О тонкостях души, материи и духа

Мы еще немного посидели за столом. Спать не хотелось, и, поскольку в предыдущих объяснениях деда я ровным счетом ничего не понял – какие-то миры, какое-то время – тогда это было недоступно моему разуму, я снова пристал к деду с вопросами. Он разжег самовар и, когда тот вскипел, налил нам по чашке чая с мятой. Сел к столу и начал рассказывать:

Много явлений всяких вокруг нас происходит. Какие-то мы не замечаем – есть они и есть, а какие-то видим и даже пользуемся их силой, но силу эту все равно не понимаем. А если и пытаемся понять, то каждый со своей колокольни. Явление одно, а понятия разные. Кто как видит, такие слова и придумывает. Потому и не понимают люди друг друга. Недаром говорят, что сытый голодного не разумеет. Зверь понимает зверя, дерево понимает дерево, а человек человека понимает плохо.

– Почему, дед?

– Потому, внучек, что каждый старается показаться лучше и умнее других. Жаден человек. Вот посмотри на Серого.

Серый тихонечко стоял в уголке и переминался с лапы на лапу.

– Видишь его?

– Конечно, вижу.

– А вот другие не видят. Мимо пройдут и не заметят. Не каждого человека лесной дух в свой мир пустит. Потому что душу человеческую видит. Ты его тоже не глазами, душой видишь.

Я не понимал, как можно видеть душой и что вообще такое душа, но промолчал.

– Мы с Серым друг друга чувствуем и понимаем, – продолжал дед. – Оттого и не уходит – хорошо ему со мной. Жизнь свою мне подарил. Он мою силу использует, чтобы видимым быть и в этом мире существовать, а я – его. Дом он мне от дурного человека сбережет, скотину загонит, зверя подчинит, с деревьями общаться поможет, миры, ему доступные, покажет. Но разве это для него работа? Игра одна. Оттого и воплотиться полностью не может, так, полуразмазанный живет.

 

Серый в углу захихикал.

– Не шуми, Серый, иди уж сюда, – сказал дед и поманил его пальцем.

Серый тут же перетек на лавку и прижался к деду. Он протянул вдруг неестественно удлинившуюся руку и коснулся самовара, который сразу начал кипеть. Серый хихикнул. Дед махнул рукой:

– Вот я и говорю – игра.

– Деда, а почему ты сказал, что Серый тебе жизнь свою подарил?

– Потому, внучек, что, когда лесной дух с человеком соединяется, он живет столько, сколько и человек этот, а потом развоплощается.

– А зачем лесной дух с человеком соединяется?

– Каждый стремится к тому, чего ему достичь тяжело, чего ему не хватает. Тело – к духу, дух – к телу, материи. А материя только тогда твердой становится, когда свою силу в мире полностью осуществить может. Вот дух к человеку и тянется. Но тянется он не ко всякому, а лишь к тому, с кем его душа на одной ноте звучит.

– Деда, а куда все же другие лесовики девались?

– Это все Серый был. Дух может во многих обличьях представать. Так ему даже легче, на то он и дух. Тесно ему в одной оболочке.

– Как это тесно?

– А вот так, – ответил дед. – Ты Библию читал? Бог один?

– Конечно, один.

– Вот видишь, Бог один, а людей много. В котором из них дух Божий?

– Я задумался, а затем неуверенно проговорил:

– Наверное, во всех.

– Вот так же и лесной дух.

– Я в Бога не верю, – сказал я.

– В Бога все верят. Только по-разному его понимают и называют, – отозвался дед Федор. – В Серого ты веришь?

– В Серого верю, я же его вижу.

– Но он же дух.

 

Я снова задумался. Я чувствовал, что мои представления, внушенные в школе, рушатся, но еще не понимал, где и в чем. А дед тем временем продолжал:

– Вот если ты своей учительнице про Серого расскажешь, поверит она тебе? Думаю, что не поверит. – Дед развел руками. – Постарайся, внучек, посмотреть на весь мир, как на видимый образ Бога.

Я постарался, но у меня ничего не получилось.

– Бабушка твоя говорит, что Библию нужно читать трижды. Первый раз бегло, второй с вниманием, третий – с пониманием.

– Но она такая толстая и запутанная!

– Правильно, внучек, нельзя святую книгу по отдельным цитатам понять. Ее в целом понимать надо. А с познанием да пониманием вера приходит. Во всех святых книгах – и в Библии, и в Коране, и в Пятикнижии, и в других великие знания сокрыты. И только человек, обладающий живой душой, способен эти знания понять и веру принять. Недаром в Коране сказано: "Мы предложили истинную веру небесам, земле, горам, они не посмели принять ее. Они трепетали перед этим бременем, человек принял его. И стал неправедным и безмысленным".

