Точка опоры, или чем перевернуть глупость

 

Люди говорят, что раньше на этой горе жил святой человек. И кто бы к нему ни забрался, получал мудрый совет. Если человек ему следовал, то добивался, чего хотел. Так говорят.

А ещё говорят, что и сейчас дух святого человека там, на горе. Раньше там стоял маленький домик рядом с большим камнем. Люди потом растащили домик на сувениры. Остался один камень. Говорят, пытались и его с горы сбросить, но ничего из этого не вышло. Даже кусочек от камня отколоть не удалось. Такой крепкий оказался. Так народ все камни поменьше с вершины потаскал, так что там одна голая скала осталась.

Говорят, что если человек на гору забрался и ничего утащить с собой не желает, то камень тот светится в темноте и вопрошает путника: зачем, мол пожаловал? Неужто взаправду дух святой в камне живёт? Так сильно надо с духом этим посоветоваться…

Взобраться бы только. Пойду потихоньку, как уж смогу. Всё равно терять больше нечего. Упаду с горы – значит так тому и быть. Взобраться, как это вообще возможно? Сюда вон еле добрался. Зачем только пришёл, если ноги по земле шаркают. Надо руками помогать. Вот подверну тунику под каждой коленкой, тогда удобно будет руками подтягиваться.

Эх, беда беде начало. Одна беда за собой другие тянет. Мало того, что разорился в конец, так следом жена ушла. Друзья все отвернулись, а теперь здоровье куда-то делось. Ведь совсем молодой мужчина – и вот приплыли. Все беды моими стали. Ну за что мне судьба такая? Никому плохого не делал. Сглазили что ли? Жил себе человек, никого не трогал, мечтал себе о великих подвигах – и на тебе, приплыли. Какие теперь подвиги? Здоровье бы сохранить. Ох, как качает. Всё, возвращаться поздно. Не смогу. Ни одного шага не смогу. Передохнуть надо. Мокрый уже весь. Присесть негде, да и нельзя. Подняться не смогу. Только вперёд – и будь что будет.

Больше не могу и шага сделать. Треть пути осталась. Всё тело как в лихорадке трясётся. Помощь нужна. Слишком долго я молился разным богам. Спасибо вам, помогли уже. Если есть на горе дух святого старца, помоги почтенный. Для тебя это дело нехитрое, а для меня – единственный выход. Надо же, сам себя в эти условия загнал. Где только голова моя летала? На пороге смерть стоит, а я всё мечтаю. Видать, горбатого могила исправит. Потопали что ли?

Вот так камешек! Он с меня ростом. И гладкий какой? Неужели его люди так руками обласкали? В благодарность за помощь оказанную, по традиции, нужно было отблагодарить твердь земную. Так святой человек говорил. Вот камень этот все и гладили. Сяду в его тени. Как только добраться умудрился? Надо тоже погладить камушек. Без помощи святого старца почивал бы уже вечным сном.

Помнится, я так сидел ещё год назад, привалившись к стене своего дома. И подумать не мог, что стану полным неудачником. Что же мне делать? Солнце садится. Никогда не был так высоко. Закат повсюду. Ниже уже почти темно, а здесь всё сверкает. Почему только камень прохладный? За целый день он должен был сильно нагреться. Странно, конечно, но как приятно после такого пекла. Ноги совсем затекли. Надо как-то встать и размять их.

Чудесный закат, пьянящий ветерок. Так и хочется раскинуть руки, как птица, и полететь.

– Зачем, спрашивается, забирался? Только что слезу крокодилью пускал, и вот уже забыл, за чем пришёл. Как такому поможешь? Сидишь тут уже столько лет, ждёшь своего ученика, а у него один ветер в голове. Мало того, что все силы по дороге растерял, так ещё мечтами бесплодными будущее своё готов пустить по ветру. Ну и чего головёнкой зря крутить? Ты же ко мне шёл? Так, в чём загвоздка?

– Не верится как-то, что всё оказалось правдой.

– Привыкай поскорее, а то целая ночь в пустую пройдёт. Если бы ты знал, какую муку принял, тебя ожидаючи. Зови меня просто Хо.

– Почтенный Хо, я вас не вижу. Может ли так быть?

– Может, конечно. Почти свободный дух плоти не имеет. Вот выучу одного мечтателя, тогда окажусь полностью свободен.

– Разве «Хо» может быть именем?

– Это прозвище, так меня здесь назвали. Имя моё Яго из рода Хокагавы. Это очень далеко отсюда. Вам представляться не требуется. Мне многое о вас известно. Так что стреляйте, молодой человек. Я давно этого жду.

– Прямо так сразу и начнём?

– К сожалению, я не вправе выбирать ученика, но если мне придётся уговаривать вас, как девушку, то предпочту сделать вам больно. Мука невероятная – ждать, ничего не делая. Если привык действовать, то вынужденное бездействие убивает. Надеюсь, вы меня простите за грубость. Ну как, вы продолжите меня мучить и дальше?

