Первые фиксированные установки

В первом триместре беременности физиологические события таковы, что их можно истолковать как отстаивание эмбрионом своего эволюционного права на жизнь. Но можем ли мы предполагать появление у эмбриона фиксированных смысловых установок? Так, если в работе с клиентами всплывает тема нежеланного ребенка, то нам необходимо понять, каким образом возможна передача родительского отношения будущему ребенку. Если бы у нас была возможность доказать, что эмбрион обладает психикой, мы бы могли допустить и возможность возникновения фиксированных смысловых установок. А поскольку на первых неделях беременности он, скорее всего, находится на допсихическом уровне развития, то еще требуется доказать, что фиксированные смысловые установки возникать и на этом уровне отражения. Следовательно, вопрос пока остается открытым, мы лишь констатируем, что принципиальная возможность образования фиксированных установок не может быть исключена.

Но с 9-й недели беременности уже можно судить о наличии у плода первых поведенческих реакций, поэтому начиная как минимум с этого момента резонно начать отсчет накопления индивидуального опыта (разумеется, в тех видах активности, на которые плод уже способен). На этом сроке беременности перед будущей матерью стоит необходимость решить задачу поиска оптимального соотношения между «симбиозом» и разделением с ребенком. Эту же задачу вынужден решать и плод. Следовательно, первой переменной, по которой возможны фиксации, выступает «симбиоз – самостоятельность».

Если в рамках пренатальной общности (семья, в которую включен и плод) сформировалось отношение к беременной как к ребенку, то возникает смысловая тенденция (крен, «аномалия», установка) к тому, чтобы мать и плод чувствовали себя как бы единым существом. Эта смысловая установка может быть зафиксирована, если в дальнейшем к беременной, а затем и к кормящей матери будет сохраняться подобное отношение (сработает критерий повторяемости). Если и сама будущая мать, а затем и кормящая, проявит склонность к инфантильным эмоциональным реакциям, то это также будет усиливать фиксацию (благодаря аффективному подкреплению). Следовательно, мы видим, что даже сравнительно ранние этапы эмбрионального развития могут породить фиксированные смысловые установки, если сработает достаточное количество факторов фиксации (см. 3.4.4.). При этом носителем (субстратом, хранителем) таких установок некоторое время является не один только плод, а как минимум совместно с матерью. Окружающие также в известной степени способны послужить «группой поддержки».

Следующий «перевал», который требуется преодолеть плоду, это определить свои возможности (очень пока недифференцированно, как физиологическое переживание «смогу – не смогу»). Содержательные сомнения возникают у матери, а ребенок вовлекается в этот процесс через состояние. Для ребенка эти сомнения представляют прототипную ситуацию, в которой надо найти свою линию реагирования. В любом случае ребенок зафиксирует себя на каком-то участке шкалы «Мой потенциал: смогу – не смогу». Какого рода будет фиксация, во многом зависит от мамы.

Первое влияние – это ее эмоциональное состояние (и порождающие его смыслы). Если мама много сомневается, тревожится из-за возможных проблем, на решение которых у нее может не хватить сил, то это состояние порождает соответствующий гуморальный фон, который вызывает подобное состояние и у ребенка. Ощущение изматывающей неопределенной тревоги может стать для него преобладающим. Если же мама активно занимается возникающими проблемами, готовится к предстоящим трудностям, и полна готовности решать их, то и ребенок получит соответствующее «гуморальное питание». (В частности, хорошим средством снятия тревог является, как уже отмечалось, «гнездование»: подготовка жилища для жизни будущего младенца).

Второе мамино средство – это внимание к потребностям плода. Если мама сможет чутко реагировать на «управляющие» сигналы ребенка, помогать ему, то у него будет накапливаться ощущение, что его активность не напрасна, что его усилия приносят результаты. Это, в свою очередь, придает уверенность в том, что мир податлив к воздействию, что перспектива в целом позитивна. Такие ощущения имеют для плода смысл свидетельств уверенности в себе и доверия миру. Как видим, задолго до вербального оформления психические конструкты уже создают структуры, которые затем будут оказывать влияние на принятие решений в качестве фоновых и бессознательно очень глубоких побуждений.

