Глава 16. О сидении после молитвы.

   Точно также не вижу основания к тому, что, по совершении молитвы, у некоторых есть обычай сидения. Неужели, если бы Ерма, писание коего надписывается Пастырь по окончании молитвы не сидел на ложе, а совершал что либо другое, — неужели мы также требовали бы соблюдения этого? Конечно нет. Ибо в данном случае только по ходу повествования, а не в целях научения сказано: «когда я молился и возлежал на ложе». А иначе выходило бы, что нигде нельзя молиться, как только там, где находилось бы ложе. И тот поступил бы противно писанию, кто сидел бы на кафедре или же на скамейке. Далее, так как подобным образом поступают язычники, — садятся, помолившись своим истуканам (sigillaribus), то уже по тому самому заслуживает среди нас порицания то, что совершается у идолов. К этому присоединяется еще грех непочтительности, который должны бы понимать и язычники, если бы они были разумны. Ибо неуважительно сидеть в виду и на лицо того, кого больше всего чтишь и почитаешь; тем более такое действие является безрелигиознейшим в присутствии Бога живого, когда стоит еще ангел молитвы. Неужели порицаем Бога за то, что молитва нас утомила?

Глава 17. О воздеянии рук при молитве и о молитвенном настроении.

   Молясь со смирением и уничижением, мы тем лучше изъясним свои прошения Богу, — не воздевая особенно высоко рук, а воздевая их умеренно и благоговейно, и взор ваш не должен быть устремлен с самоуверенностью. Ибо тот мытарь, который не только в молитве, но и в самом внешнем виде, когда возносил молитву, явился смиренным и уничиженным, отошел более праведным, нежели гордый фарисей. Надлежит, чтобы звуки голоса были понижены. А иначе какая гортань потребовалась бы, если бы мы были услышаны за силу звука? Бог же есть слышатель не голоса, а сердца, как и его созерцатель (conspector). Демон Пифийского¹ оракула изрекает: «и немого понимаю, и не говорящего слышу». Уши ли Господни ожидают звуков? Каким образом молитва Ионы из чрева китова, из внутренностей столь великого зверя, из самих глубин, чрез великое протяжение моря, могла тогда взойти на небо? Чего больше достигают громко молящиеся, как не того только, что тревожат (своих) ближних? Или лучше: разглашая свои прошения, что они делают меньше того, как если бы молились на площади? (Мф 6. 5).

Глава 18. О лобзании мира.

   Вторгся уже и другой обычай, именно постящиеся, по окончании молитвы с братьями, воздерживаются от лобзания мира, которое является запечатлением молитвы. Но когда же более должен быть обнаружен мир с братьями, как не в то время, когда молитва сильнее восходит, — так что сами (не постящиеся), делаясь как бы участниками нашего дела, осмеливаются из своего мира перенести мир брату. Какая молитва, при отречении от святого лобзания, может быть чистою? Кому, исполняющему служение Господеви, поставляет какое-либо препятствие мир? Каково жертвоприношение, от которого возвращаются без мира? Каково бы ни было дело (пощения), ничего не может быть лучше соблюдения заповеди, которою мы обязываемся сохранять наше пощение в тайне (Мф 6. 17—18). А вследствие воздержания от лобзания вас узнают, как постящихся. Но каково бы ни было основание, — чтобы не явиться тебе повинным в нарушении указанной заповеди, ты можешь воздерживаться от лобзания мира среди домашних, где не требуется скрывать своего пощения. Где же, в ином месте, ты можешь сокрыть свое дело (пощения), ты должен помнить о заповеди: так останешься верным и общественной дисциплине (disciplinae foris), и домашнему обычаю. Посему и в день Пасхи, когда пост есть общая и как бы общественная религиозная обязанность, мы по праву воздерживаемся от лобзания мира, нисколько не заботясь скрывать то, что совершаем вместе со всеми.

Глава 19. О «стояниях»².

   Равным образом многие думают, что в дни «стояний» не нужно присутствовать при молитве жертвоприношений, ибо, по принятии Тела Господня, «стояние» было бы нарушено. Итак, что же? Повиновение Евхаристии освобождает от обета Богу? Не обязывает ли оно, напротив, более Богу? Не будет ли торжественнее твое «стояние», если ты станешь у алтаря Божия? Если ты примешь Тело Господне и еще сохранишь, тогда то и другое будет спасительно, — и участие в жертве, и исполнение обязанности. Если «стояние» получило свое наименование из примера воинского (ибо и мы суть воины Божии — 2Кор 10. 4; 1Тим 1. 18), то, ведь, никакая радость или печаль, случающаяся в воинских лагерях, не нарушает «стояния» солдат. Ибо радость делает исполнение дисциплины более приятным, а печаль — более рачительным.

