Социально-политические взгляды

Бруно не только мечтал и надеялся на “всеобщие перемены” – он разработал план общественных преобразований и стремился к его осуществлению.

Прежде всего должен быть упразднен суеверный культ, устранено всевластие церкви и духовенства. Место Христа-Ориона в новой системе нравственных и социальных ценностей должны занять “трудолюбие, промышленность, воинские упражнения и военное искусство, которыми поддерживаются мир и власть в отечестве,

[298]

варвары побеждаются, укрощаются и приводятся к гражданской жизни и человеческому общежитию, уничтожаются культы, религии, жертвоприношения и законы бесчеловечные, свинские, грубые и зверские” [19, с. 184].

На место церковного и светского феодального произвола должен стать Закон, предназначенный “для пользы человеческого общежития” [там же, с 79–80]. В обществе, основанном на власти закона, не должно быть феодальных привилегий и преимуществ [там же, с. 159].

В условиях XVI в. выдвинутые Джордано Бруно требования ликвидации светской власти церкви, установления внешнего и внутреннего мира, упразднения феодального произвола и наследственных привилегий, поощрения “трудолюбия”, “промышленности”, полезных для общества занятий и, наконец, установления гражданского равенства людей, воплощенного во власти закона, соответствовали интересам буржуазного общественного развития.

Дальше требования формального равенства граждан перед законом Бруно не пошел; в отличие от Мора и Кампанеллы он не был сторонником общности иму-ществ, упразднения частной собственности. Отход от первобытного состояния, “когда все блага были общими”, когда люди “не знали господства одних над дру-. гими”, Джордано Бруно считал обязательным условием исторического прогресса. Справедливо связывая происхождение общественного неравенства с переходом от варварства к цивилизации, видя в нем явление исторически прогрессивное, Бруно считал его естественным и неизбежным результатом общественного разделения труда: “Нужно, – писал он в диалоге “О героическом энтузиазме”, – чтобы на свете существовали ремеслен- “ики, механики, земледельцы, слуги, пехотинцы, простолюдины, бедняки, учителя и им подобные, иначе не могли бы существовать философы, созерцатели, возделыватели душ, покровители, полководцы, люди благородные, знаменитые, богатые, мудрые и прочие подобные богам” [21, с 154]. Поэтому и стремления угнетенных трудящихся масй ликвидировать социальное неравенство Бруно осуждал: “Не следует брать во внимание такие желания, как желания подданных занять более высокое место, стремления простых сравняться с благородными”, – писал он, видя в этом “извращение и

[299]

смещение порядка вещей”, в результате которого “в конце концов на смену пришло бы некое среднее и животное равенство, как это случается в некоторых заброшенных и некультурных государствах” [там же, с. 155].

В своих политических взглядах Джордано Бруно был выразителем тех передовых тенденций эпохи, которые, отвечая интересам буржуазного развития, вели к усилению национальных государств, к преодолению остатков феодальной раздробленности, к укреплению абсолютизма.

Значение философии Бруно

Доведенные в философии Джордано Бруно до своего логического завершения, пантеистические тенденции ренессансной мысли неизбежно исчерпывают себя: дальнейшее развитие философии, связанной с новым экспериментально-математическим естествознанием, требовало иного “способа” избавить природу от божественного влияния и присутствия, чем провозглашенное пантеистами полное слияние божественного и природного начал. Материалистическая философия и естествознание XVII–XVIII вв. предпочитало использовать деистическую оговорку, с тем чтобы, признав сотворение мира и приняв бога в качестве “первого толчка”, в дальнейшем окончательно избавиться от него как от “ненужной гипотезы”.

Натуралистический пантеизм Джордано Бруно нашел свое продолжение и развитие в материалистической трактовке пантеизма в философии Б. Спинозы. Его учение о монадах было воспринято Лейбницем. Чрезвычайно велико воздействие его космологических идей на последующее развитие естествознания и материалистической философской мысли. Однако глубокая диалектика совпадения противоположностей не была воспринята метафизическим материализмом XVII–XVIII вв., и лишь немецкий классический идеализм обращается к этой стороне философского наследия Джордано Бруно. Антихристианские тенденции философии Бруно были использованы и продолжены европейским атеистическим свободомыслием XVIII–XIX вв., а этика героического энтузиазма, столь неразрывно слитая с личностью и подвигом мыслителя, оказала влияние на выработку свободных от религии учений о нравственности.

