Слово в Пяток Светлой Седмицы

 

Иисус же, паки возопив гласом велиим, испусти дух. И се, завеса церковная раздра-ся на двое, с вышняго края до нижняго: и земля потрясеся: и камение распадеся: и гроби отверзошася, и многа телеса усоп­ших святых восташа: и изшедше из, гроб, по воскресении Его, внидоша во святый град и явишася мнозем (Мф. 27; 50-53).

Когда какой-либо победоносный царь, по совершении великого и общеполезного подвига, входит с торжеством в город, им освобожден­ный, то обыкновенно взоры всех бывают устремлены сначала на него одного, хотя бы он был окружен многими и значительными лицами: его одного видят, об нем одном говорят, он один все для всех. - Но когда взор насытится зрением лица, всеми любимого и для всех священного, то на­чинают замечать и другие лица, окружающие победителя, которые уча­ствовали в его подвиге, или служат знаком и плодом его победы. Подоб­ное этому можно сказать и о нас. Мы торжествуем величайшую победу, величайший подвиг, более коего не было и не будет, благотворные след­ствия которого неисчислимы и простираются не только на весь род че­ловеческий, но и на весь мир, не на годы и веки, а на всю вечность. Уди­вительно ли, что мысль наша вся останавливалась на великом Ви­новнике нашего торжества и нашего блаженства; что мы Его единого созерцали, Его единого воспевали и славили, о Нем едином радовались и беседовали? Такого лица, такого предмета станет не на одну седмицу, а на всю жизнь, на всю вечность.

Но сия же слава и торжество сего же Победителя ада и смерти, тре­буют обратить некоторое внимание и на прочие необыкновенные лица, окружающие Его во время Воскресения, как на соучастников Его торже­ства, и как на плод Его победы. Внимание к ним не только не уменьшит внимание к Виновнику торжества, но еще более усугубит и возвысит оное: ибо все, что в сих лицах есть радостного, великого и славного, все от Него проистекает и к Нему обращено всецело.

Итак, приблизимся благоговейно мыслью к светлому сонму правед­ников, воскресших с Господом, и рассмотрим: 1) кто они и когда воскресли? 2) кому являлись и для чего? 3) куда отошли, по явлении своем, и что произошло с ними после? 4) в какой связи их воскресение с Воскре­сением Господа - и со всеобщим будущим воскресением мертвых?

Кто воскресшие? Святые, - ответствует евангелист, а какие имен­но - не сказывает. Между прочим, конечно, и потому, что имена их не могли придать ничего к их воскресению. Воскрес тот или другой правед­ник - все равно; сила не в имени воскресшего, а в воскресении, в чуде. Если впрочем судить по приличию, коего не чуждаются и чудеса, то все­го ближе было воскреснуть тем, кои преимущественно соединены по плоти с Воскресшим Господом, как Авраам, Давид; или яснее других пред­сказали Его смерть и воскресение, как Исайя, Иезекииль, Даниил; или явственнее предызобразили эти события своей жизнью, как Иов и Иона. Если судить по нужде - быть скорее узнанными от тех, кому воскресшие являлись по воскресении, то, кажется, надлежало воскреснуть недавно почившим, каковы были Иоанн Креститель, Симеон, Анна, Иосиф и мно­гие другие. А может быть, все эти соображения, как низшего порядка, не имели в сем случае силы, а воздействовало одно высшее соображение: -воскресли те, в коих, по внутреннему их человеку, наиболее отразилась сила смерти и Воскресения Господа, то есть праведники совершенней­шие, хотя к числу их могли принадлежать и те, коим приличествовало воскреснуть по другим отношениям, нами указанным. - Как бы то ни было, только сонм воскресших был не мал: многа телеса усопших свя­тых восташа! - Торжественная свита такого Победителя и Царя каков Сын Божий, не могла быть скудна и малочисленна.

