Могут ли ошибаться в оксфорде.

Кроме ссылок на бесспорную "Истину", для "опровержения" гипотезыГилилова применяются давно проверенные методы: главные аргументы оппонентапросто игнорируются, остальные искажаются до пародии. Вот возьмем для началазаглавие честеровского сборника - "Love's Martyr". Как это перевести нарусский язык? В английском оригинале нельзя точно определить, к кому именноотносится слово Martyr - к мужчине или женщине (к Голубю или к Феникс); делов том, что есть основания и для первого и для второго варианта. Эта важнаянеопределенность теряется при переводе слова "Martyr" на русский язык как"мученик" или "мученица". Поэтому практически все российские комментаторы,упоминавшие в нескольких фразах о честеровском сборнике, переводили егозаглавие как "Жертва Любви"; так, поступил и А. А. Аникст в самомавторитетном русском издании Шекспира - 1960 года. Другого выхода простонет, поэтому я следовал за своими предшественниками, но при этом (впервые вроссийском шекспироведении) специально объяснил в примечании оптимальностьэтого традиционного перевода заглавия. Казалось бы, с переводом заглавия все ясно, российский читатель впервыеполучил об этой (не самой значительной) проблеме полную информацию. Но нетут-то было! Академик полагает, что заглавие сборника относится только кЭссексу, а потому на русский язык должно обязательно переводиться как"Мученик Любви", всякий иной перевод не просто ошибка, но и результат злогоумысла! Гилилов (он один) обвиняется в том, что умышленно переименовал "Мученика Любви" в "Жертву Любви"! Вот несколько цитат: "Гилилов превосходнопонимал, что заглавие сборника... нельзя (!) переводить как "Жертва Любви";"в сомнительности такого переименования И. М. (Гилилов) сам признается впримечании на с. 23" (!!). "Гилилов понимал, что переводит заглавие сборникакак "Жертва Любви" заведомо неверно, чтобы не назвать мужской пол жертвы"(!!!). Учитывая общеизвестный факт, что этот (совершенно правильный) переводвообще выдуман не Гилиловым, а применялся практически всеми русскимипереводчиками и комментаторами, подобные более чем странные обвинениякакому-то рациональному объяснению не поддаются. Или возьмем проблему датировки честеровского сборника. Ну разумеется,никакой такой проблемы для Н. Б. не существует и существовать не может: разна титульном листе напечатано 1601, значит, книга и появилась именно в этомгоду, и говорить тут не о чем. На то, что эта дата ничем не подтверждается,в то время как целый ряд фактов ей противоречит, можно вообще не обращатьвнимания. Каково, например, мнение оппонента о том, что эта книга, внарушение правил, не была зарегистрирована в Компании издателей ипечатников? Особенно после того, как мною было установлено, что обаиздателя, чьи имена стоят на титульных листах сборника (Блаунт и Лаунз),всегда строго соблюдали правило регистрации, а печатники Филд и Оллд именнов 1612-1613 годах сотрудничали еще в одной мистификации! Оказывается, Н. Б.ничего об этом не думает, он этих фактов в "Игре об Уильяме Шекспире" вообщене заметил, то есть попросту не понял их значения. Так же обстоит дело и сдругими фактами, в своей совокупности указывающими на 1612-1613 годы как нанаиболее вероятное время появления честеровского сборника. Если рецензент Г."пропустил" две трети этих важнейших фактов, то у академика этот показательзашкаливает за 90 процентов. Не замечены ни "война поэтов", ниверноподданническая аллюзия в адрес Иакова Стюарта, ставшего английскимкоролем лишь в 1603 году, ни книга Деккера, ни связь стихотворений БенаДжонсона в честеровском сборнике с Елизаветой Сидни-Рэтленд, ни многоедругое. Впрочем, один факт, связанный с Беном Джонсоном, Н. Б. в "Игре обУильяме Шекспире" все-таки заметил, но понять, увы, не смог и его. В первойглаве своей книги я сообщаю, что Джонсона с 1612-го до лета 1613 года небыло в Англии. Значит, торжествует Н. Б., в это время Джонсон вообще не могпринимать участие в честеровском сборнике, то