Изъ записокъ пок. Д-ра владиміра Ив. Антоневича.

Военная мобилизація захватила меня съ сыномъ-гимназистомъ на каникулахъ въ с. БуркутЪ в. Жабья. ПоневолЪ пришлось прервать отдыхъ и спЪшить обратно домой во Львовъ.

Узнавъ здЪсь о производящихся многочисленныхъ арестахъ и зная придирчивость и неразборчивость австрійскихъ административныхъ властей, я думалъ было предпринять кое-какія мЪры предосторожности, но было уже поздно. 27 августа 1914 г. явились ко мнЪ на квартиру по ул. Скалки двое сыщиковъ, которые произвели у меня тщательный обыскъ, причемъ забрали нЪсколько безобидныхъ открытокъ отъ Ю. А. Яворскаго, В. Ф. Дудыкевича и С. Ю. Бендасюка, а равно нЪсколько фотографическихъ клише видовъ г. Львова, снятыхъ въ свое время моимъ сыномъ. ПослЪ этого отвели меня и сына на полицію.

ПослЪ составленiя краткаго протокола комиссаромъ Смулкой, заявившимъ, что имЪется телеграфное предложеніе жандармеріи изъ Жабья о нашемъ арестЪ, насъ препроводили въ тюрьму по ул. Баторія, причемъ меня помЪстили въ камерЪ №10, а сына отдельно во II этажЪ. Впрочемъ, сына черезъ 4 дня отпустили совсЪмъ на свободу.

Ночью съ 27-го на 28-е августа перевели меня пЪшкомъ, въ ручныхъ кандалахъ, въ одномъ нижнемъ бЪльЪ и туфляхъ, въ тюрьму „Бригидки".

Полицейскій № 129, получившій повидимому отъ начальства соотвЪтственныя инструкціи, все время подгонялъ меня прикладомъ, приговаривая: „Хорошъ полковой врачъ". То-же происходило, когда вели насъ впослЪдствіи изъ „Бригидокъ" на вокзалъ. Полицейскіе (№ № 129, 130, 376) били, куда попало. ПослЪ каждаго „равняйся" („szlusuj") слЪдовалъ ударь прикладомъ. И трудно было угодить наущеннымъ стражникамъ, такъ какъ впереди меня шелъ хромой старичокъ Рудко, спотыкавшійся на каждомъ шагу и мЪшавшій мнЪ идти равнымъ шагомъ съ другими.

Самый переЪздъ по ГаличинЪ былъ очень тяжелый — даже для людей съ желЪзныии нервами. Только, когда нашъ эшелонъ переЪхалъ на чешскую землю, мы вздохнули легче. Жандармская брань: "zdrajсу" „moskalofile" и т.п., которою встрЪчали насъ на каждой станціи въ ГаличинЪ, замЪнилась дружескимъ, сЪрдечнымъ привЪтомъ: „na zdar Rusove"!..

(Д-ръ мед. В. И. Антоневичъ, скончался отъ тифа въ 1918 г. въ ТалергофЪ).

 

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

 

Знесенье в. Львова. Въ ЗнесеньЪ арестовывалъ въ 1914 г. русскихъ людей мЪстный комендантъ жандармеріи, вахмистръ Беднарскій.

Первый былъ арестованъ мЪстный псаломщикъ Лука К. Старицкiй, состоявшій ужЪ нЪсколько дней на военной службЪ. Старицкій служилъ во ЛьвовЪ, а ночевать приходилъ домой. Ночью явились къ нему два жандарма и приказали слЪдоватъ въ часть, а оттуда подъ конвоемъ отправили его въ военную тюрьму, въ концЪ же августа вывезли съ эшелономъ въ Талергофъ.

Дальше были арестованы:

Фома Семенъ, б. предсЪдатель мЪстной читальни; его вывезли въ Терезинъ, а затЪмъ въ Талегофъ и Грацъ, откуда уже, несмотря на преклонный возрастъ, отправили въ армiю на фронтъ.

Учительница Марія В. СЪкорская была вывезена въ Терезинъ, а послЪ отправлена въ ВЪну въ тюрьму.

Василiй Наорлевичъ, не пожелавшій выдать свою дочь замужъ за жандарма, былъ арестованъ послЪднимъ, а затЪмъ высланъ въ Талергофъ.

Илья Вас. Петринецъ былъ вывезенъ въ Талергофъ; умеръ черезъ недЪлю послЪ возвращенія домой.

МЪстный настоятель прихода о. Айфаловичъ былъ арестованъ и вывезенъ въ Талергофъ вмЪстЪ съ 3-мья сыновьями, которые затЪмъ всЪ были отправлены на фронтъ, причемъ одинъ изъ нихъ, преподаватЪль гимназiи Северинъ Айфаловичъ, былъ контуженъ, оба же другіе, Владиміръ и Іосифъ Айфаловичи, были убиты.

Иванъ Тарновскій былъ посаженъ въ тюрьму во ЛьвовЪ, откуда былъ освобожденъ русскими войсками.

Иванъ Котулинскій былъ арестованъ за родство съ Д. Старицкимъ; изъ тюрьмы освобожденъ русскими войсками.

Григорій Котулинскій, товарищъ предсЪдателя мЪстной читальни, былъ арестованъ по доносу мЪстныхъ мазепинцевъ; освобожденъ русскими.

Иванъ Вацикъ, эсаулъ мЪстной "Русской Дружины", Былъ арестованъ въ полку, но въ 1916 призванъ обратно на военную службу.

Екатерина Старицкая, жена Л. Старицкаго, была арестована послЪ отступленія русскихъ, по доносу мазепинки Маріи Струкъ, что въ ея домЪ помЪщались русскіе солдаты, но затЪмъ была военнымъ судомъ оправдана.

