Превалирование Воображаемых Отношений

“Именно в изначальном соперничестве … происходит образование человеческого мира.”

Жак Лакан, Семинар III, стр. 57

Базовое лакановское разделение воображаемого и символического может послужить в качестве мощного клинического инструментв в разграничении психоза и невроза. Невротик, несмотря на его страдания от множества более или менее важных конфликтов с друзьями и коллегами, то есть с подобными ему/ей другими, часто практические с первых сессий даёт терапевту понять, что его/её основная жалоба связана с символическим Другим. Что может быть выражено в его сетованиях о родителях, авторитетных фигурах, социальных ожиданиях, или же вопросах самоуважения, — всё это свидетельствует о конфликте на уровне того, каким пациент видит себя в категориях идеалов Другого (то есть на уровне я-идеала или супер-эго): неадекватным, разоблаченным, виновным и тд.

С другой стороны, психотик представляет всё иначе, у него конфликт имеет место в отношении других его/её возраста: соперниками, конкурентами, любовниками. Но не все они пытаются добиться одобрения одной и той же авторитетной фигуры, скорее, кто-то из них узурпирует место психотика ⁴³.

Всем известный феномен преследования прекрасно соответствует категории воображаемых отношений, и является основной характеристикой паранойи (одного из психозов). Лакан говорил: “Так как Другой был либо не получен в пользование, либо утрачен, то ему [пациенту] встречается чисто воображаемый маленький другой… Этот другой его отрицает, буквально убивает” (Семинар III, стр. 278). Тем не менее, Лакан напоминает нам о том, что жалоб пациента о том, что кто-то пытается ему/ей причинить вред, недостаточно для того, чтобы считать его/её психотиком: эти жалобы могут свидетельствовать о действительности, или же они могут быть настолько невероятны, что очевидно оказываются ложными, но обычно не так уж и легко с этим разобраться. Нам остаётся еще раз повторить, что для того, чтобы точно диагностировать психоз у пациента “должны быть налицо языковые нарушения” (Семинар III, стр. 124) ⁴⁴.

Вторжение Jouissance

Поскольку в психозе воображаемое не перезаписано символическим, влечения в теле не иерархизируются иначе, кроме как посредством подражания. Другими словами, видимая иерархия лишена нерушимости, что не свидетельствует об определенной жертве jouissance подобной той, что имеет место в случае иерархизации, происходящей у невротика во время социализации, когда либидо перенаправляется (более или менее полностью) со всего тела как целого к эрогенным зонам.

Лакан подчеркивал, что тело, в неврозе, по сути мертво. Они исписано означающими, то есть, другими словами, оно было переписано и зашифровано символическим ⁴⁵. Тело как биологический организм, что Лакан называл “реальным”, постепенно социализируется и “одомашнивается” до такой степени, что либидо покидает его за исключением нескольких зон, эрогенных зон ⁴⁶. Только в этих зонах тело, в некотором смысле, продолжает жить, оставаться реальным. Либидо (или jouissance) перенаправляется и контейнируется. Но в психозе этого не происходит: воображаемо достигнутая иерархизация может развалиться в случае заминки поддерживающего её воображаемого порядка. Тело, которое по большей части было избавлено от jouissance, неожиданно оказывается затоплено, захвачено им. Оно возвращается, возвращается мстить, как мы могли бы сказать, так как психотик именно так и переживает это: как атаку, как насильственное вторжение.

И потому, когда пациент говорит, подобно Шреберу ⁴⁷, о “сладострастии” собственного тела, о неописуемом экстазе или “электрических наслаждениях [ощущаемых] в всём [его] теле” (как это было описано одним из моих пациентов), о невыносимой стреляющей боли, которую он чувствует и причин которой невозможно обнаружить медицинским образом, терапевту следует понимать, что обнаружен возможный индикатор психоза. Это, конечно же, не несомненное доказательство, поскольку религиозные мистики (которых не так уж и много) порой свидетельствовали о подобных переживаниях, но это всё равно остаётся хорошим индикатором того, что символическому неудалось перезаписать тело, что любая конфигурация либидо, организованная посредством воображаемого, может потерпеть крах.

Нехватка Контроля над Влечениями

Для невроза характерно большое эго и контроль супер-эго над влечениями. Когда невротик оказывается втянут в настоящий физический агрессивный акт, ему/ей обычно нужно быть в состоянии алкогольного опьянения, или любого другого рода измененном состоянии (например, быть кем-то сильно разгневанным/ой, доведенным/ой до края, или же посредством лишения сна, наркотиков, и тд) — только тогда то, что сдерживает его совестность, в достаточной мере позволит невротику действовать непосредственно. Непосредственные результативные действия — это, собственно, для невротика представляется самым сложным ⁴⁸.