Но моя мысль при сем невольно останавливается на одном выраже­нии евангелиста о воскресении святых; телеса усопших святых воста­ша, - говорит он. Почему не говорит: святые востали, или воскресли; а телеса их восташа и изшедше из гроб; как бы сии телеса уже давно ле­жали во гробах, готовые к восстанию и исшествию? - Такие выражения весьма прилично можно бы употребить о воскресении телес угодников Божиих, нетленно в нашем граде почивающих. Но мы нисколько не ви­дим из истории Церкви ветхозаветной, чтобы в ней были какие-либо не­тленные телеса усопших святых. Откуда же взялись в Иерусалиме теле­са, кои, по свидетельству евангелиста, восташа и изшедше из гроб в час смерти Господа? - Можно отвечать различно; а мне кажется это знаком, что в гробах усопших уже находятся таинственным образом начатки тех нетленных телес, в кои имеют облещися души в последний день; подоб­но как в продолжение зимы уже находятся в семенах, посеянных осенью, телеса будущих летних растений; так что, если бы каким-либо чудом, воссияло среди зимы летнее солнце, то они вышли бы из своих гробниц и явились взору всех.

Когда именно восташа телеса усопших святых, и когда внидоша во святый град, иявишася мнозем? - Восстали тотчас по смерти Господа на Кресте. Ибо когда, Иисус возопив гласом велиим, испусти дух; и когда вследствие сего - завеса церковная раздрася, земля потрясеся, камение распадеся: - в то же время, по свидетельству евангелиста, и гроби отверзошася, и многа телеса усопших святых восташа. Но изшествие из гро­бов, вшествие во святой град и явление многим, по указанию евангели­ста, последовало не вдруг по смерти Господа, а после, по Его преславном Воскресении. Здесь опять не без тайны. Смерть Господа представляется как бы великим ударом громовым, который раздался по всему миру, при­вел в сотрясение всю землю, сокрушил твердыни адовы и пробудил по­чивавшие в сердце земли телеса святых: - и вот они востали, разреши­лись от уз смерти; но всю полноту обновленной жизни восприяли не преж­де, как по воскресении и от Воскресения Господа, да будет Он, - по выражению апостола, - во всех... первенствуя (Кол. 1; 18).

Кому явились воскресшие святые? Мнозем, - ответствует еванге­лист, - а кому именно, - опять не указывает: может быть, именно потому, что число удостоившихся явления было очень велико, а имена их - не так примечательны. В самом деле, не видно, что воставшие святые являлись, например, апостолам. Много ли бы для них значило сие явление, когда они несколько раз имели счастье видеть самого воскресшего Учителя своего? - Подобное, кажется, должно сказать и о всех прочих удостоив­шихся видеть Самого Господа по Его Воскресении. Воскресшие святые, вероятно, должны были явлением своим заменить Его явление: посему, кому являлся Он Сам, тому не являлись уже они. И Он Сам являлся мно­гим, ибо в последний раз явился, - по свидетельству Павла, - более пяти сот братиям (1 Кор. 15; 6); но воскресшие праведники, может быть, яв­лялись еще множайшим из последователей Господа; так что все, имев­шие нужду в скорейшем свидетельстве о Воскресении Его, прияли оное от воскресших с Ним. А может быть, удостоились сего свидетельства и некоторые из неверовавших дотоле в Господа, но имевших в душе расположенность к вере; подобно тому, как еще высшая милость оказана по­том, - в особенном, чрезвычайном виде, - Савлу.

Явление воскресших праведников, по самому существу своему, было самым сильным свидетельством истины Воскресения Иисуса Христа и Его Божественного достоинства. Когда воскресший, явясь кому-либо, говорил: "я воскрес силой Иисуса распятого и воскресшего; веруй в Него так же несомненно, как несомненно видишь теперь меня", - то всем со­мнениям надлежало исчезнуть, всем возражениям пасть самим собой.