– Что, что мне делать-то?

– Для начала стоит выяснить причину вашего бедственного положения.

– Слушаю вас уважаемый Яго Хо… Хо... Ховагавы.

– Зовите просто Хо. Так будет проще. Сядьте к камню. Теперь поднимите одну ногу. Правильно. Теперь другую, а эту опустите, как будто вы идёте куда-то. Хорошо получается. Вот так и идите. Теперь представьте, к чему вы идёте.

– А к чему я иду?

– О чём обычно вы мечтаете, туда и идите.

– Глупо это как-то.

– Неужели так глупо? Ведь вы занимались этим всю свою предыдущую жизнь. Теперь назовите, что вы действительно имели в жизни.

– Богатый дом, жену красавицу и здоровье. Всё, кажется. Ещё друзей многих.

– Не останавливайтесь. Вспомните ваши мечты. Разве мечты касались хоть краем тех вещей, что вы потеряли?

– О, боги! Я сам, я сам всё растерял. Как глупый осёл, лягающий своего хозяина. Но почему мне никто об этом не сказал, почему не предупредил?

– Оторвите голодного от миски, попробуйте. А если у человека завёлся в желудке прожорливый паразит, то вечный голод высасывает все силы.

– Теперь понятно, что мой взлелеянный паразит – мечтания бесплодные. А я думал, что занят красивым делом.

– Разве красота бывает сразу?

– Не думал над этим. Пожалуй, чтобы была красота, её надо создать. Потрудиться надо. Как всё просто! Выходит, что я хотел, и ничего для этого не сделал.

– Сообразительный, и то хорошо. В своё время я помогал людям от всей души. Мудрость веков раздавал всем, кто пожелал взять её. Люди редко ценят то, что получают незаслуженно. Это была моя собственная глупость. За это я получил сполна. Как видишь, нет мне покоя до сих пор. «Благодарные» люди испоганили святое место, и, кроме этого камня, ничего здесь не оставили. Мало того, что мудрыми советами дырки в своих заборах затыкали, так пришлось наблюдать истинную «благодарность» от этих же людей после своей смерти. Хороший урок от судьбы. Поделом – по делам собственной глупости. Спрашиваю тебя, мой избавитель. Согласен ли ты получать от меня ровно столько, сколько заслужишь?

– Согласен, учитель.

– Согласен ли ты нести за это любую повинность, какую назначу?

– По вине своей согласен с радостью.

– Тогда до утра ложись спать у камня лжи людской. И пусть он остудит твой разум. Завтра утром тебе понадобится трезвая голова.

Вот так история. Прямо мурашки по коже. Почему пришлось ждать именно меня? Мало что ли других людей? Неужели другим не так сильно нужна помощь святого старца? Может, и так. «Камень лжи людской», надо же. А он мне всё равно нравится. Его, как и меня, тоже все оставили. Ну и пусть, бросили свою глупость – а я подберу. Может, на что и сгодится.

Спать хочется. Трудный сегодня был день. Дай-ка я тебя обниму, чужая глупость. Говорят, зараза к заразе не пристаёт. Спокойной всем ночи.

 

Какой сон, отродясь такого не видывал! И надо же такому присниться? С камнем этим вот разговаривал. Прямо как с другом сердечным.

А подробнее, значит, так. Подробнее выходит, что тащил я этот камушек на своём горбу куда-то, а он слёзно меня упрашивал. Чтобы, значит, я его бросил. Стыдно ему, значит, у меня на шее сидеть. А куда я его всё же тащил? В геенну огненную, вот куда. А он, стало быть, туда и не хотел совсем. Так он же меня обмануть старался. Лепетал что-то о том, что нужен ещё людям. Чтобы, значит, как в зеркало смотрели на свою глупость. Мол, он не виноват, что люди памятник из него сделали. Раз сделали, то надо задание своё исполнить. А я, мол, сам глупец и на своём горбу груз грехов многих хочу изничтожить. И так, и эдак камушек меня уговаривал. А я его всё равно до геенны допёр и туда сбросил. Вот так сон.

 

Какой тёпленький камушек! За ночь обычно камни не нагреваются. Да я совсем забыл, где нахожусь. Куда бы здесь по нужде? Вон туда. Спущусь пониже к тем валунам. Ох, как припекло-то. По-быстренькому надо.

Что-то я ничего не понимаю. Ещё вчера еле ноги по земле передвигал. Тело всё, как рана сплошная, ныло. А нынче я его не чувствую, как в детстве. Чудеса, да и только.

– С новым солнцем здорового человека!

– И вам, эээ… Даже не знаю, чего вам пожелать хорошего, почтенный Хо.

– Того же, чего всем желают, здоровья душевного. Оно мне как раз кстати придётся.

– Вот-вот, пусть оно у вас и будет.