ВсЪ перечисленныя лица принимали живое участіе въ народно-просвЪтительной жизни с. Знесенья, а потому являлись солью въ глазахъ враговъ русскаго народа, которые и воспользовались военнымъ произволомъ, чтобы обезвредить ихъ и упрятать подальше. И дЪйствительно, это имъ отчасти удалось. Домой вернулись не всЪ...

С. Гонятичи. Австрійцы, поймавъ 7 человЪкъ крестьянъ, поставили ихъ въ рядъ подъ стЪною сарая, а затЪмъ бросились на нихъ со штыками.

Убили при этомъ Василiя Гринчишина, Юстина Карпинскаго, Филиппа Оприска, Григорія Кордюка (80 лЪтъ), Тимофея Дубинка и Казимiра Карпинскаго (16 л.). Въ живыхъ остался случайно одинъ Степанъ Гринчишинъ, получившій 11 штыковыхъ ранъ.

С. Черкассы. Мадьяры увели крестьянина Ивана Сидора, судьба котораго неизвЪстна.

С. Островъ. Австрійскій офицеръ убилъ крест. В. Зачковскаго по доносу, сдЪланному евреемъ Исаакомъ Ретигомъ, будто-бы онъ показалъ русскимъ войскамъ дорогу въ Николаевъ.

Въ м. ЩирцЪ были убиты мЪщане Н. Мокрый и Н. Сивенькій.

Въ с. ГрядЪ арестовано 8 крестьянъ.

Въ с. ДмитрьЪ былъ убитъ крестьянинъ Н. Феджора. Изъ той-же дЪревни австрійскіе солдаты увели крестьянъ: Д. Феджору, В. Бобиляка, П. Жидика, Ф. Паренчука и священника Романовскаго.

Въ с. Ланахъ былъ убитъ крестьянинъ А. Базиль, уведены мадьярами И. Лазуркевичъ, М. Кревнюха и И. Деда.

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

Изъ с. Сердица были уведены: М. Деркачъ, Г. Курахъ (70 лЪтъ), М. Филюсъ, И. Гавришъ, М. Горлатъ, В. Кухарскій, И. Кухарскій (18 лЪтъ), Ф. Панчишинъ, Ф. Крупачъ, М. Гаврилюкъ (60 лЪтъ), Н. Грехъ (14 лЪтъ), М. Бернатъ (60 лЪтъ) М. Кицанъ, И. Могуратъ и неизвЪстный крестьянинъ изъ с. Песковъ. ВсЪхъ предварительно избили до крови. Для характеристики отношеній слЪдуетъ замЪтить, что въ этой деревнЪ арестовывались австрійцами всЪ, кто только посмЪлъ выйти изъ дому.

Въ с. ВербЪжЪ были арестованы: о. Ю. Гумецкiй, д-ръ И. Ю. Гумецкій, В. Кинцикевичъ, Ф. Дьяковъ и Ф. Тхоровскiй.

Въ с. ЗапытовЪ еще до начала войны были арестованы М. Химка и П. Козюба. 29 августа 1914 г. сюда явились передовые русскіе отряды, однако, уже на слЪдующій день ушли обратно. Сейчасъ появился въ деревнЪ австрійскій разъЪздъ. По доносу мазепинца Хомяка, будто-бы крестьяне сами пригласили русскихъ въ деревню, австрійцы повЪсили 16 человЪкъ, въ томъ числЪ одну женщину. Крестьянина Цыгана взяли съ собой, мучили четыре дня, а когда подошли русскія войска, звЪрски убили.

("Прик. Русь", 1914 г. № 1429).

Въ с. Новомъ ЯрычевЪ еще до начала войны былъ арестованъ гимназистъ В. Сварычевскiй. Въ с. Старомъ-ЯрычевЪ австрійскія войска захватили съ собой при отступленіи: И. Когута, С. Ваврича, И. Тиса, М. Кулика, И. Ткача, М. Ткача, Т. Ярошика, Д. Ильчишина и О. Тараса, Въ томъ-же селЪ закололи Г. Масла.

Въ с. ЦеперовЪ были арестованы Г. Павлишинъ и Ф. Сысакъ.

Въ с. Вел.-ПодлЪскахъ былъ арестованъ свящ. Ф. Яворовскій и студ. Г. Головачъ.

Въ с. Руданцахъ былъ арестованъ крестьянинъ Н. Долгань, во время же отступленія въ томъ-же селЪ былъ убитъ крест. М. Долганъ.

Въ с. Мал.-ПодлЪскахъ были арестованы и уведены: Г. Мацехъ, С. Макогонъ, А. Ломага, Н. Ломага, Ф. Ломага, И. Оробецъ, М. Ткачъ и Анна Морозъ. Вь томъ-же селЪ были убиты: А. Маслюкъ, Д. Михайловъ и Г. Сидорякъ.

Въ с. Жидатичахъ были арестованы крест. Т. Михалюкъ и студ. И. Михалюкъ.

Въ с. МалаховЪ были арестованы четверо крестьянъ.

Въ с. СтронятынЪ были уведены: А. Пришлякъ, Л. Палюкъ и С. Ястрембскій.

Въ с. СитЪховЪ было арестовано шесть крестьянъ.

Въ с. Пикуловичахъ бЪжавшіе, послЪ сраженія у Краснаго, австрійцы захватили крестьянъ: В. Харькова, Н. Бачинскаго, В. Фридваля, Ф. Барабаша, А. Мартинкова, В. Коваля, Н. Коваля, К. Легкаго, М. Скобанскаго, И. Дачкевича, А. Коваля и Н. Пешура. Арестованныхъ били прикладами и саблями. Въ томъ-же селЪ солдаты, арестовавъ крестъянина И. Таращука, повели его въ сосЪднее село Прусы и тамъ, въ присутствіи нЪсколькихъ крестьянъ, обрЪзали ему губы и пальцы у рукъ и ногь и, наконецъ, издЪваясь надъ полумертвымъ ужЪ отъ страшныхъ мученій человЪкомъ, положили ему на грудь доску и задавили несчастнаго на смерть.