Глава 20. Об одеянии женщин.

   Об одеянии именно женщин — после святого Апостола — побуждает вас говорить смело, — вас, людей, не занимающих никакого положения, — разнообразие обычая, а, быть может, речь ваша и не так уже является смелою, если мы будем рассуждать согласно с Апостолом. О скромности одеяния и украшения есть прямое наставление Петра (1Пет 3. 3), воспрещающего теми же словами как и тем же духом, что и Павел (1Тим 2. 9), и роскошь одежд, и гордость злата, и прельстительное убранство волос.

Глава 21. Должны ли девы носить при молитве покрывало?³

   Но о том, что в частных церквах соблюдается без разбору, как нечто не установленное твердо, — о том следует повести речь, — именно, должны ли девы носить покрывало, или же нет. Разрешающие девам непокрытие головы опираются, кажется, на том, что Апостол повелевает прямо носить покрывало не девам, а женам; он разумеет будто бы не «пол», в каком случае говорил бы о «женщинах (foeminas), а имеет в виду известный «возраст» пола, так как говорит о «женах» (mulieres). Ибо если бы поименовал пол, говоря о «женщинах», тогда сделал бы указание на всякую без исключения особу женского пола. Но когда называет один только возраст пола, то другой возраст (этим самым) молчаливо выключает. Ибо мог, говорят, или нарочито назвать и дев, или, при обобщении речи, вообще — «женщин» (foeminas).

Глава 22. О том же.

   Делающие такую уступку должны поразмыслить о значении самого слова, — что означает «жена» (mulier) с первых же строк «святых изъяснений». Тогда они найдут, что это слово есть обозначение пола, а не возраста пола. Именно, Еву, еще не знавшую мужа, Бог называет: «женою» (mulier) и «женщиною» (foemina) (Быт 2. 23), — женщиною — в отношении пола вообще, «женою» — в применении к возрасту пола в частности. Следовательно, еще тогда незамужняя Ева называется «женою» (mulier), и значит это наименование есть общее обозначение и для девы. Неудивительно, если Апостол, водимый тем же Духом, Коим начертано все божественное Писание, как и книга Бытия, пользуется тем же словом: «жена», которое, но аналогии с Евою, прилагает к незамужней и к деве. И прочее согласуется (с сказанным), ибо и тем самым, что не назвал дев — как в другом месте, где учит о браке (1Кор 7. 34) — он достаточно показывает, что речь идет о всякой жене и о всем поле; и в отношении к деве, хотя ее вовсе не называет, не делается различия. Ибо, кто в другом месте ее забывает указать различение — там, где самое различие этого требует (различает же, обозначая тот и другой вид особенными словами) — тот там, где не делает различения и не называет того и другого вида, никакого (очевидно) различия не желает усматривать. Кроме того, в греческом языке, на котором писал Апостол, обычно именовать скорее «жен», нежели «женщин», т. е. γυναίκας, а не θηλείας. Следовательно, если данное слово часто встречается для наименования пола и в переводе означает тоже, что «женщина» (foemina), то Апостол, говоря: γυναίκα, разумел пол. А в женский пол включается и дева. Но и самое речение ясно: «всякая, — говорит, — жена, молящаяся и... пророчествующая с открытою главою, постыжает свою главу» (1Кор 11. 5). Что означает: «всякая жена», как не жена всякого возраста, положения и состояния? Ничего не выключает из женского пола, говоря: «всякая», как и мужчина не освобождается от не покрытия своей главы, ибо говорит также: «всякий муж» (1Кор 11. 4). Следовательно, как в мужеском поле, обозначаемом словом «муж», воспрещается покрываться даже юношам, так точно в женском поле, именуемом: «жена», повелевается покрываться и деве. В обоих полах одинаково младший возраст следует дисциплине старшего возраста, или (в противном случае) покрывались бы и юноши — мужчины, хотя не носили бы покрывала женщины — девы, которые прямо не упомянуты. Если иное означает «женщина» и «дева», то различались бы также: «муж» и «юноша».
    «Ради ангелов» — говорит — необходимо покрываться (1Кор 11. 10), ибо ангелы ради дщерей человеческих отпали от Бога. Кто может утверждать, что одни только «жены», т. е. уже замужние и лишенные девства, разжигали похоть?. Разве только в том случае, когда нельзя допустить, что и девы блистают красотою и находят почитателей? Напротив, мы видим, что не одни ли девы разжигали страсти, ибо Писание называет «дщерей человеческих» (Быт 6. 2), тогда как оно могло поименовать «жен человеческих», или — что безразлично — «женщин». И то самое, что оно говорит: «и брали... себе в жены», — это оно делает потому, что берутся в жены те, которые свободны (vacant). О несвободных же оно иначе изрекало бы. А бывают свободны или вследствие вдовства, или же девства. Назвавши пол вообще «дщерями», Писание в родовое понятие включает и виды.