есть датировка Гилилова неподходит! Однако на той же странице "Игры" мой оппонент мог бы потрудитьсяпрочитать, что помешенные в честеровском сборнике стихотворения Джонсона(как и почти вся поэма Честера) написаны ранее, еще при жизни Рэтлендов,поэтому-то он - единственный - ничего не говорит об их смерти. Составителисборника (круг графини Бедфорд) напечатали находившиеся у них стихотворенияДжонсона в его отсутствие, чем, кстати, наконец-то объясняется и нетерпимаяим транскрипция его фамилии. Академик не понял, что эти и другие факты,связанные с Джонсоном и его отношениями с Рэтленда-ми, не только непротиворечат моей гипотезе, но, наоборот, относятся к наиболее веским ееподтверждениям. Н. Б. считает мистификацию с датами на 12 лет невероятной. Он не считалбы так, если бы обратил внимание на историю с мистификацией Джаггарда -Пэвиера 1619 года, напечатавших на титульных листах изданных имишекспировских пьес даты, отстоявшие от подлинной от одного года додевятнадцати лет, и сделали они это неспроста. Еще один факт был замечен - и, разумеется, искажен - академиком:эпиграф из Горация с упоминанием о смерти, помещенный на шмуцтитуле сразупосле имени Джона Солсбэри, ушедшего из жизни одновременно с Рэтлендами,летом 1612 года. После того, как ряд фактов показал, что сборник появился неранее 1611 года, этот эпиграф, как говорится в "Игре", "явился штрихом,позволившим нам приблизиться еще на один шаг к более точной - 1612 год -датировке сборника". Н. Б. же приписывает мне утверждение, будто этотэпиграф явился главным, "исходным толчком" (а поскольку Н. Б. о всехважнейших основаниях для передатировки умолчал, то, выходит, - иединственным подтверждением) для новой гипотезы! Разумеется, академикприводит тот же довод, что и рецензент Г.: стихотворение Горация, изкоторого взята строка для эпиграфа, было обращено к здравствовавшемусовременнику римского поэта. Я уже говорил, что отдельно взятая иперенесенная в качестве эпиграфа в другую книгу строка (фраза) можетприобретать здесь новый смысловой оттенок; именно так обстоит дело сошмуцтитулом честеровского сборника (где, кстати, само имя Горация неуказано). Вообще обращение к имени Солсбэри в сборнике носит иронический,насмешливый, мистификационный характер; прямо говорится, что это имя нужнодля того, чтобы не дать непосвященным возможность проникнуть в смыслпроизведений сборника, понять, о ком и о чем в них идет речь. Не понимая (идаже не допуская возможности) мистификационного характера всего "внешнегооформления" сборника, академик бурно возмущается тем, что Гилилов выставилЧестера и издателей "рассеянными безумцами, доходящими до богохульства" (!).Нашему возмущенному оппоненту полезно, наверное, было бы посмотреть, какобыгрывали авторы "Кориэтовых Нелепостей" не только имя покойного отцаКориэта, но и имена самых знатных лордов (тоже покойных). Кстати, стоит выслушать мнение Н. Б. о грандиозном раблезианском фарсе,разыгрывавшемся вокруг придворного шута Томаса Кориэта, объявленноговеличайшим в мире писателем и путешественником, превзошедшим Гомера иОдиссея. В российском литературоведении это имя (как и имя его напарника пофарсу Джона Тэйлора - "Водного Поэта") вообще появилось впервые, аопределение всей кориэтовой истории как театрализованной Игры, действиекоторой все время переходит с книжных страниц на сцену реальной жизни,произведено впервые в мировом литературоведении. Исследование показало, чтоэтот удивительный, беспрецедентный Фарс в Жизни родился в том же кругуРэт-лендов - Пембруков - Сидни, что и трагедии о короле Лире и Гамлете,принце Датском, и это позволяет несравненно полнее, глубже, чем ранее,постигнуть уникальность интеллектуальной жизни и художественной культурышекспировской эпохи. Но для Н. Б. все это не имеет значения, ибо он считает себя призванным"оборонять Шекспира", а "извлекаемые" из кориэтовых книг "зыбкие параллелитопят в шутовской игре и не только чернят великие шекспировскиепроизведения... чернят