Граффити интифады. Палестинский лагерь изнутри. Неграждане. В Сабре и Шатиле.

 

Палестинский лагерь легко выделить из прочих кварталов ливанских мусульман. Его отличает особая, трущобная бедность и граффити сопротивления на окрестных домах. У входа в лагерь, среди этих пестрых рисунков, располагается охранный пост какой либо из политических группировок. В Баальбеке это были веселые подростки из ХАМАС В Сабре и Шатиле – их осторожные ровесники из ФАТХа. В лагере Святого Ильяса – такие же молодые парни из Демократического фронта освобождения Палестины. На проходе к последнему зачем то стоял ливанский бронетранспортер, то ли дополнительно защищая лагерь, то ли угрожая его жителям. Граффити палестинцев насмешливо смотрели на него с ободранных стен.

Эти граффити – прекрасная школа политического рисунка, уникальная для всего исламского мира. Его сюжеты типичны. Подросток в куфии, замахнувшийся на танк – аллюзия на поединок Давида и нового Голиафа, на этот раз происходящего из Давидова корня. Силуэт утраченной родины, полосы национального флага, башни мечети Аль Кодс, красные звезды на партийной символике ДФОП. Разнообразное оружие – от «Калашникова» и лимонки до гранатомета. Надписи арабской вязью, с заметным влиянием евроамериканского граффити стиля «фристайл»: «Вернемся!», «Палестина в борьбе», «Мы – люди!». Эти рисунки густо рассыпаны по стенам внутри лагерей. Знаки политической и этнической принадлежности. Культура сопротивления. Язык гетто.

Вход в лагеря свободный, однако ливанцы появляются в этих кварталах лишь по особой надобности. Хотя страшилки о местном криминалитете и нелюбви к иностранцам показались нам слишком неубедительными. Поселения беженцев живут по собственным законам, при полном внутреннем самоуправлении. Эти люди ощущают себя полноценными только внутри своего изолированного квартала. Покинув его пределы, они обретают статус «неграждан», без права на хорошую работу и собственное жилье. Нынешние палестинские лагеря выражают исконный смысл понятия «гетто» – старого итальянского слова, укоренившегося в языке идиш. Не просто бедный район, а место поселения бесправного, пораженного в гражданских правах народа, отведенное ему властями чужой страны. В таких же, невыносимых условиях веками жили общины европейских евреев. Усмешка истории – напоминание, что угнетенный тоже может стать угнетателем.

Ливанская штаб квартира Демократического фронта Освобождения Палестины находится в сердце лагеря Святого Ильяса. Среди узких проходов и зарисованных стен висит красный флаг со звездой, вписанной в зеленый полукруг. Типичный «офис» национально освободительного движения Третьего мира. Нас проводят наверх, по многочисленным, путаным лесенкам, в кабинет к главе ливанского отделения ДФОП, товарищу («рафику») Фуаду. Этот человек, лицо которого уже знакомо нам благодаря ливанскому ТВ, подробно рассказывает о без преувеличения тяжелейшем социальном положении палестинских беженцев в лагерях Ливана. О том, что правительство этой страны отказывает палестинцам в рабочих местах и запрещает им заниматься медицинской практикой, что в лагерях не хватает воды, а их жители лишены нормальных бытовых условий и действенной социальной помощи. О том, что ООН требует разоружить жителей лагерей, сделав их беззащитными перед постоянной угрозой нападения фалангистов и израильтян.

После беседы активисты ДФОП ведут нас в дома к палестинцам. Мы долго блуждаем в тесных и грязных лабиринтах гетто, пока одна из семей не приглашает нас к себе внутрь. В комнатах самодельного, барачного дома сиротливо стоит старая мебель. Здесь живут по настоящему бедно – то, что мы видели, служило хорошей иллюстрацией к рассказу рафика Фуада. Женщины закрываются от фотообъектива платками, но маленькие, живые дети охотно позируют в углу, увешанном палестинской символикой, флагами, картинами с видом на Аль Кодс. Старые фотопортреты патриархов семьи, сделанные в пятидесятых, трогательно напоминают фотографии на стенах украинских крестьянских домов. Все то же – даже искусственные цветы и затейливый узор рамок, обычные для интерьеров Волыни или Полесья. Палестинский мальчик в ярком свитерке «Юнайтед калорс оф беннетон» позирует на фоне поблекших черно белых лиц – живая преемственность борьбы, которую начали его деды. Ее история имеет немало печальных страниц.

