Глава четвёртая Пронзённый отчаянием

(Спящая сельва)

Три дня отлучки Марк потратил на расспросы вояк из окрестных лагерей о Лесном Воинстве, но безуспешно. О лесном народе знали все, многие слышали и о Никте, дочери легендарного Сельвана, но на вопрос о том, где их искать, только разводили руками: в лесу ищи. В лес Марк благоразумно не совался, а тот следопыт, который обещал познакомить с кем-то из Лесного Воинства, куда-то запропал.

А потом Марку поручили десяток бойцов, и ему стало не до поисков. Никогда не руководивший людьми и не любивший этого дела, Марк с трудом входил в роль младшего военачальника. Он привык просить, а не приказывать, а от грубоватых наёмников добиться чего-то просьбами было сложно. В результате десятка Марка поднималась позже всех, в дозор выходила с опозданием и в целом не отличалась исполнительностью. Единственное чем отличились воины десятника Подорлика, так это ежедневными тренировками. Марк не стал заставлять бойцов рыть никому не нужные землянки, пилить дрова или перетаскивать колоды из одного конца лагеря в другой, как это делали другие десятники, чтобы чем-то занять своих подопечных. Он показывал им то немногое из искусства владения мечом, чему сам когда-то научился. В этом деле наёмники проявляли хоть какое-то искреннее усердие, и не раз проходивший мимо сотник Фест одобрительно кивал головой.

Больше всего приходилось возиться с бородатым толстяком, знакомым ещё с Морфелона, который постоянно хныкал о страшной лесной нелюди, нечеловеческих условиях и низкой плате.

– Слыхали, нам пайки собираются урезать. А то ли ещё будет! Как зима наступит, то и вовсе харчи подвозить перестанут. А в палатках зимой ох как холодно! Отморозим ноги, кто возиться с наёмником будет? Так и бросят помирать в снегу.

Причитал толстяк и о лютых врагах, от которых нет спасения, и о том, что всех наёмников только на убой посылают, о коварстве и хитрости солимов, хотя в недавней схватке не получил ни царапины.

Разболтанная десятка Подорлика резко отличалась от жёстко дисциплинированного отряда Сурка. Широкоплечий крепыш чувствовал себя прирождённым военачальником, отдавал резкие броские команды, нередко добавляя к ним популярные у десятников пинки и подзатыльники.

– Чего ты со своими нянчишься, как настоятель с послушниками? – спросил как-то Сурок у Марка, когда они сидели вдвоём у ночного костра. – Ты же видишь, они только «лежать-стоять» понимают. Гоняй их от души, а будут роптать – дрова заставь колоть, вмиг посмирнеют.

– Не могу я так, – признался Марк. – Я с людьми по-людски привык.

– Когда с нелюдью воюешь, тут уж своё «по-людски» забудь. Бойцы должны тебя как охотничьи псы слушаться. Как зверьё приказ выполнять, не задумываясь. Иначе растеряются, а то и струсят в бою.

– Это понятно. Только это дело не по мне. Воин тоже мыслить должен. Мыслить, чувствовать и выбирать. И своими решениями выходить из боя победителем. Умение поступать согласно своим способностям – ценнее слепого исполнения приказов.

– Рассуждаешь прям как южный рыцарь, – скептично усмехнулся Сурок. – Да только наёмники не рыцари, и кроме топорных приказов ничего не понимают.

– Когда я строй рвал, то никаких приказов не слышал, – напомнил Марк.

– Не все здесь такие, как ты, Подорлик. Скажу больше – никто. Ты из этой рванины себе подобных не сделаешь.

– То же самое мог сказать каждый из моих учителей обо мне.

Сурок хитровато усмехнулся, явно желая что-то ответить, но промолчал. Марк прикусил язык, понимая, что сболтнул о себе слишком много.

Дни тянулись за днями, дожди становились всё более затяжными, ночи всё более холодными. Солнце выглядывало из-за туч всё реже.

«Путь миротворца, где же ты затерялся в этот раз? – с тоской думал Марк. Вечерами становилось особенно тоскливо. – Может, у меня появился иной путь, иное призвание? Миротворец ли я? Пока в моей руке нет Логоса, я даже этого не знаю. Никта, Никта, как мне тебя не хватает!»

Впервые Марк так чётко осознал, что ему не хочется странствовать, как когда-то. Ему хочется служить своими умениями, но служить в той обители, которую он сможет назвать родным домом – с домашним уютом и душевным теплом.

«Как Второй миротворец?»

«Нет, нет. Второй миротворец искал уединения и покоя… а я… я ищу что-то иное… Служение? Тихое служение, без боли и тревог? Или, быть может, я хочу найти здесь свою любовь, жениться и жить в собственном доме? Сам не знаю. Впрочем, что толку рассуждать. Ни одно из этих желаний пока что неосуществимо. Всё будет тянуться совсем иначе. Когда я найду Никту, она направит меня туда, куда ей укажет Всевышний… Или куда сочтёт нужным сама. Будут странствия и скитания. Будут опасности и будут тревоги… Всё то, чего мне так не хочется!»

