Матери и дочери: прощение и милосердие

Вы уже имеете некоторое представление о моей грозной матери. Эта история — ее наследие и урок духовного искусства прощения. Всякий раз, когда я рассказываю ее, я испытываю глубочайшую благодарность за все, что мама дала мне, и чувствую, что ее душа где-то рядом. Мы частично разделили с ней магию прощения, и это для меня навсегда останется чем-то новым, сколько бы раз я ни вспоминала эту историю. Благодаря этой новизне частички милосердия передаются даже тем, кто читает или слышит это.

Это произошло в конце 1980-х годов. В то утро, когда мама умирала, ее привезли в больницу, в которой я работала. У нее было внутреннее кровотечение, и ее отправили в радиологическое отделение, чтобы установить причину кровопотери. Я и мои взволнованные родственники провели весь день в палате, ожидая возвращения мамы, но так и не дождались. Я нашла

маму лежащей на каталке в одиночестве в больничном коридоре. Она ожидала своей очереди на рентген, и все это время ей составляли компанию лишь голые стены. Я отыскала врача и спросила, можно ли забрать маму обратно в палату. Он покачал головой и нахмурился. «У нее внутреннее кровотечение, — сказал он, — нужно поставить диагноз».

Мама, бледная как лист бумаги, слегка покраснела и подняла бровь: «Диагноз? Это все что вам нужно? То есть вы хотите сказать, что продержали меня тут весь день только из- за того, что вам нужен диагноз? Почему бы вам не спросить об этом у меня?»

Лицо врача изменилось так, будто только что увидел привидение, на мгновение он лишился дара речи. Но все-таки смог выдавить из себя слабое: «Что вы имеете в виду?»

Мама с присущим ей чувством юмора ответила: «Умираю я, вот ваш диагноз!» К чести доктора будет сказано, он правильно понял то, что она говорила, и даже согласился на мои уговоры отпустить ее обратно в палату. Мы должны были ждать, пока придет медсестра и транспортирует ее, но она умоляла меня не дожидаться и поскорее отвезти ее к родственникам, пока се не перехватил кто-нибудь еще. В итоге мы вдвоем на лифте поехали наверх. Она посмотрела на меня со своей каталки тем особым взглядом, которым смотрят только маленькие дети и старики. И в нем не было ничего искусственного, ничего наносного — она была самой собой. Мама дотронулась до моей руки, посмотрела мне в глаза и просто сказала, что, будучи матерью, сделала много ошибок, а потом спросила, смогу ли я простить ее. Боль всей ее жизни вылилась наружу за время этого короткого путешествия между этажами.

Я поцеловала ее руку и холодную влажную щеку. «Конечно, я прощаю тебя, — прошептала я, глотая слезы. — А ты простишь меня за то, что я так долго осуждала тебя, за то, что не была рядом, когда ты так во мне нуждалась? Я, как дочь, тоже наделала кучу ошибок». Она улыбнулась и кивнула, глядя на меня своими когда-то удивительно красивыми голубыми как небо глазами, полными слез. Любовь выстроила мост через наши вечные чувства вины, обиды и стыда.

Наконец, мы вернулись в палату, и к маме по очереди стали заходить все члены нашей семьи, чтобы в последний раз побыть наедине и попрощаться. Когда день растворился в тенистых сумерках, все разошлись, кроме трех человек — моего брата Алана, моего сына Джастина и меня. Мы остались дежурить у ее постели.

Джастин тогда был молодым двадцатилетним юношей, искренне преданным своей любимой бабушке, которая всегда была для него героем и примером для подражания. Казалось, он интуитивно знал о том, что хочет услышать умирающий человек — что жизнь ее прошла не зря, что в этом всем был высший смысл и что она своим пребыванием на Земле сделала мир чуточку лучше. Он рассказывал ей истории о том, как они отлично проводили время вместе, о том, как ее любовь помогала ему на протяжении всей его жизни. Джастин держал свою умирающую бабушку за руку, пел ей, молился за нее и читал вслух на протяжении всей ее последней ночи на этом свете. В тот вечер я очень гордилась им.

Во время смерти и рождения могут происходить странные вещи. Границы между этим миром и миром иным становятся размытыми, и тогда души могут свободно перемещаться. Около полуночи после укола морфина мама в последний раз уснула. Мы с Джастином находились возле нее, пока мой брат решил немного передохнуть. Мы сидели по разные стороны ее кровати и размышляли. Я не спала, я была в сознании; разум был как никогда трезв и ясен, и это был не сон. Мир, казалось, провернулся вокруг своей оси, и мне было послано видение, которое казалось более чем реальным. Если когда-нибудь вам придется увидеть подобное, то вы со мной согласитесь.

Я увидела себя в роли беременной женщины в родовых потугах. Вместе с тем я была и младенцем, пробирающимся из утробы матери на свет божий. Ощущение было странным, но при этом каким-то до глубины души знакомым, хотя я и пребывала одновременно в двух ипостасях. С чувством всеохватывающего понимания и уверенности я осознала, что в целой вселенной есть всего одна разумная сущность. Несмотря на иллюзию разделенности, мы все едины, мы — Единая Божественная Сила.

По мере того как ребенок продвигался по родовым путям, мое сознание полностью сконцентрировалось в его крохотном тельце. Я чувствовала, как пробираюсь по темному туннелю. Было страшно, смерти подобно, когда я покинула водянистую темноту утробы и начала свой путь по неизведанной территории. Внезапно я попала в место идеального покоя и наслаждения, где увидела неописуемый Свет, такой, о котором рассказывают люди, пережившие клиническую смерть.