Въ с. Борщевичахъ были арестованы и вывезены 16 крестьянъ, въ томъ числЪ 85-лЪтній Г. Мурмило. Въ томъ-же селЪ были убиты А. Гминковскій и С. ТЪшинскій.

Въ с. Прусахъ былъ арестованъ 16-лЪтній И. Бобра.

Въ с. Грибовичахъ до начала войны были арестованы и вывезены, на основаніи доноса мазепинца войта И. Дещука, священникъ о. I. Билинкевичъ и 30 крестьянъ.

Въ с. Брюховичахъ жандармы арестовали крестьянина И. Брыкайла вслЪдствіе доноса одного мЪстнаго поляка. Несчастнаго повели на мЪстное кладбище, вырыли яму и, поставивъ жертву надъ свЪжей могилой, приказали солдатамъ его разстрЪлять. ПослЪ перваго залпа несчастный упалъ, но остался живъ. Когда-же, несмотря на приказъ, солдаты отказались стрЪлять вторично въ истекавшаго кровью крестьянина, жандармъ самъ прикончилъ лежавшаго.

ПрибЪжавшей за своимъ мужемъ женЪ пришлось быть свидЪтельницей этой страшной расправы.

("Прик. Русь", 1914 г. 1487).

С. Толщевъ. Въ нашемъ селЪ были арестованы въ первую очередь члены читальни Об-ва им. Мих. Качковскаго, а именно: 1) предсЪдатель Яковъ Крукъ (былъ сосланъ въ Оломютць, а въ 1916 г. переведенъ въ Талергофъ), 2) Григорій Лещакъ, 3) псаломщикъ Герасимъ Керодъ, 4) Василiй Керодъ, 5) Федоръ Савка, 6) Игнатій Худышъ, 7) Іосифъ Керодъ, 8) Иванъ Илечко (оба были сосланы въ Талергофъ, гдЪ и скончались отъ тифа), 9) Иванъ Керодъ, 10) Димитрій Курса, 11) Григорій Жуховичъ, 13) Филиппъ Горкъ, 13) Меланія Жуховичъ, 14) Анна Керодъ и 16) Франка Лещакъ. НЪкоторые изъ нихъ были опредЪлены въ австрійскіе полки (т. наз. Steyerreimente) на военную службу и, съ 6Ълыми повязками на рукавЪ (что означало, что они политически ненадежны) отправлены на итальянскій фронтъ.

Четырехъ арестованныхъ, а именно: Ив. Керода, Дим. Курсу, Гр. Жуховича и Ф. Горака держали австрійцы цЪлый день въ кандалахъ подъ корчмой, всячески издЪваясь надъ ними, причемъ бросали жребій, что съ ними сдЪлать — убить или-же увести? Но, когда австрійскій обозъ, къ которому были прикомандированы арестованные, выЪхалъ за село, появился вдругъ русскій разъЪздъ, въ виду чего австрійцы разбЪжались, а четыре означенныхъ арестанта, которые были скованы вмЪстЪ, остались одни, послЪ чего прибЪжавшіе изъ деревни люди, распиливъ цЪпи, освободили ихъ.

Григорій Лещакъ

С. Раковецъ. С. Раковецъ — село русское съ дЪда-прадЪда. Живетъ здЪсь немного римо-католиковъ изъ мЪстнаго же населенія, а потому считающихъ русскій языкъ своимъ роднымъ яэыкомъ, такъ что польско-католическіе священники разъединили ихъ, въ виду различія вЪроисповЪіанія, на поляковъ и русскихъ. Самихъ-же русскихъ разъединилъ пок. священникъ, украинофилъ Мих. Яцкевичъ, построивъ въ селЪ „украинскую" читальню „Просвіты". Такимъ образомъ, въ РаковцЪ существовали, кромЪ русской читальни им. М. Качковскаго и „Русской Дружины", также мазепинская и польская читальни. Поляковъ и „украинцевъ", а собственно говоря — покойнаго священника, весьма раздражало, что русская читальня развивается лучше остальныхъ, благодаря стараніямъ нЪкоторыхъ виднЪйшихъ крестьянъ и народнаго учителя въ отставкЪ М. Ф. Квасника, и что часто устраиваемые ею спектакли и концерты привлекали въ читальню деревенскую молодежь и стариковъ.

 

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

 

Пришелъ 1914 годъ. Польскій ксендзъ Янъ Домбровскій сдЪлалъ доносъ на учителя М. Ф. Квасника, крест. Петра Орыщака и предсЪдателя русской читальни Ивана Зазуляка. Явились жандармы, въ числЪ 11 человЪкъ, для производства обыска, послЪ чего всЪхъ троихъ забрали во Львовъ, а затЪмъ выслали въ Терезинъ и Талергофъ.

2 сентября вывели пьяные жандармы также молодого, интеллигентнаго крестьянина Василія ПалЪя изъ дому и тутъ-же на выгонЪ разстрЪляли.

 

 

Первыя жертвы.

(Изъ разсказа очевидца).

Лицо, призванное по долгу своего знанія напутствовать приговоренныхъ кь смертной казни и присутствовать при исполненіи приговора, разсказываетъ слЪдующее:

Все, что пишутъ русскія газеты о неслыханныхъ звЪрствахъ австрійцевъ и мадьяръ на нашей несчастной родинЪ, блЪднЪетъ передъ тЪми ужасами, свидЪтелемъ которыхъ пришлось быть мнЪ въ силу моего званія. Сообщаютъ о томъ, какъ дикія орды солдать жгли деревни, насиловали, грабили и убивали безъ суда десятки людей въ припадкЪ озлобленія; все это, конечно, отвратительно и ужасно, но во сто разъ безчеловЪчнЪе то, что творилось австрійскими властями по приговору суда - легально... Я говорю о приговорахъ военно-полевыхъ судовъ въ началЪ войны на крестьянъ и интеллигентовъ, заподозрЪнныхъ въ государственной измЪнЪ.