Размышляя, Марк по-прежнему выполнял обычные задания наёмников: сопровождал обозы, помогал беженцам-крестьянам, нёс дозор, патрулируя дороги вдоль сельвы по лужам и грязи, часто под проливным дождём. Служба в рядах наёмников, которую он поначалу воспринял с долей романтики, день за днём превращалась в унылую рутину.

Правда, хоть в этом он был не одинок. Почти все наёмники испытывали похожие чувства. Некоторые отказывались от службы, несмотря на то, что армейский казначей исправно выплачивал получку. Но покинуть войско наёмников было не так просто: по закону, наёмник был обязан прослужить целый месяц после своего отказа от службы, кроме особых случаев, таких как болезнь или смерть кого-то из родных. Потому плохо дисциплинированные наёмники предпочитали законному увольнению дезертирство.

«Это войско не может принести победу королевству, – думал Марк. – Это не аделианское воинство, пускай большинство наёмников и верят в Путь Истины. Эти люди не воплотят в жизнь грандиозные замыслы наместника Кивея».

Впрочем, наместник Кивей старался воодушевить своих бойцов не только звонкой монетой. В лагерь наёмников всё чаще приезжали Глашатаи Войны, обладающие здесь неоспоримой властью, наставляя бойцов пламенными речами:

– Сиятельный наместник Кивей благословляет вашу священную миссию, отважные воители Морфелона! Помните, нам не возродить Священной Империи, пока не будут подавлены восстания нелюдей в наших провинциях. Спящая сельва – последний бастион сил зла на нашей земле. Сражайтесь же достойно мужей великого королевства! Уничтожайте коварную нечисть, не щадя жизней своих, ибо ваши мечи возрождают Священную Империю сегодня!

Эти речи, приятные для слуха простых наёмников, у Марка вызывали скорее неприязнь, порождая новые сомнения.

«Солимы. Что же они такое? Не даймоны, но и не люди и, уж конечно, не животные. Странное поведение, непонятная аура. Непримиримая вражда, беспощадная жестокость…»

Поговорить же толком было не с кем. Люди здесь не привыкли ставить под сомнение слова королевских ораторов. Им не приходило в голову обсуждать происхождение солимов или стратегию наместника Кивея. Солимы – нелюдь и жестокий враг, а большего им знать не хотелось. Они любили шутить и хохотать, грустить об оставленной дома родне, сетовать на непогоду. Даже со своей десяткой Марк не сумел сдружиться по-настоящему. Друг для друга все оставались временными соратниками, и если завтра лагерь распустят, все разбредутся каждый в свою сторону.

Развлечений в лагере не было. Болтовня у костра, старые избитые анекдоты, иногда кто-то запевал боевую песнь или сказывал балладу. Марк пару раз заходил в деревянный воинский храм, но местный священник, монотонно бубнящий о долге перед королевством и Спасителем, скорее нагонял на воителей скуку, чем ободрял.

Погружённый в рутину, Марк чувствовал, что если что-то не изменится, то ему придётся пойти на какой-то отчаянный шаг. Дважды он подходил к сотнику Фесту с просьбой поручить ему более ответственное задание, если можно – в глубине лесов, и сотник обещал взять его просьбу на заметку.

И не обманул.

Новое задание для Марка, Сурка и ещё одного десятника по кличке Клык поначалу казалось обыденным. Из одного посёлка Спящей сельвы пришёл запрос о помощи. Десятникам с их людьми предстояло явиться в посёлок, выслушать старейшин, построить частокол, да и уйти восвояси. Непривычность задания заключалась в том, что до этого посёлка – Лесные Ковыли – было полтора дня ходу. Так далеко ни Марк, ни Сурок ещё не ходили. Пришлось брать походные палатки – спать под открытым небом было холодно. Марк попросил у Феста следопыта, но тот лишь скривился.

– Нет у меня лишних людей. Сурок карту видел. Никуда не денетесь, там всё время по одной дороге идти.

Выдвинулись как всегда ранним утром. Марку пришлось повозиться, поднимая своих бойцов, любивших покрепче и подольше поспать. Но вскоре отряд в три десятка наёмников, точнее в тридцать три с десятниками, бодро топал по лесной дороге. В кои-то веки распогодилось, выглянуло солнце, отчего шагалось веселей. Марк с Сурком шли первыми. Клык, прозванный так из-за торчащего из-под нижней губы длинного зуба, шёл в самом конце, подгоняя отстающих.

– Что у них там стряслось-то? – спросил Сурок. Марк получал приказ лично от Феста и в этот раз был более осведомлён, чем его всезнающий приятель.

– Непонятно. Ночью прискакал один из местных, стал кричать, мол, нелюдь их укоренить собирается, весь народ по домам забился и только ждёт, когда королевские рыцари их выручать приедут…

– Ага, приедут рыцари! Прискачут! На козлах безрогих, как же! Ну а чего этот дуралей с нами не пошёл?