и их аристократических квазиавторов, будь это даже некто-то из четырех графов, но и сама Ее Величество - добрая королева Бесс"(!!). Перевести все это на человеческий язык не просто. При чем тут королеваЕлизавета (которая к началу Кориэтова Фарса уже восемь лет как была вмогиле), и как может блестяще сыгранный, не имеющий себе равных фарс кого-тои что-то (особенно "гордость Британии") чернить!? "Очернительство"! Какаятерминология, какие воспоминания она навевает! Для кого какие, разумеется... Проигнорировав практически все важнейшие факты, подтверждающиедатировку честеровского сборника 1612-1613 годами, Н. Б. раз двадцать послучаю и без случая объявляет, что новая датировка якобы произвольна,недоказуема, выведена "конъюнктурно, только по догадкам" и т. п. Так жеголословно отвергается и основанная на многих исторических и литературныхфактах идентификация Голубя и Феникс с четой Рэтлендов. Например, Н. Б.утверждает, что Елизавета Сидни-Рэтленд "не могла" быть названа поэтамиименем "Феникс". Почему? Не могла - и все! На самом же деле, если и была вАнглии женщина, которую поэты могли так назвать, так это именно она,единственный отпрыск Филипа Сидни - общепризнанного "Феникса Англии". Подобно рецензенту Г., академик "с порога" отбрасывает даже возможность трактовки странного заглавия лондонского экземпляра (Anuals) не как простойопечатки, а как сознательной дерзкой игры со словом. Обоим оппонентам явноне хватает знания исторического и литературного контекста; отсюда инепонимание вполне возможной направленности этого выпада в сторону Рэтленда,которого (справедливо или несправедливо) подозревали в гомосексуализме. Также не понял Н. Б. характера и значения сделанного российскимиисследователями в Вашингтоне и Лондоне важного открытия - одинаковых (ипритом уникальных) водяных знаков в разных экземплярах честеровскогосборника, что не мешает ему пространно рассуждать о единорогах вообще, ихизображениях на коврах и гобеленах и тому подобных не имеющих отношения куникальным водяным знакам материях. Возьмем такой вопрос: как следует понимать и переводить трудную строкуиз "Плача" - "it was married chastity". И первый (1893) русский переводчикП. Каншин, и последний (1960), В. Левик, при переводе этой строки (и всейстрофы) обращаются к слову "брак". П. Каншин: "Брак их осталсяцеломудренным". В. Левик: "Не бесплоден был, о нет /Брак бездетный стольколет/ То невинности обет". В обоих случаях смысл оригинала передан достаточноадекватно. В "Игре об Уильяме Шекспире" с самого начала приведена вся поэмао Голубе и Феникс в переводе Левика. Но то ли вообще не прочитав текстпоэмы, о которой в книге идет речь, то ли по какой-то другой неведомойпричине Н. Б. разражается гневом: "Гилилов от себя придумывает"твердокаменное" определение "их брак"". Разумеется, вместо существительного "брак" можно употребить "союз" или"связь" (хотя Каншин и Левик не посчитали такой перевод оптимальным, и я сними согласен). Но считать - вопреки мнению и практике авторитетныхпереводчиков - такой вариант единственно правильным нет ни малейшегооснования. И совсем уже странно и дико звучит обвинение, что "брак" якобы"от себя придумал" Гилилов! Опять мы стоим перед невозможностьюрационального объяснения... Важный момент: трактовка последней строфы "Плача". В "Игре об УильямеШекспире" даются три возможных объяснения смысла этой строфы и подписи подней, причем последний вариант объяснения вполне приемлем и длястратфордианцев. Однако Н. Б. обрушивается только на первый вариант, ничегоне говоря о двух других. Совершенно не привлекли внимания академика "ПесниГолубя", близость которых к шекспировским сонетам, давно ставившая в тупиканглийских ученых, получила наконец убедительное объяснение. Как и рецензент Г., академик не видит ничего особенного в том, что впоследнем, оксфордском (академического типа) собрании сочинений Шекспира егоредакторы - шекспироведы С. Уэллс и Г. Тэйлор - без каких-либо оговороквыбросили