был родом из Нешвилля, штат Теннесси, и они были дико похожи, хотя я даже не уверен, что мы – парни из Техаса, играющие хеви-метал. В общем, не важно. Мы ему, должно быть, очень понравились, так как он пригласил нас на запись одного из своих альбомов, который вышел в 2006-м году.

Даррелл позвонил мне однажды ночью и сказал «Чувак, ты должен придти и познакомиться с этим парнем». Я пришел. Этот тип был без футболки и вонял хуже всего, что я когда-либо нюхал. Мне хотелось сказать «Чувак, прими душ. Дезодорант, хоть что-нибудь».

Еще он с ног до головы был покрыт татуировками, я по глупости сказал «Мне нравятся эти татуировки, чувак, выглядит круто», и в ту же секунду он спустил штаны, чтобы показать слово Danger (прим. - опасность), набитое на его члене, вертикально, кажется - я старался быстрее отвести взгляд.

Гребаный ад…

Я обеими руками за татуировки, у самого их немало, но кто, мать твою, делает их на члене?

Я думал «Мне не нужно смотреть на это. Это уже чересчур». Но Дайм считал этого чувака крутым. Они идеально друг другу подходили, без преувеличения, они оба были безумными засранцами. Я думаю, Дайм стал бы его подобием, если бы был жив. Они были очень похожи.

Вокруг Дайма постоянно кто-то крутился, и это были те еще гавнюки. Они даже набивали татуировки с его портретом. Они подходили ко мне и говорили «Ты меня не помнишь?». Да, не пошли бы вы? Иногда я говорил «А я должен? У нас есть общий ребенок?».

«Ну, я был в автобусе сзади в… (место/время)»

«А тебе не приходило в голову, что там кроме тебя было еще немало людей?» спрашивал я.

Дайму и Винни, похоже, просто нравилось быть в окружении таких болванов после наших шоу, но я уже не мог выносить этого.

РИТА ХЕЙНИ

«Я не могу сказать, что с продвижением их карьеры и повышением популярности, они сами изменились как люди, но изменились люди, которые были вокруг них. Некоторые из их лучших друзей считали так «Окей, ты добился своего. Ты богатый, значит, ты можешь оплачивать нам ужин и выпивку каждый вечер». Не думаю, что они делали это осознанно. Но если один из членов группы отказывался это делать, по какой-то причине, они начинали обзывать его мудаком! Поначалу, все были счастливы, вместе куда-то ходили, но все изменилось с того момента, как поменялись люди вокруг них».

Что касается фанатов, я всегда старался раздать как можно больше автографов после шоу, и, в зависимости от настроения Фила, я заставлял его делать то же самое. Это было важно для меня, если я сделал себя таким доступным для них.

Я заходил к нему в гримерку и спрашивал «Чувак, ты всем раздал автографы?». Если нет, то я надеялся, что сам сделал достаточно.

Я говорил ему «Чувак, это часть шоу. Ты знаешь, мы должны это делать».

«Хорошо, займемся этим», говорил он, в конце концов, и мы выходили и подписывали все, что приносили детишки. Это было единственное, чем мы могли мотивировать друг друга. Даже в дождь, снаружи тебя всегда ждали детишки, стоявшие целый день в ожидании мгновения, и меньшее, что мы могли для них сделать - дать понять, чего именно они ждали так долго. Посмотрите на нас с их стороны. Это меньшее, что я мог сделать. Снаружи могло быть двадцать градусов (прим. – по Фаренгейту), и, несмотря на это, парень в одной футболке продолжал ждать, пока ты дашь ему свой автограф. «Прошу, приятель, одень куртку, ты простудишься», говорил я им, «Встреча с нами того не стоит».

Я просто накидывал на себя полотенце и выходил наружу, даже в дождь. Конечно, иногда Фил чувствовал себя слишком плохо, чтобы выйти. Боль в спине, неприглядный вид – похмелье или упоротость – иногда мне приходилось принимать решение за него. Но, все же, он понимал, как много это значит для детей, и мы подписывали с ним всех до единого. Мы почерпнули это из наших дней на сцене в Далласе, ведь мы всегда старались быть ближе к нашим фанатам. Мы просто сидели на парковке, пили пиво и страдали всякой херней с детьми так, если бы мы были одними из них. Другой причиной такого общения с фанатами, было то, что мы видели множество других банд, на протяжении многих лет, которые не уделяли этому внимания.