– Ни в какую. Напуган сильно, говорит, нелюдь его перехватить пыталась.

– Как же! Нужен он им. Хотели бы, так металкой с лошади сняли, и седла замарать не успел бы.

– Ты хоть знаешь, где эти Лесные Ковыли? Фест говорил, ты карту видел?

– Эту карту пьяный сапожник куриным помётом рисовал! Без неё обойдёмся. Направление знаем, а развилок тут немного.

Отряд двигался быстро, стараясь успеть до темноты. Воинов подгоняли обещаниями провести ночь в тёплых избах с кружкой горячего вина, а не в мокрой палатке с сухарём на ужин. Толстяк из десятки Подорлика ныл, что натёр ноги и смертельно голоден, отчего Марку от всей души хотелось дать ему в ухо. За него это сделал Клык, и толстяк зашагал дальше уже бодрей. Но до темноты так и не успели. Пришлось разбить лагерь прямо у дороги, выставив дозорных по всем правилам. Опасно ночевать на пустой дороге, но куда опасней двигаться ночью, усталым и измученным.

Ночь прошла спокойно. Марк не сомневался, что враги их заметили – отряд из тридцати человек не мог пройти по лесной дороге незамеченным. Утешало то, что солимы в последнее время притихли и вряд ли нападут на большой отряд.

Выступив на рассвете, отряд через два часа подошёл к Лесным Ковылям. Селение было обнесено острым частоколом, правда, настолько старым и подгнившим, что он не устоял бы даже перед стадом кабанов, если бы тем вздумалось напасть. А исполинский лесной вепрь, о котором ходит множество охотничьих легенд, разнёс бы эту ограду, не заметив.

Хлипенькие ворота распахнулись, и навстречу воинам высыпали сперва бородатые старейшины, а затем и остальной люд. Женщины потянули к воинам руки, старики принялись горестно сетовать и проклинать лесную нелюдь.

– Защитите нас, сынки, выручите, да воздаст вам Всевышний!

– Деток спасите, защитите от нелюди.

– А что случилось-то? – громко спросил Марк, глядя на старейшин. – С чего переполох?

– Нелюдь, нелюдь теснит, – запричитал один старик и его поддержали остальные. – Набег готовят, всех хотят вырезать и укоренить, ни женщин, ни детишек не пощадят.

Всё это звучало не слишком убедительно, вызывая нехорошие подозрения.

– Откуда вам знать-то про набег? Нелюдь вас сама о нём известила? – спросил Сурок, более находчивый в разговорах с крестьянами.

Старейшины вновь заговорили наперебой, твердя что-то о страшной расправе и коварных тварях и, возможно, Марк махнул бы на них рукой и приказал бойцам укреплять частокол. В конце концов, в его обязанности не входило выяснять причины беспокойства крестьян. Но тут снова заголосили женщины.

– Защитите, храбрые воины!

– Деток наших спасите!

– Старшую мою увели, так младшеньких уберегите...

– Тихо! Кто увёл?! – мигом утихомирил толпу Сурок.

– Нелюди эти проклятущие, нелюди увели! – закричала женщина.

Старейшины сердито покосились на неё, кто-то пришикнул.

– Что, вот так просто зашли в селение и увели? – настаивал Сурок.

– Да отдали её нелюдям, отдали! – завопила крестьянка.

– Ты что несёшь, совсем ума лишилась! – бросил кто-то из старейшин, но женщину поддержали другие.

– Отдали, отдали, чего греха таить!

– И мою, мою Мирту отдали!

– И мою доченьку, нелюди!

Сурок громко свистнул, а затем хлопнул в ладоши, будто в колокол ударил.

– А ну тихо! Рассказывай всё как было, дед, да смотри не вздумай врать воинам Дубового Листа.

Старейшина насупился, опустил голову, но затем под тяжёлыми взглядами приутихшей толпы начал что-то бормотать о страшном откупе.

– Да враньё всё это! – из толпы выступил высокий парень с взлохмаченной головой и налитыми кровью глазами. – Дай, я всё расскажу. Всё как было. И пусть зарубят меня на этом месте, если хоть слово совру!

– Ну рассказывай, раз храбрый такой, – усмехнулся Сурок и как бы с намёком положил руку на рукоять боевого топора.

– Вот как всё было. Не далее как два дня назад окружили наш поселок нелюди. Все мы, ясное дело, к оружию, да только убоялись все как один. Где нам с солимами совладать! Много их набежало, даже не прятались, а с ними и чародеи эти лесные. Вырезали бы нас всех под корень, мы б и часа не продержались…

– Верю, – кивнул Сурок, поглядывая на вилы и рогатины крестьян, годные лишь кабанов от огородов отгонять, да и то не особо крупных. – Дальше говори!