А теперь представьте возможные сочетания маминых состояний и качеств:

1) сильно тревожащаяся о своих проблемах, но не чуткая к потребностям плода;

2) относительно беспечная, и все же чуткая к потребностям плода;

3) тревожная и чуткая (очень вероятное сочетание);

4) беспечная и не чуткая (высоковероятное сочетание).

Разные сочетания будут оказывать разные эффекты на ребенка: нагнетать неуверенность (1), умеренно поддерживать чувство уверенности ребенка (3), хорошо поддерживать его (2), пренебрегать трудностями (4).

А теперь давайте учтем еще возможные социальные влияния: напряженная или доброжелательная атмосфера в семье, хорошее или скудное материальное обеспечение, особенности питания и многое другое. Мы получим очень скромное представление о том, сколько различных условий могут оказать прямое или (чаще) косвенное влияние, склонив чашу весов то ближе к уверенности плода в благоприятном прогнозе относительно своих возможностей, то в сторону безысходности.

Вероятно, можно ожидать, что в пренатальный период появляются и другие фиксации, но нам требуется не перечислить все возможные, а показать процесс их преобразования в характер. Поэтому проследим его на уже указанных фиксациях.

Если, скажем, тенденцию к фиксации получили установки на «симбиоз» и тревогу («боюсь, что не смогу»), то прохождение родов будет переживаться сложно. Вероятность фиксаций будет выше на фазе БПМ-2 (подавленность и безысходность), поскольку острее будет переживаться утрата «океанического чувства единства» с лоном матери, характерного для БПМ-1. Кроме того, свежее ощущение безысходности соединится с уже имеющимся чувством беспомощности и слабости. Если же, наоборот, тенденцию к фиксации получили установки на отделение и уверенность в себе, то прохождение этапов родов (при прочих равных условиях) будет пережито с меньшими травмами и с менее жесткими фиксациями. Хотя таковые все же будут, учитывая чрезвычайный характер перегрузок, которые испытывает ребенок в ходе родов.

У новорожденного возможностей для фиксации становится больше, укажем наиболее вероятные из них.

Многие авторы, а сторонники психоанализа в особенности, особое значение придают не только отношениям младенца с матерью в целом, но и его взаимодействию с материнской грудью. Мы выше (см. 4.4.2.) уже заложили возможность использовать основные достижения этой традиции тем, что придали, вслед за З. Фрейдом и Э. Эриксоном, акту кормления особую роль. Прототипическая суть этого акта состоит в том, что он выступает образцом (шаблонном) для восприятия-оценки-взаимодействия с миром в целом – получение всего необходимого от других людей. Все, что вовлекается в фундаментальную прототипическую схему, подвергается фиксации в силу: а) высокой аффективной заряженности кормления и поддержки (холдинг – см. 4.5, начало), б) частого повторения одного и того же события, в) позитивного подкрепления в соответствии с принципом удовольствия, свойственного простому и легкому миру, в котором живет младенец.

В очень упрощенном виде покажем, как особенности этого взаимодействия, фиксируясь в установках («застывая», «кристаллизуясь»), превращаются в черты характера человека. Для простоты разберем некоторые сочетания темпераментных особенностей младенца и свойств материнской груди.