 

Коран я в то время еще не знал и поэтому в очередной раз ничего не понял. Голос деда звучал все тише и тише. Слова растягивались, я засыпал. Последнее, что я помню, – это как дед Федор взял меня на руки, отнес на сундук и, укрывая одеялом, сказал:

– Спи, внучек, совсем я, дурак старый, тебя заболтал!

Я уснул.

 

Как увидеть силу деревьев

Утром я проснулся довольно поздно. Солнце стояло высоко над лесом, деда Федора в доме не было. Я слез с сундука и вышел во двор. Впечатление, что дом окружает густой лес, рассеялось. Наверное, это опять были проделки Серого. Теперь я ясно видел, что деревья вокруг дома растут упорядоченно, несколькими плотными группами по пять-шесть штук. Возникло такое чувство, что я вижу это место впервые. Я даже потряс головой. Сразу у дома рос огромный дуб и несколько ореховых кустов, где так любил скрываться Серый. Чуть в сторонке – два дубка поменьше, которые образовывали вместе с первым правильный треугольник. В середине треугольника лежал большой валун, поросший мхом. Лишь верхушка его была тщательно очищена и напоминала плоский столб.

С южной стороны кружком располагались пять сосен. Они стояли свободно, поднимая к солнцу свои ветки, их стволы в солнечных лучах казались оранжево-золотистыми колоннами. С востока располагался небольшой огород, отделенный от дома двумя рядами рябин и несколькими яблонями. С севера оставалось свободное пространство в виде небольшой полянки, в конце которой широким полумесяцем стояли осины. Их листья постоянно трепетали так, что казалось, будто воздух над ними дрожит и колышется, как живой, создавая какое-то марево.

Осматриваясь, я заметил деда Федора, который сидел под дубом, прислонившись к нему спиной, и, казалось, дремал. Я не стал ему мешать и пошел к рукомойнику умываться. Умывшись, я опять осмотрелся, но все исчезло. Точнее, все было на своих местах, но чувство, что деревья растут отдельными группами, пропало, они слились с общим фоном леса.

– Ты вовремя вышел, внучек! – Федор Иванович сидел под дубом и глядел в мою сторону. – Лишь дважды в день солнце и земля силу деревьев показывают.

Дед поднялся и пошел в дом. За завтраком он ничего не ел, выпил только кружку воды.

– Деда, почему ты не ешь? – спросил я.

– Мне попоститься надо, скоро Теплый ключ освящать.

 

Тайна болезни и старости

Ночные видения и разговор с дедом Федором не давали мне покоя. И я после завтрака пристал к нему с вопросом:

– Деда Федя, кто был тот маленький, у печки?

– Домовой, внучек, – хитро посмотрел на меня дед. – Вопросов ты задаешь много, а до конца постичь ответ не пытаешься. Все скачешь от одного вопроса к другому. Тут кусочек, там огрызочек. Научись, внучек, суть каждого вопроса до конца постигать. Научишься – и не будет для тебя тайн.

– Как это?

– Да вот так. О Теплом ключе мы говорили, а что это – ты не спросил. О рябинках беседовали, что они воду кажут, а как это происходит – не поинтересовался. Сосна тебя качала, а зачем? Ты не знаешь. Ну, и другое тоже...

 

Мне стало стыдно. Дед абсолютно прав, но вокруг было столько интересного, что я никак не мог удержать мысль в одном направлении. Хотелось узнать все сразу.

– Ничего, внучек, – сказал дед. – Все мы такие были. Это все оттого, что мал ты еще, а начнешь вспоминать – так вроде слов много слышал, а что внутри их, ты и не знаешь. Сейчас по малости своей не все ты понять можешь, но какие-то основы запомнишь. Со временем они в голове сложатся, опыт добавится, наблюдение – все ясно станет, а пока о деревьях послушай.

 

Дед уселся на лавочку, скрутил козью ножку и продолжил:

– Каждое дерево своему духу посвящение имеет и свою силу несет. Потому и с каждым по-разному общаться надо. Деревья, внучек, ветвями к небу тянутся, от солнышка и воздуха силу берут, корнями в землю уходят, от земли и воды питаются. По стволу эта сила вверх-вниз течет, так небо и земля силой обмениваются. Коли научишься эту силу брать – суть дерева поймешь и много тайн узнать можешь. Деревья все помнят, что на свете происходило и происходит, а от неба они тайны будущего узнают. Дуб, например, рано утром свою силу проявляет. Человека он любит, а потому охотно этой силой делится. Сказывают, первый человек из дуба вышел и на мир взглянул. А поскольку стоял он, прислонившись к дубу спиной, то и силу свою дуб только через спину дает. Может, так это было, а может, и нет – кто знает, но силой своей дуб лишь через спину делится.

– Деда Федя, а силу человеку только дуб дает?