– А дальше выступил один чародей и сказал, чтобы наши старшие говорить вышли. Ну наши и пошли. А чародей тот им и сказал: губить посёлок мы, мол, намерения не имеем, но если от сделки откажетесь, то солимов удерживать не станем. А сделка такова: отдать им всех девушек, кому от шестнадцати до двадцати лет от роду…

При этих словах толпа заволновалась и зашумела, какая-то женщина вновь начала причитать. Сурок вновь воззвал к тишине.

– Продолжай.

– Старшие наши затылки почесали, покривились, да и отдали чародею девчонок. Девять таких в нашем поселке нашлось. Попытались наши хитрить, хоть одну уберечь, да куда там! Знали нелюди, сколько девчат таких лет у нас. Доносчик, видать, завёлся среди нас!

Тут многие опять зашумели, кто-то принялся выяснять, кто же именно этот коварный доносчик, а кто-то уже успел найти «предателя» и наказать его кулаком в ухо.

– Да тихо вы! Что за народ шумливый, будто не морфелонский! – прикрикнул Сурок. – Договаривай, лохматый, чем дело кончилось.

– А тем и закончилось, что забрали девчат чародеи и ушли. Такая вот беда приключилась. Провалиться мне в Гадес, не спущу я этого нелюдям! Если только воля ваша, братцы, идёмте со мной. Вместе найдём и отобьём девчат. А нет, так сам пойду. Лучше в бою помереть, чем жить в таком позоре!

– Чего это ты так расхрабрился? – подозрительно прищурив глаз, спросил Сурок.

Парень понурил голову.

– Невеста моя среди них…

– Вот оно как! То-то я гляжу, ты храбрый такой! А где же твоя храбрость была, лохматый, когда твою любимую нелюдям отдавали?

Тот ещё ниже опустил голову, краснея от стыда.

– Дык ведь… всё селение вырезали бы…

– Эх, лохматый, видать, сильно ты её любил, если так запросто нелюдям отдал. Чего теперь храбришься? Силён он теперича, когда нелюди за два дня пути отсюда! Да если бы кто мою девчонку вот так нелюдям отдать захотел, я бы такому гаду первому череп проломил! – разошёлся Сурок.

– Да погоди, ты, – Марк толкнул его в плечо. – А зачем чародеям и нелюдям ваши девушки?

– Поди узнай их! – заговорил старейшина. – В рабство, наверное, для утех мерзких.

– Если бы для утех, то только самых красивых выбрали бы, а не по возрасту, – проговорил Сурок. – Для ритуала какого-то, стало быть… Да-а, тёмное дельце. Очень тёмное.

Тут он обернулся к Марку и тихо-тихо зашептал:

– Нескладуха какая-то. Чего-то недоговаривают селюхи лесные.

– С чего ты взял?

– Ты когда-нибудь слыхал, чтобы лесные чародеи приносили в жертву людей? Я отродясь не слыхивал. Они, конечно, ещё те уроды и магия у них изуверская, но стихия их – это лес, трава, ручьи, зверьё всякое. Ритуальная человеческая кровь вообще не из их магии. Кровавая жертва для лесного чародея – это всё равно, что для серого мага вера в абсолютное добро и зло. А для чего им ещё девчонки местные? Не для утех же плотских – чародеи гнушаются иноплеменных девок. И не для работорговли – уж чем-чем, а этим они никогда не промышляли.

Марк кивал, слушая его краем уха, и не слишком задумываясь, откуда у простого наёмника такая осведомлённость о лесных чародеях.

Думал он совсем о другом. Чувство, разгоревшееся в нём ещё тогда, когда этот лохматый парень дошёл в своём рассказе до похищения девушек, яростно требовало от воли мужественного решения. Разум же, всеми силами этому требованию препятствовал: сумасшествие, безрассудство! Напрасный риск, абсолютно бесполезный!

И тут внутри вскипело новое чувство. Он призван миротворцем! И путь миротворца по-прежнему проходит через его сердце. Даже если у него до сих пор нет чёткого подтверждения, что он всё ещё миротворец.

– Их можно догнать? – коротко спросил Марк и этим тихим вопросом создал такую тишину, какой не мог добиться даже Сурок со своим свистом, криком и хлопаньем в ладоши.

– Можно! – неожиданно оживился и воспрянул лохматый парень. – Их увели вдоль по старому тракту – два дня пути до Раздорожной Таверны. Там они сегодня на ночлег должны остановиться. Если бежать весь день и всю ночь, то к утру как раз догоним.

Марк вопросительно глянул на Сурка.

– А что, попробовать можно. Хоть совести ради, – ответил тот простецки. – Вот только как с этими убогими быть? Мы же их вроде как защищать пришли.

– Клык со своими поможет частокол укрепить. Если чародеи своё получили, то вряд ли нападут.

– А с нашими-то как? Приказывать нельзя, всё-таки супротив приказа Феста идём. Он нам и так таких тумаков отвесит!