У ребенка слабый тип нервной системы; у матери щедрая и удобная грудь. С таким типом ребенок быстро утомляется, ему часто требуется отдых. Грудь же у мамы отдает молоко быстро и много, а сосок такой, что его удобно захватывать и удерживать во рту. Ситуация, в которую он попадает несколько раз в день, хорошо подходит его темпераментным особенностям, благоприятствует им: немножечко пососал, успокоился, чуть отдохнул, снова продолжил. Если еще и мама оказалась понимающей и терпеливой, то постепенно складывается позитивный прогноз, что мир всегда будет идти ему навстречу, все можно будет получить легко. Так начинают закрепляться поведенческие стратегии «подождем, дождемся» и «надо только попросить». О характере такого человека когда-нибудь скажут «спокойный», «терпеливый».

Если же мама оказалась нетерпеливой, торопливой или суетной, то ей может показаться, что делающий передышку ребенок уже наелся, и она положит его обратно в колыбель. Очень скоро ребенок проголодается и начнет беспокоиться и плакать. Мать, возможно, снова торопливо и невнимательно к нуждам ребенка покормит его. И весь цикл повторится… Так закладывается тенденция к беспокойству и плаксивости как будущим чертам характера. Разумеется, чтобы стать устойчивыми индивидуальной особенностями, эти тенденции потребуют своего дальнейшего закрепления (фиксации). Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что беспокойство матери переходит в беспокойство ребенка через особенности организации кормления.

У ребенка сильный тип нервной системы; у матери щедрая и удобная грудь. В таком сочетании ребенок быстро и легко напьется молока, высосет все, а активность еще не выработана. Ее остаток ребенок направит на мать: начнет покусывать, дергать, бесцельно двигаться и т.п. Любящая и спокойная мать с радостью это время подержит ребенка на руках, пока он выработает всю энергию, дождется, пока он начнет засыпать, и лишь тогда отправит его в колыбель. Если у ребенка закрепится соответствующее поведение, то о нем можно будет сказать как о жизнерадостном и любознательном человеке. Если же матери недостает терпеливости (или же в силу жизненных обстоятельств она торопится заняться другими делами), то она регулярно будет пытаться уложить ребенка в колыбель, не дождавшись его засыпания. Нерастраченную энергию младенец выплеснет в неудовольствие, в негодование, стремясь вернуть обратно предмет своего вожделения – состояние полной ресурсной обеспеченности (за счет мамы, разумеется). Так мама закладывает тенденцию к гневливости и недовольству, а также к эгоистической настойчивости – как будущим чертам характера. Здесь тоже беспокойство матери переходит в беспокойство младенца, но это уже другое качество: не плаксивость, а требовательность.

Ребенок, однажды научившись достигать желаемого результата криками и плачем, и дальше будет склонен действовать подобным способом. Ведь если цель и способ себя показали в одном типе ситуаций, то возникает тенденция использовать такой же способ и для других ситуаций. Транс-ситуативная генерализация как раз и определяет черту характера.

У ребенка сильный тип нервной системы; у матери «жадная» и неудобная грудь. Если грудь выделяет молоко плохо, а сосок трудно захватывается, вся энергия темперамента пойдет на то, чтобы справиться с проблемной грудью (порой чуть ли не расправиться с ней). Ребенок вынужден будет в буквальном смысле слова добывать себе пропитание, «выгрызать» его. Очевидно, что формируется тенденция к настойчивости и упорству (будущие черты характера). Здесь уже не так важны особенности характера мамы, поскольку особенности груди запустили напористую стратегию выжимания, которая быстро фиксируется и с возрастом генерализуется на широкий класс задач: так же будут отбираться игрушки у детей, так же экспансивно будут устанавливаться отношения, возможно, усваиваться знания и т.п.

У ребенка слабый тип нервной системы; у матери «жадная» и неудобная грудь. В таком случае питание будет даваться младенцу нелегко. Если маме не удастся компенсировать возникающие трудности, ребенок будет ежедневно получать уроки беспомощности перед непреодолимыми трудностями. А если у него уже имеется фиксация на БПМ-2, и в утробе матери он часто оказывался в состоянии изматывающей неопределенной тревоги, то такое неблагоприятное сочетание будет способствовать пессимистическому отношению к миру, беспомощности, угнетенности.