– Просто пожелать – маловато будет. Вам уже всё раз – и вернули. А вы меня хотите одними пожеланиями накормить? Разве это справедливо?

– Подскажите, как отплатить вам той же монетой. На ум мой скудный ничего не приходит.

– Сбросьте с горы этот камень.

– Вот этот громадный камень? Говорят, когда не по силам напруга, то можно и одежду испачкать.

– Всё может быть, если веры у человека нету. С вами вот чудеса ещё вчера происходить начали, а веры в силы свои как не было, так и сейчас нет. Даже сны – и те на ваше здоровье работали, а вы малости не желаете исполнить. Как же тогда вчерашний договор между нами? Он-то ещё только начинает действовать.

– Веры нету, ну надо же, веры нету! Совсем чокнутым надо быть, чтобы эту глы-ы-ыб-бу с места сдви-и-ну-уть. А ну, е-е-ещё разочек. Хо, смотрите, хорошо летит! Кажется, получилось.

– Вижу. Теперь топайте вниз и прикатите его обратно.

– Бред голый. Я что, совсем на идиота похож?

– Не похож. Но вы, дорогой мой ученик, очень похожи на Сизифа. О котором в веках сложат легенды. Для этого, дорогой мой ученик, требуется постараться для всех.

– Ну ладно, пусть так, но зачем всё это нужно?

– Обязательно отвечу, когда камень окажется на горе.

– Я, знаете ли, не совсем уверен, что такой подвиг мне по силам.

– Сизиф вечный, Сизиф непознанный, почему ты уверен, что труд на веки вечные можно свершить в одиночку?

– А с кем это я буду камень тащить?

– Хватит болтать. Камень смотрит и радуется, что зубы заговаривать некому. Спускайся и прикати его ко мне. Если своей силы не хватает, то зови другого Сизифа, из другой своей жизни. Если и этого мало окажется, зови ещё одного, ну и так – сколько потребуется.

– А сколько нас таких есть?

– Семь жизней – семь Сизифов, а душа, как и положено, – одна на всех.

– Ну ладно, я пошёл.

Надо же такому случиться? Всемером, может, и управимся. Да как их позвать-то? Вот зараза на мою голову! Размечтался о кренделях небесных. А они по такой цене вышли, что и расплатиться не знаешь как.

 

– Досточтимый Хо! У меня вышло, у нас вышло! Всё, как вы и говорили. Камушек по дороге причитать начал, так мы его враз угомонили. Сказали, что сбросим не по ровному склону, а с отвесной скалы. Так он быстро угомонился.

– Как ты меня порадовал Сизиф. Целую неделю каменную глупость тащил, всеми силами семи жизней. Укрепилась ли вера в чудеса земные и небесные?

– Есть вера. Внутри гнездо свила.

– Сизиф могучий, можешь ли ты сам ответить на свой вопрос «зачем всё это нужно»?

– Только отчасти. Думаю, что ответ будет расти с каждым новым подъёмом.

– Мудрые слова слышу. Для того и труд твой надобен, чтобы силы безвременного Сизифа стукнули в бубен вечных свершений.

– Вот так подсказочка. Ох, моя головушка расколется от такой загадки.

– Силы человеческие, духом рождённые, мозгами укрепляются. Обычно люди всё наоборот делают, вот и плутают бесконечными тропами. Тебе же, Сизиф, прямая дорога положена. Так не жди более, скати камень и ступай. Не забудь, Сизиф, улучшить свой труд на один день и на одного Сизифа. Вот как будешь управляться в один день только своими силами, так и мудрость звёздная сама на тебя спустится. Ступай, Сизиф, с миром в душе.

 

Ну что ты причитаешь, камень людских страстей? Не нравится, что ли, как качу? Хорошо качу, за день сегодня управимся. А-а-а, вот в чём дело. Стонешь, мол, что с такой беготнёй глупость от тебя откалываться начала? Так поделом ей. Чего её беречь-то? Чему положено, то и отвалилось. Мне тебя гладкую катить сподручнее было, но да ты, глупость каменная, тяжелее была. Я так думаю, что развалишься ты вконец от таких дел. Похнычь, похнычь. Громче завывай. Может, люди, что нас внизу встречают, услышат твои причитания. Вот потеха будет, когда они сами свою глупость на куски рвать будут. Ага, сразу замолчал. Ты уж лучше другие песни спой. А то под твой скулёж работа не в радость.

 

– Уважаемый Хо, Сизиф свою задачу выполнил. Или не выполнил, я уж и не знаю точно. Один день – и камень наверху. Помощь не потребовалась.

– Хороший отчёт. Главное, что в нём есть надежда на продолжение миссии. Ну да ладно, об этом потом. Я тут наблюдал забавную картину у подножия горы. Люди собрались, ожидают, когда ты за камнем спустишься. Раньше приходили к спуску, а нынче шатёр раскинули. Ночевать собираются. Чем такое столпотворение объясняется?