– Что-нибудь придумаем. На то мы и десятники, чтобы по обстоятельствам решения принимать, – Марк обернулся к своему отряду. – Что скажете, друзья-соратники? Приказывать не могу, и выбор остаётся за вами. Кто хочет пойти по следу лесных чародеев с солимами и отбить девушек – шаг ко мне. Кто не желает – шаг назад, останетесь с Клыком селение охранять.

– Моих это тоже касается, – громко добавил Сурок.

Воины Сурка дружно шагнули вперёд, восприняв его слова как приказ. Марковы бойцы помялись, потолкали друг друга, затем один, другой, третий потянулись к Марку. Через полминуты вызвались все, даже вечно ноющий толстяк.

– Вы что с ума посходили? – шёпотом заговорил Клык. – Убьют вас нелюди. А если и вернётесь, то Фест точно убьёт.

– Ну, ежели с нелюдью управимся, то и с нашим стариканом как-нибудь разберёмся, – заверил Сурок. – Помогай крестьянам, Клык. Как закончишь… если мы к тому времени не вернёмся, отправляйся в лагерь. Скажешь Фесту… хм, что бы такое сказать…

– Скажешь то, что видел и слышал, – отрезал Марк.

Лохматый парень уже вернулся с пятерыми такими же отчаянными юношами, вооруженный охотничьей пикой, именуемой рогатиной, кривым ножом и луком.

– Х-ха-ха, ты чего, лохматый, на зайцев собрался? – хохотнул Сурок. – Слышь, Подорлик, поубивают их. До одноглазых даже не добегут.

– Так ведь всё равно не отвяжутся. А потом, может, без драки всё обойдётся.

– Это как же? Выкуп предложишь со своей получки?

– Неважно. Главное догнать, а там увидим.

О том, что у них вообще нет шансов догнать похитителей, а вся их затея – лишь бальзам для успокоения совести, Марк говорить не стал. Сурок хитёр, сам должен понимать, что их бойцы – это не воины-следопыты и не смогут бежать день и ночь, да ещё и драться после этого.

«Да, ты всё делаешь правильно, миротворец. Побегаешь, вымучишь себя и своих людей, да и вернёшься ни с чем. Зато совесть твоя будет чиста. И ты с гордым видом сможешь сказать: «Я сделал всё, что мог!»

От этих мыслей становилось тошно.

Отряд быстрым шагом направлялся по лесной дороге вглубь лесов Спящей сельвы. Когда отряд отошёл от Лесных Ковылей шагов на триста, прямо перед Марком вынырнул из кустов маленький, но бойкий дедок, заросший бородой.

– Не догоните, ребятки, не догоните, – хитровато щурясь, заговорил он. Ростом старик не доставал Марку и до плеча.

– Догоним. Должны догнать.

– А вот и не догоните! – дед, похоже, умел и любил настаивать на своём, как торговец травяными зельями, убеждающий покупателей, что они непременно умрут, если не купят его чудодейственные лекарства. – Хоть подковы к сапогам прибей, не догнать вам нелюдей в Раздорожной. Завтра едва ли к полудню добредёте.

– Хочешь что-то предложить, старик? Табун лошадей? – Марк уже понял, что дед вынырнул неспроста.

– Может, и могу, – дедок кивнул в тёмную чащу. – Я тропы знаю. Этих самых…

– Лесного Воинства? – сразу догадался Сурок.

Марк подался вперёд.

– Так ты и впрямь нас можешь провести короткой дорогой?

– А сколько дашь? – снова хитровато ухмыльнулся дедок. – Я за просто так никого по тропам не вожу.

Сурок двинулся с места, явно собираясь поднять его за тесёмки ветхого камзола.

– Нет, ты слыхал, Подорлик, какое отребье мы защищать должны?! Да пусть их укореняют эти нелюди, от королевства не убудет!

– Ты чего, дед? Или Лесные Ковыли не твой дом? Или девчонки эти не из твоего селения?

– Из моего, из моего, ребятки. Потому-то я и отбежал подальше, чтобы никто из соседей не видел, что я за вами иду. Доносчиков у нас и впрямь хватает. Но они-то думают, что вы по старому тракту пошли, и об этом нелюдям доложат, а вы тем временем со мной по тропам пройдёте. Так сколько дашь, десятник?

Марк секунду сохранял на лице мрачное безмолвие.

«Вот как всё обернулось, миротворец. Теперь не откупишься дешёвыми отговорками вроде «Я не успел», «Я сделал всё, что мог». Если старик и впрямь поможет догнать нелюдей – схватки не избежать. Ты уже знаешь, кто такие солимы и как они воюют. Готов ли ты рискнуть жизнью и вверенными тебе людьми ради незнакомых сельвеек? Или разумней будет послать этого алчного старикашку подальше и добросовестно пройтись с отрядом до Раздорожной Таверны… и, конечно же, никого не догнав, печально вздохнуть и пойти обратно…»

– А сколько положено? – не меняясь в лице, спросил Марк.

– Вообще-то, раньше проводники по десять монет за день пути брали, но то в мирное время, а нынче – вдвое дороже. Да ещё за риск, да за знания о нелюдях накинуть надобно…

– Короче, сколько?