Вотъ, напр., первый подобный приговоръ, расклеенный по городу и напечатанный во всЪхъ львовскихъ польскихъ и мазепинскихъ газетахъ:

„Ц. и к. военный комендантъ гор. Львова объявляетъ: Фабричный истопникъ Иванъ ХЪль, поденный рабочій Семенъ ХЪль, оба изъ с. Пониковецъ, Бродскаго уЪзда, лЪсной сторожъ Семенъ Шпорлюкъ изъ с. Вел. Фольварковъ, Бродскаго уЪзда, и Антонъ Супликевичъ изъ с. Скоморохъ, Сокальскаго уЪзда, за то, что сообщили разныя свЪдЪнія русскимъ войскамъ, а кромЪ того Семенъ ХЪль за то, что ввелъ нарочно въ заблужденіе австрійскій кавалерійскій разъЪздъ, такъ что этотъ разъЪздъ попалъ въ засаду, — значитъ, всЪ вмЪстЪ за совершеніе преступленія противъ военной мощи государства, приговорены на основаніи § 327 военно-уголовнаго закона военно-полевымъ дивизіоннымъ судомъ ландверы во ЛьвовЪ къ смертной казни черезъ повЪшеніе. Приговоръ приведенъ въ исполненіе 24 авгусга с. г.

(1914 г.) во ЛьвовЪ. 16-лЪтній Николай Щпорлюкъ приговоренъ, за то-же самоЪ преступленіе къ 10-лЪтнему тюремному заключенію".

Это первый приговоръ и первыя жертвы. СлЪдующаго дня, 25 августа, были повЪшены на основаніи приговора военнаго суда: 1) Валентій Кашуба, 21 года, крестьянинъ изъ Лешнева, Бродскаго уЪзда; 2) Александръ Батовскій, 56 лЪтъ, крестьянинъ изъ Бродскаго уЪзда; и 3) Василій Пержукъ, 48 лЪтъ, крестьянинъ изъ Лешнева. Приговоръ былъ исполненъ во дворЪ тюремнаго зданія по Казиміровской ул. Палачемъ былъ солдатъ. Во время казни собралась вокругъ тюрьмы огромная толпа, желавшая полюбоваться видомъ казни „измЪнниковъ", но во дворъ тюрьмы были допущены только оффиціальныя лица и представители печати.

НЪсколько дней спустя (29 авг.) были повЪшены крестьяне: А. Мановскій, 23 лЪтъ, изъ с. Дубровецъ, Яворовскаго уЪзда, Шущинскій, 60 лЪть, изъ с. Фуйна, Жолковскаго уЪзда, Петръ Козицкій, 21 г., изъ с. Крехова, Жолковск. у., и Андрей Пужакъ, 57 лЪтъ, изъ с. Мокротина, Жолковскаго уЪзда. Первые три повЪшены за то, что встрЪчали русскія войска, угощали солдатъ и указывали имъ дорогу; послЪдній, зажиточный и весьма интеллигентный крестьянинъ, за то, что выразился нелестно объ австрійскомъ императорЪ, считая его виновникомъ войны. Умирали всЪ, какъ подобаетъ героямъ-мученикамъ, безъ плача и проклятій, со словами молитвы на устахъ. А Андрей Пужакъ, стоя на ступенькахъ висЪлицы, крикнулъ: „Дя здравствуетъ Великая, НедЪлимая Русь"!

Но самыя кошмарныя картины пришлось мнЪ наблюдать въ военной гарнизонной тюрьмЪ, гдЪ разыгрались тякія потрясающія сцены, которыя гонятъ сонъ въ вЪкъ, мутятъ разсудокъ, которыхъ я никогда не забуду...

 

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

 

Къ смертной казни были приговорены два уніатскихъ священника и 27 крестьянъ. Приговоръ былъ вынесенъ на основаніи показаній одного свидЪтеля, мазепинца, интеллигента, донесшаго, что эти свящЪнники и крестьяне встрЪчали съ хлЪбомъ-солью русскіе передовые отряды, угощали русскихъ солдатъ и сообщали имъ свЪдЪнія относительно расположенія австрійскихъ войскъ. Никакихъ другихъ уликъ и доказательствъ не было.

Несчастные, чувствуя себя совершенно невиновными, даже выслушавъ приговоръ, считали его простой угрозой: приговорили, чтобы напугать насъ и людей въ окрестности, подержатъ мЪсяцъ-два, пока не кончится война, а тамъ и домой отпустятъ... Не вЪрили даже тогда, когда въ камеру вошелъ священникъ и заявилъ, что пришелъ исповЪдывать ихъ передъ смертью.

Однако, пришлось повЪрить. Казнь должна была состояться во дворЪ тюремнаго зданія. Но палача не было, не успЪлъ пріЪхать во время. Власти рЪшили обойтись безъ него, не желая ждать его пріЪзда, тЪмъ болЪе, что нашелся палачъ-доброволецъ, фельдфебель-нЪмецъ, который согласился привести приговоръ въ исполненiе.

О подробностяхъ казни не стану говорить. Скажу только, что вЪшали группами, по нЪскольку человЪкъ. Вывели во дворъ первую партію, четырехъ крестьянъ. Палачъ-доброволецъ истязалъ каждаго по 10 — 12 минутъ, а перваго даже 16 минутъ, да и то долженъ былъ прикончить его руками.

Вывели вторую партію, троихъ крестьянъ. Съ ними произошла та-же самая исторія. ПовЪсивъ послЪдняго изъ этой второй группы, палачъ съ самодовольной улыбкой обратился къ присутствовавшему при казни военному начальству: „Ну вотъ, съ седьмымъ уже пошло легче, а четырнадцатаго вздерну уже по всЪмъ правиламъ искусства („werde ich schon ganz perfekt aufhangen").