– Просто всё объясняется. Поначалу любопытство людей одолело. Я им то одно, то другое скажу. За это время многое понять довелось. Вот люди и ждут слова умного. Мудрости в нём мало, конечно, но людям и это сгодится. Предлагали даже камень вместе на гору таскать. Так я им ответил, что у каждого в жизни своя гора и свой камень найдётся – ищите в своём чулане.

– Не умный, но мудрый ответ, мой мальчик. Помнишь ли, по какой причине твой учитель здесь задержался?

– Как не помнить? Дарить лучше ровно столько, сколько человеку потребно. Только не всегда это выходит. Сложно чувствовать грань необходимого, тем более всегда. Я тут радуюсь, если вообще хоть что-то удаётся.

– Ничего, мой мальчик. Всё приходит с опытом. Расскажи лучше, как тебе работа с камнем помогает.

– Выходит, что эта работа всему голова и есть. С неё всё начинается, ею же и продолжается.

– Ещё что?

– Связь прямую тело узнало. Между трудом и разумностью человеческой. Способности в обе стороны прибывают. Как река полноводная пойму заливает, так и возможности прибывают. Стоит только хоть что-то выше уровня развить. И ещё, если только над чем-то одним стараешься, то кривая дорожка тебе уготована, долгая. А если разные виды совершенствуешь, то прямёхонько растёшь, как по лестнице топаешь. Так удобней и легче выходит. Есть ещё одна штука, только не знаю, как сказать. В общем, стараться лучше ближе к своему пределу. Тогда возможности пришедшие всегда чисты и могучи окажутся.

– Похвальные результаты имеешь, ученик. Только с нынешнего дня не услышишь ты из моих уст ни одной похвалы, а задачи на день устанавливать – тебе самому. Я лишь буду наблюдать и слушать. С нынешнего дня разговаривать тебе со мной как с равным придётся. Что это нам даст, мы выясним позже. Спокойной ночи, досточтимый Сизиф.

 

Вот так выдал Яго из рода Хокагавы! До чего загадочная и непредсказуемая душа. Интересно, кто был его учителем? Много вопросов в голове возникло. Утречком думать над ними начну, а сейчас спать пора. Может, что и во сне прояснится. Последнее время всё так и происходит.

 

– Вот скажи, камень обласканный. С какого, спрашивается, рожна, ты стал ко мне так хорошо относиться? Я тебя со скалы сбрасываю, бока оббиваю, покою не даю. А ты меня по ночам греешь, днём охлаждаешь. Вон даже песенки мурлыкать стал.

– Доля моя такая – ныть да причитать. Как против своей природы попрёшь? Я всё же – глупость людская. Людская, да не собственная. Вон её сколько уже повылетело. Да и привык я уже к тебе. Душа у меня есть. Давно уже. Ты катай, катай, не останавливайся. Мне нравится двигаться. Належался уже за столько лет. Раньше-то что я в душе имел? Что нагладили, то и хранить пришлось. А нынче мало с того осталось. Вот скажи, много ли сам в душу хорошего принял?

– За то досточтимому Хо поклон в ноги.

– Вот и моя душа на месте стоять не в силах.

– А я-то думаю: почему это катать тебя так легко стало? Ты же сам желанием своим мне помогаешь.

– Ну помогаю, и что с того?

– Да так, ничего вроде. А вроде и чего. Я вот ещё раз тебя с горы сегодня скачу да назад доставлю, и будет это седьмой раз за день. Так сказать, конец этапа в нашем развитии. И в твоём, получается, тоже. Уважаемый Хо к таким моментам сюрприз обычно преподносит. Такой, что и предположить нельзя. А так как дальнейшего развития я предположить не в силах, то, стало быть, конец пути нашего намечается.

– Всё, приехали. Скатывай быстрее.

– Куда это ты так торопишься? Времени до заката у нас ещё много. И чего это ты затих совсем? Вон испариной весь покрылся. Сказывай давай, что стряслось.

– А то, что это мой последний спуск, и до конца дня я не доживу. Развалюсь на хрен, и всё.

– Ругаться всё же не хорошо.

– Нет, ты чего это удумал, убивец собственной плоти? Перестань, тебе говорю! Я летать ещё не умею.

– А на горбушке полежать сможешь?

– Смогу.

– Тогда не кобенься, а помогай лучше.

– Да что делать-то?

– Качаться перестань для начала, а то меня в стороны шатает. Вот так лучше. Нам этап завершить обязательно нужно. Иначе до цельности необходимой немного не хватит. А это значит, весь этап заново пройти придётся. И что ты предлагаешь, семь раз тебя за день на горбу таскать? То-то, так что лучше один раз вместе постараемся. Чтобы нести легче было, спой лучше песню о небе, о птицах вольных, о ветре.

– Не знаю такой. Тащи пока, а я сочиню, как сумею.

 

Песню ему подавай. Для поднятия духа вот что подойдёт:

 

Жил когда-то

один странный человек.