– Нет, конечно, силу дают и березка, и клен, и другие деревья, но через спину с человеком только дуб общается. Как дорогу указывает. И сила у него самая большая.

– Как дорогу указывает?

Дед улыбнулся:

– Посмотри на сосны.

Я обернулся. Сосны стояли на своем месте.

– Ну и что?

– А то, что ты ко мне спиной стал. Сосны видишь и куда идти, знаешь. А значит, плутать не будешь и силу напрасно не потратишь. Правда, жаден человек, силы от мира много берет, лишнее отдать не хочет. А потому и болеет часто, и стареет быстро. Так вот. Когда человек силу от дуба взял и она в теле закрепилась, надо лишнее сосенке отдать, чтобы она его миру вернула. Сосна – дерево святое, из солнечного света рождена, она силу освятит, лишнее возьмет, чтобы зла не вышло...

 

– А разве сила лишняя бывает?

– А если объешься, живот болит? – вопросом на вопрос ответит дед. – Выходит, что бывает. Только общаться с сосенкой нужно в середине дня, когда солнце в полной силе, и соединяться с ней через ладонь. А на закате – к рябинке, яблоньке или другому плодовому дереву сходить нужно. Оно все по местам расставит, успокоит, дневные заботы уберет, дурные мысли прогонит. К деревцу подойдешь, лбом к нему прижмешься, остальное оно само сделает. – Дед поднялся: – Поиграй пока, внучек. Мне по делу сходить надо, скоро вернусь.

 

Приблудный волчишка и Серый

Оставшись один, я отправился посмотреть осиновую рощицу. Серый не появлялся и уйти от дома мне не мешал. Побродив по рощице, я нашел несколько красных грибов и хотел уже идти в дом, как заметил за деревьями блеск воды. В роще был большой пруд, поросший по берегу кустами. С одной стороны к пруду примыкало болотце, с другой – берег представлял собой полянку, спускавшуюся к воде.

Я уселся на берегу, опустил ноги в воду и стал наблюдать за стрекозами. Солнечные блики играли на водной поверхности, они гипнотизировали, и отводить взгляд не хотелось. Не знаю, сколько я так просидел, но сзади послышался какой-то шум. Повернув голову, я увидел большую собаку. Она стояла в нескольких шагах, смотрела на меня и скалила зубы. Сразу же в кустарнике раздалось стрекотанье, похожее на сорочье, и показался Серый. Он выглядывал из кустов и громко стрекотал. Собака посмотрела в его сторону, перестала скалиться и стала пятиться к лесу. Она поджала хвост и всем своим видом выражала испуг.

Звуки, который издавал Серый, изменились. Теперь из частых и отрывистых они превратились в тянущиеся и низкие, скорее напоминавшие вой ветра в трубе. Собака пришла в ужас. Она развернулась и исчезла в лесу. Серый все еще маячил в кустах. Он похрюкивал и показывал лапой в сторону дома. Решив последовать его предложению, я обулся и направился к дому. Дед Федор уже вернулся. Он стоял возле орешника и прислушивался к похрюкиванию Серого, который был уже здесь и ожесточенно жестикулировал.

– Так зачем отпустил? – спросил дед.

Серый опять что-то затараторил, но дед уже отвернулся от него.

– Что, внучек, волчишку повстречал? – обратился он ко мне. – Видать, приблудный какой. Обычно так близко к дому они и зимой не подходят. Серый недоглядел, ну, да тот больше не появится. Ты бы все ж, внучек, от дому один не уходил, в лесу живу.

– Деда, там собака была, Серый ее прогнал...

– Откуда собаке здесь в глуши взяться. Волки есть, а собак нет.

Волка в лесу я видел впервые. И он совсем не показался мне ни страшным, ни злым.

– Деда Федя, а на Теплый ключ мы пойдем?

– Нет, внучек, не пойдем. Ни сегодня, ни завтра нельзя с Теплого ключа воду брать, он освящения ждет. Вот освятится, тогда опять можно будет. Может, покушаешь, внучек?

Есть совсем не хотелось.

– Ну, как знаешь, – сказал дед. – Вижу, грибков набрал на ужин поджарить. Почисти их пока, а я к сосенке схожу.

– Я с тобой, дед!

– Зачем тебе? – засмеялся он. – Молодеть тебе еще рано, и здоровье, как я погляжу, хорошее, так что чисти грибы.

 

Пока дед Федор общался с сосной, я почистил грибы, подмел в доме и, выйдя на улицу, с возмущением увидел, как Васька доедает грибы, которые я оставил в миске на лавочке.

– Что же ты делаешь?! Как тебе не стыдно?! – напустился я на него.