Этот Свет невозможно описать. Никакими словами не выразить эту тотальную любовь, абсолютное прощение, нежное милосердие, божественное блаженство, глубокое благоговение, трепетную святость и вечный покой — вот чем был этот Свет. Свет Божественной Любви, казалось, овладел всей моей душой. Я чувствовала, будто он видел и знал каждую мою мысль, каждое желание, каждое действие и эмоцию в этой жизни. Несмотря на все видимые неприятности и ужасные ошибки, благодаря этому Свету я пребывала в состоянии

абсолютной нежности, всепрощения и безусловной любви, какую мы обычно испытываем по отношению к маленьким детям. Окутанная этим Светом, я понимала, и это было для меня очевидным, что любовь заключается в том, кто мы есть, и в том, кем мы становимся.

Перед глазами промелькнули воспоминания о моментах нашей с мамой совместной жизни. Многие из них напомнили о трудных временах, когда наши сердца были закрыты друг от друга и мы играли свои социальные роли не самым лучшим образом. Но в лучах этого исцеляющего Света каждое наше взаимодействие казалось идеальным, направленным на то, чтобы научить нас еще большей любви. Когда образы растаяли, мистический круговорот жизни открылся передо мной. Благодаря маме я появилась в этом мире, и теперь я здесь, чтобы проводить ее душу обратно, в мир иной. Мы были единым целым. Я заново рождалась в момент ее смерти, купаясь в любви, прощении и благодарности. Мне вспомнились слова святого Павла, который говорил, что мы смотрим на мир сквозь затемненное стекло. Очевидно, на какое-то мгновение я обрела дар видеть ясно.

Когда я открыла глаза, вся комната была озарена светом. Покой физически ощущался в бархатистой тишине, это была сама суть Бытия. Все в этом мире вдруг стало взаимосвязанным, границы размылись. Я вспомнила, как мой университетский преподаватель химии объяснял, что все в этом мире состоит из энергии, из света. В ту ночь мне удалось убедиться в этом. Все было частью целого в пульсирующем Свете Мироздания. Я посмотрела по другую сторону маминого мертвого тела и увидела сидящего напротив меня сына. Лицо Джастина было сияющим. Мне даже показалось, будто над его головой появился нимб. Он тихо плакал, его слезы, подобно бриллиантам, сверкали в этом божественном свете. Я встала, обошла кровать, пододвинула к нему стул и села рядом. Он пристально посмотрел мне в глаза и спросил, видела ли я, что комната была наполнена светом. Я кивнула, и мы в полной тишине взялись за руки. Через несколько мгновений он с благоговейным трепетом в голосе прошептал, что этот Свет был последним бабушкиным подарком. «Она приоткрыла дверь в вечность, чтобы мы смогли заглянуть туда», — сказал он мне.

Продолжая смотреть мне прямо в глаза, Джастин заговорил, и в этот момент он казался таким мудрым, что и не верилось, будто ему всего двадцать лет. Он сказал: «Ты должна быть так благодарна своей матери». И я точно знала, что он имел в виду. Я была неблагодарной дочерью, годами ворчавшей на свою мать, общение с которой казалось мне невыносимо тяжелым. Сейчас же мое сердце было преисполнено благодарности и глубочайшего уважения к ней, и это было для меня совершенно новой эмоцией.

Позже выяснилось, что Джастин тоже наблюдал видение, о котором он до сих пор не рассказывает. Но тогда, в больничной палате, где покоилась телесная оболочка его обожаемой бабушки, покинувшей этот мир в возрасте восьмидесяти одного года, сын признался мне кое в чем другом. Он сказал, что у моей матери была огромная душа, что она была мудрейшим созданием, но та роль, которую ей пришлось играть в жизни, не позволяла ей проявить всю эту мудрость. Сын убеждал меня, что мама выбрала гораздо менее блистательную роль, нежели та, которой достойна ее истинная сущность, с той лишь целью, чтобы у меня был оппонент для противостояния. Моя же цель в жизни, как он объяснял, заключалась в том, чтобы я разделила свой дар с другими, чтобы я делилась своим опытом и своими знаниями об исцелении, сострадании, боге и самопознании — и моя мама всей своей жизнью оказала в этом неоценимую помощь.

Я посмотрела на гіол, чтобы собраться с духом, потом снова взглянула в нежно-зеленые удивительные глаза сына: «Ты простишь меня, Джастин? Я знаю, что допустила много ошибок как мать. Но ты ведь знаешь, как сильно я люблю тебя?»

Он взял меня за руку и прошептал: «Ошибки совершаются во имя любви».

В то же мгновение энергетика в палате изменилась, свет рассеялся, и мы долгое время просидели обнявшись. Наконец, улыбнувшись, он прервал молчание: «Мам, ты обижала меня именно так, как было нужно». И мы вдруг стали танцевать глупый танец, который однажды увидели гіо телевизору в мультфильме про Рена и Стимпи. «Счастье-счастье, радость-радость», — напевали мы в столь неподходящее для этого время, кружась в неуместном танце по палате, где лежала умершая мама, умершая бабушка, чыо любовь мы разделили такими разными способами.

«Пожалуйста, не забудь о том, что ты меня прощаешь, милый, — напомнила я ему чуть позже, — ведь я не уверена в том, что больше не совершу ошибок».

За те пятнадцать лет, что прошло со дня смерти моей матери, мы с Джастином наделали еще много ошибок, мы брали ответственность за них на себя и, как могли, старались исправить ситуацию. Но благость прощения между матерыо и ребенком и чувство нашего единства заметно облегчили это все. И потому я чувствую внутри безмерную благодарность.

e-puzzle.ru