Ho остальныхъ вЪшалъ уже не онъ, а другой. ДЪло въ томъ, что власти рЪшили остальныхъ 20 крестьянъ казнить въ родной ихъ деревнЪ для острастки всему населенiю въ окрестности. Что касается двухъ приговоренныхъ священниковъ, то участь ихъ мнЪ неизвЪстна.

(„Прик. Русь", 1914 г. № 1489.)

ПослЪдніе эшелоны.

Въ понедЪльникъ, 18 авг. 1914 г., за два дня до взятія русскими войсками Львова, былъ вывезенъ отсюда послЪдній транспортъ арестованныхъ русскихъ галичанъ, насчитывавшій свыше 700 человЪкъ. По пути изъ тюрьмы на вокзалъ уличная толпа все время звЪрски издЪвалась надъ ними и избивала ихъ, чЪмъ попало. Священника лЪтъ 70 — 80, который вслЪдствіе побоевъ не былъ въ состояніи идти дальше и упалъ на улицЪ, солдаты тутъ-же прикололи штыкомъ и, прикрывъ соломой, оставили на улицЪ. Отношеніе къ арестованнымъ властей, солдать и толпы, изъ мЪстнаго инородческаго населенія было до того звЪрскимъ, что даже одна мЪстная польская газета („Slowo Polskie") не вытерпЪла и обратила вниманiе правительственныхъ круговъ на недопустимость подобныхъ жестокостей надъ неповинными людьми. Но защищать зтихъ мучениковъ не посмЪлъ никто. ТЪ, кто могъ и обязанъ былъ это сдЪлать, а именно свЪтскія и духовныя власти (хотя бы уніатскіе іерархи во главЪ съ гр. Шептицкимъ), не только не принимали никакихъ мЪръ, но, наоборотъ, пользуясь видимой возможностью полнаго искорененія всЪхъ сознательныхъ поборниковъ идеи единства русскаго народа, напускали и науськивали на нихъ жандармовъ. Изъ частныхъ лицъ этого сдЪлать никто не посмЪлъ, хотя-бы потому, что за одно слово сочувствія ждали тоже всякаго тюрьма и мука.

Намъ извЪстенъ, напр., слЪдующiй фактъ. Жена запасного австрійского офицера г-жа Площанская, видя на улицЪ неслыханныя издЪвательства надъ узниками, сказала: „Какъ можно такъ издЪваться надъ беззащитными людьми, которые еще не судились; это же не преступники, а люди, вина которыхъ еще не доказана" - За эти слова ее сейчасъ-же арестовали, посадили вмЪстЪ съ двумя маленькими дЪтьми въ тюрьму, а затЪмъ вывезли куда-то, оставивъ дЪтей на попеченіе чужой женщины. А мужъ г-жи Площанской находился въ то время на фронтЪ...

28 августа, когда русская армiя уже приближалась къ Львову, намЪстничество приказало всЪмъ уЪзднымъ начальникамъ выслать немедленно оставшихся еще въ мЪстныхъ тюрьмахъ узниковъ прямо въ Краковъ. Приказъ этотъ гласилъ:

„Согласно приложенному списку, отправить немедленно задержанныхъ политическихъ руссофиловъ подъ стражей въ Краковъ съ именнымъ спискомъ. {} О выЪздЪ сообщить по телеграфу краковской полиціи. Именной списокъ и время отправленія предложить въ намЪстничество. Въ случаЪ, если окажется нужнымъ конвой, затребовать по телеграфу изъ управленія военнаго округа въ ПеремышлЪ". [Въ подлин.: "Stosownie do przedlozonego wykazu, odstawic natychmiast politycznych detentow russofilow pod straza do Krakowa z imiennym wykazem. O wyjezdzie zawiadomic telegraficznie policie krakowska. Imienny wykaz i czas odjazdu przedlozyc Przezydjum Namiestnictwa. Gdy potrzeba eskorty, zarzadac jej telegraficznie z Militar-Kommando Przemysl. - Prczydium Namiestnictwa"].

Эта телеграмма была разослана начальникамъ разныхъ уЪздовъ. Она относится къ послЪднему транспорту нашихь узниковъ, въ которомъ изъ одного Львова было вывезено свыше 700 человЪкъ. Только немногіе счастливцы, которыхъ почему-либо не успЪли вывезти, были освобождены русскими войсками. Напр., въ СамборЪ были такимъ образомъ освобождены около 400 чел., преимущественно крестьянъ, во ЛьвовЪ около 170 человЪкъ.

("Прик. Русь", 1914 г., № 1425).

Я былъ арестованъ львовской полицiей въ 7 ч. утра 9 августа 1914 г. въ своей квартирЪ на Подвальи № 7. Во время обыска, имЪвшаго характеръ настоящаго погрома, чины полиціи разбили всЪ замки отъ шкафовъ и сундуковъ и перерыли каждый листъ бумаги въ поискахъ зa доказательствомъ моей мнимо-преступной, антигосударственной работы. ОтдЪливъ всЪ русскія кииги и частную корреспонденцію, взяли ее вмЪстЪ со мною въ полицейское управленіе, не разрЪшивъ привести въ порядокъ перерытую квартиру и закрыть окна. На полиціи ждалъ я допроса до 2-хъ ч. дня, когда комиссаръ, указавъ мнЪ на найденныя среди моей корреспонденціи письма В. Ф. Дудыкевича и Р. Ю. Алексевича, a также нЪсколько частныхъ писемъ изъ Россiи, объявилъ мнЪ, что я арестованъ, какъ опасный для государства преступникъ. ЗатЪмъ меня отвЪли въ тюрьму по ул. Яховича и опредЪлили въ камеру № 8, гдЪ уже сидЪли знакомые гг. ПолЪщукъ изъ Бродовъ и Морозъ. Ночь пришлось просидЪть на скамейкЪ, а утромъ по болЪзни перевели меня въ камеру № 7, гдЪ сидЪли гг. Клеберъ, д-ръ Гриневецкій, Хойнацкiй, Липецкій и др., свящ. I. БилинкЪвичъ. На трехъ койкахъ спало семь человЪкъ. За исключеніемъ украинофила Титлы, попавшаго въ нашу компанію, очевидно, по недоразумЪнію, всЪ остальные были свои русскіе люди.