Стыдно Ваське явно не было. Он деловито доел грибы, сбросил миску на землю, тихонечко заблеял и боднул меня безрогим лбом. Отвернувшись от козленка, я увидел, что дед Федор с Серым стоят у орешника и страшно веселятся, наблюдая за нашей перебранкой. Серый аж повизгивал от восторга и семенил лапами быстрее обычного, а дед прятал усмешку в густую бороду.

– Не расстраивайся, внучек, грибков мы еще наберем. Много их здесь. А в ельничке и рыжики водятся.

– Я и не расстраиваюсь. Но он – все грибы сожрал! – Дед снова расхохотался. Его смех звучал ясно и звонко, совсем по-молодому.

 

Рождение тёплого ключа

– Деда Федя, а откуда Теплый ключ взялся? – спросил я.

– Кто ж знает, внучек. Но я слышал, что было время, когда болела земля, и родился тогда теплый бог Купала. Там, где родился он, там, где ступили его ноги, появились теплые ключи. Зачерпнул Купала воду горстями, подбросил ее вверх, и выпала вода теплым дождем. Исцелилась земля, а Купала так и остался ее защитником.

– А бабушка говорит, что светлые ключи Бог сотворил в ответ на просьбу Ноя...

– Может, и так, – согласился дед. – Да и так ли это важно? Важно, что они есть. И посвященные знают, где они, чтят их и умеют использовать. А уж кто сотворил – о том нам неведомо. Было время, внучек, много сил и времени я потратил, пытаясь постичь тайну теплых ключей. Да все без толку – видно, не дано.

Дед развел руками и вздохнул:

– Вот так, внучек, и получается. Коротка жизнь человеческая. Всю жизнь человек к знанию, к бессмертию стремится. Но времени ему не хватает. Случается, передать накопленное не успевает.

– Почему, деда?

– Бывает, по жадности и глупости, а бывает, что и некому. Вот и начинают новые поколения все заново. Да все меньше живой памяти им остается. А как передоверит человек свою память машине, так часть себя потеряет.

– А ты, деда Федя, свою память кому-нибудь передал?

– Передать-то передал, да сохранить не сумел, ушел человек.

Дед по-старчески сгорбился, сложил руки на коленях и замолчал.

 

Молчание длилось довольно долго, и у меня не хватало духу его нарушить. Казалось, в глазах деда Федора проплывала вся его нелегкая жизнь. Плечи его опустились, он весь как будто сжался, морщины глубже проступили на заострившемся лице. Могучий мужчина превратился в сгорбленного годами и переживаниями древнего старика. Наконец дед Федор поднял голову, посмотрел на меня, улыбнулся и расправил плечи.

– Будет старое вспоминать, все равно не воротится. Пойдем-ка, внучек, лучше грибков наберем!

Дед погрозил козленку Ваське пальцем, тот тоненько заблеял и заскакал вокруг нас.

– Нашкодил – и радуешься, шельмец, – сказал дед и потрепал козленка по голове. – Ну, пойдем, внучек.

 

Идти долго не пришлось. Благо лес был вокруг: деревья и кусты будто сами расступались на пути деда Федора, освобождая ему дорогу, а грибы лезли из-под земли. Поэтому корзинку свою мы набрали очень быстро. Вернувшись домой, мы почистили грибы, и дед приготовил ужин. Чувствовалось, что говорить ему не хочется, наверное, старые воспоминания не совсем его оставили. Поэтому я старался не приставать с расспросами и слонялся без дела. Видимо, поняв, что мне скучно, дед сходил в сарай, принес удочку и баночку с червями:

– Сходи-ка, внучек, на пруд, карасиков налови, – сказал он. – Да смотри, долго не задерживайся, Серый за тобой присмотрит.

Я взял удочку и отправился к пруду. Рыба клевала хорошо, и за час я поймал десятка два приличных карасиков. Потом клев прекратился. Серый уже маячил в кустах всем своим видом показывая, что пора домой.

– Это ты, Серый мне всю рыбу распугал? – обратился я к нему.

Серый затараторил, но как-то вяло, чувствовалось, что настроение деда Федора передалось и ему. Я взял удочку, прутик с насаженными на него рыбешками и пошел к дому. Дед сидел на лавочке и что-то строгал. Увидев мой улов, он нарвал крапивы, обложил ею рыбу и спрятал под куст.

– Пусть до утра полежит. А сейчас ужинать и спать.

 

Ночь прошла спокойно. То ли я спал крепко, то ли лесовики не шалили, но до утра я проспал спокойно. А когда проснулся, бабушка уже была тут. Она хлопотала у печки, откуда доносился вкусный запах жареной рыбы и свежевыпеченного хлеба.

– Проснулся, миленький!

Бабушка подошла к моей импровизированной кровати и села рядом. Она погладила меня по голове. Прижавшись лицом к теплой ладони, я торопливо рассказывал ей о событиях этих двух дней. О ночных забавах деда Федора я решил умолчать. Бабушка смотрела на меня, улыбаясь.