"Что последовало с воскресшими праведниками, по окончании их явления многим?" В разрешение этого вопроса ни евангелист, ни церков­ная история не говорят ни слова. Но самое молчание дееписаний дает знать, что явившиеся праведники не остались на пребывание в Иеруса­лиме не только между неверующими, но и между теми, которым явля­лись. Как бы они начали жить на земле? Земля, явно, была не по них; равно как и они не по земле. Куда же отошли они? Ужели во гробы, из коих вышли? Это было бы несообразно с их воскресением. Если Лазарь, воскрешенный, умер снова, по прошествии известного времени; то дол­жно помнить, что Лазарь воскрес с прежним телом, то есть с обыкновен­ным человеческим телом; а святые, воскрешенные смертью Господа, вос­кресли в теле обновленном, таком, каковы будут телеса всех святых по всеобщем воскресении, или близком к тому. С таким телом как опять разлучаться душе? Такому телу как входить снова во гроб и для чего? Посему-то святые отцы издревле полагали благочестно, что воскресшие святые не умирали уже снова, а сопровождали невидимо Господа на небо, при Его вознесении, составив из себя вокруг Его начатки обновленного человечества, к которому потом присоединилась в свое время Матерь Божия, взятая с телом на небо, и, может быть, присоединяются по време­нам другие святые.

Обратимся к последнему вопросу: в какой связи это воскресение свя­тых с Воскресением Самого Господа? - Во внешней ли только, по дей­ствию всемогущества Божия, которое воззвало к жизни святых в минуту смерти Всесвятого, дабы дать свидетельство о Его невинности и Боже­ственном достоинстве? Или и в связи внутренней, как действие, выходя­щее из своей причины непосредственно, как эхо после звука громового? Если бы не было внутренней, непосредственной связи смерти Господа с восстанием святых; то ему не надлежало бы, кажется, и происходить в это время, дабы не быть преждевременным: ибо явление их многим во святом граде имело последовать не прежде Воскресения Господня; посе­му тогда же, а не прежде, надлежало бы произойти их воскресению, дабы таким образом избежать промежутка времени, в противном случае вовсе ненужного. Между тем, хотя время свидетельствовать о Воскресшем еще не наступило, а святые воскресают; и это происходит именно в ту самую минуту, когда Господь предает на Кресте Свой дух Отцу. Как после сего не подумать, что они востают именно от всесильного дуновения сего животворящего Духа? Посему-то мы и уподобили смерть Господа тако­му великому удару, который сотряс весь мир, и возбудил, по выражению Церкви, мертвые от века. Возбуждены все, но действие не во всех про­изошло равное, - смотря по различию почивавших. Для большей части оно ограничилось тем, что почившие, пробудясь от сна смертного, могли за Победителем смерти, по Его сошествии во ад, выйти в след Его свои­ми душами из ада. А другие, кои спали тонее и легче, по возбуждении своем, столько прияли в себя живоносной силы от Воскресшего Господа, что не только вышли душой из ада, но восхитили с собой и самые свои телеса из гробов, и, облекшись ими, могли, в благодарность, послужить, своим явлением для многих, Воскресшему, а потом, в награду, вознес­тись в след Его на небо. - В сем смысле еще святой Игнатий Богоносец называл настоящее воскресение святых продолжением и дополнением Воскресения Господня.

Судите теперь сами, уменьшается ли от взора, обращенного на вос­кресших святых, внимание к Воскресшему Господу? Напротив! Все, что есть светлого и радостного в их лице, - все это от лица Его - Победителя смерти и ада! Не преставайте же, братие, углубляться благоговейной мыслью во все обстоятельства Воскресения Господа: в них неисчерпа­емое сокровище поучительных мыслей и святых чувствований. Для того Святая Церковь и продолжила празднование Воскресения Христова на четыредесять дней, дабы дать нам время обозреть в сем преславном со­бытии все. Для сего и мы избрали предметом настоящего собеседования такое событие в истории Воскресения Господня, которое редко и мало обращает на себя внимание, - дабы дать нам некий пример того, как вся­кое обстоятельство в Воскресении Господа может быть источником бла­гоговейного размышления и занимать вас в свободные часы дома.