Очевидно, это труднее проделывать с большей аудиторией, но мы подписывали двадцать пять тысяч наших альбомов за полтора часа, и это было нашим долгом – уделить каждому немного времени, «Эй, дружище, как оно? Извини, я не могу посидеть и поджемить с тобой, но я могу чиркануть что-нибудь для тебя». Я всегда считал, что должен проявлять уважение к фанатам, ведь это они оплачивают мои счета, не целиком, конечно.

Для меня музыка – вернее, ее признание ими – была важнее всего. Валюта – пятнадцать или двести баксов за билет – это лишь кусок бумаги, «Я здесь, чтобы увидеть как группа играет. Я хочу пережить это». Так я видел фанатов, или тех, кто пополняет мои электронные счета. Для меня было важнее всего отыграть достойно для них.

ПРИМЕРНО В ЭТО ВРЕМЯ, когда мы взяли перерыв, моя жена и я переехали из дома рядом с Винни, в дом еще больший, рядом с гольф-полем в кантри-клубе Rolling Hills. Я использовал это место, чтобы приобщиться к жизни людей, с которыми я играл в гольф многие годы. Я приобрел немало друзей, людей из разных ассоциаций города, также любящих гольф, мы встречались в кантри-клубе, выпивали и так далее. Что мне нравилось в этих людях больше всего – то, что они видели во мне обычного человека.

Мои доходы продолжали расти, так что я мог позволить себе покупку вещей, как этот огромный дом и большой гриль из Barbecue Galore (прим. – «Изобилие Барбекю», сеть магазинов грилей»), чтобы сидеть с ним на улице. Большая, восьмифутовая хреновина. Я покупал огромную кучу мяса и закидывал в морозилку. Когда я приглашал большое количество людей, на утро я доставал один из свертков. Мы постоянно устраивали коктейльные вечеринки, и у меня был свой секрет приготовления жаркого из крестцовой части.

Это была приятная рутина. Я поднимался с кровати примерно в 10.30 утра, выпивал пару стаканов бурбона, затем день напролет штурмовал лунки. Я хватал свой гольф-карт и уезжал. Это было мое хобби, игра в гольф была для меня сродни религии, как предписание переключения тумблера на «ВЫКЛ».

Гольф был моей отдушиной, моим побегом от мира. Я не хотел находиться рядом ни с чем, что касалось группы, пока мне не приходилось. Двадцать человек играли в гольф днями напролет, затем наставал счастливый час в доме Рекса.

Я встретил людей, которые были членами Колониального кантри-клуба, по престижности он доходил до клуба Augusta National, и это было то самое место, которое мы с отцом много раз видели на экране телевизора, живя в Де Леоне. Мой отец никогда не играл на поле, в отличии от меня. Это было прекрасное поле – одно из лучших на Юге – и меня приглашали участвовать в профессиональных турнирах около десяти раз.

В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, когда я играл в Rolling Hills, я добрался до одиннадцатой зеленой, и меня одолело предчувствие. Я что-то почувствовал. Мы все равно планировали закончить раньше в тот день, и я сказал «Так, мне нужно идти». Я забрался в гольф-карт, сказав своей жене «Мне нужно срочно отправляться в госпиталь». Я знал – что-то происходит. Я не переоделся, просто запрыгнул в свою машину, и поехал туда, где я был нужен.

Маме Даррелла и Винни диагнозировали рак легких всего несколькими неделями ранее – это был шок для всех – и она проходила лечение в госпитале Арлингтона. В моем юношестве, она была мне как вторая мать, и состояние ее выглядело плачевным. Но все оказалось гораздо хуже. Она умерла через десять минут после моего приезда. Что-то, или кто-то, подсказало мне, что я должен уйти с поля и приехать туда. Был ли это Бог? Кто знает, но голос сказал мне «Приезжай и попрощайся с ней. Ее время пришло».