из текста знаменитой поэмы Бена Джонсона "Памяти автора, любимогомною Уильяма Шекспира и о том, что он оставил нам" важную запятую, лишивтекст поэмы заложенной в него Джонсоном двусмысленности. Не исключено (будемнадеяться), что утрата злополучного знака приключилась не намеренно, а почьему-то прискорбному недосмотру. Но для Н. Б. никаких проблем здесь нет:раз так напечатали в Оксфорде, значит, так и нужно. И академик заполняетнесколько страниц многословными, не имеющими отношения к делу рассуждениямио системах пунктуации и правилах грамматики, посмеиваясь над "удивительнойсамоуверенностью" Гилилова, вообразившего себе, что "видные оксфордскиешекспироведы" могут ошибаться! Короче говоря, нам вполне серьезно внушают,что сегодняшний редактор (особенно если он "из видных") волен по своемуусмотрению исправлять в академических изданиях древние тексты, причем безвсяких оговорок или объяснений. Как возрадовался бы, услышав такое, пионер"специфического" редактирования, "непонятый" в прошлом веке Джон ПейнКольер! Разные исследователи честеровского сборника по-разному идентифицировалипрототипов его героев, даже по-разному его датировали (от 1586 до1612-1613), по-разному определяли круг, из которого он вышел (вдохновители,участники, издатели, печатники и др., их связь с содержанием книги). Ноакадемику не до дотошных деталей: гипотезе А. Гросарта (но без упоминанияслова "гипотеза" и имени англичанина) придаются "теоретические" аксессуарыединственно верного, окончательно все объясняющего Учения. "Пафос сборника втоске о неосуществленном национальном примирении". "Сборник порожден несемейным кризисом Роджера Ретленда и его жены и их гибелью, а наступлениемнационального кризиса..." И даже так: "Шекспировское стихотворение указалона приближение конца эпохи Возрождения" (!). И все эти - и другие в том жедухе - декларации о книге, которую, судя по всему, Н. Б. и в глаза невидел... Безапелляционность многих - в том числе и достаточно странных -суждений Н. Б. по различным спорным вопросам проистекает прежде всего изнепонимания самого процесса научного познания. До окончательного признания,основанного на бесспорных, проверенных фактах, все предлагаемые(обоснованные) решения проблемы должны рассматриваться как гипотезы.Ценность, научная состоятельность, перспективность гипотезы определяются еесоответствием уже известным достоверным фактам и способностью предвидеть,открывать новые, В процессе научного состязания (дискуссии) гипотезы нетолько сравниваются, но в известном смысле и взаимообогащаются. Но научнаягипотеза не может быть отвергнута только на том основании, что онапротиворечит другой гипотезе; в ходе дискуссии их статус одинаков икритерием оценок могут служить только факты. Это относится и к проблемеличности Шекспира ("шекспировскому вопросу"), и к частным проблемамшекспироведения - таким, как тайна честеровского сборника. Но для Н. Б. эта важная фаза научного процесса - фаза состязательногососуществования различных гипотез по одной и той же проблеме - простонепостижима. Полюбившаяся ему (или имеющая сегодня официозный статус)гипотеза сразу перестает быть таковой, она уже не рабочий инструментнаучного поиска Истины, а сама объявленная окончательной и само собойразумеющейся Истиной, за несоответствие - тем более за противоречие -которой всякие другие решения, проблемы, другие гипотезы отвергаются илипросто игнорируются. Игнорируются или неузнаваемо искажаются дажедостоверные, но нежеланные или непонятные факты и тексты. Проигнорировав важнейшие факты и тексты, подтверждающие новую датировкуи идентификацию прототипов героев честеровского сборника, академик вдругразыграл целую сцену вокруг хантингтонского экземпляра, где дата натитульном листе отсутствует (не пропечатана или срезана еще в типографии илипозже). Этот интересный факт я в "Игре об Уильяме Шекспире" простоконстатировал наряду с другими, не делая из него каких-то определенныхвыводов. Однако Н. Б. уверяет