Для сего обратимся еще раз к лику воскресших святых. - Чему по­учает он нас воскресением своим? Тому, «во-первых, что источник жизни для всех нас смертных и подверженных тлению, один - Господь наш Иисус Христос; - тому, во-вторых, что источник сей, хотя равно открыт для всех, но почерпают из него, более или менее, смотря по тому, как соделывают себя способными к тому чистотой своей веры и жизни, своей души и сердца. В самом деле, в час смерти Господа отверзлись, по свидетельству евангелиста, гробы не одних праведников; но почему в это время вышли из гробов телеса токмо одних святых? Потому, что они одни в это время были способны к тому. При сем случае произошло нечто подобное тому, что бывает иногда в видимой природе, когда теплота разогреет воздух и проникнет землю, особенно богатые жизненностью растения, даже сре­ди зимы, возбуждаются от бездействия, дают отпрыски и листья.

Имея в виду все сие и любя всем сердцем жизнь, будем любить всем же сердцем и единственного Источника жизни, Господа Иисуса, - лю­бить не словом и языком, а делом и истиной, - слушая слово Его, испол­няя заповеди Его, подражая примеру Его, соединяясь с Ним духом и те­лом посредством святых таинств. Если будем стараться жить и действо­вать таким образом, - очищая и истребляя в себе через покаяние все, что может привходить в нашу жизнь и наше сердце нечистого от мира и пло­ти: то, когда и наши гробы отверзутся, наши телеса из них изыдут про­славленные, и внидут во святый град, Иерусалим небесный, и явятся мнозем, - станут перед лицом всех ангелов и святых, и мы сподобимся жизни вечной на небесах, - еже буди со всеми нами, благодатью Воскресшего! Аминь.

 

Слово в Пяток Светлой Седмицы, в который празднуется в честь иконы Богоматери "Живоносный Источник"

 

Христос воскресе!

Настоящая седмица, братие, сама по себе весьма обильна струями благодати, текущей от гроба Христова: посему Церковь ежедневно при­глашает нас к новому наслаждению, восклицая: приидите, пиво пием новое! Но вот, под конец светлых дней, когда бы надлежало ожидать ума­ления потоков благодатных, открывается новый, живоносный источник милосердия и щедрот от лица Матери Воскресшего Господа. Подлинно, среди толиких торжеств в честь Сына подобало быть торжеству и в честь Матери, у Которой на Голгофе, как и у Сына, оружие прошло (Лк. 2; 35), по предзрению Симеона, самое сердце. Торжество Сына все к благу на­шему, и торжество Матери все для нас и нашего спасения. Празднество настоящее потому и называется Живоносным Источником, что Пре­святая Дева сообщила некогда одному, близ Константинополя, источни­ку силу исцелять всякого рода недуги, проливать для всех страждущих жизнь и утешение.

Источник сей находится в одном месте, и действовал с особенной силой в известное время; но благодать и сила Действовавшей не ограни­чена никаким местом и временем. Где живая вера в Сына Божия, где теп­лая любовь к Богоматери, там и живые струи благодати, и цельбоносный источник чудес. Посему-то везде и всегда торжествуется то, что проис­ходило особенно в известное время и в известном месте.

Сколько, впрочем, и в нашем Отечестве источников, при коих види­мо или открывалась, или доселе открывается благодатная сила и помощь Приснодевы? Можно сказать, что многообразная стихия водная особен­но усвоена Ею для ознаменования разнообразных щедрот Ее ко всем страждущим и обремененным. Посему и наше Отечество празднует ныне не чуждый праздник, а по случаю чуждого (хотя и он во многих отноше­ниях не чуждый), воспоминает и торжествует множество собственных радостных событий. Особенно же для сей обители настоящее праздне­ство не есть чуждое: ибо чудотворный лик Богоматери (икона "Брат­ская", так названа от имени обители, в коей она находится), украшающий сей храм, явил в первый раз чудодейственную силу свою, как повеству­ют, на струях речных, приплыв ко граду сему для спасения в то время, как враги имени Христова хотели его употребить для переправы на дру­гой берег в погибель православному народу российскому.