– Почему ты молчишь, ба?

– Ты так быстро тараторишь, что мне и слово вставить некогда! – засмеялась бабушка. – Вставай давай, умывайся, за завтраком поговорим. Сегодня к нам люди придут. Ты, миленький, постарайся не приставать ни к кому. Все заняты будут – не до тебя. Ты лучше за грибами сходи, рыбку полови, поиграй.

 

В дом вошел дед Федор. Следы вчерашней тоски полностью исчезли. Это снова был веселый, разговорчивый человек.

– Вот, Федя, защитник у тебя появился! – сказала бабушка. – Все рассказал, но о твоих безобразиях с лесовиками – ни словечка! Как будто и не было ничего.

Дед расхохотался:

– Ну, спасибо, внучек, выручил ты меня, старого! Пойдем, Аннушка, освящение готовить, скоро люди сходиться будут.

Дед Федор с бабушкой подмели площадку между дубами вокруг большого камня, сплели и развесели на ветвях дубов гирлянды из мха и трав. Поставили на поверхность камня большую деревянную миску с водой, положили каравай свежевыпеченного хлеба, орехи, букетик каких-то трав и цветов, издававших такой сильный запах, что он чувствовался даже на большом расстоянии. И небольшой нож с причудливой рукоятью и тонким лезвием. Естественно, что единственным моим занятием было вертеться поблизости и наблюдать, чем они занимаются. Теперь, когда площадка вокруг камня была расчищена, тонкий слой мха с его основания снят, обнажилась цепочка непонятных символов, нанесенных на камень по кругу. Показались и семь камней поменьше, полностью утопленных в земле, так что видна была только верхняя часть, на которой тоже был нанесен символ – на каждом камне свой. Символы были очень старые, полустертые, плохо различимые, несмотря на то что были вырублены в камне.

 

Войди в вечность, странник!

После полудня появились первые гости. Это были мужчина и женщина лет сорока пяти, невысокого роста, со слегка раскосыми глазами. Они молча вышли из леса, поклонились бабушке и деду Федору, потом подошли к камням с символами, коснулись их рукой – каждый своего – и, подойдя к большому камню, отпили воды из миски и отломили по кусочку хлеба. Затем они опять поклонились земле, коснувшись символа на большом камне. Только сейчас я разглядел, что символы на малых камнях соответствуют символам, расположенным напротив них на большом камне. Они как бы разбивали надпись на камне на семь слов или частей. Знаков, которыми они были написаны, я не знал.

Гости тем временем спрятали отломленные кусочки хлеба за пазуху и, не произнеся ни слова, ушли в дом. Я уже хотел подойти с расспросами к бабушке и деду Федору, которые молча стояли с двух сторон старого дуба и встречали гостей. Но что-то меня удержало. Тем временем из леса вышла вторая пара – высокий старик и молодая улыбчивая женщина с добрым лицом и веселыми глазами. Они проделали те же действия, что и предыдущая пара, и молча ушли в дом. Только женщина, подходя к дому, посмотрела в мою сторону, улыбнулась и кивнула головой. Солнце уже клонилось к закату а бабушка и дед Федор все так же молча стояли под дубом. Я же изнывал от скуки, болтаясь вокруг. Они как будто не замечали моего присутствия.

Вокруг было неестественно тихо: ни шороха листьев, ни дуновения ветерка, пи пения птиц. Все вокруг замерло, и даже воздух стал неподвижным и тяжелым. Лишь стоящие на краю поляны осины тихонько шелестели листьями. Мне было удивительно, как бабушка с дедом Федором столько времени выдерживают неподвижность и молчание. Солнце стояло совсем низко, когда из леса вышел старик очень маленького роста, со злым выражением лица и пронзительным взглядом черных глаз. Он проделал те же действия, сердито зыркнул по сторонам и ушел в дом. И лишь после этого бабушка и дед Федор подошли к камням с символами.

 

Видимо, каждый из пришедших хорошо знал свое место. Никто не подошел к томy символу которого касался другой. Следом за бабушкой я тихонько вошел в дом и уселся в уголке. Гости сидели вокруг стола, между ними стояла чаша темного металла, до краев наполненная водой. Их руки лежали на столе, кончики пальцев касались краев чаши. Глаза были устремлены в воду. Бабушка и дед Федор заняли свои места. Я молча созерцал эту застывшую картину. Сидевшие вокруг стола люди казались восковыми статуями, которые пытаются что-то разглядеть в воде. Я немного переместился, желая заглянуть в чашу через бабушкино плечо, и ничего не увидел. В чаше была вода или какая-то другая жидкость – такая черная, что казалась черным зеркалом, которое почему-то ничего не отражало.

