Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Коллективная память и древнейшее евангелие: евангелие от Марка
Впервые я стал понимать, как влияют на память социальные условия, когда переехал на Юг в 1988 году. Всю свою взрослую жизнь до этого я провел в других широтах: пять лет в Чикаго и десять лет в разных местах Нью‑Джерси. И в эти пятнадцать лет особо не думал о гражданской войне в США (1861–1865 годов. – Прим. пер.). Конечно, у меня, как и у всех людей, были общие представления о ней: война против рабства, которую выиграли силы добра, справедливости и истины. Бедные солдаты Конфедерации бились отважно, но за неправое дело, и поделом им. Так думают все. Правильно? Мне и в голову не приходило, что на эту историю можно взглянуть иначе. И не только можно: этот взгляд существует и с энтузиазмом отстаивается более чем через 120 лет после окончания войны. На Юге я впервые «узнал», что гражданская война была не о рабстве, а о правах штатов. О ней иногда говорили как о «северной агрессии». Для меня это была полная неожиданность. Поначалу я принял это за своеобразный южный юмор, шутку местного острослова. Но о «северной агрессии» говорили регулярно (многие люди так и помнят эту войну), и вскоре до меня дошло, что многих южан воспитали в этих представлениях. В не меньшей степени меня изумило, что именно они думают о гражданской войне. Многие южане воспринимают ее как нынешнюю реальность. Они все еще ведут ее. Воспоминание – это не только интеллектуальное усилие, которое каждый из нас совершает, вызывая в уме события из личного прошлого. Если воспользоваться термином, который мы упомянули в главе 1, память бывает не только «эпизодной». Есть и другие виды памяти, в том числе память о прошлом общества. Поэтому память изучается не только психологами, но и представителями социальных наук: антропологами (с их интересом к устным культурам) и социологами. Последние исследуют, как память о прошлом конструируется и обсуждается социальными группами. То, что разные социальные группы «помнят» прошлое общества по‑разному, подсказывает и жизненный опыт. Возьмем опять военную тему: ключевые события второй мировой войны по‑разному вспоминаются немцами и русскими, японцами и американцами. Память об индейских войнах в Америке у потомка европейских колонистов из Филадельфии – одна, а у индейца из Нью‑Мексико – совсем другая.
Семьи, в которых мы выросли; социальные, этнические и религиозные группы, к которым мы принадлежим; знакомые, с которыми мы общаемся; новостные медиа, которые мы смотрим, – все эти факторы влияют на наши воспоминания о прошлом. Вот почему бытуют столь разные воспоминания о «Новом курсе» Рузвельта, движении за гражданские права чернокожих и событиях, повлекших за собой вторую войну в Ираке. Некоторые воспоминания могут быть личными. (У большинства из нас есть твердое мнение о войнах, последовавших за терактом 11 сентября.) Но другие воспоминания касаются событий, не пережитых нами лично. Социологи называют эти «групповые» воспоминания о прошлом, не обязательно испытанным лично, «коллективными воспоминаниями». Как и личные воспоминания, коллективные воспоминания могут быть шаткими, ненадежными и даже ошибочными. Правда, попытка их проверить чревата субъективностью: как узнать, была ли гражданская война «северной агрессией»? Поэтому лучше оценивать коллективные воспоминания иначе: исследовать, что они говорят о группе людей, которые их придерживаются. Работой с источниками с целью реконструкции прошлого занимается история. Изучение же того, как группы людей помнят прошлое, есть предмет «мнемоистории» (этим термином пользуется историк Ян Ассман) или, проще говоря, «истории памяти». Разница между историей и историей памяти довольно проста. Войну во Вьетнаме можно изучать как историю: выявлять причины, описывать политическую ситуацию, которая к ней привела, и все большее вмешательство американских войск, эскалацию, стратегии, просчеты и т. д. Но ее можно изучать и как мнемоисторию: взять разные группы американцев, скажем, уклонистов 1960‑х годов и ветеранов войны, – и послушать, как они помнят войну. Не все из этих рассказов будут достоверными. Но зато станет понятно, как помнят прошлое наши современники, и каковы они сами – их судьбы и убеждения, верования и взгляды, трудности и принципы. В предыдущих двух главах мы говорили о том, как в годы и десятилетия до первых евангелий христиане модифицировали и придумывали воспоминания об Иисусе, передавая рассказы о нем. Мы пытались не только выявить и оценить искаженные воспоминания, но и понять, что они говорят о жизни и заботах, интересах и проблемах людей, которые их разделяли. В этой и следующих главах этот интерес выйдет на первый план. Мы займемся «мнемоисторией»: позитивной попыткой увидеть, как прошлое – в данном случае жизнь и смерть Иисуса – вспоминалось конкретными раннехристианскими общинами и какой была их «коллективная память».