читателей: "Гилилов делает вывод, что натитуле была какая-то другая дата, а именно 1613 год"! Но и это, оказывается,не все. Развивая и раскрашивая свою выдумку, бросаясь такими словами, как"подделка" и "фальшь", Н. Б. поведал читателям, что факсимильное изображениеэтого титульного листа в моей книге якобы намеренно дано "в другоммасштабе", чтобы запутать читателя! В действительности в "Игре об УильямеШекспире" воспроизведены (многие - впервые в мире) с самых разных ксеро-,фото- и микрофильмокопий более двух десятков титульных и рядовых страниц издюжины разноформатных (кварто, октаво и др.) изданий шекспировской эпохи.Все эти иллюстрации издательство печатало в одном формате, в чем легкоубедиться. Никаких исключений не делалось, да и зачем бы?! Недостойные и нелепые инсинуации нашего оппонента выходят за рамкинаучной дискуссии и свидетельствуют, что, по его мнению, такаяпровозглашенная им благая цель, как "оборона Шекспира", оправдывает всесредства, включая и неблаговидные. Но случилось так, что ложь инекомпетентность сами себя наказали, выставившись на всеобщее посмеяние. Вобвинительском азарте академик приписал мне еще и преднамеренное сокрытие отчитателей "Игры" даты "1601" на шмуцтитуле всех экземпляров честеровскогосборника. Опять странная выдумка. Об этой дате на шмуцтитуле не толькосказано на странице 70 моей книги, но на странице 440 {В новом изданиисоответственно страницы 74 и 474.} помещено и факсимиле шмуцтитула с датой имоей разъясняющей подписью: "Так он выглядит во всех трех экземплярах". Поиронии судьбы и по чьему-то недосмотру это факсимиле шмуцтитула (да ещевместе с разъясняющей подписью!) было воспроизведено - из моей книги - втексте газетного интервью академика, причем прямо над его словами,обвиняющими меня в утаивании даты шмуцтитула! Какой заслуженный конфуз... Очень странные заявления, прямые ошибки, вымыслы, грубые искаженияфактов и текстов, нелепые обвинения как в статье-брошюре Н. Б., так и в егогазетном интервью - на каждом шагу, я насчитал их более полусотни. Здесь якоротко остановился только на некоторых, так как детальное рассмотрение всехобразчиков аргументации Н. Б. может составить целую книгу; в этом нет нужды.То, с чем мы познакомились выше, убедительно демонстрирует ненаучностьдоводов даже самых воинственных охранителей стратфордской веры. Им не на чтоопереться, кроме упования на привычную традицию, да еще на "чудогениальности", которое противопоставляется научному анализу достоверныхфактов. Поэтому, хотя разбор доводов, подобных вышеприведенным, можетпоказаться утомительным, дискуссия безусловно полезна, ибо никто лучше самихсторонников Шакспера не может продемонстрировать слабость их позиции, всюглубину непонимания ими Великого Барда и Великой Игры, в которой они - несознавая того - тоже принимают участие. В своей борьбе с "антишекспиризмом" академик Н. Б. не ограничилсятолько большой статьей и газетным интервью. После того, как в газете"Известия" осенью 1998 года я отметил некоторые из самых удивительныхутверждений Н. Б., он добился специального заседания Президиума Российскойакадемии наук для заслушивания его сообщения о проблеме шекспировскогоавторства в связи с выходом в 1997 году книги Гилилова "Игра об УильямеШекспире". О том, что такое мероприятие имело место, я узнал через полгодаиз случайно попавшей мне в руки академической газеты. Выступая передаудиторией, состоявшей из ученых совсем других специальностей, в большинствесвоем "Игру об Уильяме Шекспире" не читавших, Н. Б. "опровергал"содержавшиеся в этой книге факты и гипотезы; как можно было понять израссказа посетившего заседание корреспондента газеты, "опровергающие" доводыбыли те самые, что приведены выше. Присутствие автора обсуждаемой книги,который мог бы осложнить гладкое протекание запланированной процедуры,академик счел нежелательным и в список приглашаемых его не включил! Качествои объективность полученной почтенной аудиторией информации