 

Поверхность воды была матово-черной и чем-то напоминала глаза Серого. Зато я разглядел, что на краях чаши были выгравированы те же символы, что и на малых камнях. И пальцы каждого из сидевших касались своего. От тишины и неподвижности мне стало немного жутко и захотелось выйти на улицу. Я тихонько подергал бабушку за рукав – она даже не шевельнулась. От этого стало еще страшнее. Я уже начал пятиться к двери, как вдруг над чашей появился свет. Он исходил от отразившихся на поверхности воды символов. Казалось, они прошли сквозь металл и теперь поднимались из глубины, излучая слабый зеленоватый свет. Этот свет становился все ярче и ярче и наконец засверкал всеми цветами радуги. Я замер, завороженный чудесным видением. В это время раздался голос деда Федора:

– Братья и сестры, пришло время обновить силу Теплого ключа. Готовы ли вы к слиянию своих сил с силами мира?

За этим последовали несколько фраз на непонятном языке.

– Готовы, – ответили сидящие за столом и повторили непонятные фразы.

Дед Федор коснулся пальцем своего символа на поверхности воды. И символ ожил. Он задвигался по поверхности, выписывая странные спирали. Теперь заговорила бабушка:

– Братья и сестры! Теплый ключ ждет освящения. Готовы ли вы к соединению с вечностью? – Далее последовали непонятные фразы.

– Готовы, – ответили остальные и повторили текст.

 

Бабушка продолжала:

– Тогда пусть каждый скажет и сделает то, что должен сказать и сделать.

Каждый произносил несколько непонятных слов, касался своего знака, и тот начинал двигаться по поверхности воды, создавая вместе с другими сверкающий хоровод. Над чашей начинал сгущаться комок темноты, внутри которого плавали светлые шарообразные образования. Они как будто бы парили там, изображая затейливый танец. Зрелище было потрясающее: комок бархатной черноты, висевший в радужном сиянии, как драгоценный камень в оправе, внутри которого перемещались подобно бликам светлые образования. Видение притягивало, завораживало, от него невозможно было отвести взгляд. Казалось, вся вселенная заключена в этом темном сгустке. Последним заговорил маленький сердитый старик:

– Пошто рябенка приташшили?! Куды яго дявать собираетесь? Нечаво ему тут делать, мал ишшо! Все чудишь, Анна Георгавна?

Голос у него был сиплый, неприятного тембра, а речь настолько неправильной, что резала слух. Когда он говорил, все его лицо кривилось и подергивалось. И весь он напоминал старого уродливого гнома. Остальные переглянулись.

– Странствие, – произнесла молодая женщина.

– Странствие, – произнес высокий старик, взглянув в мою сторону.

– Странствие, – в один голос произнесли люди с раскосыми глазами. Они были похожи, как близнецы. Даже голоса их звучали одинаково. Казалось, что это один человек, стоящий перед зеркалом.

– Против я. Какое ишшо странствие? Неча яму тут делать! – снова проворчал сердитый старик.

– Странствие, – прорычал дед Федор, положив свою лапищу на плечо старого гнома. Тот испуганно отшатнулся:

– Странствие, – неохотно проворчал он. И, пробурчав несколько слов, коснулся своего символа. Символы на поверхности воды задвигались быстрее, сливаясь в сверкающее кольцо. И в такт им ускорилось движение светлых пятен в темном углу.

 

Бабушка подняла руки, сложив пальцы в сложную мудру:

– Властью Хранителя и воли семерых объявляю эту ночь ночью освящения. Властью Хранителя и силой Творца объявляю эту ночь ночью слияния неба и земли. Властью Хранителя и рождением жизни объявляю эту ночь ночью возрождения Теплого ключа на благо мира.

Ее пальцы коснулись поверхности воды, и вода вспыхнула белым огнем, который тут же поглотился темным сгустком над чашей. Чаша была пуста. Вода куда-то исчезла, лишь легкое радужное сияние исходило от ее полусферы. А внутри висящей над ней черноты бушевало бешеное белое пламя.

– Подойди ко мне, Странник, – пронесла молодая женщина, протянув ко мне руку. – Не бойся!

– Я и не боюсь, – буркнул я, тем не менее оставаясь на месте.

– Иди, иди. – Бабушка легонько подтолкнула меня в спину, и я пошел.

Женщина положила руку мне на голову и повернула мое лицо к комку тьмы, висящему над чашей.

– Смотри в Вечность, Странник, – сказала она.

– Смотри в Вечность, Странник, – повторили остальные.

– Волею семерых и силой ночи возрождения Теплого ключа войди в Вечность, Странник, – продолжала она.

– Войди в Вечность, Странник, – вторили остальные.