 

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

 

Печальныя вЪсти о разстрЪлахъ и новыхъ арестахъ, доходившія къ намъ извнЪ не предвЪщали намъ ничего хорошаго, а мысли о семьЪ, находившейся во время моего ареста въ деревнЪ на каникулахъ, не давали мнЪ покоя. Ночью былъ слышенъ шумъ проходящихъ по улицЪ войскъ и далекій орудійный гулъ. Повидимому, русская армія продвигалась къ Львову. Мы боялись, что австрійцы, за невозможностью перевезти насъ дальше, поголовно насъ перевЪшаютъ. Однако, Богъ миловалъ. 23 августа, поздно ночью, тюремная администрація велЪла намъ наспЪхъ собраться во дворЪ. До 4 часовъ утра шла провЪрка узниковъ, а затЪмъ, въ сопровожденіи многочисленнаго конвоя и, несмотря на раннее время, при неистовыхъ крикахъ и ругательствахъ толпы, отправили насъ на вокзалъ. ТяжелЪе всего былъ переходъ черезъ вестибюль, туннель и лЪстницу на перронъ. Не одинъ потерялъ зубы или вышелъ къ готовому уже поЪзду съ разбитой головой. Я получилъ нЪсколько ударовъ прикладомъ въ бокъ и нЪсколько пощечинъ. "Ъхали мы по 50 человЪкъ въ вагонЪ, не считая конвоя. Сравнительно хорошо Ъхалось тЪмъ изъ насъ, кто размЪстился на полу подъ скамейками. Они были защищены отъ камней и палокъ, бросаемыхъ въ вагонъ черезъ окна. Безъ воды и пищи доЪхали мы на четвертыя сутки до чешской границы, гдЪ сострадательные чехи впервые насъ накормили и напоили. ЗатЪмъ насъ отправили въ Терезинъ.

Юл. Ник. КисЪлевскiй.

Какъ еврей попалъ въ "руссофилы"?

ВсЪмъ памятенъ 1914-й годъ, но, кажется, больше всЪхъ помнятъ его русскіе галичане! Всякому стоятъ еще въ живой памяти гоненія и ужасы, разыгравшіеся въ нашей странЪ. ВездЪ — въ походахъ и лагеряхъ, на улицЪ и въ вагонахъ, падалъ русскій человЪкъ отъ ударовъ штыковъ, палокъ и камней солдатъ и уличной толпы. ОзвЪрЪвшая орава съ радостью смотрЪла на кровавое зрЪлище, рукоплескала съ оконъ и балконовъ, или-же сама принимала участіе въ этихъ дикихъ, кровавыхъ оргіяхъ. Убивали безнаказанно, безъ суда; за убійства, запрещенныя Божьимъ и человЪческимъ закономъ, получались награды и похвалы.

Тутъ я хочу разсказать одинъ траги-комическій инцидентъ, разыгравшійся на этомъ мрачномъ фонЪ 31 августа приснопамятнаго 1914 года.

Стояла хорошая погода. Около 10 часовъ утра двинулись мы эшелономъ изъ тюрьмы „Бригидки" вверхъ по Казиміровской улицЪ въ направленіи главнаго вокзала. Тамъ предполагалось погрузить насъ въ вагоны и увезти насъ на западъ, изъ страха передъ русскими войсками, которыя стояли уже у воротъ Львова.

Эшелонъ былъ окруженъ густымъ кордономъ пЪшей и конной полиціи, а мы въ серединЪ двигались четверками до того сбитыми рядами, что черезъ наши головы могъ полицейскій передать полицейскому по другой сторонЪ папироску.

Солнце пекло немилосердно. Отъ жажды и волненія мы находились въ лихорадочномъ состояніи; во рту высохло, трудно было дышать.

Вдругъ какой-то еврей съ желЪзной палкой пробирается сквозь густые ряды конвоя и хочетъ ударить по головЪ кого-нибудь изъ арестованныхъ, чтобы показать и удовлетворить свой австрійскій "патріотизмъ".

Не знаю, что за человЪкъ былъ тотъ полицейскій, мимо котораго какъ-разъ, съ занесенной на насъ палкой, протискивался юркій еврейчикъ,— русскій-ли онъ былъ тоже и возмутился за насъ, или же просто хотЪлось ему посмЪяться надъ евреемъ, — только онъ, въ то время, когда еврей между конвойныхъ протянулъ руку, чтобы нанести ударъ, схватилъ его за шиворотъ и толкнулъ въ середину.

Еврей сразу опЪшилъ, не сознавая своего положенія. Подумавъ, что это шутка, сталъ бросаться на всЪ стороны, угрожать намъ кулакомъ, а наконецъ глупо улыбаться. Мы также предполагали, что конвойный помогъ Ъму подойти ближе, чтобы ударъ былъ вЪрнЪе, а потомъ отпуститъ его на свободу.

ТЪмъ временемъ еврейчикъ все-таки спохватился и началъ силой пробиваться изъ нашихъ рядовъ, а когда это не помогало, сталъ просить полицейскаго выпустить его изъ нашей среды, причемъ даже слезы у него выступили на глазахъ, а лицо отъ испуга все посЪрЪло.

 

 

Экзекуцiии во ЛьвовЪ.