– Тридцать монет, если всё вместе подсчитать. И деньги наперёд, иначе не пойду.

Цена была явно завышена, но Марк торговаться не стал. Молча снял с пояса мешочек, в котором носил получку, быстро отсчитал монеты и протянул хитрому старику.

– Да ты что, и впрямь этому пню гнилому свои кровные отвесишь? – вознегодовал Сурок. – Да я ему сейчас так рыло обработаю, что он не за день, за час доведёт!

– Это мы прибережём на крайний случай, – ответил Марк. – Но только так, дед: идём прямо сейчас!

– Уже-уже! – заверил тот, пряча деньги в сапог. – Вот только сбегаю, вещички возьму, без которых никак нельзя. Да и денежки надобно внучатам оставить, вдруг не вернёмся. Я мигом.

Дедок стремглав помчался назад в посёлок.

– Как же, не вернёшься ты, слизняк облезлый, – не мог успокоиться Сурок, – разве только я помогу. Слышь, Подорлик, так он же нас прямо в ловушку к нелюдям и заведёт!

– Не заведёт, – подал голос лохматый парень из Лесных Ковылей. – Он часто ваших за деньги водит. Следопытам тропы показывает. Небось уже сундучок с серебром сколотил на этом деле.

– Я ему сколочу, – прошипел Сурок и обернулся к одному из своих арбалетчиков. – Если чего такого выкинет – завали его без оклика.

Марк молчал. Всё происходило слишком быстро и как-то расплывчато, туманно, как во сне.

«Отныне ты связан, миротворец. И никакой силе не разорвать взятое тобою обязательство».

Старик вернулся быстро: на нём был маскировочной плащ из листьев, в руках посох, за спиной короткая пика и вещевой мешок.

– Лесоводом меня кличут, – сообщил он.

– Уж лучше бы Гнилым Пнём назвали, – пробормотал Сурок. – В котором всякие клещи и ядовитые гады живут.

Отряд вошёл под громадный купол титановых деревьев Спящей сельвы, мгновенно затерявшись среди могучих папоротников и лоз, подобных лианам. Здесь не было ни холодно, ни сыро, скорее даже тепло.

Лесовод шёл впереди. Марк шагал следом большими быстрыми шагами, стараясь не думать о бездумности своего решения. Он не понимал той силы, что бросила в погоню, но чувствовал, что если бы он поступил иначе, то потом не нашёл бы себе покоя. Конечно, десятник наёмничьего отряда по имени Подорлик был обязан сначала доложить обо всём Фесту, а тот и решать, что делать… Подорлик, но не Маркос-северянин, который, мучаясь от своих страхов и бессилия, в своё время отправился спасать Флою и Никту в Лунный лес…

«Я миротворец, это мой долг… – тут Марк осёкся. – Нет, не долг. Долг – это прикрытие собственной слабости, нежелание думать и принимать решения. Надо слушаться велений собственного сердца, своей совести, своего характера. Жить своей жизнью, а не навязанной кем-то со стороны».

– Там впереди ферма укоренённая, – доложил Лесовод, указывая прямо по тропе. – Два дня как укоренили. Обходить будем?

– Обходить? Зачем? – нахмурился Марк.

– А чтобы на укоренённых не смотреть.

– Они что, страшные такие? – кисло бросил Сурок.

Старик понимающе закивал.

– А, новенькие, ещё укоренённых не видели. Тогда идёмте, поглазеете.

Ферма показалась через час ходьбы на небольшой просеке, где было чуть больше просвета, чем в остальном лесу, хотя кроны лесных великанов и тут закрывали небо. Судя по количеству изб, ферма состояла где-то из трёх-четырёх семей. Разводили здесь лесных косуль: у входа на ферму валялись рассыпанные косульи рожки, будто кто-то в спешке пытался унести дырявый мешок с этим скарбом.

Перейдя ручей, отделявший ферму от леса, Марк содрогнулся. Остальные наёмники испуганно задышали. Кто-то помянул Спасителя, кто-то опустил взгляд, стараясь смотреть не дальше носков своих сапог.

Отовсюду веяло смертью. Людей здесь не просто убили – их искоренили, уничтожив всякую память о их проживании на этом месте. Везде, и в стойлах, и в избах, и просто на дороге тянулись вверх тонкие ростки стеблей с шипами и нераспустившимися цветками. Стебли росли сквозь крыши, окна, повозки, мешки, сено, посуду – через всё, что было создано человеческой рукой… и через самих людей. Посреди тропы лежал, раскинув руки, молодой крепкий мужчина: стебли выходили у него изо рта, носа и глаз. У избы, уткнувшись лицом в землю, лежала женщина, а из её спины произрастал, шевеля зелёными ростками, целый куст. Проращенные насквозь трупы свисали из окон, лежали в дверях, в сенях, худощавый старик висел, подвешенный за ноги на лиственных лианах, свисающих с дерева. В стойлах лежали груды мёртвых косуль – враги не пощадили и животных, к которым приложилась рука человека. И ростки, непонятно по какому волшебству взошедшие за два дня, продолжали расти!