Внимательная и заботливая мама постарается компенсировать недостаток молока, будет заблаговременно сцеживать молоко, а затем докармливать ребенка, добавлять искусственное питание и т.п. Тревожная мать может полностью перейти на искусственное вскармливание, создав комфортные условия – удобную соску с «щедрой» дырочкой, мгновенный доступ к бутылочке и т.д. Так можно даже сформировать у ребенка склонность к иждивенчеству, не предполагающему способности совершать усилия.

Другая же мать сделает у соски для кормления «неудачную» дырочку, чтобы ребенку пришлось все-таки прилагать усилия для высасывания молока, будет давать ребенку время передохнуть и снова предлагать ее. Тогда даже у энергетически слабого ребенка можно сформировать настойчивость и оптимальную стратегию достижения результата (сделай, сколько сможешь, подожди, перегруппируйся, и продолжай делать дальше).

Как видим, молодым мамам не помешала бы помощь более опытных и квалифицированных окружающих. Взаимодействие с младенцем является также благодатным предметом профессиональной работы психологов. Мы можем какое-то время понаблюдать, как мама ведет себя с ребенком, и спрогнозировать, опираясь на обсуждаемые здесь зависимости, какой она формирует у ребенка характер. Если родителей устраивает вероятная перспектива, то достаточно вместе с ними уточнить представления о том, как они будут продолжать выбранную линию. Если же перспектива формируемого характера родителей не устроит, то можно поработать с ними в следующих направлениях. 1. Понять, почему родители стали на путь именно такого взаимодействия с ребенком, что и как потребуется им изменить в себе и в поведении, чтобы быть способным более конструктивно воспитывать детей. 2. Обсудить, какой характер они бы желали видеть у своего ребенка, аргументы в пользу такого видения, на какое участие своего ребенка они при этом рассчитывают, какие возможности они оставляют своему ребенку по дальнейшему изменению своего характера. 3. Дать рекомендации по тому, какими путями может быть выстроено формирование тех или иных черт характера.

Предвижу возражения некоторых моих коллег, которые ратуют за то, чтобы ребенок сам выбирал себе жизнь (и, в частности, характер). Но для того мы столько времени и посвятили разграничению личности и характера, пониманию того, как устроены реализующие их процессы, чтобы понять, что свобода становления может иметь место в основном по отношении к личности (и то не безусловно). Тогда как характер – инерционную, бессубъектную и фиксированную систему установок – можно осознанно формировать, закладывая в него конструктивные, экономные и экологичные средства решения жизненных задач. По крайней мере, это справедливо до подросткового возраста. Дальше наши дети сами – если пожелают – возьмутся за изменение своего характера. Но поскольку потом им это будет сделать гораздо сложнее, родителям есть резон позаботиться о том, чтобы снабдить детей удобными инструментами, которыми они, уже как личности, смогут распорядиться по своему усмотрению.

Образование структур характера

Все, что выше было сказано, мы сопровождали оговорками «если далее эта тенденция получит поддержку» и т.п. Возникшие фиксированные смысловые установки автоматически в характер не преобразуются. Им еще следует объединиться в более крупные структуры, образовать систему, обеспечивающую транс-ситуативную генерализацию. Можно указать на два возможных способа их объединения: по сходству поведенческого рисунка и по сходству смысловых кодов ситуаций.

Объединение по сходству поведенческого рисунка создает структуры, в наибольшей степени соответствующие как интуитивным представлениям о характере, так и описательным определениям, которые мы обсуждали ранее (см. 3.4.3.). Устойчивое воспроизведение человеком привычных для него способов поведения, а также используемых для их осуществления средств (телодвижений, мимики, слов, жестов, их темпераментного оформления) порождает индивидуально неповторимый стиль поведения и жизнедеятельности. Этот момент также был отмечен в определении А.Г. Асмолова (см. 3.4.3.). Поведенчески ориентированная часть характера парадоксально сочетает в себе унификацию (отбор наиболее эффективных форм поведения) и индивидуализацию (исполнение так, как никто другой): «Требования, предъявляемые жизнью, вынуждают ребенка реагировать унифицировано, и этот способ реакции на различные ситуации не только формирует характер ребенка, но и индивидуализирует каждое из его действий, отличая их от сходных поступков других детей» [ Адлер 1998, с. 30 ].

