Отвори мне, страж заоблачный, 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Отвори мне, страж заоблачный,



 

 

Отвори мне, страж заоблачный,

Голубые двери дня.

Белый ангел этой полночью

Моего увел коня.

 

Богу лишнего не надобно,

Конь мой ‑ мощь моя и крепь.

Слышу я, как ржет он жалобно,

Закусив златую цепь.

 

Вижу, как он бьется, мечется,

Теребя тугой аркан,

И летит с него, как с месяца,

Шерсть буланая в туман.

 

<1918>

 

О верю, верю, счастье есть!

 

 

О верю, верю, счастье есть!

Еще и солнце не погасло.

Заря молитвенником красным

Пророчит благостную весть.

О верю, верю, счастье есть.

 

Звени, звени, златая Русь,

Волнуйся, неуемный ветер!

Блажен, кто радостью отметил

Твою пастушескую грусть.

Звени, звени, златая Русь.

 

Люблю я ропот буйных вод

И на волне звезды сиянье.

Благословенное страданье,

Благословляющий народ.

Люблю я ропот буйных вод.

 

 

Песни, песни, о чем вы кричите?

 

 

Песни, песни, о чем вы кричите?

Иль вам нечего больше дать?

Голубого покоя нити

Я учусь в мои кудри вплетать.

 

Я хочу быть тихим и строгим.

Я молчанью у звезд учусь.

Хорошо ивняком при дороге

Сторожить задремавшую Русь.

 

Хорошо в эту лунную осень

Бродить по траве одному

И сбирать на дороге колосья

В обнищалую душу‑суму.

 

Но равнинная синь не лечит.

Песни, песни, иль вас не стряхнуть?..

Золотистой метелкой вечер

Расчищает мой ровный путь.

 

И так радостен мне над пущей

Замирающий в ветре крик:

"Будь же холоден ты, живущий,

Как осеннее золото лип".

 

<1917‑1918>

 

Вот оно, глупое счастье

 

 

Вот оно, глупое счастье

С белыми окнами в сад!

По пруду лебедем красным

Плавает тихий закат.

 

Здравствуй, златое затишье,

С тенью березы в воде!

Галочья стая на крыше

Служит вечерню звезде.

 

Где‑то за садом несмело,

Там, где калина цветет,

Нежная девушка в белом

Нежную песню поет.

 

Стелется синею рясой

С поля ночной холодок...

Глупое, милое счастье,

Свежая розовость щек!

 

 

Проплясал, проплакал дождь весенний,

 

 

Проплясал, проплакал дождь весенний,

Замерла гроза.

Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,

Подымать глаза...

 

Скучно слушать под небесным древом

Взмах незримых крыл:

Не разбудишь ты своим напевом

Дедовских могил!

 

Привязало, осаднило слово

Даль твоих времен.

Не в ветрах, а, знать, в томах тяжелых

Прозвенит твой сон.

 

Кто‑то сядет, кто‑то выгнет плечи,

Вытянет персты.

Близок твой кому‑то красный вечер,

Да не нужен ты.

 

Всколыхнет он Брюсова и Блока,

Встормошит других.

Но все так же день взойдет с востока,

Так же вспыхнет миг.

 

Не изменят лик земли напевы,

Не стряхнут листа...

Навсегда твои пригвождены ко древу

Красные уста.

 

Навсегда простер глухие длани

Звездный твой Пилат.

Или, Или, лама савахфани,

Отпусти в закат.

 

<1916‑1917>

 

О муза, друг мой гибкий,

 

 

О муза, друг мой гибкий,

Ревнивица моя.

Опять под дождик сыпкий

Мы вышли на поля.

 

Опять весенним гулом

Приветствует нас дол,

Младенцем завернула

Заря луну в подол.

 

Теперь бы песню ветра

И нежное баю ‑

За то, что ты окрепла,

За то, что праздник светлый

Влила ты в грудь мою.

 

Теперь бы брызнуть в небо

Вишневым соком стих

За отческую щедрость

Наставников твоих.

 

О мед воспоминаний!

О звон далеких лип!

Звездой нам пел в тумане

Разумниковский лик.

 

Тогда в веселом шуме

Игривых дум и сил

Апостол нежный Клюев

Нас на руках носил.

 

Теперь мы стали зрелей

И весом тяжелей...

Но не заглушит трелью

Тот праздник соловей.

 

И этот дождик шалый

Его не смоет в нас,

Чтоб звон твоей лампады

Под ветром не погас.

 

 

Я последний поэт деревни

 

Мариенгофу

 

 

Я последний поэт деревни,

Скромен в песнях дощатый мост.

За прощальной стою обедней

Кадящих листвой берез.

 

Догорит золотистым пламенем

Из телесного воска свеча,

И луны часы деревянные

Прохрипят мой двенадцатый час.

 

На тропу голубого поля

Скоро выйдет железный гость.