[300]

Глава XII НАТУРФИЛОСОФСКИЙ СИНТЕЗ ТОММАЗО КАМПАНЕЛЛЫ

Попытку создания универсального натурфилософского синтеза, охватывающего центральные проблемы философии, конкретных естественных и гуманитарных наук и включающего программу всеобщего социально-политического преобразования на основе принципов утопического коммунизма, предпринял в конце XVI–первой трети XVII в. Томмазо Кам-панелла (1568–1639). Современник Галилея и Декарта, Бэкона и Гассенди, он, однако, целиком принадлежит философской культуре Возрождения, и, несмотря на живой интерес к достижениям современного естествознания, остается чуждым аауке и философии Нового Времени. Человеком Ренессанса его делает не только разносторонняя одаренность и широта интересов, но и необычайная даже для его эпохи сила характера, убежденность, мощное и неодолимое стремление к деятель-[301]

ности, к воплощению в жизнь своих научных, политических и нравственных идеалов. Свою собственную жизнь – многолетнее противоборство с враждебными силами политической и церковной реакции – он рассматривал как убедительнейшее доказательство присущей человеку свободы, как воплощение гуманистического принципа достоинства человека. ¹

Жизнь борца и мыслителя

Джованни Доменико Кампанелла родился 5 сентября 1568 г. в городке Стило, в Калабрии, в семье неграмотного сапожника. Тяга к знаниям и незаурядные способности привели его, как и Бруно, к вступлению (в 1582 г.) в славящийся учеными традициями Доминиканский орден; там он принял монашеское имя Томмазо. Обширные познания и стремление к самостоятельному мышлению вскоре привели его к столкновению с косным и невежественным окружением. В поисках альтернативы не удовлетворявшей его схоластической традиции, он открывает для себя натурфилософию Телезио, сыгравшую определяющую роль в его дальнейшем развитии. Первая его книга – “Философия, доказанная ощущениями” (1591) – была направлена против хулителя Телезио, защитника перипатетической ортодоксии Дж.-А. Марты, но по существу, далеко выходила за рамки апологии телезианства и явилась первым очерком собственной философской системы молодого Кампанеллы, испытавшего воздействие ренессансного неоплатонизма. Травля и преследования, которым подвергло его монастырское начальство, послужили толчком к бегству – сперва в Рим, затем во Флоренцию и Падую, где он был арестован по обвинению в ереси. После нескольких лет инквизиционных процессов и тюремного заключения Кампанелла возвращается в Неаполь, а затем (в июле 1598 г.) в Калабрию. Здесь молодой философ, давно задумавшийся над нестерпимыми бедствиями своей родины, становится во главе обширного заговора, объединяющего всех недовольных испанским владычеством, выступает со страстными пропове-

_______________________________________

' Ему принадлежат сочинения по философии и богословию, астрономии и астрологии, физике и математике, медицине, истории, поэтике, логике, не говоря о многочисленных политических трактатах, его итальянские и латинские сгихи ставят его в ряд наиболее значительных поэтов XVII в, громе того, он написал не дошедшую до нас трагедию о Марии Стюарт.

[302]

дями перед народом и разрабатывает план радикальных общественных преобразований – на основе общности имуществ и всеобщего равенства и справедливости. В августе 1599 г. в результате доноса заговор был раскрыт, а Кампанелла был брошен в тюрьму. Он был подвергнут пыткам, ему грозила смертная казнь и как политическому преступнику и как еретику. В этих обстоятельствах Кампанелла решился на отчаянный шаг– симулировал сумасшествие, что по тогдашним законам единственно могло спасти ему жизнь; в июне 1601 г. он был подвергнут необычайно жестокой 36-часовой пытке, и, выдержав ее, добился фактической отмены смертного приговора. 27-летнее заключение в неаполитанских тюрьмах было заполнено постоянной борьбой за право думать и писать, за освобождение, за возврат к деятельной жизни. Несмотря на жестокие условия заключения, в эти годы Кампанелла создает десятки сочинений – прежде всего знаменитую утопию “Город Солнца”, трактаты по философии, “Метафизику”, “Апологию Галилея”.

В 1617–1622 гг. в Германии выходит в свет несколько его книг. В 1626 г. ему удается добиться освобождения и перевода в Рим, где он снова на несколько лет оказался узником инквизиционной тюрьмы. Покровительство папы Урбана VIII, заинтересовавшегося астрологическими занятиями Кампанеллы, обеспечивает ему освобождение, но попытки издания книг встречают противодействие церковных властей; напечатанные в 1630 г. “Побежденный атеизм” и в 1633 г. “Монархия Мессии” подверглись цензурным преследованиям. Интриги папских придворных и происки испанцев вынудили Кампанеллу бежать во Францию. Там он, преодолевая сопротивление богословов Сорбонны, издает книги, пишет многочисленные политические трактаты надеясь побудить правительство Франции к освобождению Италии от испанского ига. Умер Кампанелла в Париже 21 мая 1639 г.

Обновление наук

В отличие от большинства ренессансных мыслителей Кампанелла выступает не только против схоластического аристотелизма (как в его томистскои, так и в аверроистской традиции), но и против преклонения перед античным философским наследием. В специальном трактате “Против языческой философии” (буквально его название пе-

[303]

реводится: “О том, что не следует придерживаться язычества”) Кампанелла призывал освободиться от авторитета классической древности, добиться полного и радикального обновления наук. Традиции – и античной и средневековой – он противопоставляет успехи христианской цивилизации XIV–XVI вв., научный и технический прогресс европейских народов. Новая рациональная философия должна исходить из достижений эпохи великих открытий: “В христианские времена христианами изобретено книгопечатание; несмотря на возражения богословов и философов, Колумбом открыт Новый Свет, неведомый древним и отрицавшийся ими, и существование жизни на экваторе... Галилей открыл новые небесные тела.., Коперник–движение Солнца, а португальцы совершили путешествие вокруг Земли... Поэтому необходимо было преобразовать астрономию благодаря трудам Коперника и Тихо, на основании наблюдения небесных явлений, и реформировать календарь... Также были изобретены артиллерия и употребление компаса... и иные удивительные искусства...” [117, с. 5–б].