Порой случается так, что в характере верх берут поведенческие (операционально-технические) образования. Это происходит, если окружающие склонны адресоваться только к поведению ребенка, игнорируя его чувства и представления. Чрезмерный акцент на поведении задерживает собственно личностное развитие ребенка. «Освобожденное» поведение, как филогенетически более раннее образование, имеет тенденцию к постепенному упрощению[11]. Люди (как человечество) лишь потому демонстрируют большую поведенческую гибкость, что развитая мотивационно-потребностная сфера по своей природе сверхнормативна, постоянно стремится нарастить свои возможности («все время чего-то не хватает»). Адаптивно же настроенная система поведения постепенно отбрасывает редко используемые виды поведения, реализуя принцип экономии ресурсов. Но чем меньшее количество структур, объединенных по сходству поведенческого проявления, использует человек, тем более ригидным становится его поведение. При этом теряется и точность распознавания ситуаций, страдает и подстройка под их особенности.

Объединение фиксированных установок по сходству смысловых кодов ситуаций, которыми наделяются жизненные ситуации, создает психическую реальность, которая в терминах психосемантики может быть обозначена как «имплицитные теории жизненных ситуаций» или «имплицитные модели жизненных ситуаций». Под имплицитными теориями/моделями понимается слабо осознаваемое описание человеком некого фрагмента реальности, выполненное с помощью материала, извлекаемого из актуальной жизнедеятельности: сенсорных шаблонов (визуальных, слуховых, кинестетических и др.), обыденных суждений, известных и освоенных стратегий поведения, собственных эмоциональных переживаний и т.п. Применительно к характеру речь идет о таком описании ситуаций, которое содержит в себе опыт действования в них. Эти описания хорошо приспособлены обслуживать поведение. Заметное место в них занимает мотивационно-потребностная оценка прожитых ситуаций. В силу этого имплицитные модели жизненных ситуаций способны взять на себя роль регуляторов поведения, которые способны интегрировать описание жизненных условий (реальность), потребностные устремления субъекта (желания) и доступные ему в данных условиях поведенческие возможности (ресурсы).

Именно эта ситуационно ориентированная часть характера в младенчестве и раннем детстве берет на себя работу по управлению и регуляции поведения ребенка, потому что характер по своей функции призван (по возможности экономно) обеспечивать адекватную ситуации линию поведения живого существа. Очень понятно теперь, почему поведение детей, как и животных, является полезависимым. Это просто другое название (родившееся в рамках теории поля Курта Левина) для указания на зависимость поведения от тех особенностей ситуации, которые оказались способными актуализировать некую потребность субъекта.

Эта работа позже будет передана личности. В силу этого характер в известной степени становится «колыбелью» и фундаментом для личности.

Выделенные в данной главе базовые прототипические схемы (см. 4.4.2, 4.5.2. и 4.6.1) представляют собой шаблоны предельно высокого обобщения, выступающие средством порождения (а затем и согласования) двух сторон характера: ситуационной и поведенческой. Из этих схем, как из зерен, вырастают, дифференцируясь, все новые и новые установки: одни обслуживают смысловую оценку ситуаций, другие – поведенческую готовность. С ростом сложности они упорядочиваются в единую систему – в характер. Как видим, происходит это в соответствии с критериями развития, предложенными Х. Вернером: поступательная дифференциация и иерархическая интеграция (см. 4.1.).

