Говорят, царская фамилия бежала из тобольска.

5-го дек. Сегодня приехали сыновья Андрейка и Гриша. В Петрограде громят винные склады и пьяные солдаты стреляют зря на улицах, даже красногвардейцы не могут остановить погромы. Большевистские делегаты заключили с немцами сепаратное перемирие на месяц и начнут переговоры о мире. Тем временем в Петрограде теперь уже много немцев. Ожидается еще большая анархия, при кот. даже большевистское правительство слетит, и тогда придут немцы, заберут нас голыми руками и будут водворять порядок. А пока большевики издают декрет за декретом один нелепее другого. Теперь решили отнять все дома от владельцев и передать домовым комитетам; если это будет проведено в жизнь, то мы окажемся нищими!

Андрей поехал в Москву, чтобы выяснить все это на месте. Сыновья ожидают, что и Холомки будут, если не разграблены, то реквизированы, и потому настаивают, чтобы мы переезжали в город! Ужасно тяжело на это решиться!

Бегство Царской Фамилии опровергается.

На юге идет междоусобная война между казаками и большевиками.

15-го дек. Мы все-таки не уехали в Петроград. Сыновья сами увидали, что здесь совсем не так страшно и в сущности гораздо лучше жить, чем в Петрограде. Я надеюсь, что на праздники все сюда приедут. Хуже, я думаю, уже не будет.

Большевики начали переговоры о мире, но немцы, кажется, не очень-то желают с ними разговаривать.

19-го дек. То, чего мы опасались, свершилось! Наш московский дом захвачен большевистской Думой и все доходы идут туда, а нам ничего не оставлено. Андрей успел захватить кое-какие остаточки – около 3 тыс. да % бумаги, кот. теперь никто не меняет. Приходится совершенно сократить свой образ жизни, чтобы прожить на эту сумму и на жалованье Андрея и сыновей. С 1-го янв. мы ликвидируем почти всю прислугу. Здесь в Холомках останутся жить в 3-х комнатах сын Гриша, Соня и Дуня и при них одна женская прислуга и солдат, кот. был денщиком Гриши и кот. с ним вместе ушел из полка. В семейной будет один только рабочий и скотница, она же и птичница. Гриша будет заниматься хозяйством и этим надеемся, что спасем Холомки. Придется, конечно, до минимума сократить скот и лошадей.

Я после праздника уеду в Петроград с Петей, кот. будет ходить в гимназию, т. к. держать для него учителя нам теперь не по средствам. Такое ограбление мирных жителей, какое практикуется теперь большевиками, надо надеяться, переполнит чашу терпения наших обывателей и это безумное правительство Ленина и Бронштейна-Троцкого будет скоро свергнуто. Они теперь добрались до частных банков и все их захватили, арестовав директоров. В Петрограде гуляет масса немцев, целые военные делегации к нам пожаловали, и большевики встречают их с почетом.

20-го дек. Положение офицеров теперь ужасное, их во всем сравняли с солдатами, и даже жалованье будет тоже 4 р. в месяц. Идет систематическая открытая травля всего интеллигентного и образованного, в угоду темным массам. Теперь и сюда все больше и больше проникает это озлобление против «буржуев». Ужасно тяжело чувствовать себя окруженными со всех сторон врагами, когда никому из них зла не сделал! В городе все же больше подобных нам людей и потому легче. Ужасно страшно за детей, кот. должны будут здесь остаться.

23-го дек. Началось! Вчера и сегодня громили Устье! Участвовали крестьяне, в первую голову наши захонцы, конечно, и все устенские служащие, кроме садовника Миши и его семьи.