И была у него мечта

– взмыть в небо, как птица.

И вот этот человек пришёл за советом

к досточтимому Хо.

Рассказал ему, что желает в жизни

больше всего на свете.

Хо спросил старого человека,

какую цену готов заплатить он

за мечту свою несбыточную.

Человек ответил,

что отдаст всё, что угодно,

даже самое дорогое, что имеет.

На что Хо потребовал плату вперёд,

и человек дал согласие.

Хо попросил его вернуться домой

и потом прийти снова.

И если человек не раздумает,

то получит крылья, как у птицы.

Была у него красавица жена,

достаток в доме

и всё, что положено

счастливому человеку.

Когда же он пришёл домой,

то обнаружил сгоревший дом свой:

Жена с любовником сожгли всё, что он имел.

Даже книги его учёные

сгорели в том пожаре.

Вернулся человек обратно на гору.

Почтенный Хо предложил ему

вернуть плату за чудо несбыточное.

Человек отказался.

Сказал,

что лучше в небо,

подальше от мерзких людей.

Чудо свершилось.

Отросли у человека крылья,

и он улетел прямо к солнцу.

Ничего его больше

на земле

не удерживало.

 

– И что дальше было?

– А что может быть хорошего, когда человек чудо для бегства приспособил? Разве можно владеть возможностями, если они только для себя одного применяются? Разбился вдребезги, вот и всё тут.

– Да уж, весёлую ты мне сказочку рассказал. Это что, помощь такая в извращённом виде?

– А ты не торопись, Сизиф, сказку ругать. Лучше подумай вот о чём. Ты меня на своём горбу таскаешь. Так?

– Ну да, таскаю.

– Для кого стараешься, кроме себя самого?

– Уважаемый Хо должен дух свой освободить.

– Так, ещё.

– Ещё твоя душа от глупости чужой избавится.

– Тоже правильно, а ещё для кого?

– Вон для тех людей, что нас сейчас встретят. Им пример нужен сил человеческих. Сильная вера, знаешь ли, чудеса с людьми делает. А мы с тобой не только на этот день работаем, а на веки вечные веру крепим. Так скольким людям помочь сможем?

– Вот и выходит, что возможности свои потерять тебе не суждено вовеки вечные. А так как я тоже с тобой одно дело делаю, то и мои возможности только умножиться должны.

– К чему это ты клонишь?

– Да к тому, что, когда время придёт расставаться, мы друг другу помочь должны в одном деле.

– В каком это деле?

– Притащишь меня назад, всё само собой и свершится.

– Заинтриговал, дальше некуда. Полежи пока у шатра. Устал что-то от тяжести такой несусветной. Пойду с людьми поговорю. А как силы вернутся, назад пойдём.

 

– Пора в путь, твердь земная. Вот так отдохнул. Тяжесть твоя к земле клонит. Непорядок это, пошли.

– Сизиф, расскажи, о чём с людьми говорил. Интересно, чего хотели. Суетятся вокруг тебя, как пчёлы вокруг улья.

– Новорожденных принесли. Говорят, дотронься до них. Чтобы, значит, силу свою передал. Предрассудки всё это. А мне что, жалко? Спрашивали, зачем вот тебя на шею посадил. Я им сказал, чтобы по домам расходились, что не приду больше. Не поверили. Тяжело идём, очень тяжело. С чего бы так? Спускались легче.

– Сам силу раздал, а теперь жалуешься.

– Объясни.

– Прикосновение любое бесследным быть не может. Тебя вон просили силой поделиться. Ты хоть и не верил в это, а руки свои приложил к младенцам. А им это надо было? За детей родители страждущие упросили. Нешто им ведомо было, что любое дитя рождённое сил имеет, сколько потребно, по судьбе своей? У тебя жизнь на предельном крае струится. Разве можешь иметь излишек?

– Значит, истратил я больше, чем самому потребно.

– Значит, истратил.

– Чувствую всем телом, что так и есть. Не донесу я тебя нынче. Что делать-то нам?

– Есть выход один. Только он мне не нравится.

– Нравится, не нравится – выкладывай. Там видно будет.

– Можно призвать помощь твоих предыдущих жизней, как в самом начале было.

– Можно и так. Только сдаётся мне, что результат не один и тот же окажется. Да видать, без этой помощи нам не обойтись. Зато дело свершённым окажется.

 

– Досточтимый Хо, услышь просьбу о помощи. Треть пути осталась, а все силы моих жизней не могут справиться с тяготой непосильной.

– Сложное положение создал Сизиф благородный. Спугнул птицу мудрых решений. Как же без неё на грани возможностей?

– Помоги, если хочешь, за то расплачусь, чем сумею.

– Брось камень, Сизиф. Зачем возишься с чужой глупостью?

– Не брошу, уважаемый Хо. Она теперь и не глупость вовсе, а душа, равная людям праведным. Кем тогда стану, если друга в беде брошу?