Новые открытия и изобретения требуют радикального обновления наук и решительного отказа от следования древним авторитетам: “Следовательно, необходимо создать также и новое учение о природе...” Отрицать это стремление – значит преградить путь дальнейшим научным открытиям, остановить научный и технический прогресс человечества [там же, с. б]. Чтобы освободить научное познание, необходимо отбросить не только культ Аристотеля, но и самый принцип авторитета в науке и философии. “Если бы нашелся столь блистательный ученый, что никто не стремился бы ничего сверх него прибавить или понять, должно было бы следовать ему одному. Но так как не бывает человека, лишенного ошибок, сколь бы свят и учен он ни был... – ибо постоянно открытие новых вещей возвышает и обновляет науки, то не следует отвергать многообразного исследования – иначе, если бы оказались под запретом различные стремления в философии, не были бы открыты ни новое полушарие, ни новые звезды, не были бы изобретены ни телескоп, ни магнит, ни книгопечатание, ни артиллерия” [там же, с. 60].

Не должно “клясться именем учителя”; необходимо предоставить самую широкую свободу научному исследованию. И если о чем и следует беспокоиться, то о том,

[304]

чтобы “не издавались книги, до тошноты повторяющие то, чему учили предки”. Поэтому “вредно для государства замыкать умы одной книгой, ибо тогда оно станет слабым и лишится изобретений и научных открытий” [там же, с. 48]. В специальном разделе своей книги “Против языческой философии”, озаглавленном “О новаторе”, Кампанелла отстаивает право ученого и философа на новое знание, доказывая, что “не всякое новаторство в государстве и церкви заслуживает подозрения”, что если и будет сделано что-либо неверное, излишнее, оно не переживет своего создателя, “а необходимо новое останется навсегда”. А потому – “никому не должно запрещать открытия” [там же, с. 59–61].

Учение о "двух книгах"

Отвергая притязания схоластического богословия на обладание истиной, Кампанелла разрабатывает учение о “двух книгах” – своеобразную модификацию средневековой концепции “двух истин” – богословия и философии. Существуют две божественные книги, в которых мы черпаем истину, говорит Кампанелла в трактате “Против языческой философии”; это Природа и Писание. Живую книгу природы человек познает с по-жпцыо разума и ощущений; познание природы – дело философии и науки. Вторая книга – Священное писание. Оиа “не лучше” книги Природы [там же, с. 22], а лишь “более подходит” обыденному человеческому сознанию. Две эти “книги” созданы богом с разной целью. Если первая – Природа – открывает перед человеческим разумом безграничные возможности познания мира, то предметом второй книги – Писания – является наставление в вере. Между этими двумя книгами, по мысли Кампанеллы, нет и не может быть противоречия. Писание вообще не имеет целью излагать законы природы. “Ни устами Моисея, ни устами Давида не объяснял Господь строение мира”, – писал Кампанелла в третьей каиге своего “Богословия” [128, с. 156]. В Библии не следует искать ответа на вопросы об устройстве мира: “Так как Моисей рассказывал свою историю грубому народу грубым языком, он описал лишь то, что мог сделать очевидным для его ощущений” [там же, с. 36]. Писание – “более легко” для понимания, чем книга Природы: оно передает нам сокрытое богом, как детям, “человеческим и детским образом, подобно тому, как отец невразумительно говорит с ребенком, употребляя

[305]

уменьшительные слова” [126, т. 1, с. 22]. Отвергая попытки противопоставлять тексты Библии новейшим научным открытиям, Кампанелла подчеркивает, что там речь идет “применительно к людям нашей системы”, “в соответствии с нашим пониманием” – это метафорический язык, не допускающий буквального истолкования и перенесения в науку и философию (см. 128, с. 150–156].

Теория “двух книг” в истолковании Кампанеллы означала принципиальный отказ от согласования научных теорий и гипотез с буквальным истолкованием библейских текстов и тем самым освобождала научное исследование от необходимости согласования его результатов с теологической доктриной. При такой постановке вопроса оказывалось, что любая научная теория может быть признана не противоречащей Библии, коль скоро за последней не признавалось значения авторитета в науке и философии.

Таким образом достигалась полная независимость науки и философии от религии и богословия при формальном провозглашении их согласия. Коль скоро научное познание мира не может быть подчинено однозначному и буквальному истолкованию Библии, любая система мира, основанная на наблюдении и опыте, должна быть принята как не противоречащая вере. Если что и подвергалось при этом перетолкованию, то не данные науки, а само Писание. Если верны наблюдения Коперника и Галилея, писал Кампанелла, то “Священное писание должно быть истолковано иначе” [128, с. 136]. Именно в этом смысл позиции Кампанеллы в “деле Галилея”, его выступления в защиту флорентийского ученого.