Наёмники молчали. Кто отводил взгляд, кто шептал молитву, кого-то бурно вырвало. Все старались как можно меньше смотреть по сторонам. Сурок шёл с искажённым от ярости лицом, но за этой яростью тоже скрывался шок. Марк же, непонятно почему, шагал спокойно, переступал через трупы и осматривал всё со внимательностью следопыта.

Люди не ждали этой бойни. Всё произошло мгновенно, во всяком случае, оружие было в руках у немногих. Спастись, наверное, не удалось никому. Непонятно, обладают ли солимы магией, которая порождает эти быстрорастущие стебли-щупальца или это дело рук лесных чародеев. Пройдёт немного времени, и тела убитых жителей фермы полностью зарастут свежей порослью. Затем рассыплются источенные ростками избы и стойла. И месяца через два, или даже раньше, не останется ничего, что напоминало бы о прежней ферме.

Вот, что называют в этих краях укоренением!

Марк глянул на лежащую у порога избы девочку с разбросанными золотистыми прядями волос. Тоненький росток обвивал детскую ручку, как вьюн, переползая постепенно на грудь и шею. Изо рта девочки поднимался стебелёк: стройный, с маленькими листочками. И будто в насмешку над оборванной маленькой жизнью на нём распустились три цветка с нежно-белыми лепестками. Глаза девочки, ещё нетронутые ростками, были открыты.

Марк скривился, словно от сильной боли, и тяжело задышал. Не пытаясь унять поднимающийся гнев, он сорвал цветок и застыл с ним, как заледеневший.

– Их нужно похоронить, – произнёс он сухим голосом.

– Это-то зачем? – всплеснул руками Лесовод. – Солимская зелень лучше всякой могилы похоронит.

– Заткнись… – прошипел Марк. – А вы все, за работу!

– Времени мало, – процедил Сурок.

– Это недолго.

Работа закипела. Возмущаться не стал никто, и даже вечно ноющий толстяк из десятки Марка засучил рукава. Лопаты здесь нашлись, и это облегчило задачу. Земля была рыхлая, мягкая и поддавалась легко. Сложнее было с проросшими телами. Двое наёмников осторожно приподымали погибшего, третий срезал выходящие из земли ростки. Обрывки зелёных щупальцев пришлось оставить в телах – вырвать их можно было только вместе с внутренностями.

На всё ушло около часа. Вдоль мёртвой фермы протянулась череда свежих могил с вырубленными знаками Пути Истины – не поленились шестеро юношей из Лесных Ковылей. Могил оказалось восемнадцать.

– Всё равно зарастёт, – сказал Лесовод, который хоть и оставался безучастным, но изредка подсказывал наёмникам как лучше срезать ростки и приподымать тела. – Нелюдь ничего человеческого не любит.

– Зарастёт, – согласился Марк. – Но важны не тела тех, что встретили вечность, а наши сердца. И если наша работа хоть чуть-чуть ослабит укореняющую силу лесного зла – мы не зря потрудились... Нет, мы в любом случае потрудились не зря! – поспешил он добавить.

– Это что же делается, братцы, – прошептал толстяк. – Если нелюди такое с простыми крестьянами творят, то что с нами сделают?

– Думай лучше о том, что мы с ними сделаем, – зло прошептал Сурок.

***

Двигались молча и почти без привалов. Пересекали широкие ручьи, мелодично звенящие под ногами, огибали небольшие озерца, покрытые большущими лилиями, пробирались по болотцам, следя за каждым шагом Лесовода. Час миновал за часом, и казалось, конца не будет этому лесу. Но вот понемногу заросли начали редеть, а узкая тропа стала шире.

– Оп! – вздрогнул вдруг Лесовод и отшатнулся назад.

У его ног торчала стрела с зеленоватым оперением.

– Тропу перекрыли. Ой, как плохо!

Движением руки Марк дал отряду команду «В укрытия!». Понятно, что их всего лишь предупреждают, но мало ли во что выльется это предупреждение. Марк шагнул вперёд, и тут перед носком его сапога в землю вонзилась ещё одна стрела.

– Уходите! – раздался хмурый мужской голос. – Дальше для вас дороги нет!

Марк, сам не понимая зачем, сделал ещё один осторожный шаг.

– В следующий раз стреляю в ногу! – предупредил невидимый стрелок, судя по голосу, откуда-то с дерева.

– Лесное Воинство? – громко спросил Марк, хотя и так всё было ясно. – Меня зовут Подорлик, я десятник наёмничьего войска сотника Феста. Мы преследуем отряд солимов с чародеями, похитившими девушек из Лесных Ковылей. Мы рассчитывали перехватить их в Раздорожной Таверне. И от вашей помощи мы бы не отказались…

– Убирайтесь! Возвращайтесь в свою конуру, лживые псы! – ответили недружелюбно.