– Согласен ли ты тело своё могучее загубить, а душу в чистоте сохранить?

– Пусть будет так.

– Тогда вперёд, мой мальчик. Камень трижды рождённый, пой в голос мелодию, что на душу ложится. Пусть даже люди внизу услышат. Слова после сложатся. Пой, камень жизненных решений, облегчи дорогу идущему.

 

Последний шаг, последний вздох,

Приветствую тебя, вершина.

Коленом вниз к земле прижат,

И в пыль разбит уже у цели.

Прости, мой друг, я был не прав.

За то и мне не жить на свете.

Твердь мудрости мою во прах,

Слезой своё омою бремя.

 

Окончилась песнь камня, и в голове Сизифа прозвучали неизвестно откуда взявшиеся строки.

Последний шаг сделан к священной вершине.

Последний вздох вышел, истрачены силы.

Сизиф на коленях, а камень – как время.

Сквозь пальцы просеяна бремени ценность.

 

– Что всё это значит, уважаемый Хо? Я вижу вас, как себя самого.

– Мы равны. А равный должен видеть собрата.

– Значит, я умер.

– Скорее, истаяло твоё тело. Сгорело цветком предельных устремлений. Душа твоя едина теперь цельностью всех семи жизней. Мы свободны теперь оба.

– Что же стало с душой нашего камня?

– Успокойся, она жива. Души всегда имеют всю вечность. Разве нам по силам изгнать рождённую вечность?

– Я не чувствую душу камня. Как она живёт?

– Души бывают различны по природе своей. Нам людям требуется одна единственная. Камню потребно их много. Столько, сколько частиц мельчайших разбудить сможем. Пробудился весь камень – вот и пришло время посеять на всю гору все души рождённые. Не ищи малость. Прислушайся ко всей горе. Разве ты не слышишь, как она просыпается? В её чреве продолжилась песнь, камнем спетая. Гора оживает. Камень наш родился в третий раз, как и было назначено.

– Кажется, всё было как надо?

– Да, мой мальчик, так всё и было.

– Что же мы сделали все вместе?

– А вот что. Обернись на закат, и пошли. Нам пора в путь сквозь время. Сверкающий мост наших свершений упирается в душу одного из нас. Когда нам будет надо, то всегда сможем сюда вернуться. Наш друг каменный всегда нам рад будет. Прощай, гора силы ожившей.

– Куда мы направляемся, учитель?

– Разве ты не видишь, куда упирается мост свершений?

– К солнцу наш путь, учитель, к свету и радости.

– Правильно, Сизиф. Там нас ждут.

 

А люди внизу всё стояли и смотрели им вслед, и каждый видел исход светлых душ по-своему.

Цапля чистоты помыслов

 

Где я сейчас? Кажется, только глаза закрыл, задумавшись, – не важно, о чём – и опять открыл.

Всё другое вокруг. Как не узнать место? Я здесь был раньше, когда ездил к брату на метеостанцию. Это в Туруханском крае, на Енисее, близ посёлка Туруханск. Как же меня сюда занесло? Ведь «близ» – это, пожалуй, мягко сказано. Это же сто семьдесят километров от посёлка, а до остальной цивилизации ещё дальше. Да, я здесь был раньше. Тайга, сопки. Действующая метеостанция в этой богатейшей природной глухомани. Четыре деревянные постройки – вот и всё хозяйство. Собаки! Должны быть собаки. Всегда были, ну хоть одна… Тихо. Что – собаки, а люди? Пара человек есть всегда, если, конечно, сейчас не в тайге бродят?

А что это, собственно, я разволновался? Место уж точно не враждебное. Случайный местный бродяга всегда найдёт здесь радушный приём. Даже если хозяев нет дома, заходи, покушай, отдохни с дороги. Гостям здесь рады. Благо, если по натуре отшельник, а если по необходимости? Иногда ведь и волком взвыть хочется от одиночества. Ну ладно, как попал сюда, пока отложим в ящик с загадками. Дождусь хозяев, а там разберёмся.

Легко сказать: отложим вопрос, а как это сделать? Да и что я скажу хозяевам: что с неба свалился? Таёжники – народ проникновенный, вдумчивый, правду кожей ощутят, определят с первого взгляда, чем от человека несёт. А чем от меня может нести? Угрозы я, вроде, не представляю – наоборот, даже очень покладистый товарищ. Но, пожалуй, лишними хлопотами попахивает. Свалился я сюда непонятно как, значит, домой отчалить самостоятельно не способен. Места здесь до сих пор все в легендах, и местные им под стать – сильно не удивятся. Приглядятся, в затылках почешут, если человек того стоит, то и помогут с охотой – событие всё-таки не совсем обычное, будет что зимним вечером вспомнить.

Вот глупый, брат же говорил, что здесь зимой полярная ночь. А сейчас летнее солнце. Интересно, сколько сейчас времени? По свету в окне – за полдень. И что я расселся, оглядеться же надо! Да и, собственно, пока спешить некуда и бежать куда-то сломя голову тоже резону никакого.

