Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Онтологическая нужда» в Другом и автобиография (в контексте «социальной онтологии»)
М.Бахтин говорит об «абсолютной эстетической нужде человека в другом», о необходимости в «видящей, помнящей, собирающей и объединяющей активности другого» [13, с. 34]. Личности не будет, если другой ее не создаст. Кроме эстетической составляющей, можно констатировать онтологическую «нужду» человека в другом, что и делает современная философия диалога, категориально и концептуально наполняя концепт «Другого». В отношении к автобиографическому дискурсу эта «нужда» приобретает особые очертания. В рассказе о себе человек становится тем самым Другим, которого он взыскует. Более того, составление своей жизненной истории - неотъемлемая часть самореализации и самостановления. В этом проявляется не только эстетическая, но и экзистенциальная потребность в Другом, в себе как Другом. И если быть более точным, в этой напряженной точке экзистенциальное и эстетическое сливаются в том требовательном смысле, на который указывал М.Бахтин, говоря о единстве жизни и произведения в единстве бытия-события. Вместе с тем, позиция «Я как Другой», Я как автор противостоящий себе как герою – это позиция, которую чрезвычайно трудно занять. В предельном смысле она недостижима, она остается неким «незавершенным проектом», «горизонтом». Полному вычленению меня как автора своей собственной истории препятствует, как минимум, два обстоятельства, в другом контексте уже указанные выше. Во-первых, это сложность и даже невозможность занять позицию внешнего наблюдателя по отношению к себе. Это М.Бахтин отмечает, обращаясь к визуальному жанру автопортрета и говоря, что словесный автопортрет в данном смысле подобен живописному. «…Автопортрет всегда можно отличить от портрета по какому-то несколько призрачному характеру лица, оно как бы не обымает собою полного человека, всего до конца…» [13, с. 32]. Второе обстоятельство – Я как автор не могу завершить собственную историю, в свете события своей смерти, увидеть себя по другую сторону собственной кончины. И этот барьер непреодолим. Но искушение быть автором собственной истории в особых случаях бывает так велико, что человек режиссирует свою смерть и реализует этот сценарий (об этом, в частности, еще во времена античности писал Лукиан, изображая лжепророка и лжеучителя Перегирина, осуществившего торжественное самосожжение как режиссуру своей биографии (См. об этом нашу публикацию: [32]). Указание на это – еще один путь осмысления хайдеггеровского «бытия-к-смерти» и фрейдовского «мортидо», а также еще одна грань понимания феномена самоубийства. И в этом экзистенциально экстремальном варианте нужда в авторе и потребность самому быть полноценным «участно-вненаходимым» автором собственной истории все равно остается преимущественно эстетической, как бы ни было скрыто эстетическое за крайним выражением (проявлением) экзистенциального.
Говоря о «великой событийной привилегии – быть другим» [13, с. 175], М.Бахтин показывает и оборотную сторону взаимоотношения «автор-герой» и обращает внимание на проблему «фиктивного Другого». Это – «дутый, фиктивный продукт, замутняющий оптическую чистоту бытия», «душа без места», «участник без имени и без роли». В связке с таким «Другим» нет места этическому бытию-событию, есть лишь одержимость. Глазами такого Другого можно увидеть не истинный лик героя, но лишь его личину [13, с. 30]. Таким «фиктивным Другим» одержим человек, «привыкший конкретно мечтать о себе» [13, с. 54], болезненно дорожащий производимым им впечатлением, но не уверенный в нем. Недаром Л.Баткин свое исследование, посвященное Августину и его «Исповеди», назвал, цитируя апостола Павла, «Не мечтайте о себе…» [12]. Он вслед за Бахтиным увидел опасность одержимости Другим-Двойником, который врывается в мое самосознание, замутняет чистоту отношения к себе самому. Происходит «…возврат в себя для корыстного использования для себя своего бытия для другого…» [13, с. 54]. Перед нами - особый ракурс проблемы «двойничества» как фиктивного самоудвоения. Если обратится к биографии как форме жизни и социокультурной практики, то проблема «фиктивного Другого», явственно обнаруживается в различных вариантах саморепрезентации политиков и кумиров современной массовой культуры. Вместе с тем, М.Бахтин подчеркивает, что в биографическом дискурсе «одержимость» Другим смягчена. Автор биографии – тот возможный Другой, присутствие которого легче всего переносится, с ним можно «непосредственно-наивно» прожить жизнь, хотя и здесь есть опасность того, что наш внутренний «автор биографии» может превратиться в «двойника-самозванца». Автор биографии как «одержащий меня другой» выступает в качестве ценностной инстанции социокультурного мира и, если я не отрываю себя от этого мира, я могу не вступать в конфликт с этим Другим и он «может вести рассказ о моей жизни при моем полном внутреннем согласии с ним» [13, с. 133]. Этот Другой не «сочинен» мной, в отличие от двойника-самозванца, а является авторитетной для меня силою, ценностно определяющей мою жизнь. В данном контексте можно говорить о характерных для каждой культуры «биографических формах», в которых принято изображать человеческую жизнь. Такая форма, надличностная по своей сути, может стать «одержащим меня Другим», ценностно оформляющим мою жизнь и ее вторжение, если человек принимает культурные правила «биографической игры» своего времени, не будет восприниматься как враждебное.
|
||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-26; просмотров: 162; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.149.243.106 (0.005 с.) |