– А ты сам, крикун, кем будешь, что так с десятниками Дубового Листа говоришь? – подался Сурок. – И откуда нам знать, что ты здесь не один?

Ответом был короткий пересвист с разных деревьев. Похоже, стрелков здесь около пяти.

– Для тебя, цепной пёс, я страж тропы! Убирайтесь! Мы не убиваем наёмников Морфелона, но угостим стрелой в ногу каждого, кто сделает ещё шаг.

– Да-а, неприятно будет ковылять, с пробитой ногой-то, – прошептал Сурок, подойдя к Марку. – Что будем делать?

– Не знаю. Эй, дед, обойти стороной можно?

– Не, этих не обойдёшь, хоть подковы к сапогам прибей, – вздохнул Лесовод, тоскуя, что изрядную часть вырученных денег, похоже, придётся вернуть.

Марк стоял в нерешительности. Он готовился к схватке с солимами, но не с Лесным Воинством, которое считал другом.

– Не понимаю, вы что же, солимам помогаете? – попытался он снова. – Или вам безразлична судьба девяти девушек из Лесных Ковылей, которых собираются принести в жертву?

Ответ был гораздо жёстче, чем Марк ожидал:

– Не лезьте в чужой край, наёмные псы! Вы принесли этой земле больше горя, чем солимы. Убирайтесь, мы не хотим осквернять эту землю вашей кровью!

– Слышь, Подорлик, мне это надоело, – шепнул Сурок. – Заговори ему зубы, а я, кажись, вижу, где этот дятел крикливый засел... Подберусь и собью топориком, как белку.

– Убьют, – шепнул в ответ Марк. – Им каждый твой шаг, как на ладони…

– Риск есть, конечно. А что делать-то? – взъярился Сурок. – Назад топать? Из-за каких-то ущербных лесных бродяг, возомнивших себя народными мстителями! – сейчас в голосе морфелонца ощущалась искренняя, давняя ненависть к Лесному Воинству. – Дай-ка я ребятам прикажу, они из арбалетов тоже кое-что умеют…

– Убивать своих? – Марк посмотрел Сурку в глаза.

– Да какие они свои? Ты только послушай его…

– Они люди. Мы здесь, чтобы защищать людей…

– Вот только проповедей не надо, ладно?

Марк не хотел спорить. Сурок был по-своему прав.

Оставался один-единственный шанс пройти этой тропой бескровно. Марк снял кожаный шлем и, вскинув голову, чтобы лучше было видно его лицо, громко заговорил:

– Слушайте меня, стражи тропы! Я не просто десятник наёмничьего войска. Моё настоящее имя – Маркос-северянин, Седьмой миротворец, ученик епископа Ортоса. Имя моей хранительницы секретов – Никтилена, прозванная Никтой, дочь Сельвана. Вы все её хорошо знаете, она не младшая в рядах Лесного Воинства. Так что, направляя стрелы в меня, вы целитесь и в неё! – Марк нарочито сделал паузу, чтобы эта мысль как следует дошла до лесных стражей. – Я всё сказал. А теперь я пойду со своими людьми вперёд. Хотите стрелять – стреляйте. И сможете похвалиться перед Никтой, что подстрелили Седьмого миротворца, который шёл исполнять то, для чего был призван в Каллирою!

Ответом была тишина. Не медля больше ни секунды, Марк шагнул вперёд по тропе.

– Откуда мы можем знать, что ты говоришь правду? – остановил его голос сверху.

– Никта хранит мой меч Логос. Мы прошли с ней через Золотой Бархан и Белое Забвение. Она защищала меня в битве с арпаками Эреба у Храма Призвания. Я спасал её из темницы колдуньи Амарты. Вместе мы бились с чёрным драконом Деймодом. Вместе пробирались через подземелья Амархтона в Аргос. Вместе взошли на Башню Мрака. Можете спросить у меня любую подробность о путешествии Никты и Седьмого миротворца, и я отвечу. Если, конечно, сами что-то знаете.

На этот раз молчали значительно дольше. Наконец, тот самый голос ответил:

– Мы доложим о тебе и твоих словах. Жди здесь. Ответ получишь утром.

– Докладывай. Но у нас нет времени ждать. За мной!

Марк чувствовал, остро чувствовал минутную растерянность стражей Лесного Воинства и понимал, что упускать этот миг нельзя. Через минуту они могут одуматься и сначала выстрелить, а потом разбираться.

Первый шаг, второй, третий… наёмники робко потянулись следом. Марк зашагал уверенней. Получилось! Не было слышно ни окликов, ни свиста стрел. Их пропустили.

***

Сурок поравнялся с ним через минуту.

– Ловко ты их! Где ты столько всего наслушался о Седьмом и этой… Никте?

Марк промолчал. Пока что он не мог понять, действительно ли этот косящий под простачка парень поверил, что Подорлик всего-навсего разыграл лесных воинов. Остальные наёмники, похоже, думают именно так.