Так, в период кормления первая базовая прототипическая схема задает шаблон получать все необходимое от других людей, который актуализируется в едва ли не любой новой жизненной ситуации, опробуя раз найденную логику улаживания проблем во все новых и новых контекстах. Опыт младенца многие месяцы показывает полную адекватность этой схемы. Со временем она не всегда будет уместна в использовании, но к тому времени у ребенка уже появятся и иные схемы. Если же по каким-то причинам (о факторах фиксации см. 3.4.4.) эта схема получит дополнительное подкрепление (например, аффективное), то она используется и в тех ситуациях, где она не вполне адекватна, и где другой шаблон был бы уместнее (например, продуктивнее было бы не ждать помощи, а самостоятельно ее попросить).

Пример из консультативной практики.

Проблема женщины 30 лет состояла в том, что не развивались отношения с мужчинами: никак не складывались длительные стабильные отношения. Лейтмотив ее жалоб: «Я интересую их только как сексуальный объект». Это «только» указывает на то, что сама она считает себя ненужной и неинтересной. От каждого нового мужчины в своей жизни она ожидает, что он ее непременно бросит, как только удовлетворит сексуальное любопытство. Чтобы не чувствовать себя брошенной и ненужной, она ловила признаки начала сексуального охлаждения к ней, и как только обнаруживала их, изыскивала возможность прервать отношения. Решение частных проблем в рамках обозначенной темы давали лишь частичный операциональный эффект.

Трансовая регрессия в детство позволила обнаружить следующую прототипную ситуацию (которая раньше не вспоминалась). Она увидела себя очень маленькой девочкой (впечатление клиентки, будто ей около полутора лет), которая стоит в кроватке, папа только что откуда-то пришел. Ей очень захотелось, чтобы отец взял ее на руки. Но этого не произошло… Обида была столь сильной, что даже спустя многие годы вызвала обильные слезы. Сразу же клиентке была дана подсказка: предложите девочке самой протянуть руки к папе. Папа действительно взял ее на руки, она была счастлива. Клиентка пережила глубокий инсайт: возможно, она сама удерживает своих мужчин от душевного сближения.

В данной ситуации у девочки сработала схема, свойственная новорожденной. А поскольку она так не дождалась чтобы отец, как по волшебству, удовлетворит ее желание (отец был неспособен, и, похоже, не собирался угадывать желания ребенка), то обида той маленькой девочки переросла в недоверие не только к отцу, но затем и ко всем мужчинам (неадекватная генерализация «я никому не нужна»). Подобного рода эпизоды с последующей генерализацией регулярно обнаруживаются в жизни клиентов, поскольку неадекватная генерализация часто становится одним из процессов, ответственных за возникновение проблем у взрослого человека. Подсказка консультанта адресовала девочку (образ в воспоминании клиентки) ко второй базовой прототипической схеме (взять и удержать), соответствующей ее возрасту. Эта замена показала бóльшую адекватность новой стратегии для той конкретной ситуации.

Таким образом, избыточная фиксация придает смысловой установке дополнительную энергию, которая стремится найти себе применение даже в нерелевантных ей контекстах. Подобного рода отклонения в характере становятся заметны и самому человеку, и окружающим.

Постепенно для некоторых ситуаций уже и вторая базовая прототипическая схема будет не вполне неадекватной. Свойственная раннему детству третья прототипическая схема (отпускание/удерживание) откроет новые возможности решения уже новых задач. Например, таких как собрать игрушки, поделиться своим «добром» со сверстником, перетерпеть в туалет или выдержать усталость, пока добирались домой из гостей. Но и эта схема может стать неадекватной, когда позже ребенок проявит избыточную автономность и произвол, игнорируя нормы человеческих отношений.