 

"Войди в Вечность, войди в Вечность, войди в Вечность", – звучало в ушах. Чернота надвинулась на меня и поглотила. Я вошел в Вечность. Их было семеро – четверо мужчин и три женщины. Все молодые, в длинных белых одеждах. Они выходили один за другим из кубического строения, сложенного из тесаных камней. Строения, стоящего на месте домика деда Федора.

Дед Федор, бабушка... Когда и где это было? Что-то теплилось в глубине моей памяти. Местность вокруг изменилась, лес стал гуще, домик исчез, исчезли сарай и огород. Только тройка дубов все также несла в себе круг из камней с символами. Но сами камни, прежде едва выступающие из земли, превратились в колонны в два человеческих роста, расположенные вокруг алтарного камня. Алтарный камень, мистерия пробуждения силы... Откуда я это знаю? Я стоял у алтарного камня, держа в руках маленький нож с тонким, узким лезвием и причудливой, покрытой непонятными знаками рукояткой. Нет, почему непонятными? Я понимал каждый знак, я мог прочитать надпись: "Семь сливаются в одно, один порождается тремя, три едины с четверкой, четверо побеждают тьму, три принимают свет, один является носителем. Кровь несет жизнь..."

 

Они выходили из каменного куба, идущий впереди крупный мужчина нес перед собой чашу из темного металла с парящим над ней сгустком темноты, внутри которого плескалось пламя. Он осторожно нес ее на вытянутых руках, как величайшую драгоценность. Остальные шли следом. Вот худощавая девушка со светлыми волосами и тонкими длинными пальцами – Хранитель огня Вечности, вот молодой человек с пронзительными черными глазами и черным каменным браслетом на левой руке, Сдерживающий тьму. Впереди с чашей в руках следует страж Хранителя. Сзади – Хозяева стихий. Все посвященные несут живей огонь, творя мистерию Освящения.

Я стою у алтарного камня, держа в руках ритуальный клинок. Я – Хранитель памяти. Я вижу свои руки, сжимающие нож. Руки пожилого человека. Чувствую биение сердца и помню, помню все, что происходило и что должно произойти. Это ко мне идут все посвященные, идут за напутствием, чтобы соединиться на хлебе и крови.

 

Пространство наполнилось чернотой, я почувствовал, что падаю. Все исчезло. Я висел над поляной, видел лес, алтарный камень, Теплый ключ. Я видел потоки силы, исходящие из земли и деревьев, видел Серого и других существ, которые, изменяясь, перетекали между деревьев и камней. Видел семерых, вышедших из дома, впереди шел дед Федор, неся чашу с живым огнем. Следом бабушка, за ней сердитый старик, далее следовали остальные. Их плечи покрывали длинные полосы белой ткани. Они подошли к алтарному камню, и каждый встал у камня со своим символом. Дед Федор поставил чашу на середину алтаря рядом с хлебом. Они достали из-за пазухи отломленные кусочки хлеба, согретые теплом тела, и положили на алтарь перед собой. Дед Федор взял кож и уколол себя в руку Показалась кровь, Алые капли потекли на отломленный кусочек хлеба, и все начали произносить заклинание, написанное на ручке ножа. Как только первые капли крови упали на хлеб, огонь в темпом шаре запульсировал с новой силой. Подул ветер, и где-то вдалеке зарокотал гром.

 

Семь раз нож перешел из рук в руки. Семь раз прозвучало заклинание. Семь раскатов грома, постоянно приближаясь, прогремели в небе. Ветер нес черные тучи, небо, только что ясное, начало темнеть, скрывая звезды. Семь кусочков хлеба, пропитанных кровью, заняли место в каравае, откуда были взяты. В восьмой раз зазвучало заклинание. Огонь в темном шаре забушевал с бешеной силой, ослепительный белый свет, разорвав шар, ударил вверх, тут же встретившись с огнем небесных молний. Раздался такой раскат грома, что земля вздрогнула, и над алтарным камнем заплясал серебристо-голубой шар, рассыпая искры. Семь пар рук взметнулись ему навстречу, и шар застыл, сдерживаемый силой. Лес вокруг стонал от порывов ветра, руки низвели шар в деревянную миску с водой, и вода в ней ожила, заискрившись голубыми искрами, соединяя в себе огонь земной с огнем небесным.

 

Дед Федор взял чашу, и они пошли к Теплому ключу. Их было семеро, они сидели или лежали у пригорка, где под слоем дерна бил теплый ключ. И они были больны, очень больны. Я видел темную тень смерти за Шиной каждого из них. Это были люди разного пола и возраста. От двенадцатилетней девочки до старика, которому далеко за семьдесят. И они боялись, каждый раз вздрагивая от раскатов грома и бешеных порывов ветра. Сбившись в плотную кучку вокруг парализованного мужчины, с густым черным облаком вокруг левой стороны головы, они ждали исцеления. Кто-то из них молился, кто-то плакал, кто-то сидел, сжав виски руками, упершись взглядом в одну точку.