Так. Я сижу за столом, на столе передо мной – поживший китайский термос. А на нём, на термосе, цапля стоит как живая. Как положено нарисована: на одной ноге в каком- то водоёме. А вокруг лес, стилизованный, конечно. Так что не понять, к какой флоре принадлежит: то ли китайский пейзаж, то ли тайга. Ширпотребный рисунок, но взгляд притягивает, как магнитом. Вроде, и смотреть особо не на что, разве что на саму цаплю. Вот я и смотрю прямо ей в глаз, а в нём… череда воспоминаний о том, как я сюда приезжал к брату – целых два раза приезжал. Он у меня отшельник. Балагур и отшельник одновременно, с классической русской внешностью: ладошки – лопаты, нос картошкой, здоровый пузатый увалень. Картина есть такая – «Три богатыря», так братик – вылитый Илья Муромец, только молод ещё и наивен, как ребёнок. Он мне всегда нравился, и больше всего своей природной естественностью, да ещё врождённым спокойствием.

Насколько помню, вся моя прошлая жизнь здесь крутилась вокруг деревянного клозета. И вправду смешно звучит. Особенности памяти. Запоминается то, что связывает все яркие события в единую картину. Может быть, это мой способ фиксации событий, а может и не только мой. Клозет и стал таким связующим звеном; в нём я получил сильное эмоциональное впечатление, которое, пожалуй, и связало воедино все другие, не менее сильные, переживания. Кстати сказать, все – очень приятные.

Изобилие и разнообразие природных богатств просто вышибает городского жителя из привычного состояния. Это и прогулка на рыбалку, когда из бурного притока таскаешь жирного хариуса одного за другим. И последующее пиршество, когда, после двадцати минут в рассоле, прозрачный перламутр нежнейшего мяса рыбки начинает таять во рту. И прогулка в прибрежную полосу смешанного леса, где за двадцать минут ведро грибов – это тридцать метров вниз по склону к Енисею, если мерить от клозета. А на пятьдесят метров вверх, на сопку, мы втроём прогулялись за голубикой. Поболтали о том о сём, посидели среди её зарослей, набрали ведро ягоды и через двадцать минут вернулись к избушке. И я пошёл осваивать, собственно, сам клозет.

Занятие, скажем так, вполне тривиальное, не содержащее чего-то новенького, но, тем не менее, ознаменовалось событием. По городской привычке я закрыл за собой дверь без всяких признаков задвижки. А зачем она, спрашивается, в этой глухомани нужна, если и сам дом запирают только на ночь, от слишком любопытных мишек. До клозета им точно нет никакого дела. Да и сама дверь, пожалуй, тоже ни к чему. Вокруг такие густые заросли, что закрывать дверцу приходится с трудом. Вот она сама в своё привычное положение и открылась. После клозетного запаха в нос ударила волна короткого – и от того буйного ароматом – лета. Накрыла, как пригвоздила к месту. Мало того, в помещение ввалился целый куст красной смородины, да так и остался качаться перед самым носом. Благо, что сидел крепко, а то вышло бы совсем непотребно. Вот так я и сидел один, задумавшись о прелестях существования, объедая нескончаемый куст смородины, и вспоминая все произошедшие очень… не знаю, как сказать.

Все события пропитались чистотой природы – вроде обжитой, но, тем не менее, оставшейся нетронутой, дикой, со своим вечным естественным укладом, который оказался не нарушен человеком. Редкое для меня зрелище гармонии существования. Чистота окружающего единства действительно поражает. И, что самое удивительное, мы – естественная часть этого единства.

 

Такое ощущение я испытывал, когда читал книгу «Дерсу Узала». Ещё подростком, зимней ночью, чуть ли не с головой укрывшись тёплым одеялом, я путешествовал по дебрям сказочной тайги. С одуряющим ароматом описанной природы, с ночными криками вовсе не уснувшего леса, с каждым шагом и мыслью самого Дерсу – этим таёжным природным человечком, таким родным сердцу и понятным разуму. Когда позднее увидел экранизацию книги, запомнилась одна сцена: встреча в лесу обоих друзей и местных скитальцев. Дождь лил безостановочно, сильно, совершенно вертикально. Такой дождь идёт неделями, как будто живёт отдельной жизнью, властвуя над всем, что накрывает своим холодным телом. Не здешний дождь. Как будто добрался сюда то ли из тропиков, то ли с севера. Скорее всего, сцену эту снимали в другом регионе. Но сейчас это не важно, ведь я сам мокну под ним.