Очевидно, братья восприняли это нелегко – они были очень близки с матерью. Они долго переживали ее смерть, даже после выхода «Reinventing the Steel», который, наконец, вышел в марте 2000-го года, и добрался до четвертой строчки чартов. Альбом нравился нам, он был посвящением нашим фанатам, но мы и подумать не могли, что он станет нашей лебединой песнью.

ГЛАВА 17.

Крутое пике

Вы прочли уже большую часть моей книги и вы, наверняка, думаете, что я ангел воплоти. Разумеется, я разбил несколько черепов в средней школе, ловил людей в Фотоматах и скрутил немало косяков, но это ведь именно то, чего вы ждали от рок-н-ролльщика, так? То, как вы себе меня и представляли, так сказать. Но какими людьми мы были на деле?

Все просто: Фил жил своими проблемами, Винни страдал своей херней, а Дайм - это просто Дайм. В 2000-м – начале 2001-го, группа буквально висела на волоске, и малейший раздражитель мог заставить этот самый волосок порваться. Эта ситуация бесила всех нас, но и сделать с этим мы ничего не могли.

Лично мне – помните, это моя книга, и в ней я излагаю только свои личные суждения – не приходилось беспокоиться за какой-либо аспект своей жизни, пока не наступал момент отвечать за последствия своих действий. Люди по-разному воспринимают слово «последствия» - разное воспитание, знаете ли. Для меня последствия – то, что заставляет тебя сесть и задуматься, ведь они влияют на твою жизнь.

Это может быть здоровье, семья, закон, финансы – все, что влияет на твою жизнь и меняет ее общую картину. Я всегда пытался держаться в стороне от закона, насколько это было возможно в моей жизни. Главным образом, я старался не ступать по пути зла, ведь нарушая закон, именно так ты и поступаешь. Я никогда не ощущал себя выше закона, а это с легкостью может с тобой произойти, когда ты находишься на глазах у публики.

До этого момента, мне не приходилось беспокоиться о последствиях моего пристрастия к спиртному, кроме похмелья. Я все время находился в дороге, жил своей жизнью, и никогда не задумывался о вреде алкоголя, до 2000-го года (в этот же год родились мои близнецы), когда впервые обнаружил у себя проблемы с желудком, преимущественно из-за многих лет пьянок. Я начал просыпаться среди ночи – тогда у меня был под рукой мини-бар с шейками, бутылками виски, джин-тоником, всем, чем угодно. Эти симптомы позже и привели к последствиям.

Алкоголь буквально сопровождал меня по жизни, до последних дней в группе, но повторюсь – это никогда не заставляло меня принимать какие-то меры. Но это действовало на меня. Видите ли, алкоголь воздействует на центральную нервную систему, и, сам того не замечая, ты начинаешь испытывать нужду в нем – даже, если ты дома, вдалеке от условий, в которых ты обычно употребляешь алкоголь. Это сильно затрудняет процесс перехода тумблера на «ВЫКЛ», чтобы побыть рядом с детьми. Я мог взять день отдыха от алкоголя, или пытаться не пить до пяти часов, в качестве компромисса. Но до пяти я выдерживал не всегда.

При моем стиле жизни мне приходилось вставать в четыре часа утра, а это никак не вяжется с домашним образом жизни, когда у тебя есть дети. Белинда и я буквально жили двумя разными жизнями под одной крышей, когда дети еще были совсем маленькими, и тогда я начал отходить от жизни прежней – отцовство представлялось мне чистым наслаждением.

Правда в том, что дети меняют все, даже отношение к тебе твоих близких друзей. Эта мысль не оставляет меня уже несколько лет, и, кажется, Дайм ревновал меня к моим детям. Думаю, он чувствовал, что теперь они в центре моего внимания, как противовес ему, группе, и ему это вряд ли нравилось.