Но как почерпать из источника чудес? Древний Израиль пил некогда из чудесного источника в пустыне, между тем многие из пивших не толь­ко не получили особенной благодати, но и понесли тяжкое наказание за свое неразумие. То же может быть и ныне. Как же, говорю, достойно пользоваться благодатью, текущей от гроба Христова за молитвами Пре-благословенныя? - Святая Церковь весьма сильно и явственно указует сие, когда настоящее празднество называет то Живоносным, то Живо-приемным источником. Чтобы источник благодати был живоносен, для сего необходимо, чтобы он был живоприемен; для кого он не живоприе-мен, для того и не живоносен.

Для кого же он живоприемен? - Для тех, кои приемлют воду благо­дати с живой верой, а не с сомнениями о ее действительности, не с во­просами о том, как, например, вода освященная может действовать на душу? Для тех, кои почерпают из Живоносного Источника именно с той целью, чтобы ожить духом, исправить свое сердце и совесть, утолить вечную жажду своего существа. Для тех, кои, приемля благодать Божию молитвами Приснодевы, не сокрывают оной под спудом, но обращают в жизнь для себя и других, постоянно выражая ее в благих действиях. А кто почерпает из живоносного источника без веры и благочестивого чув­ства, - не для утоления жажды духа, не для очищения совести, а для зем­ных целей, для достижения каких-либо временных выгод, кто пьет воду благодати, но не являет в своей жизни плодов благодатных, - для того живоносный источник не живоприемен, а потому и не живоносен.

Нужно ли ближайшее и подробнейшее указание на то, как пользо­ваться достойно благодатью из живоносного источника Матери Божией? Указание сие будет, можно сказать, у всех нас пред очами. В сем граде уготовляются цельбоносные воды для недугов телесных: как обыкновенно приступают к употреблению сих вод, и как ведут себя во время употреб­ления и после? - Во-первых, тщательно осматривают (и самци через вра­чей) свою болезнь; во-вторых, требуют совета, как, сколько и когда упо­треблять цельбоносное питие; во время употребления воздерживаются от различного рода яств и от всех сильных движений душевных: гневливые бывают кротки, гордые смиренны, скупые щедры и, оставив врачевание, долго еще держатся особенного, строгого образа жизни, чтобы не осла­бить действия вод, не дать случая возвратиться болезни.

Будем, братие, поступать таким же образом и при употреблении вод благодати: окажем хотя половину того внимания и усердия к душе нашей среди ее недугов, какое мы всегда оказываем нашему телу при его немо­щах. И во-первых, обратим как можно более внимания на состояние души нашей: вникнем со всем беспристрастием в наше сердце и его наклонно­сти; рассмотрим, при свете слова Божия, все поведение и все отношения наши, дабы видеть, что в нас повреждено и что цело, в чем излишество и в чем недостаток, где опасность и вред, и где спасение. Начнем с таково­го познания самих себя и своей бедности: ибо его-то и недостает нам первее всего. Нощию погибнет Моавитская земля (Ис. 15; 1), взывал не­когда пророк, желая показать внезапность пагубы и крайнюю безпечность погибающих. То же можно сказать и о нас: мы погибаем, вовсе не думая об опасности, не зная, как и от чего погибаем: и это потому, что небре­жем о состоянии своей души, никогда не смотримся в зеркало совести, не знаем и не желаем знать, есть ли хотя сколько-нибудь духовной жизни в нашем сердце. Посему для спасения нашего первее всего требуется об­ратить внимание на себя и на свою жизнь. Сделав сие, мы не можем не увидеть, что в нас крайне много худого и богопротивного, что душа и совесть наша покрыта язвами: а узнав сие, мы невольно придем в ужас, и будем искать средств к очищению и исцелению своему.