Таким образом, мы получаем картину, в общих чертах согласующуюся с представлениями З. Фрейда и Э. Эриксона о том, что типы характера интимно завязаны вокруг неких универсальных схем, и что избыточная фиксация этой схемы будет давать о себе знать (в силу генерализации и неадекватности) в течение взрослой жизни человека. Вместе с тем, предложенная картина хорошо вписывается и в контекст отечественных представлений о личности и характере, об их соотношении, о важной роли фиксированных смысловых установок в становлении характера.

В этой связи важно подчеркнуть, что мы, вслед за классиками психоанализа, готовы признать решающее значение самых первых лет жизни ребенка для будущей жизни взрослого человека. Так, пре- и перинатальные фиксации создают инерционные тенденции, которые оказывают влияние на поведение и даже мотивационную динамику, участвуют в образовании (кристаллизации) комплексов.

Но это признание справедливо только по отношению к характеру. Да, это могущественная система фиксированных установок, которая действительно способна оказывать мощное влияние на то, какого рода поведение будет реализовано в той или иной ситуации. Инерционный потенциал характера огромен, о чем хорошо знает всякий, кто хоть однажды пытался внести в характер серьезные изменения. В силу древности происхождения, характер обладает высокой устойчивостью к переделкам. Его удобно представить в образе выдрессированного животного начала, живущего в нашей психике. Вероятно, не случайно психологическая литература (научно популярная и психотерапевтическая) пестрит метафорами животной ориентации: 7 «драконов» Дж. Стивенса, «собаки» Ф. Перлза и т.п.

Но даже и их удается «приручить», «выдрессировать», «натаскать» и т.п. Иногда представители этого «зоопарка» ведут себя послушно, как хорошо вышколенные помощники (возможно, главными дрессировщиками выступили родители), с ними психологи почти не имеют дело. Иногда они почти полностью выходят из-под контроля, и тогда дрессировке начинают учиться наши клиенты, а мы выступаем в роли инструкторов. Терапевтические приемы порой потому и оказываются манипулятивными, что они действительно адресуются к животным и архаическим по своей природе структурам характера.

Таким образом, раз уж и с характером удается совладать, тем более мы являемся свободными от фатальности фиксаций раннего детства, когда вступаем на территорию личности. Мы не случайно подчеркивали, вслед за К. Хорни, что среди факторов фиксации важную роль играет мета-отношение, благодаря которому человек имеет возможность санкционировать (разрешать, запрещать, ослаблять…) возникновение фиксированных установок. Т.е. даже на доличностных возрастных этапах в характер закладываются «приводные ремни», связывающие его с будущей личностью. Их наличие открывает неплохие возможности для овладения своим характером. То, насколько человек как личность сумел овладеть своим характером, указывает на его личностную и духовную зрелость.

* * *

Мы показали, что характер, как и было заявлено в начале раздела, выступает инструментом накопления ребенком операциональных возможностей, необходимых ему для существования в обществе себе подобных.

Одновременно характер успешно служит и средством регуляции поведения. Но с того момента, когда ребенок решает задачу на автономность, но при этом постоянно обнаруживает свидетельства своей неполноценности (в сравнении со взрослыми), регулятивный потенциал характера показывает свою ограниченность. Этого бы не происходило, если бы не культурные образцы, манящие к себе ребенка. Парадокс в том, что полезависимость ребенка вступает в противоречие с находящимся в социальном поле привлекательным образцом. Быть полностью полезависимым в человеческом обществе означает не быть полноценным человеком. Потому что полноценный человек способен вершить произвол (но вершит разумно и «по правилам»). Такую задачу характер, заточенный на адаптивность и экономность, решить не в состоянии. Эта задача посильна лишь личности.

Правда, в отличие от характера, работу личности экономной не назовешь. Первые же манифестации способности быть личностью показывают расточительную, часто неадаптивную ее природу. Что, впрочем, и должно быть свойственно богам, которым уподобляются при этом люди, потому что творить – это всегда расточительно, это всегда избыточно, это всегда «про запас», так как чаще всего еще неясно, как это будет затем использовано.