Палец, сломанный под острым углом

 

Раньше, как только наступало время поединков, я постоянно пытался сесть в самый первый ряд, чтобы хоть на немного продлить время спарринга. Но после этого случая я чаще садился в самом отдаленном углу зала и просто тихо смотрел. Через некоторое время я, можно сказать, вообще всей душой возненавидел спар­ринг, и причиной тому стал вот какой случай.

В воскресенье после окончания утренней тренировки я пообедал и продолжил тренироваться сам. Обливаясь потом, я работал со штангой. Вдруг в зал вошел не очень крупного телосложения парень, одетый в школьную форму и начал смотреть, как я тренируюсь. Взгляд у него был пронизывающим, я чувствовал это на себе, но не подавал вида и продолжал поднимать штангу. Спустя некоторое время он мне сказал: "Может немного поспаррингуем". Это был эдакий благопристойный додзёябури.

Судя по внешнему виду, он был не очень силен, и я решил согласиться на его предложение. Скорее всего, он то же самое подумал и обо мне. Уверенности в своей технике у меня не было, но я глубоко верил в силу Ояма-каратэ. Мне предстояло впервые встретиться с другой школой и от волнения у меня сердце чуть не выскакивало из груди.

Он быстро переоделся в форму, которую принес с собой, и предложил начать поединок. На нем был белый пояс. Мне переодеваться было незачем, и мы тут же вступили в бой. Может потому, что он был немного выше меня, он стал в низкую стойку сико-дачи. Завязался отчаянный поединок. Вернее его уже нельзя было назвать поединком, скорее, это была драка.

Прошло минут пятнадцать, мы оба выбились из сил, но прекращать бой я не собирался, был упрям и не мог так запросто предложить закончить поединок.

Похоже, он почувствовал это, и у него взыграло само­любие. У меня текла кровь из носа, а у моего партнера изо рта. Я попал ему в голову ударом атамадзуки. Дыха­ния у меня уже не хватало, и я, собрав последние силы, нанес удар ногой. К несчастью, он сблокировал мой удар растопыренными пальцами. Вот тогда все и случилось. Он издал дикий крик, схватился за руку и, скорчив­шись, повалился на пол. Когда я присмотрелся, то уви­дел, что его указательный палец был сломан под острым углом, кость пронзила мясо и торчала наружу. Такое зрелище я увидел впервые, побледнев от испуга и внезап­ного осознания ответственности, тут же схватил его, и мы побежали в больницу. Там нам сказали, что это тяже­лая травма, лечение которой займет два-три месяца.

После происшествия страх перед поединком принял не­бывалые размеры. Странно, но я заметил, что такое чувст­во было не только у меня, но и у остальных тренирую­щихся. Бывали случаи, когда во время поединка у некото­рых учеников намокали трусы. И практически все, когда подходило время спаррингов, бледнели и становились ка­кими-то неуклюжими. Нечего и говорить, что многие про­сто не выдерживали даже обычной тренировки и бросали занятия. А некоторые, желающие поступить в школ, даже после первой тренировки больше в зале не появля­лись. Конечно, в такой обстановке считалось чрезвычайно почетным выдержать жестокие тренировки и с белого пояса сдать на зеленый. Я слышал, что зеленый пояс в школе Оямы соответствует черному поясу любой другой школы и совершенно с этим согласен, так как знаю всю суровость наших тренировок. И в самом деле, практически всех, кто приходил к нам себя проверить (додзё-ябури), мог запросто уложить любой из наших зеленых поясов. Совер­шенно очевидно, что суровость занятий отражается на силе и характере тренирующегося.

 

СТРЕМЛЕНИЕ К ЧЕРНОМУ ПОЯСУ

Под гнетом зеленого пояса

 

Прошло ровно полгода со дня моего поступления в учени-чество. Пришла пора сдачи весенних экзаменов на пояса. Тогда в школе Оямы экзамены проводились два раза в год: весной и осенью. Я и подумать не мог, что на этих экза­менах мне придется сдавать на зеленый пояс — четвер­тый кю. Ведь обычно, для того чтобы сдать на четвертый кю, требовалось прозаниматься не менее года. Но вышло так, что я как бы уложился в половину срока. Думаю, что здесь не обошлось без Оямы, который, вероятно, хотел проверить, на что я способен. И настоящие муче­ния начались именно с этого момента.