Во-вторых, не устыдимся, братие, явиться к духовным врачам за со­ветом и помощью. Мы сами многое можем и должны делать для спасе­ния своего, но многого, необходимого, не можем сделать сами, и потому должны принимать от тех, кои самим Богом поставлены для врачевания душ наших. Уже много значат для нас благие наставления из уст пастыря Церкви, который видел и видит многих грешников, знает свойство душев­ных болезней, врачевал их не раз и в разных видах. Но еще более значит то благодать, которую пастыри Церкви могут низводить на кающих­ся грешников тот елей и те обязания, кои составлены для ран душевных рукой самого небесного Врача, а их руками токмо прилагаются к на­шим язвам. Ибо не должно обольщать себя, братие: греховное поврежде­ние наше, как бы ни казалось нам малым, всегда таково, что совершен­ного исцеления никак нельзя ожидать от собственных наших усилий и средств человеческих: для сего необходима всевосставляющая сила бла­годати Божией; но струи сей благодати, хотя-текут на весь род человеческий, но текут наипаче в известном месте - у престола благодати, в Церкви Христовой, и текут, так сказать, через известные трубы, - через таинства церковные, кои преподаются токмо служителями таинств.

Наконец, при употреблении средств благодатных надобно быть по­стоянными и терпеливыми. Застарелые недуги требуют необходимого продолжительного врачевания: а что может быть старее нашей душев­ной болезни, нашей наклонности ко греху? С нею мы выходим из утробы матерней; в ней проводим лета младенчества; с нею юношествуем и му­жаем: удивительно ли, если яд греха, проникнув нашу природу, не вдруг уступает самым сильным средствам? Если бы мы были существа, ли­шенные свободы, то исправление наше могло бы совершаться скоро и в определенное время: но при свободе нашей, при ее уклонениях и невер-ностях, самая благодать должна действовать постепенно и неприметно. Памятуя сие, не будем унывать духом, если в борьбе нашей со грехом не всегда будем выходить победителями, если собственное сердце наше бу­дет изменять нам и оставаться по временам втайне на стороне порока, далее тогда, как ум и воля будут заключены в законе Божием. Довольно для нашего успокоения, что Сам Бог всемогущий обещает нам исцеле­ние; у Него не изнеможет никакой глагол (Лк. 1; 37); Его обетования суть ей и... аминь (2 Кор. 1; 20). Богом, - должен говорить каждый из нас, подобно Давиду, - Богом моим прейду стену! (Пс. 17; 30). Аминь.

 

Слово в Пяток Светлой Седмицы, по совершении в академической церкви литургии на языке греческом

 

Аще языком кто глаголет, по двема, или множае по трием, и по ча­сти: и един да сказует (1 Кор. 14; 27)

Апостольские слова сии весьма редко слышатся во храме, и не знаю, провозглашались ли когда-либо с церковной кафедры в заглавии собесе­дования, но в настоящем случае они сами собой приходят на мысль и требуют быть повторенными в услышание всех. Вы сами увидите сие, братие, когда припомните, по какому случаю произнесены они апостолом.

Церковь Коринфская, как и все Церкви Апостольские, изобиловала чудесным даром языков, так что многие, не учась, говорили, по вдохно­вению свыше, на разных языках. Как ни важен был дар сей для тогдаш­них времен, когда христианству надлежало распространяться по всему миру, а людей сведущих в иноземных языках среди христиан почти не было, но вскоре подвергся неудобствам. Некоторые из обладающих да­ром языков, в благочестивых собраниях вдруг начинали говорить на мно­гих языках. Хотя они говорили о святых предметах и с благой целью -некоторые, может быть, по внутреннему побуждению от обладаемого и обладающего ими дара; но поелику речь их была непонятной для прочей части собрания, то и не могла производить назидания. Оставалось одно общее назидание; то есть, какое можно иметь, видя в подобном себе че­ловеке чрезвычайное действие всемогущества Божия.

