Иконопись эпохи Ивана Грозного.

Другое направление стилистических поисков демонстрирует практически современная предыдущему памятнику икона «Воскресение – Сошествие во ад» (№ 11), происходящая из праздничного чина иконостаса неизвестного храма в Новгородской земле. Ее композиция сама по себе не несет ничего принципиально нового, восходя к иконографическим решениям первой половины XV века. Однако уже колорит этой иконы, с помощью которой можно представить цветовое великолепие ныне утраченного ансамбля, свидетельствует о его принадлежности к совсем иной эпохе: фон имеет насыщенный сине-зеленый цвет, с ним контрастируют нежные бледно-желтые горки с цветными притенениями, вся поверхность иконы переливается многообразными оттенками. Тональному богатству соответствует изысканное графическое решение сцены с тающими горками и фигурами, которые образованы характерными оплывающими линиями (особенно выразительны движения Христа, осторожно ступающего по поверженным адским вратам и осторожно склоняющегося к Адаму), а также мягкая, сглаженная пластика ликов. Это признаки знакомства иконописца с развитой каллиграфической манерой лучших произведений второй четверти XVI столетия – таких как новгородские иконы и миниатюры рукописей, созданные по заказу архиепископа Макария (1526–1542), будущего всероссийского митрополита и одного из ведущих идеологов эпохи Ивана Грозного.

В собрании М.Е. Елизаветина находится выдающийся пример искусства этого круга, уже обративший на себя внимание специалистов и любителей русской иконописи, – житийный образ св. Екатерины 1530–1540-х годов (№ 13). Этот памятник важен как благодаря своим художественным качествам, недвусмысленно указывающим на его принадлежность к новгородской иконописи макарьевского времени, так и благодаря иконографии, выразительно передающей основные культурные тенденции эпохи Ивана Грозного – внимание к византийскому наследию и святыням православного Востока, воплощенное в новых формах, неизвестных собственно византийской традиции. В среднике иконы изображено предсмертное моление святой Христу за людей, которые призывают ее имя (этот эпизод Жития Екатерины послужил причиной возникновения ее почитания как заступницы умирающих). Представленный в небесном сегменте Спаситель, склоняясь и благословляя мученицу, отвечает на ее просьбу. Слева от Екатерины изображены коленопреклоненные люди, просящие ее о заступничестве, справа – юноша-палач, готовящийся отрубить мученице голову, а за ним – монастырь св. Екатерины на Синае, где находятся ее мощи. Несмотря на условность этого изображения, здесь узнаются основные элементы ансамбля обители, существующие и сейчас, – крепостные стены, базилика и минарет мечети, выстроенной в эпоху исламского владычества.

Гравюры А. Зубова.

значительными граверами новой школы были братья Алексей и Иван Зубовы. Сыновья иконописного мастера Федора Зубова, они оба первоначально обучались иконописному делу и резьбе по металлу в Московской Оружейной палате, по приглашению Схонебека и Пикарта учились у этих мастеров. Работали Зубовы много и быстро, особенно Алексей, выполняя гравюры самого разного характера и назначения: карты, сражения, чертежи кораблей, портреты царственных особ, свадьбы, планы городов. Соединение в творчестве одних и тех же мастеров художественных и чисто технических задач наложило отпечаток на характер их гравюр. Чертежи и карты украшались художественными изображениями, становясь произведениями искусства. В свою очередь, художественное изображение имело характер точного документа

Собственно стиль петербургской гравюры наиболее последовательно нашел выражение в творчестве Алексея Зубова. Особенно прославился он своими баталиями и видами Петербурга. Все награвированные Зубовым баталии документально точны и со всей наглядностью демонстрируют перед зрителем расстановку сил исторических морских сражений России со Швецией - «Баталия про Гренгаме 27 июля 1720 года» (1721), «Баталия при Гангуте» (1715). В какой-то мере эти листы похожи на чертежи - водное пространство развернуто вверх, линия горизонта очень высока. Но вместе с этой чертежностью и вопреки ей нас захватывает глубокая взволнованность большого художника, изображавшего важное событие, праздничность и ликование по случаю одержанной победы и радость самой возможности передать это ликование со всем блеском мастерства, на которое он способен.

Первой обязанностью гравера было обслуживание научных и технических потребностей страны - гравирование карт, чертежей, сражений. Заказы постоянно бывали срочные: они диктовались часто политическими соображениями. Недаром Петр I даже брал с собой граверов к месту боя (и они были живыми свидетелями событий). Необходимость быстрого изготовления гравюр определила в известной мере и их технику: Алексей Зубов работал в основном в офорте.

Темпераментность гравюр А.Зубова, динамическая выразительность его манеры наиболее очевидны при изображении Петербурга. Именно Алексей Зубов был первым видописателем Петербурга, первым художником, влюбленным в этот новый, строящийся на Неве город. Его многочисленные изображения города - «Васильевский остров», «Торжественный ввод в С.-Петербург взятых шведских фрегатов», «Вид Петербурга», «Панорама С.-Петербурга» и другие демонстрируют умелое владение линейной перспективой и всеми приемами западноевропейского видописания, но, прежде всего то, что заставляет нас по прошествии двух с половиной столетий почувствовать деятельный ритм жизни новой столицы, особый праздничный дух победы, восторг художника перед красотой города и радость его в своем умении передать все это легко и свободно - в красоте архитектуры, в четкости городских проспектов, в грандиозности и величавости вод Невы, в веселом ритме парусов, в разбегающихся во все стороны каналах, в оживлении людей на набережных.

Эта раскованность и наполненность жизнью, чувством отличает А.Зубова от современных ему западных «видописцев». Та же живая струя его творчества сказывается и в художественных приемах, указывающих на непосредственную связь творчества Зубова со старорусским искусством. Она (эта преемственность) - в высокой декоративной выразительности гравюр, в ритмике параллельной штриховки, в композиционных приемах и, главное, в особой пластической завершенности листов.

Эти качества искусства Алексея Зубова особенно очевидны в его «Панораме С.-Петербурга» (1716), выполненном на 8 листах по указу государя императора Петра Великого изображении «царствующего града Санкт-Петербурга». «Пространственное похвалительное описание на гравюре, сочиненное Гавриилом префектом (Бужинским), похваляет нововведенное Петром Великим грыдоровальное художество в России, а паче С.-Петербург... оным художеством изображенный, который Его Величеству аки бы от лица своего приносит весь девиз и труд свой»³.

Одно из новых свойств зубовских гравюр - зрительное единство. Это качество Алексей Зубов сумел сохранить даже в длинной ленте панорамы города. Очень верно выбрав для изображения мотив праздника, что придаст листу большую цельность и торжественность, Зубов в отличие от «баталий» с их высоким горизонтом много места отводит изображению неба с бегущими облаками. Взгляд охватывает город сверху, обозревая его целиком во всем его праздничном великолепии: ветер гонит облака, надувает паруса кораблей, развевает флаги судов - свежий ветер как бы заново увиденного мира. «Россия вошла в Европу как спущенный корабль - при стуке топора и при громе пушек»⁴, - эти слова А.С. Пушкина так же точно выражают самый смысл петровского времени, как и зубовская панорама. Обратившись к изображению конкретных реальных событий, А.Зубов вводит в русскую гравюру изображение протяженного пространства и движения. При этом он никогда не теряет ощущения пространственного мира в целом.

Мир зубовских гравюр - это не узкий мир отдельных мест или улиц Петербурга, в его гравюрах мы всегда ощущаем широту мира - и в движении облаков, и в энергичной динамичной манере штрихов и линий, и во всей внутренней напряженности образов.

 

 

Билет № 20