Злак овсяный, зарею пролитый,

Соберет его черная горсть.

 

Не живые, чужие ладони,

Этим песням при вас не жить!

Только будут колосья‑кони

О хозяине старом тужить.

 

Будет ветер сосать их ржанье,

Панихидный справляя пляс.

Скоро, скоро часы деревынные

Прохрипят мой двенадцатый час!

 

<1920>

 

Душа грустит о небесах,

 

 

Душа грустит о небесах,

Она нездешних нив жилица.

Люблю, когда на деревах

Огонь зеленый шевелится.

 

То сучья золотых стволов,

Как свечи, теплятся пред тайной,

И расцветают звезды слов

На их листве первоначальной.

 

Понятен мне земли глагол,

Но не стряхну я муку эту,

Как отразивший в водах дол

Вдруг в небе ставшую комету.

 

Так кони не стряхнут хвостами

В хребты их пьющую луну...

О, если б прорасти глазами,

Как эти листья, в глубину.

 

 

Устал я жить в родном краю

 

 

Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам,

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором.

 

Пойду по белым кудрям дня

Искать убогое жилище.

И друг любимый на меня

Наточит нож за голенище.

 

Весной и солнцем на лугу

Обвита желтая дорога,

И та, чье имя берегу,

Меня прогонит от порога.

 

И вновь вернуся в отчий дом,

Чужою радостью утешусь,

В зеленый вечер под окном

На рукаве своем повешусь.

 

Седые вербы у плетня

Нежнее головы наклонят.

И необмытого меня

Под лай собачий похоронят.

 

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам...

И Русь все так же будет жить,

Плясать и плакать у забора.

 

 

О боже, боже, эта глубь ‑

 

 

О боже, боже, эта глубь ‑

Твой голубой живот.

Златое солнышко, как пуп,

Глядит в Каспийский рот.

 

Крючками звезд свивая в нить

Лучи, ты ловишь нас

И вершами бросаешь дни

В зрачки озерных глаз.

 

Но в малый вентерь рыбаря

Не заплывает сом.

Не втащит неводом заря

Меня в твой тихий дом.

 

Сойди на землю без порток,

Взбурли всю хлябь и водь,

Смолой кипящею восток

Пролей на нашу плоть.

 

Да опалят уста огня

Людскую страсть и стыд.

Взнеси, как голубя, меня

В твой в синих рощах скит.

 

 

Я покинул родимый дом,

 

 

Я покинул родимый дом,

Голубую оставил Русь.

В три звезды березняк над прудом

Теплит матери старой грусть.

 

Золотою лягушкой луна

Распласталась на тихой воде.

Словно яблонный цвет, седина

У отца пролилась в бороде.

 

Я не скоро, не скоро вернусь!

Долго петь и звенеть пурге.

Стережет голубую Русь

Старый клен на одной ноге,

 

И я знаю, есть радость в нем

Тем, кто листьев целует дождь,

Оттого, что тот старый клен

Головой на меня похож.

 

 

Хорошо под осеннюю свежесть

 

 

Хорошо под осеннюю свежесть

Душу‑яблоню ветром стряхать

И смотреть, как над речкою режет

Воду синюю солнца соха.

 

Хорошо выбивать из тела

Накаляющий песни гвоздь.

И в одежде празднично белой

Ждать, когда постучится гость.

 

Я учусь, я учусь моим сердцем

Цвет черемух в глазах беречь,

Только в скупости чувства греются,

Когда ребра ломает течь.

 

Молча ухает звездная звонница,

Что ни лист, то свеча заре.

Никого не впущу я в горницу,

Никому не открою дверь.

 

 

ПЕСНЬ О СОБАКЕ

 

 

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

 

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

 

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

 

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать...

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

 

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

 

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

 

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

 

 

Закружилась листва золотая

 

 

Закружилась листва золотая

В розоватой воде на пруду,

Словно бабочек легкая стая

С замираньем летит на звезду.

 

Я сегодня влюблен в этот вечер,

Близок сердцу желтеющий дол.

Отрок‑ветер по самые плечи

Заголил на березке подол.

 

И в душе и в долине прохлада,

Синий сумрак как стадо овец,

За калиткою смолкшего сада

Прозвенит и замрет бубенец.

 

Я еще никогда бережливо

Так не слушал разумную плоть,

Хорошо бы, как ветками ива,

Опрокинуться в розовость вод.

 

Хорошо бы, на стог улыбаясь,

Мордой месяца сено жевать...

Где ты, где, моя тихая радость ‑

Все любя, ничего не желать?

 

 

Теперь любовь моя не та

 

Клюеву

 

 

Теперь любовь моя не та.

Ах, знаю я, ты тужишь, тужишь

О том, что лунная метла

Стихов не расплескала лужи.

 

Грустя и радуясь звезде,

Спадающей тебе на брови,

Ты сердце выпеснил избе,

Но в сердце дома не построил.