Знаменитый лагерь Сабра Шатила начинается мемориалом скорби – зеленой лужайкой, скрывающей под собой братскую могилу. Память о преступлении, которое принесло этому гетто его трагическую мировую известность. В сентябре 1982 года, в ходе израильского вторжения в Ливан, боевики фалангисты устроили здесь массовую бойню палестинских беженцев. На тот момент в Сабре Шатиле не было ни одного вооруженного палестинца – выполняя условия перемирия, они покинули полуразрушенный город. Соглашение, подписанное специальным посланником президента Рейгана Филипом Хабибом, гарантировало безопасность мирного населения лагерей. Согласно его условиям, Израиль не мог войти в Западный Бейрут – однако министр обороны Израиля Ариэль Шарон полностью оккупировал город, пропустив к Сабре и Шатиле отряды вооруженных фалангистов. Около двух тысяч беззащитных палестинцев – женщин, детей, стариков, – были вырезаны в двухстах метрах от ставки генштаба израильской армии, при полном бездействии западных дипломатов и войск ООН.

Стоя у мемориала, мы вспоминали подробности этих убийств. 16 сентября 1982 года сентября израильский генерал Амос Ярон встретился с главарями христиан из «Ливанских сил», санкционировав их нападение на лагерь беженцев. Он обещал: израильтяне окажут убийцам «всестороннюю поддержку по очистке лагерей от террористов». Несколько часов спустя в Западном Бейруте началась настоящая бойня. «Убивали ножами, топорами, закалывали штыками. Убивали без разбору мужчин и женщин, детей и престарелых. Убивали не только палестинцев, но и ливанцев, живших в лагерях. Врывались в дома и убивали спавших. Женщин и их дочерей насиловали. Иногда выгоняли людей группами на улицу, ставили к стене и расстреливали», – передают эту картину очевидцы событий. Израильский лейтенант услышал по рации разговор между фалангистским офицером и начальником разведслужбы фалангистов Эли Хобейкой. Офицер спрашивал, что делать с полусотней детей и женщин, захваченных им на улицах Сабры. «Ты прекрасно знаешь, что надо делать», – ответил ему Хобейка, который спустя несколько лет взлетит на воздух в Бейруте. Израильские солдаты и офицеры наблюдали за резней в бинокли. Все тот же лейтенант, Ави Грабовски позднее расскажет: «Я видел фалангистов, которые убивали гражданских. Один из них заявил мне: «Беременные женщины рожают террористов…» Другой израильтянин связался с командованием, предлагая остановить массовое убийство. И получил ответ: «Мы не должны вмешиваться». Тем временем фалангисты ворвались в госпиталь «Акка», уничтожив раненных, больных, медсестер, и жителей лагерей, которые нашли в нем убежище. Вырытые бульдозерами ямы едва вмещали в себя трупы, которые грудами лежали на улицах. Резня завершилась лишь 18 сентября – когда в лагерях было некого убивать.

Трагедия Сабры Шатилы стала знаменем сопротивления, катализатором освободительной борьбы для нескольких поколений палестинцев. Типичный лагерь беженцев, с оживленной уличной торговлей и узкими щелями между барачных домов, он и сегодня представляет собой нечто большее, чем обычный бедный квартал Западного Бейрута. Свежая, дымящаяся кровь забитых животных ручьем течет по его улицам. Невыносимое социальное положение палестинских беженцев – еще одна грань преступлений империализма, который продолжает уничтожать этих людей бесправием и нищетой. Однако, именно эти условия ставят палестинцев в авангард освободительных движений Третьего мира. Сегодня, когда престарелый убийца Шарон уже закончил свои дни, на улицах Сабры растет новое поколение тех, кто рано или поздно вырвется из этого гетто. Кто завоюет право жить в новой, свободной Палестине.