Отношение Фила к жизни не менялось на протяжении пяти лет из десяти. Его жизнь была экстремальной во всех смыслах. Если это спорт – то это бокс. Если это фильмы ужасов – это хардкор и жестокость. Блэк-метал, дэт-метал, не важно; он всегда ходил по лезвию. Вместе с таким экстремальным подходом к жизни, Фил также имел и очень чувствительную натуру, которую он никогда не показывал на публике – кроме как в своих текстах – я видел это воочию, ибо жил с ним много лет.

Дайм, кроме своих музыкальных способностей, был тем человеком, который заставлял тебя беспокоиться за свои деньги. Он был очень остроумным, очень харизматичным человеком, всегда на подъеме. С одной стороны, он всегда пытался подбирать правильные слова, а с другой – выдавал смехотворные комментарии, не зная, что сказать, и все это происходило на пресс-конференциях. Само собой, камеры могут заставить тебя сказать то, что ты бы никогда не сказал, поэтому мы пытались облегчить себе задачу, превращаясь в некое подобие зомби, и сидели молча. Некоторые журналисты пытались докопаться до нас, но это лишь заставляло нас сидеть еще тише. К счастью, Винни всегда был рад сказать несколько слов.

Изначально, Винни проявлял себя хорошим лидером, ведь он не был таким безбашенным, как мы с Даймом. Он справлялся с этой задачей гораздо лучше. Он думал, что его шутки были смешными, но на деле у него было ужасное чувство юмора, хотя в компании он никогда не был тем парнем, который постоянно травил анекдоты. Если он и пытался, то это была самая тупая шутка, которую ты мог услышать. Он занимался бизнесом, пока мы отрывались, но, со временем, влился в тусовку сам, оставив остальное менеджерам.

Pantera была совокупностью наших сильных и слабых сторон. Никто из нас не был хуже другого, но процесс совместной жизни, сна и пользования туалетом двести дней в год пятнадцать лет подряд, нам порядком надоел, когда дело дошло до тура «Reinventing the Steel».

Факт того, что мы по натуре своей были страшными людьми, добавлял напряжения - между нами постоянно что-то происходило. Мы всегда выставляли эмоции напоказ, это было не лучшей нашей чертой. Фил всегда поступал по принципу «Поступить сегодня так и так», и если ты становился его целью – ты был в опасности.

Ко всему прочему, вместе с алкоголем и травой, сюда прибавлялась еще и паранойя – но лично я не страдаю подобными вещами. Иногда все доходило до рукоприкладства. Несколько раз мне приходилось оттаскивать Фила от пьяного Дайма, но такие вещи происходят в каждой группе. Четыре разных личности и составляют динамику группы; если бы все они походили друг на друга, то все было бы похоже на унылое собачье дерьмо.

Поэтому нам и нужен был перерыв, однако список концертов становился только больше. Казалось, этому не было конца. Тур затягивался. Финансовые предложения впечатляли, но из-за ощущения, что наш «брак» катится к чертям, это было не важно. Что-то должно было произойти, рано или поздно.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«В конце концов, никто больше не мог терпеть Фила рядом с собой. Никто. И это начинало действовать на каждого из нас, до такой степени, что Винни, Дайм и Рекс не хотели иметь никаких дел друг с другом. Возможно, нам даже мог понадобиться третий автобус, а это бюджет нам не позволял».

Я думаю, все было ясно, еще до начала тура. Фил постоянно пребывал не в своем уме, иногда на репетициях мы с Даймом смотрели друг на друга и говорили «Чувак, он же поет совсем другую песню, не ту, что мы играем» - настолько дела шли плохо. Но во время тура, Фил все делал как надо, и выступал типичным для него образом. Даже краснел от напряжения.

Мы выходили после Slayer, поэтому знали, что придемся к месту. Фил знал, что ему нужно делать. Если ты выходишь после Slayer, тебе нужно быть в лучшей форме. И, тем более, ты не станешь делать этого, если тебе не нужно. Но это был наш концерт.

В списке было много групп – например, Morbid Angel и Static-X – однако Slayer были константой. Дайм хорошо дружил с Керри, но лич