понятны. Неисключено, что инициатор мероприятия надеялся завершить его принятиемдостаточно эффектной, если не "разгромной", резолюции. Однако, насколько мне известно, до принятия какого-то "решения" по"шекспировскому вопросу" и по "Игре об Уильяме Шекспире" дело не дошло (нете все-таки времена), и о "шекспироведческом" заседании (кстати,организованном Н. Б. в обход имеющейся при Академии шекспировской комиссии)стали быстро забывать. Хотя некоторые из непримиримых энтузиастов "борьбы сантишекспиризмом" сначала сгоряча и приняли это невинное мероприятие засигнал об осуждении "антишекспиристов" и очередном официальном "закрытии""шекспировского вопроса". Не скоро еще переведутся у нас любители"закрывать" мировые научные проблемы испытанными в лихие для иных наукдесятилетия "методами"... Замолчать развернувшуюся дискуссию на этот раз не удалось. Продолжалисьвыступления в журналах и газетах {Однако нередки стали в нашей печати истатьи с фантастическими вымыслами по поводу шекспировского авторства,выглядящими подчас как пародии на нестратфордианские гипотезы. Например -версия об "авторстве" лорда Хэнсдона, умершего еще в 1596 г. и отличавшегосяот других елизаветинцев разве что своей жестокостью, солдафонством инекультурностью. Читателю, серьезно интересующемуся "шекспировскимвопросом", предстоит научиться критически сопоставлять подобного родабеллетристику с достоверными историческими и литературными фактами.}, вспециальных изданиях; в обсуждение новых идей включились не тольколитературоведы и театроведы, но и историки, философы, социологи. Оченьинтересные наблюдения и кардинальные выводы социокультурного характераотносительно шекспировского и постшекспировского периодов истории английскойкультуры содержатся в работе В. Е. Семенкова "Шекспир как репрезентацияанглийской культуры". Новый подход к изданию шекспировских произведений яркопроявился в подготовленном С. Макуренковой однотомнике "Шекспир. Лирика".Несколько передач о проблеме шекспировской личности, о честеровском сборникеи его героях прошли по разным каналам телевидения; режиссер Александр Гордонснял документальный фильм о Шекспире, Шакспере и Рэтленде, и нашителезрители увидели Стратфорд, Бельвуар, услышали переводы "Песен Голубя",замечательное стихотворение Владимира Набокова, которым заканчивается "Играоб Уильяме Шекспире". Конечно, все это несмотря на различия во взглядах на "шекспировскийвопрос" способствует несравненно более глубокому пониманию феноменаШекспира, его произведений, его Театра, его роли в мировой культуре. Небудет большим преувеличением сказать, что в России начинается новый,интереснейший и многообещающий этап постижения Шекспира, многообещающий нетолько для нас. Англия - родина Шекспира, и язык Шекспира - английский. Носегодня это отнюдь не означает, что новые перспективные идеи и концепциифеномена Великого Барда, направленность и методики конкретных исследованиймогут приходить только оттуда, как это было в течение долгого времени.Связанность большинства англо-американских ученых четырехвековой традицией -фактор достаточно серьезный, и его тормозящего влияния нельзя не учитывать,оценивая возможности глобального осмысления огромной массы больших и малыхфактов, пришедших в шекспироведение в XX веке. Дискуссия о Великом Барде, инициированная "Игрой об Уильяме Шекспире",расширяется вопреки усилиям "закрывателей" и начальным опасениям, чтопроблема слишком сложна и будет непонятна для неспециалистов (да и где у насспециалисты по "шекспировскому вопросу"?). Великая Игра - это Театр,открытый каждому, кто не равнодушен к Прекрасному, к поиску Истины. Недолжны нас останавливать и трудности вовлечения в дискуссиюангло-американцев (или нашего участия в их дискуссиях {Почти одновременно с"Игрой об Уильяме Шекспире" в Англии вышла книга Джона Мичела "Кто написалпроизведения Шекспира", содержащая очень полное изложение истории"шекспировского вопроса" и в ряде важных пунктов перекликающаяся с "Игрой";книга оживленно (по западным меркам) обсуждается в Англии и США.