Я понимал, что повязал себе зеленый пояс, который еще не заслужил. (В то время существовало лишь три степени градации — зеленый пояс, коричневый и чер­ный.) И этот зеленый пояс лег на меня, немощного, сла­босильного мальчишку тяжким бременем.

Рост тогда у меня был 160 сантиметров, а вес всего 55 килограммов. Я даже не мог поднять 45-килограммовой штанги.

Пока я был обычным белым поясом, мог, спрятав­шись где-нибудь в углу зала, кое-как переждать время поединков. Но после того, как я повязал зеленый пояс, куда девалась снисходительность моих наставников — черных и коричневых поясов! Меня силой вытаскивали на середину зала и заставляли работать в паре. При этом мне "наступали на пятки" белые пояса.

Тогда в зале Оямы начали практиковать следующую форму ведения поединков: сперва черные пояса спаррин-говали с коричневыми и зелеными, затем коричневые с зелеными и белыми, а уж потом зеленые с белыми. Так как у меня был зеленый пояс, мне доставалось не только от черных и коричневых поясов, но еще и белые давили на меня снизу. Положение было очень тяжелым.

В большинстве своем белые пояса были старше меня, да и занимались дольше. Кроме того, практически все они были крупнее меня, да и к тренировкам относились значительно серьезнее. Они очень хорошо знали, что такое страх, и в спарринге, сломя голову бросались на против­ника, только бы самому не пострадать. Почти всегда, приходя в зал, я видел кровь.

Тренировки, которые с этого момента, казалось, дол­жны были пойти легче, напротив, становились все мучи­тельнее и труднее. Мне стало неприятно даже приходить в зал. И я продолжал ходить лишь потому, что хотел выполнить свое обещание. Ведь я поклялся ни разу не пропустить тренировку.

Когда я просыпался и вдруг вспоминал, что сегодня нужно идти в зал, у меня тут же падало настроение. Ворота школы мне казались воротами ада, и в каждом наставнике я видел черта, или дьявола. У меня нет слов, чтобы вьфазить чувство радости и облегчения, наступавшее после оконча­ния тренировки. Конечно, сейчас я вспоминаю это с улыбкой, но тогда мне было не до смеха. Каждый раз после тренировки я думал: "Слава богу, сегодня обошлось".

Я постоянно искал способа избежать поединков. Как-то в один из дней перед тренировкой я все-таки решил пойти в ближайшую аптеку, купить там бинт и перемо­тать себе руку. По дороге к залу был парк. Там-то я и осуществил свой замысел, старательно перемотав себе руку, на которой не было и царапинки. Придя в зал, я изо всех сил пытался обратить внимание наставника на мою руку, мимикой и жестами стараясь показать, как мне больно. Но, к сожалению, номер не удался и бессер­дечный наставник все же заставил меня стать в спар­ринг. Со словами: "Если у тебя одна рука не работает, то надо работать другой", — он без снисхождения начал меня колотить. Чего я только не придумывал, чтобы избежать боев, и по иронии судьбы действительно получил травму.

 

Предчувствие несчастья

 

Однажды, когда нужно было собираться на трениров­ку, я, как обычно, колебался идти мне на занятия или нет. Даже по дороге в зал, когда я сел в электричку, мое сердце вдруг сильно забилось, какое-то шестое чувство подсказывало, что сегодня лучше остаться дома, и я чуть было не вернулся с полпути. Но, выйдя на станции Икэ-букуро, я все же окончательно решил пойти в зал. При этом меня никак не покидало какое-то неприятное чувство.

И даже, когда тренировка началась, я никак не мог сосредоточиться. Начались поединки. Меня заставили выйти. Моим партнером был старший ученик с коричне­вым поясом. Я предполагал отделаться тремя минутами, и сам в бой не лез. Продолжая отходить, к несчастью, я оказался в углу. Дальше отступать было некуда, и толь­ко я собрался сказать: "Маиримасита" (сдаюсь), как в тот же миг получил такой удар ногой в бок, что у меня неожиданно вырвался стон, и я до конца тренировки пролежал на боку. Тогда мне кое-как удалось добраться до дома, но от боли я так всю ночь и не спал. На следую­щий день я пошел в больницу и показался врачу. Он поставил диагноз — перелом ребра.