   Равным образом, когда говорит, что сама природа давшая женам власы вместо одеяния и украшения, научает, чтобы женщины употребляли покрывало (1Кор 11. 14), то неужели не предписывается и девам такое же одеяние и такое же украшение головы? Если жене срамно быть обритою (1Кор 11. 6), то также и — деве. В ком, следовательно, усматривается одно и тоже свойство главы, от тех требуется одна и та же дисциплина главы; то же самое и в применении к тем девам, которых охраняет самый их детский возраст, ибо названа вообще «женщина». Так, наконец, поступает и Израиль. А если бы и не соблюдал он сего, то наш закон, как расширенный и восполненный, имеет право на прибавление. Следовательно, кто полагает покрывало и на дев, тот не может быть взыскиваем. Только возраст, еще не знающий своего пола, владеет преимуществом простоты. Ибо и Ева, и Адам, когда коснулось их познание, тотчас же покрыли то, что познали. Несомненно, что тем, для кого уже детство прошло, необходимо исполнять обязанности природные и нравственные, налагаемые возрастом. Ибо и по телосложению (membris), и по обязанностям, они причисляются уже к женам. Могущая быть обрученною уже не есть дева, ибо возраст уже обручил ее своему мужу, т. е. времени.
   Но иная посвятила себя Богу. Уже и прическу (crinem) после этого изменяет, и во всем внешнем виде уподобляется женам. Да сохранит же она всю скромность и да представит всю целостность девы. Что ради Бога сокрыла, то пусть совершенно покроет. К вашему благу служит то, чтобы соделанное благодатью Божьею мы вверяли познанию Единого Бога, да не ожидаем награды от людей, какую награду уповаем получить от Бога. Что де лаешь откровенным пред Богом то, что покрываешь пред людьми? Неужели на площади желаешь быть стыдливее, нежели в церкви? Если есть благодать Божия и ты (ее) приял, то что хвалишься — говорит — как будто ты ее не приял (1Кор 4. 7)? Что унижаешь других выказыванием себя самой? Неужели своим блистанием (gloria) ты располагаешь других к добру? Но, ведь, и сама ты, если хвалишься, подвергаешься опасности потерять то, что имеешь, и других увлекаешь в ту же опасность. Легко исторгается то, что принимается по тщеславию. Носи покрывало, как дева, если ты дева, ибо иначе ты должна краснеть. Если ты дева, не желай сносить на себе многие взоры. Пусть никто не удивляется твоему виду; пусть никто не чувствует твоей прелести. Хорошо, если представляешь из себя замужнюю, покрывая свою главу. Ты не являешься обманывающею (кого-нибудь), ибо ты сочеталась Христу, Ему вверила свою плоть. Поступай сообразно учению твоего Жениха. Если обручившимся с другими Он повелевает покрываться, то тем более — своим.

   Но кто-нибудь подумает, что не должно нарушать порядка (institutionem) предшественника. Да, многие принесли в жертву чужой привычке свое благоразумие и постоянство. Пусть не понуждаются носить покрывало, однако добровольно покрывающим себя не подобает воспрещать, — тем, кои не могут отвергать, что они — девы, и в уверенности, что они познаны Богом, готовы быть непознанными в народном мнении.

   А о тех, которые именуются обрученными, могу, в меру своего авторитета, твердо говорить и свидетельствовать, что они должны носить покрывало с того дня, как впервые содрогнулись пред будущим мужем, — при поцелуе ли, или рукопожатии. Ибо у таких все, так сказать, обручено: и возраст — зрелостью, и плоть — годами, и дух — званием, и стыдливость — поцелуем, и надежда — ожиданием (брака), и дух — волею. Достаточным нам примером служит Ревекка (Быт 34. 63), которая, как только показался жених, положила покрывало, познавши, что она должна быть ему обрученною⁴.