Отсутствие отцовской функции затрагивает все функции символического, и потому нет ничего удивительного в том, что оно затрагивает всё то, что мы обычно связываем с моралью и совестью. Это не означает того, что все поступки психотика “аморальны”, но, скорее, что даже легкая провокация может привести к тому, что психотик обратится к действительно грубому поведению. То ограничение влечений, которое происходит в течении невротического “образования”, социализации, эдипализации и деэдипализации, обычно проявляется в тяжелых раздумьях о возможных вариантах, имеющим место у невротика перед проявлением любого рода страсти или агрессии, что не происходит столь долго в случае психоза. Следовательно, психотик более склонен к немедленному действию, и не мучается виной после того, как отправил кого-то в больницу, или убил когото, надругался или совершил какое-то другое криминальное нарушение. Психотик может демонстрировать стыд, но не вину. Вина предполагает вытеснение: человек чувствует вину только тогда, когда знает что он тайно желал причинит вред или насладиться таким поступком. В психозе нет вытеснения, и потому нет тайн, которые бы психотик скрывал от самого себя.

Феминизация

Интересно, что у мужчин психоз часто проявляется гранью феминизации. Шребер, в границах его бреда, начал воспринимать себя как жену Бога. В некоторых других случаях психоза мы можем увидеть тенденцию к транссексуальности, повторяющихся запросах операции по изменению пола, гомосексуальности ⁴⁹. Фрейд считал психоз Шребера свидетельством неадекватной защиты от гомосексуальности, но Лакан утверждал, что феминизация у Шребера произошла ввиду самой природы психоза ⁵⁰.

Психоз — это никоим образом не итог физического отсутствия отца в семьи; как я говорил ранее, отец — это символическая функция, которая может выполняться как другими окружающими ребёнка людьми, так и самим дискурсом матери. Психоз — это, несомненно, результат отсутствия отца или отцовской фигуры в детстве пациента (и аналитику стоит пытаться понять в какой степени это отсутствие было физическим или же носило психологический характер), но он также может произойти и когда отец или отцовская фигура наличествуют.

Лакан утверждал, что некоторые отца (обычно очень социально успешные мужчины) могут обладать необузданными амбициями или быть “самодурами” (Семинар III, стр. 272), и устанавливать такие отношения с их сыновьями, которые можно охарактеризовать не символическим договором, но враждой и соперничеством. Воображаемое — это война, символическое — это мир. Символическое, закон, подвергает вещи разбиению, предоставляя тем самым некоего рода справедливое распределение благ: это — твоё, а то — моё. Воплощенный в законе отец, то есть отец символический, говорит: “Твоя мать — моя, но ты можешь иметь дело с любой другой женщиой”, “Это моя спальня и моя кровать, но ты можешь устроить своё пространство и собственную кровать”. Символический отец устанавливает со своим сыном молчаливый договор: “Это время дня ты должен посвятить выполнению домашнего задания, всё оставшееся время ты можешь заниматься всем, чем хочешь”, “Таковы твои обязательства, всё остальное, чем ты занимаешься помимо этого, — это твоё собственное дело”.

Отец-самодур, напротив, односторонним образом ограничивает сына, например, наказывая его не выслушав возможные причины его поступка. Его требования не знают ограничений (отсутствуют символические критерии, определяющие и ставящие границы как для требующего, так и для того кому требование адресовано), и потому удовлетворить их нет никакой возможности. Отец воспринимается как монстр, и Лакан говорит, что единственное возможное в таком случай отношение — это воображаемое отношение ⁵¹, характерное его соперническим, эротически окрашенным напряжением. Отсутствует возможность формирования отношений эдипальной триангуляции, и ребёнок занимает женскую позицию в отношении к деспотическому, монструозному отцу, отцу воображаемому ⁵².

Эта женская позиция может быть скрыта в течении очень долго периода времени, поскольку мужчина-психотик индентифицирует себя со своими братьями и друзьями, подражая им в собственных попытках поступать как мужчина. Но когда происходит развязывание психоза ⁵³, воображаемые идентификации пациента или его “воображаемые костыли” (Семинар III, стр. 273) терпят крушение, и его сущностная женская позиция возвращается, или навязывает себя ему. В других случаях, мужчина-психотик может говорить о том, что он ощущал себя женщиной с самого раннего детства ⁵⁴, и такой мужчина скорее всего обратится за операцией по смене пола.

Феминизация в психозе, таким образом, свидетельствует скорее не о полном отсутствии реального отца в семье ребёнка, но о (по крайней мере, нерегулярном) присутствии отца, который установил с сыном только воображаемые, а не символические отношения. Может показаться интересным факт того, что психотик так же может описывать своё отношение к языку как отношение пассивное, феминное, что он пассивно предоставляется языку, захватывается им, одержим им ⁵⁵.