Услышав это, в душе я очень обрадовался. Ведь те­перь я смогу долго не принимать участия в поединках.

Хоть бок у меня и болел, но я все же продолжал хо­дить в зал. Я готов был терпеть любую боль, только бы не стоять в спарринге. И даже наставник, не обративший внимания на мою якобы раненую руку, оставил меня в покое, узнав, что у меня сломано ребро. Так, на некото­рое время я был избавлен от поединков.

 

Дух "ОС"

 

Даже после перелома ребра я продолжал ходить в зал и тренировки не пропускал. Я не мог нарушить свою клятву: "За год не пропустить ни одного занятия".

Но через месяц — другой меня снова начали ставить в поединки. Старшие ученики, которые раньше меня не трогали, теперь совершенно забыли о моей травме. Каж­дый день я пытался избежать мучений, но теперь это уже была борьба с самим собой, с собственным страхом.

Этим тяжелым дням, казалось, не будет конца, но несмотря на то, что мне было очень тяжело, я продолжал ходить в зал и, что самое удивительное, стал бояться все меньше и понемногу воспрянул духом. Раньше, оказываясь перед трудностями, я старался их избежать, но сей­час это чувство исчезло окончательно. В то время я бук­вально кипел энергией. Вот тогда впервые я и познал дух "ОС". Смысл был в том, чтобы встречать трудности лицом к лицу и затем их преодолевать. Все это я познал на практике в процессе тренировок.

Не скрою, бывали моменты, когда я приходил в от­чаяние, но тогда я думал — ладно, пусть калечат, мне уже все равно, — и так преодолевая себя, продолжал ходить в зал. Несомненно, это было гораздо лучше, чем бросить тренировки. Я старался изо всех сил и незаметно для себя самого воспитал дух и в то же время отработал до совершенства все приемы.

 

Преодоление слабости

 

В то время я с головой ушел в тренировки, решив особое внимание уделить накачке физической силы. Учитель Ояма говорил: "Вам необходимо набирать силу, много ешьте и накапливайте мышечную массу". Эти слова и на меня оказали влияние. Наставники часто говорили мне: "У тебя нет силы, надо ее набирать". И они были правы, так как я действительно был слаб физически и поэтому поединки давались мне очень тяжело.

Даже хорошо отработанные комбинации не оказыва­ли на моего противника никакого действия. Я считал, что и боевая стойка, и атаки, и ката у меня уже получа­лись хорошо, но разве можно в каратэ назвать атакой комбинацию, которая не сбивает противника с ног, а блокирование атаки партнера — блокированием, когда сам улетаешь вместе с блоком!

Я не могу не согласиться с утверждением, что в кара­тэ существует два важных момента. Первый — наличие мощи, которая может одним махом снести противника, и второй — крепкое тело, способное выдержать любой удар. Я попытался решить эту проблему наращиванием физической силы. Во-первых, старался есть как можно больше, а потом вообще решил запихивать б себя еду через силу. Во-вторых, после окончания тренировки переходил к упражнениям со штангой и отжиманию от пола. Я напряженно работал, накапливая физическую силу. И это дало результат. Я возмужал, да и силы значительно прибавилось. Это было здорово. Я уже без труда мог под­нимать 45-килограммовую штангу, что раньше мне каза­лось невозможным, и от пола легко отжимался.

Под постоянным давлением черных поясов, с одной стороны, и белых — с другой, я кое-как освоил технику в спарринге. Конечно, очень многому научился от стар­ших, но самая большая ценность состояла в том, что я, работая в реальных боях, на себе прочувствовал суть тех­ники, и мое тело ее запомнило.

Это придало мне уверенности, и я уже по-другому стал смотреть на поединок, который так не любил рань­ше. Я перевалил через огромную стену. От беспокойства о физических недостатках, которое меня охватывало до этого времени, не осталось и следа. К тому же, я достиг поставленной цели и в течение года не пропустил ни одной тренировки. Это подняло меня в собственных глазах.