Мне понравилось идти по разбухшей звериной тропе, вслед удаляющейся цепочке встретившихся путников. Дождь оказался силён своей властью и беспристрастен ко всем своим подданным. Он принимал под своё мокрое крыло не только всех, но и всё без разбору. Всё покрыла музыка всеобщего спокойствия. Жизнь продолжается и под крылом мокрого властителя. Какая-то птица хлопнула крыльями, словно выстрел прозвучал сквозь монотонную музыку дождя. Кажется, я очнулся от гипноза мокрой сущности. Дождь пошёл гораздо реже, он больше не властвует надо мной, но всё же ещё многое остаётся в его власти. Видно стало гораздо дальше.

 

Я уже не в тайге и тропа мне знакома. Да и не тропа это пока, а целая грунтовая проезжая дорога. Потом, после этого первого перехода – от деревни до второго моста через горную реку, – она превратится в туристическую горную тропу. Да, я топал здесь пару раз и возвращался тоже по этой дороге. Чудесные места на горном Алтае! Вот так, топаешь себе, подчиняясь ритму скачущей тропы, – и за каждым поворотом попадаешь в свои особые природные условия. Солнце, дождь и ветер порой так причудливо играют природой, что диву даёшься от бурлящего разнообразия. Алтайская флора всемирно известна этим разнообразием. Но мало знать, надо ручками прощупать, кожей ощутить и душой воспринять всю невероятную мешанину природного разнообразия – не только в погоде, но во всём, к чему прикасаешься. Ещё вчера утром растёр в пальцах жёсткий здесь стебелёк мяты, а до сих пор руки пахнут! Аромат здешних трав такой сильный, что со всем известным мятным «Орбитом» и сравнивать нечего. Но больше всего поражает не растительность и не все природные условия вместе взятые. Есть на Алтае кое-что посерьёзнее.

Кажется, начинается тот самый тягун. Длинный подъём, в конце которого восторг. Третий переход – самый трудный. Утром к нагрузкам уже привык, но сейчас новый уровень сложности. Завершить день финишным спуртом – значит заново преодолеть себя. Ну, ничего, дело приятное, да и награда предстоит достойная. Даже когда знаешь, что ждёт впереди, душу греет ожидание чуда. Сил хватает, как всегда, только на последние шаги. Тело всё гудит, как высоковольтная линия электропередач. Вот оно, озеро Кучерлинское! Вот она, красота горной чаши, отражённой в салатовом озере!

Тягун закончился обзорной площадкой. Прежде чем начать спуск к озеру, нужно побыть наверху, а то эмоции разорвут изнутри. Здесь наверху особое информационное поле ощущаешь. Так сложилось уже неизвестно с какого времени. Безусловно, это место скопления силы. Не сама площадка, а вся горная котловина. Её границы видны именно отсюда, с площадки обзора. Эмоциональную энергию людей такое место усваивает жадно. Возвращает тоже охотно, но с таким мощным приданым, что и не унесёшь.

Я как-нибудь расскажу об энергии эмоций подробней, тема непростая. А сейчас скажу просто, что эмоции любого содержания воспринимаются веществом. Эмоции – это всеобщий способ общения между всеми формами бытия, это первородная система всех переходных состояний. Сами того не осознавая, мы наполняем вещество своим содержанием, пробуждая его к более деятельной, живой жизни. Место силы накапливает всё, что мы «аукнули», приобретая своё собственное «лицо». Чистота наших даров откликается реакцией уже живого места силы.

Таких разбуженных мест силы на Алтае предостаточно, и все они разные. Чем накормили, то и взрастёт. Разнообразие их лиц сливается в одно большое общее лицо горного Алтая. Как-нибудь попробуйте воспринять хотя бы отдельное лицо места силы, может, тогда сможете сразу общее лицо узреть, к примеру, целого Алтая. Кучерлинское место силы – очень восторженного характера, нежное и благодарное к нам, туристам. Постояли над склоном, подарили свою восторженную радость – и получили взамен физическое облегчение. В котловину уже спускаешься вприпрыжку, как будто и не было трудного перехода.

Но что-то мне не хочется спускаться к озеру. Посижу немного на ветру, полюбуюсь лицом этого места. Третий раз уже здесь, пора бы и подружиться. Надо только захотеть воспринять всё место силы целиком – живым и способным общаться. Нет, пожалуй, для него этого будет мало. Его желание общаться зависит от глубины моей заинтересованности, от важности моих вопросов.

 

– Ты меня звал? Спрашивай.

– Как давно ты проснулась?

– Я не спала никогда.

– Как так не спала? Я считал, что люди тебя наполнили своим содержанием, и ты стала способна к осознанию.

– Это не так. Способности есть и были всегда, все сразу.

– А как это может быть?

– Спроси у отца.

– Создатель даёт мне ответы только по уровню моих способностей.

– И это не так.

– Расскажи, я постараюсь понять.

– Попробую. Меня много было всегда. Форма сиюминутна, я – сразу и всё остальное. Тело Создателя не может не иметь его разума. Ущербность – ваш временный удел. Так надо.

– Обращаясь к тебе, я обращаюсь к телу Создателя?

– Не только к те