 

И тот, кого ты ждал в ночи,

Прошел, как прежде, мимо крова.

О друг, кому ж твои ключи

Ты золотил поющим словом?

 

Тебе о солнце не пропеть

В окошко не увидеть рая.

Так мельница, крылом махая,

С земли не может улететь.

 

 

По‑осеннему кычет сова

 

 

По‑осеннему кычет сова

Над раздольем дорожной рани.

Облетает моя голова,

Куст волос золотистый вянет.

 

Полевое, степное "ку‑гу",

Здравствуй, мать голубая осина!

Скоро месяц, купаясь в снегу,

Сядет в редкие кудри сына.

 

Скоро мне без листвы холодеть,

Звоном звезд насыпая уши.

Без меня будут юноши петь,

Не меня будут старцы слушать.

 

Новый с поля придет поэт,

В новом лес огласится свисте.

По‑осеннему сыплет ветр,

По‑осеннему шепчут листья.

 

 

ПЕСНЬ О ХЛЕБЕ

 

 

Вот она, суровая жестокость,

Где весь смысл ‑ страдания людей!

Режет серп тяжелые колосья,

Как под горло режут лебедей.

 

Наше поле издавна знакомо

С августовской дрожью поутру.

Перевязана в снопы солома,

Каждый сноп лежит, как желтый труп.

 

На телегах, как на катафалках,

Их везут в могильный склеп ‑ овин.

Словно дьякон, на кобылу гаркнув,

Чтит возница погребальный чин.

 

А потом их бережно, без злости,

Головами стелют по земле

И цепами маленькие кости

Выбивают из худых телес.

 

Никому и в голову не встанет,

Что солома ‑ это тоже плоть!..

Людоедке‑мельнице ‑ зубами

В рот суют те кости обмолоть.

 

И, из мелева заквашивая тесто,

Выпекают груды вкусных яств...

Вот тогда‑то входит яд белесый

В жбан желудка яйца злобы класть.

 

Все побои ржи в припек одрасив,

Грубость жнущих сжав в духмяный сок,

Он вкушающим соломенное мясо

Отравляет жернова кишок.

 

И свистят по всей стране, как осень,

Шарлатан, убийца и злодей...

Оттого что режет серп колосья,

Как под горло режут лебедей.

 

<1921>

 

ХУЛИГАН

 

 

Дождик мокрыми метлами чистит

Ивняковый помет по лугам.

Плюйся, ветер, охапками листьев, ‑

Я такой же, как ты, хулиган.

 

Я люблю, когда синие чащи,

Как с тяжелой походкой волы,

Животами, листвой хрипящими,

По коленкам марают стволы.

 

Вот оно, мое стадо рыжее!

Кто ж воспеть его лучше мог?

Вижу, вижу, как сумерки лижут

Следы человечьих ног.

 

Русь моя, деревянная Русь!

Я один твой певец и глашатай.

Звериных стихов моих грусть

Я кормил резедой и мятой.

 

Взбрезжи, полночь, луны кувшин

Зачерпнуть молока берез!

Словно хочет кого придушить

Руками крестов погост!

 

Бродит черная жуть по холмам,

Злобу вора струит в наш сад,

Только сам я разбойник и хам

И по крови степной конокрад.

 

Кто видал, как в ночи кипит

Кипяченых черемух рать?

Мне бы в ночь в голубой степи

Где‑нибудь с кистенем стоять.

 

Ах, увял головы моей куст,

Засосал меня песенный плен.

Осужден я на каторге чувств

Вертеть жернова поэм.

 

Но не бойся, безумный ветр,

Плюй спокойно листвой по лугам.

Не сотрет меня кличка "поэт",

Я и в песнях, как ты, хулиган.

 

<1920>

 

Все живое особой метой

 

 

Все живое особой метой

Отмечается с ранних пор.

Если не был бы я поэтом,

То, наверно, был мошенник и вор.

 

Худощавый и низкорослый,

Средь мальчишек всегда герой,

Часто, часто с разбитым носом

Приходил я к себе домой.

 

И навстречу испуганной маме

Я цедил сквозь кровавый рот:

"Ничего! Я споткнулся о камень,

Это к завтраму все заживет".

 

И теперь вот, когда простыла

Этих дней кипятковая вязь,

Беспокойная, дерзкая сила

На поэмы мои пролилась.

 

Золотая, словесная груда,

И над каждой строкой без конца

Отражается прежняя удаль

Забияки и сорванца.

 

Как тогда, я отважный и гордый,

Только новью мой брызжет шаг...

Если раньше мне били в морду,

То теперь вся в крови душа.

 

И уже говорю я не маме,

А в чужой и хохочущий сброд:

"Ничего! я споткнулся о камень,

Это к завтраму все заживет!"

 

<1922>

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-10; просмотров: 261; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.196.27.122 (0.271 с.)