 

Но не отпустили уже полицейскіе еврея. Одни просто не замЪтили этого происшествія, другіе были рады комическому случаю, а мы шагомъ обреченныхъ подвигались впередъ, сосредоточивъ все свое вниманіе не такъ на глупомъ евреЪ, какъ на грозной, разъяренной толпЪ вокругь, которая не знала, какой 6ы избрать для насъ родъ смерти, и все совЪтовала конвойнымъ то разстрЪлять насъ, то повЪсить, то заживо погребать.

На вокзалЪ посадили насъ въ товарные вагоны, загрязненные лошадинымъ пометомъ.

Еврея такжЪ втолкнули въ вагонъ какъ участника транспорта. Онъ началъ все еще утЪшать себя, что это одно недоразумЪніе и что съ нимъ ничего плохого не произойдетъ, то вдругъ бросался на насъ, какъ бЪшеный, ругая прокятыхъ „москвофиловъ", какъ причину своей бЪды. А когда смЪнилась стража, тутъ уже никто не обращалъ вниманія на еврея. Прикладъ винтовки одинаково хорошо работалъ на нашей и на еврейской спинЪ.

Такъ мы съ нимъ вмЪстЪ и пріЪхали въ талергофскій адъ. А когда черезъ нЪкоторое время въ нашей средЪ вспыхнула эпидемія тифа, заболЪлъ имъ и нашъ еврей и вскорЪ почилъ вЪчнымъ сномъ въ русской братской могилЪ „подъ соснами".

Гр. Лещакъ.

Мостисскій уЪздъ.

С. Хоросница. Въ с. ХоросницЪ до войны била просвЪтительная работа ключемъ. Въ мЪстной читальнЪ имЪлась хорошая библіотечка, болышей частью экономическаго содержанія, а О-во им. Мих. Качковскаго имЪло здЪсь опытное поле съ посЪвами улучшенныхъ сортовъ хлЪбовъ и опытную станцію съ искусственными удобреніями, куда представлялись нЪкоторыя сельско-хозяйственныя орудія и машины для демонстраціи. ИмЪлась здЪсь также плЪменная станція лучшихъ породъ домашней птицы.

Все это привлекало мЪстныхъ жителей къ читальнЪ, главной виновницЪ ихь хозяйственнаго благополучія, и въ свою очередь кололо въ глаза фанатиковъ-украинофиловъ сосЪднихъ селъ.

Въ послЪдніе два года до начала войны часто заходилъ въ Хоросницу бывшій гимназистъ-неудачникъ изъ Арламовской Воли насаждать въ народЪ мазепинскій сепаратизмъ и возбуждать вражду среди мЪстныхъ жителей. Агитація велась по обыкновенію въ корчмЪ. Того рода „просвЪтители" не стЪснялись распространять въ селЪ сплетни и завЪдомую клевету относительно людей, которые руховодили тамъ культурно-просвЪтительной работой и пользовались уваженіемъ, вслЪдствіе чего и были помЪхой злонамЪреннымъ замысламъ агитаторовь. Для иллюстраціи укажемъ на одинъ такой характерный примЪръ ихъ зловредной работы.

По совЪту мЪстнаго уроженца, извЪстнаго общественнаго дЪятеля Г. С. М-а, одинъ изъ хоросницкихъ крестьянъ отдалъ свою дЪвочку на ученье въ сельскохозяйственное училище при женскомъ ЛЪснинскомъ монастырЪ въ ХолмскоЙ губ., гдЪ въ то врЪмя обучалось уже около 10 галичанокъ. Это именно взбЪсило украинофильскихъ агитаторовъ и они начали хитро распространять въ ХоросницЪ злобные слухи и убЪждать малоразвитаго отца дЪвочки, что его дочь вывезена не въ училище, а продана въ домъ терпимости. ВслЪдствіе настойчивыхъ уговоровъ крестьянинъ повЪрилъ наглой клеветЪ и, несмотря на получаемыя отъ дочери письма, предъявилъ къ человЪку, посовЪтовавшему и посодЪйствовавшему помЪстить дЪвочку въ училище, судебный искъ, обвиняя его въ продажЪ дочери. Конечно, судъ не нашелъ тутъ ничего преступнаго и освободилъ отвЪтчика. Но агитаторы достигли своего, ибо въ селЪ пошли уже раздоры.

Когда же въ 1914 г. началась война и пошли повсемЪстные аресты виднЪйшихъ русскихъ людей, этимъ случаемъ опять воспользовались украинофилы для устраненiя ненавистныхъ имъ "руссофиловъ". Въ этихъ видахъ они услужливо доносили и указывали австрійскимъ властямъ — кого нужно арестовать, какъ опаснаго „москвофила".

Такимъ образомъ были арестованы и вывезены въ Талергофъ слЪдующіе мЪстные русскіе крестьяне: 1) Андрей Алекс. Кобылецкій, предсЪд. читальни, 2) Герасимъ Веселовскій, 3) Семенъ Ник. Малецъ, 4) Петръ Ив. Вусъ, 5) Григорій Мих. Смукъ, 6) Антонъ Веселовскій, 7) Янголевый, 8) Гавріилъ Мих. Соймовскій,?) Иванъ Пантел. Малецъ, 10) Иванъ Тимоф. Каспришинъ и 11) Герасимъ Мих. Смукъ — причемъ большинство ихъ умерло въ ссылкЪ.

ПослЪдній изъ нихъ, Г.Смукъ, палъ жертвою собственнаго доносительства. Какъ темное орудіе украинофильскихъ агитаторовъ, отправился онъ уже послЪ ареста перечисленныхъ лицъ въ Мостиска, чтобы сдЪлать въ староствЪ доносъ еще на нЪкоторыхъ своихъ односельчанъ. По пути встрЪтился онъ, однако, съ жандармомъ, который арестовалъ его тоже, а тамъ постигла его общая участь другихъ арестованныхъ: онъ былъ сосланъ въ Талергофъ, гдЪ и умеръ отъ тифа.