В поздней работе Лакана проясняются более структурные причины такой феминизации, которая не ограничивается только воображаемыми отношениями психотиков с их отцами. У меня нет возможности повторить тут всё, что было разработано Лаканом в промежутке с Семинара XVIII по XXI в отношении мужской и женской структур, поскольку это уведёт нас слишком далеко от текущей темы, и так как я об этом уже говорил в другой работе ⁵⁶. Ограничусь тем, что Лакан говорил о том, что маскулинная структура связана с некоего рода “подведением итогов”, проведенным символическим отцом (который приводит ограничения в жизнь ребёнка мужского пола), в то время как феминная структура связана с некоего рода невозможностью “подведения итого” (pas tout), и потому когда отцовская функция отсутствует в жизни мальчика, когда не происходит этого “подведения итогов”, то он перенимает определенный элемент феминной структуры ⁵⁷. Тем не менее, это характерное для феминной структуры “ jouissance Другого” для психотика часто оказывается слишком длительным, если не постоянным опытом (инвазивным опытом), тогда как для невротика с феминной структурой такая форма jouissance проявляется скорее как что-то случайное и мимолётное.

Отсутствие Вопроса

“Невротики, например, таким вопросом задались наверняка. В отношении психотиков этого точно сказать нельзя”

Жак Лакан, Семинар III, стр. 268

Терапевт не всегда может распознать нечто вроде вопроса, который анализант адресует самому себе. Даже после месяцев регулярных встреч, некоторые анализанты вслух ничем так и не интересуются, никогда не говорят о том, что они не понимают или не понимали того, почему они поступали так, как поступали, в определенные моменты времени, а также того, что значат их сновидения, или же почему они реагируют в отношении некоторых вещей определенным образом. В их жизни ничто у них не вызывает вопросов, в их жизни нет ничего необъяснимого, нет никаких подозрительных для них мотивов. Нет никакой пищи для мысли.

Согласно Лакану, желание — это вопрос, и потому вышеописанная ситуация свидетельствует либо о том, что аналитику не удалось создать пространства для того, чтобы желание явило себя в бытии, либо же о том, что желания, каким мы его знаем в неврозе, нет. Желание, человеческое желание, а не то которое мы антроморфически приписывает животным или неодушевленным объектам (например, “белка ищет орехи, которая она сохранила на зиму”, “солнце пытается взойти из-за горизонта”), формируется в языке и только в нём и существует. Оно подчиняется диалектической свойственной языку подвижности:

“Мы забываем, однако, что человеческому поведению свойственна диалектическая подвижность действий, ценностей и желаний — подвижность позволяющая не просто менять каждый момент, но меняться непрерывно … от одних ценностей, к ценностям прямо противоположным… Возможность ежесекундно поставить желание, привязанность, любое, самое значительное человеческое действие под вопрос … является делом настолько обычным, что поразительно видеть, насколько быстро мы об этой возможности забываем.” (Семинар III, стр. 35)

В работе с невротиками мы привыкли наблюдать в течении курса терапии развитие невротических желаний, фантазий, ценностей и убеждений. Конечно же, мы порой приходим в уныние от той инерции, с которой мы сталкиваемся в некоторых сферах жизни невротика, но, возможно, чаще мы имеем дело с невротиком, который удивляется тому, как легко ему/ей удалось сбросить идентичность, отбросить те идеи, которые казались центральными для его/её “личности” еще некоторое время назад. Яростный защитник мачизма вскоре обнаруживает в себе гомосексуальные тенденции, непоколебимый сторонник семьи вскоре порывает со своими родителями, и тд. Одни эго идентификации слабеют, а другие — формируются, а желанию становится позволено следовать своему собственному курсу еще более полно.

Психотик, с другой стороны, характеризуется не только инерцией, но и отсутствием подвижности или диалектики в его/её мыслях и интересах. Одержимый, также, жалуется на то, что его преследуют одни и те же мысли, но обычно в курсе терапии по крайней мере некоторые из его/её идей вскоре меняются, хотя те, что более тесно связаны с симптомом, меняются медленее всего. Тем не менее, психотик повторяет снова и снова одни и те же фразы, в его случае повторение замещает объяснение, нет места для “диалектики желания”. В психозе человеческое желание полностью отсутствует, так как когда отсутствует структура языка, отсутствует и желание. Где не было вытеснения, где прозрачность не уступила места неясности в отношении собственных мыслей и чувств, что и является следствием вытеснения, нет места и для вопроса, и для удивления. Я не могу поставить под вопрос своё прошлое, свои мотивы, или даже собственные мысли и сновидения. Они просто есть.