Расскажу все по порядку. Вчера утром к нам явился Николай «Зарин» для переговоров относительно продажи одной части наших телок, чтобы на эти деньги купить корма для остального скота. Он был приличнее обыкновенного и с ним можно было спокойно говорить. По его просьбе я написала заявление в земельн. Шевницк. волостн. комитет по этому поводу, и он сказал, что 28-го у них будет заседание, и тогда он доложит нашу просьбу и думают, что разрешат продажу. Я обязалась представить отчет в израсходовании денег. Пока мы с ним и другим представителем волостн. земства мирно разговаривали, явился из Захонья мужик Алекс. Леонтьев, тоже член комитета, и говорит, что народ идет в Устье делить имущество, что с народом ничего не поделаешь, т. к. все злы на управляющего Бабенко, за то, между прочим, что он будто бы после описи уже много распродал и что теперь зарезал борова, котор. принадлежит народу. Тут видно было как Зарин сам струсил. Он ведь сам виноват, что вначале громче других кричал, что все народное, а теперь хотел бы остановить грабеж, да не может. Они все трое пошли в Устье. Там оказывается, пока одна часть крестьян и солдат, живущих в деревнях, спорила с Емельяном Данилов. из-за борова, другая пробралась в дома и начала там хозяйничать. Остановить их, конечно, никто не мог, хотя комитетчики и остались там ночевать; ночью уже «свои» начали работать, а утром сегодня со всех сторон так и повалил народ даже с дровнями за добычей! Солдат из Порховского исполнительного комитета удалось получить только часа в 3 дня, хотя Бабенко поехал за ними туда с утра. Они все-таки водворили кое-какой порядок, вернули несколько возов с награбленным имуществом и арестовали некоторых воров, а других, говорят, тузили прикладами. Там во все время были только 3 дочки Бабенко, но их никто не тронул. Теперь наряд солдат останется в Устье и завтра все имение передадут Исполнительному Комитету. Когда первый воз с краденым добром увидал на дороге подъезжающих солдат, то он свернул к нам на шоссе, чтобы спрятаться в лесу или верхней дорогой удрать, только, боясь попасться, они награбленное добро сбросили в снег около нашей бани; я нашла там несколько сорванных обивок с мебели, остальное, верно, кто-нибудь раньше унес.

24-го дек. Сегодня такая вьюга и метель, что в Устье даже в церковь нельзя было добраться.

У нас в лесу под снегом находят разные предметы из устенских домов. Петя с поваром и денщиком Гриши пошли на поиски и принесли два тома старинной французской Illustration, фарфоровый саксонский чайник, текинский ковер, стул красного дерева и тому подобное. В Петровском у Василия Каретки (мать кот. была горничной Мар. Петр. Новосильцевой, получала от них пенсию, и вся семья питалась и работала всегда на Устье!) нашли два воза награбленного имущества! Просто слов нет, чтобы выразить это безобразие! До слез жаль бедное Устье! Наши захонцы, кажется, больше всех поживились. Солдаты поехали туда делать обыск, чтобы найти краденное, но они их напоили самогонкой и они вернулись в Порхов! Вот и вся защита!

26-го дек. Вчера рано утром (в 5 ч.) была в Устье у Рождественской заутрени и обедни. Церковь была далеко не полна, но те, кот. были, и мужики, и бабы, стояли очень благочинно, не было беготни взад и вперед разной деревенской молодежи, как обыкновенно по воскресеньям. Отец Сергий говорит, что были исключительно только порядочные крестьяне. …. упразднили и Бога, и совесть; один молодой парень, только что вернувшийся с фронта, объявил: «Слава Богу, Бога нет!»

В дома я не успела вчера зайти, пойду сегодня, хотя ужасно тяжело видеть хаос, кот. царит там после погрома.

Мы устроили вчера маленькую елку из прошлогодних остаточков для всех наших служащих, с которыми так грустно будет расставаться.

Говорят, что устенскую охрану напоили не захонцы, а Николай Зарин, кот. боится, что захонцы его убьют, если их накроют. Он, в сущности, продался захонцам и потому всегда был на их стороне, во всех конфликтах с нами из-за леса и из-за земли.

Тот же день вечером. Один сплошной ужас то, что я видела в бедном Устье! Точно стадо слонов прошло через бедный каменный домик Лизы! Нет ни одного целого предмета!

Все шкафы расщеплены; посуда частью перебита, частью унесена. Пол весь покрыт черепками, письмами, выбрасываемыми из письменных столов и шкафчиков, портретами, фотографиями в рамках и без оных! Все библиотечные шкафы разломаны, ценные издания тут же валяются на полу. Все шторы и занавеси сорваны и унесены, все сундуки с бельем и платьем пусты. Кровати все переломаны и унесены. Матрасы все выпотрошены, причем волос и солома валяются тут же на полу, а покрышки унесены, вероятно, служили мешками для грабителей. Столики, все, кот. остались, поломаны. Вообще целого предмета не осталось. Я думаю нашествие немцев не превратило бы дом в такой хаос. Видна злая дикая воля не только поживиться чужим добром, а и как можно больше испортить и исковеркать.