ВмЪстЪ съ Семеномъ Н. Мальцемъ былъ арестованъ также его 15-лЪтній внукъ Андрей, который, однако, черезъ несколько дней, какъ малолЪтній былъ освободенъ.

Гавріилъ Соймовскій былъ уже изъ Талергофа зачисленъ въ армію и погибъ на войнЪ.

Столько мучениковъ дала маленькая деревушка Хоросница. Ни въ чемъ неповинные, лучшіе хозяева въ селЪ, по большей части старики, нЪкоторые даже неграмотные, — всЪ они пали жертвой слЪпого партійнаго фанатизма и Каиновой работы родныхъ братьевъ, извращенныхъ австрійской политикой.

Библiотеку, имЪвшуюся въ читальнЪ, жандармы сожгли.

Перемышлянскій уЪздъ.

М. Глиняны. По доносамъ „украинскихъ" іудъ были посажены въ тюрьму въ первой половинЪ августа 1914 года слЪдующіе жители Глинянъ: 1) Михаилъ Маркевичъ, 2) Дамьянъ Комаръ, 3) Андрей Тузъ и 4) студ. Иванъ Тузъ. Арестованные были отправлены въ перемышльскую крЪпость. Когда они на допросЪ спросили — за что ихъ арестовали и куда ихь направятъ, уЪздный староста отвЪтилъ, что основаніемъ къ аресту послужилъ доносъ мЪстнаго законоучителя свящ. Евг. Костишина.

На слЪдующій день доносчики распустили сплетню, что арестованныхъ уже повЪсили и что послЪдуютъ еще дальнЪйшіе аресты и казни "москвофиловъ". ПослЪдняя вЪсть, конечно, оправдалась, вселивъ мракъ въ женъ и дЪтей намЪченныхъ жертвъ. Іуды работали, не покладая рукъ, ежедневно предавали по нЪскольку человЪкъ, радуясь своимъ успЪхамъ, что имЪютъ возможность такъ легко уннчтожить ненавистныхъ „кацаповъ". Такимъ обраэомъ были еще арестованы: 5) Иванъ Чайковскій, 6) Константинъ Антоновъ, 7) Николай Ясеницкій, 8) Федоръ Ладычка, 9) Иванъ Бунда, 10) Иванъ Приплесь, 11) Павелъ Баньковскій, 12) Димитрій Тимнякъ, 13) Михаилъ Галанъ, 14) Петръ Дзятковскій, 15) Петръ Дячикъ (умеръ въ ТалергофЪ), 16) адвокатъ д-ръ Конюшевскій, 17) гимназистъ Владиміръ Комаръ, 18) Максимъ ПЪняжко, 19) Николай Тузъ (умеръ оть побоевъ) и 20) юродивый еврей Моисей Катцъ.

ВсЪ перечисленные, послЪ тяжелыхъ мытарствъ по разнымъ галицкимъ тюрьмамъ, были сосланы въ концЪ августа въ глубь Австріи: однихъ вывезли въ Линцъ, другихъ въ Талергофъ, остальныхъ въ Оломютцъ, Гминдъ, Терезинъ и Шильбергъ.

Ив. Чайковскій.

 

Съ моментомъ объявленія войны въ Глинянахъ стало весьма неспокойно. Массовые аресты привели насъ къ убЪжденію, что насъ выдаютъ свои-же люди—мазепинцы. Въ началЪ мы только догадывались объ этомъ, а затЪмъ уже и сами мазепинцы, не стЪсняясь, стали хвастаться своими подвигами. Оказалось, что наша свобода и жизнь зависЪли, главнымъ образомъ, отъ „украинца" свящ. Костишина, сотрудника приходства Глиняны-Заставье. Онъ былъ всесиленъ, арестовывалъ и освобождалъ по своему усмотрЪнію. Напр., 5 августа 1914 г. онъ приказалъ арестовать псаломщика Ивана Богуславскаго, а черезъ полъ часа отпустилъ его на свободу. Было даже впередъ извЪстно, кто будетъ арестованъ. Такъ, напр., Анастасія Галанъ, узнавъ о предстоящемъ арестЪ своего мужа, явилась къ Костишину и съ плачЪмъ пала къ его ногамъ.

— Клянусь, что если моего мужа арестуютъ, то я убью своихъ дЪтвй и сама покончу съ собою — заявила несчастная женщина нЪдостойному священнику,- а тогда вамъ прійдется за насъ дать отвЪтъ передъ Богомъ!

Костишинъ успокоилъ и увЪрилъ ее, что мужъ ея останется нетронутымъ. И дЪйствительно, его не арестовали. Подобная же исторія повторилась съ псаломщикомъ Михаиломъ ПЪняжкомъ: когда онъ явился къ Костишину съ

просьбой предотвратить предполагаемый его арестъ, онъ увидЪлъ на столЪ у него списокъ подлежащихъ аресту лицъ. Костишину усердно помогалъ въ этомъ отношенiи благочинный Павелъ Бачинскій, для лучшей характеристики котораго слЪдуетъ отмЪтитъ, что онъ, уже по окончаніи войны, по примЪру историческаго Зельмана, самовольно и безъ всякаго основанія запиралъ пятикратно нашу церковь.

Предавали насъ и свои-же братья—крестьяне, украинофилы Михаилъ и Василій Тимняки. ПослЪдній говорилъ, что если-бы покойный нашъ односельчанинъ Ив. БЪлорусскiй былъ еще въ живыхъ, то его больного вмЪстЪ съ постелью заперли 6ы въ тюрьму.

Много перестрадалось, многое изгладилось изъ памяти. Когда вспоминаешь пережитое, самъ себЪ не вЪришь, чтобы въ такъ называемой культурной странЪ творилось такое безправіе. Однако, факты говорятъ сами за себя: это — могилы замученныхъ, ихъ сироты и вдовы...

Ф. Ладычка.