}),трудности, связанные и с весьма ограниченным интересом тамошних издателей кпереводной шекспироведческой литературе. В пользе споров и дискуссий нет сомнения (она станет значительнобольшей, когда наши оппоненты будут лучше знать факты). Но все-таки однидискуссии не могут привести к решению сложных и основательно запутанныхпроблем, в том числе и тех, о которых рассказывается в "Игре об УильямеШекспире". Основные гипотезы, сформулированные в "Игре", имеют топреимущество, что они поддаются не только аналитической, но и эмпирическойпроверке. Это относится и к Фарсу о Кориэте, но прежде всего к честеровскомусборнику, исследование которого уже показало свою перспективность. Но егонеобходимо продолжить, чтобы окончательно и бесспорно подтвердить подлиннуюдатировку. Это можно сделать вне зависимости от тех или иных взглядов на"шекспировский вопрос". Надо продолжить сличение не только водяных знаков набумаге, но и полиграфических реалий (орнаменты, заставки и т. п.) в книгеЧестера с аналогичными реалиями в других книгах, точно датируемыхопределенными годами и отпечатанных теми же или близкими к ним типографами(случай со знаменитой мистификацией Джаггарда-Пэвиера показывает, что приподобных изданиях брали и чужие эмблемы). В обычной практике печатник не мог использовать какую-то партию бумагитолько один раз, для одной книги, вышедшей ничтожным тиражом; бумагу однойпартии, с одним и тем же водяным знаком, пускали как минимум для печатаниянескольких книг. Это относится и к элементам набора, изготовлявшимсякустарно, имевшим характерные особенности и тоже применявшимся неоднократнов течение определенного периода. Будем надеяться, что предусмотрительностьиздателя, печатника и тех, чей заказ они выполняли, не простиралась такдалеко, что они уничтожили не только всю оставшуюся бумагу этой партии, но ивсе декоративные и прочие элементы набора! Конечно, нельзя совсем исключить,что для печатания книги Честера использовали остатки нескольких старых илиредких партий бумаги или заказчик принес (прислал) свою бумагу, но в любомслучае не мог же он принести (а потом забрать) еще и свой собственныйтипографский набор! Пока из проверенных мною в Вашингтоне и Лондоне примернодвухсот книг последнего десятилетия XVI - первой четверти XVII века ни однане оказалась напечатанной на такой же бумаге, что и честеровский сборник;около шестидесяти книг проверила недавно в Оксфорде А. Данюшевская. Кругпоисков заметно сузился. Повторю еще раз: где-то, в какой-то научной библиотеке или в музее вАнглии или Америке заповедная старинная книга ждет нас. Книга (возможно, ине одна), способная окончательно открыть для человечества заколдованнуюдверь, ведущую к постижению Великой Игры. Нас ждут, нас продолжают ждать! Конечно, это относится не только (и, может быть, не столько) кроссийским исследователям. Важнейший поиск получит несравненно больше шансовна успех, если в нем примут участие английские и американские книговеды иэнтузиасты. Кого-то из них, возможно, отделяют от драгоценных изданий лишьсчитанные шаги. И я надеюсь, что благодаря нашей дискуссии, несмотря на всеее несовершенства, эти несколько шагов в правильном направлении будут вскоресделаны... Авторы использованных в настоящем обзоре полемических статей Н. Б. - Н. Балашов. Слово в защиту авторства Шекспира. Академическиететради. Спец. выпуск (5), 1998. "Уильям Потрясающий Копьем". Интервью. "Независимая газета", прилож."Наука", 1999, апрель, э 4/19. Г. - А. Горфункель. Игра без правил. "Новое литературное обозрение". э30 (2,1998). 3. - А. Зверев. Бедный Уилл. "Культура", 1998, 15 января. К. - К. Кедров. О бедном Шакспере замолвите слово. "Новые Известия",1998, 31 января. Шекспир, которого мы потеряли. "Новые Известия", 1999,10апреля. С. - А. Серебряный. Шекспир писал в соавторстве с Бэконом. "Книжноеобозрение", 1997, э 48. Популярность: 35, Last-modified: Mon, 11 Mar 2002 11:15:06 GMT