О коллективной памяти: Морис Хальбвакс
Понятие «коллективная память» ввел французский философ и социолог Морис Хальбвакс (1877–1945). В 1925 году он написал важную работу под названием «Социальные рамки памяти».1 В ней он признает тот очевидный факт, что прошлое вспоминают индивиды, а не социальные группы: у общества нет гиппокампа! Но с точки зрения Хальбвакса, индивидуальные воспоминания всегда реконструируются на основе наших отношений с окружающим обществом, особенно различными социальными группами (в частности, семьями, друзьями, местными общинами и нациями). По Хальбваксу, для нас память нереальна, если ее невозможно поместить ни в какой социальный контекст. В его радикальной интерпретации памяти вне социального контекста вообще не существует. Если вы помните событие, которое с вами произошло, это всегда связано с какими‑то людьми или с отношениями, которые вы узнали или испытали со стороны других людей. Память не изолирована от социальной среды. Хальбвакс с недоверием относился к психологам, которые изучали память как индивидуальный феномен. По его мнению:
В этой ситуации не бывает воспоминаний, которые можно было бы счесть чисто внутренними, то есть способных сохраняться только в индивидуальной памяти.2
Ведь наши воспоминания находятся под глубоким и неизбывным влиянием социальной среды. Мы не можем существовать ни физически, ни умственно вне этой среды. Если вы попытаетесь уйти от своей социальной среды, вы неизбежно окажетесь в иной социальной среде. Но все равно вы останетесь в социальной среде. Даже если вы станете отшельником, вы знаете, что такое отшельничество потому, что столкнулись с этой идеей в социальной среде. По Хальбваксу, «мы ускользаем от одного общества, лишь противопоставляя ему какое‑то другое».3 Общество, в котором мы живем, создает не только фон, но и рамки воспоминаний о прошлом. Процитирую знаменитые слова Хальбвакса:
Существует коллективная память и социальные рамки памяти, и наше индивидуальное мышление способно к воспоминанию постольку, поскольку оно заключено в этих рамках и участвует в этой памяти.4
Одним словом, без социальных рамок невозможно организовать свои мысли и создать целостную картину прошлого. Хальбвакс соглашался с теми психологами, которые видели в памяти «конструирование» прошлого и считали, что при таком конструировании пробелы, возникшие в результате утраты части воспоминаний, заполняются за счет памяти об аналогичной информации.5 Допустим, вы вспоминаете вечеринку, которая была однажды у вас дома. Конечно, многие детали вы уже подзабыли. Поэтому на память о ней будет ненароком накладываться память о других подобных вечеринках. И тут легко перепутать одну вечеринку с другой. Когда дело доходит до памяти подобного рода, «мы составляем ее заново и вводим в нее элементы, заимствованные из разных периодов времени, до и после того дня».6
Более того, Хальбвакс соглашался, что воспоминание о прошлом событии у нас присутствует лишь из‑за его актуальности для настоящего. Один из его последователей поясняет:
Для Хальбвакса прошлое есть социальный конструкт, сформированный, в основном, если не полностью, заботами настоящего…Он пытается доказать, что верования, интересы и желания настоящего формируют различные представления о прошлом, как они проявляются соответственно в каждой исторической эпохе.
Отметим ключевой момент: прошлое есть «социальный конструкт», а не только личное воспоминание.7 Это касается и прошлого, которое мы не пережили лично. Среди прочего Хальбвакс интересовался коллективной памятью в религии. Он утверждал, что религиозная память обычно работает так же, как и коллективная:
Она не хранит, а реконструирует прошлое с помощью оставшихся от него материальных следов, обрядов, текстов, традиций, а также и социально‑психологических данных недавнего происхождения – то есть с помощью настоящего.8
Более того, как и в случае с коллективной памятью, когда люди вспоминают прошлое своей религии – великих персонажей, движения и события – они реконструируют его, адаптируя «образ древних фактов к верованиям и духовным нуждам настоящего». В результате «реальность прошлого уже не в прошлом».9 Книга Хальбвакса была абсолютно новаторской и сохраняет влияние даже в наши дни, через девяносто с лишним лет после публикации. Конечно, не обошлось без критики, особенно в адрес радикальных тезисов. Социолог Барри Шварц, один из ведущих специалистов по коллективной памяти, считает, что Хальбвакс перегнул палку, видя в настоящем ключ к прошлому. По Шварцу, перед нами двусторонний процесс: да, люди помнят прошлое из‑за его актуальности в настоящем, и события в настоящем влияют на воспоминания о прошлом, – но и события в прошлом влияют на осмысление настоящего! Кроме того, Шварц полагает, что Хальбвакс проводил слишком жесткую грань между «памятью» и «историей». Они тесно переплетены. Память влияет на то, как мы конструируем прошлое, – но и прошлое влияет на то, как мы вспоминаем в настоящем! И всегда стоит интересный вопрос: как и почему мы вспоминаем прошлое именно так, а не иначе? Особенно интересно сопоставлять реальное прошлое с памятью о нем в разных социальных группах. В качестве примера Шварц блестяще проанализировал коллективные воспоминания об Аврааме Линкольне (см. главу 1). Разумеется, нечто подобное можно сделать с любой личностью прошлого, даже историческим Иисусом. О том, как подходить к изучению памяти о таких фигурах, много спорят социологи и историки культуры. Особенное влияние имели исследования немецкого египтолога Яна Ассмана.
|
|||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 105; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.143.142.112 (0.017 с.) |