Семеро подошли к семерым, окружив их плотным кольцом. Семеро взглянули на семерых с надеждой и страхом. Бабушка подняла руку и произнесла:

– Слушайте меня, люди. Все вы оказались здесь не по воле случая, но по воле судьбы и вашего стремления к жизни. Над каждым из вас витает тень смерти, так пусть ваше исцеление будет освящением силы Теплого ключа. Господь дает вам новую возможность, так не упустите ее. Готовы ли вы вступить в новую жизнь?

– Готовы, готовы, готовы! – после небольшой паузы заговорили семеро. И лишь парализованный мужчина что-то промычал.

– Тогда примите в себя силу небесного огня, – сказала бабушка.

Дед Федор протянул вперед миску, бабушка зачерпнула горстями искрящуюся жидкость и тонкой струйкой начала лить ее на больных. Жидкость падала на их головы, руки, растекаясь по телу сияющими ручейками. Они ловили ее открытым ртом, было видно, как изменяются их лица, исчезают, смываемые водой, гнойные язвы. Начинают шевелиться конечности парализованного. Трижды бабушкины руки зачерпывали воду. Трижды сверкающие струйки омывали тела больных. Потом бабушка опустила руки.

 

– Теперь ступайте по домам, – сказала она. – Помните, но храните в тайне святую ночь.

Люди поднимались с земли, ощупывали себя, удивленно оглядывая друг друга. Они помогли подняться парализованному, который еще не твердо стоял на ногах. Движением руки сердитый старик прервал поток слез и благодарностей:

– Уходите! – сказал он звонким, высоким голосом, которого я даже не узнал.

 

И люди ушли в ночь. Лес вокруг стонал от порывов ветра, семеро подошли к Теплому ключу, и сердитый старик открыл его.

Прими, Теплый ключ, огонь небесный, освящение Господне, – произнес дед Федор.

– Волею семерых отгоняю тьму, – подхватил сердитый старик.

– Волею семерых призываю свет, – продолжила бабушка.

– Волею семерых призываем жизнь, волею семерых заклинаем смерть, – закончили остальные.

Дальше последовало заклинание, выгравированное на ручке ножа. Потом дед Федор вылил остатки жидкости в Теплый ключ. Ветер взвыл с новой силой, стеля лес по земле. Раскаты грома сотрясали землю, откуда-то накатила волна леденящего холода, мгновенно покрыв траву слоем инея – как будто гигантский кот лизнул белым языком пространство вокруг ключа. Небо пылало от чудовищных молний. Казалось, стихии взбесились и собираются уничтожить Землю. И Теплый ключ вскипел, поднялся до самого верха, перехлестнул через край и опал. Ветер мгновенно стих, гром прекратился, тучи разошлись, открывая розовеющее небо.

 

Я начал падать. Сознание возвращалось медленно. Сначала послышались голоса:

– Он был там, – произнес женский голос.

– Он был там, – поддержал мужской.

– И он вспомнил, – снова сказала женщина.

– Он все забудет, он не посвящен, одного странствия мало, – раздался голос сердитого старика.

– Он пройдет посвящение и обретет память, когда предначертано, – твердо сказал бабушкин голос.

– Мы поможем ему! – прогремел дед Федор.

 

Я открыл глаза.

– Семь сливаются в одном, – в один голос сказали люди с раскосыми глазами.

– Один становится носителем, – продолжил дед Федор.

– Да будет так! – неохотно произнес сердитый старик.

 

Бабушка! – пропищал я со своего сундука.

Все обернулись в мою сторону. Было видно, что минувшая ночь обошлась им недешево. Все как будто состарились лет на десять. Под глазами залегли круги, у некоторых дрожали руки. Я тоже чувствовал себя неважно. Голова была тяжелой. Тело ломило, вставать с сундука не хотелось. Преодолев лень и слабость, я все-таки слез с сундука и подошел к столу. Бабушка посадила меня на колени и спросила:

– Что ты помнишь, миленький?

Я потряс головой: сон еще не совсем прошел. И начал рассказывать. Какие-то моменты ночных видений я помнил очень хорошо, некоторые смутно, иные почти стерлись и маячили на самом дне памяти, как и предрекал сердитый старик.

 

Память вернулась через много лет, когда я сам участвовал в мистерии освящения Теплого ключа.

 

Все внимательно слушали. Когда я закончил, дед Федор кивнул головой:

– Да, он был там.

– Мы видели и узнали его, хоть и в другом облике, – сказали люди с раскосыми глазами.

Все переглянулись. Их слов я не понимал и не хотел понимать – тянуло спать, чувствовалась дикая усталость и слабость. Дед Федор взял меня на руки и отнес на сундук, где я тут же уснул.