Учитель языков, Павел, услышав о таком положении дела в Церкви Коринфской, почел за долг вразумить членов ее и дать им правило, как поступать в подобных случаях. Для сего он заповедует, во-первых, что­бы обладающие даром языков не говорили все вдруг иноземными языка­ми, дабы не происходило замешательства. Аще языком кто глаголет, по днема, или множае по трием, да глаголет. Во-вторых, апостол требовал, чтобы с даром языков постоянно был соединяем дар сказания, или ис­толкования языков, дабы произносимое на иноземных языках, становясь через истолкование понятным, могло приносить назидание: и един да сказует. В противном случае, то есть, если нет истолкователя, дар языков, по апостолу, и не должен быть употребляем. Аще ли не будет сказа­тель, да молчит в Церкви (обладающий даром языков): себе же да глаго­лет и Богови (1 Кор. 14; 28).

Как ни мала, братие, наша Церковь в сравнении с Церковью Коринф­ской, но настоящее собрание наше видимо подходит под правило апо­стольское. И у нас богослужение совершено ныне на языке, неизвестном для многих, здесь присутствующих; посему и нашему собранию нужен сказатель, или истолкователь.

Что же истолковывать? - В Церкви Коринфской на языках произно­сились тайны: а мы, хотя на неизвестном для многих языке, произноси­ли всем известное. Литургия наша, благодаря усердию к храмам Божиим, так известна каждому христианину, что на каком бы языке ни совер­шалась она, каждый, по тому, что видит, уже понимает, что делается. Итак с сей стороны нет нужды в истолкователе: он мог быть нужен для невер­ных, если бы они были здесь, а не для верных, из коих каждый сам может быть в сем отношении истолкователем и для себя и для других. Что же требует пояснения в настоящем случае? - Мне кажется, самый случай, -то, почему и для чего совершается нами святая литургия на языке, нам не природном. - Не имея дара сердцеведения, можно угадать, что сей во­прос приходил на ум многим в продолжение настоящего богослужения: его-то должны мы разрешить теперь.

Да будет же известно, братие, что совершение литургии на языке греческом и в другие дни может быть назидательно для сына Церк­ви Российской - потому, что оно возбуждает много воспоминаний поучительных и ожиданий утешительных. Но особенно совершение сей литургии прилично в настоящее время и в настоящем месте. -Раскроем каждую мысль порознь.

Литургия греческая, сказал я, пробуждает естественно в уме много воспоминаний, благотворных для духа и сердца. И, во-первых, она необ­ходимо приводит на память начало нашей веры. Ибо на каком языке воз­вещена была всему миру наша вера? Преимущественно на языке грече­ском. - На каком языке написано Евангелие и весь Новый Завет? На язы­ке греческом. Слыша язык сей во храме, невольно воображаешь, как Павел беседует в ареопаге афинском с философами о воскресении (Деян. 17; 31); как Иоанн пишет: В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин. 1; 1); как святой Лука благовествует: яко воистинну воста Господь (Лк. 24; 34).

Много веков протекло с тех пор, как совершилось все сие; множе­ство народов озарено светом, воссиявшим из гроба Иисусова; небо и земля засвидетельствовали, что Воскресшему точно дана всякая власть на небе и на земле (Мф. 28; 18). Но, братие, все сие не принесет нам нам пользы, если мы сами с воскресшим Господом не воскреснем в духе: если не предадим Ему власти над всем существом нашим; не будем во­диться Его Пресвятым Духом и ходить в обновлении жизни, от Него принятой. Посему воспоминая, по случаю настоящего богослужения, начало веры нашей в мире, не преминем вникнуть мыслью в собствен­ное сердце, дабы видеть, началась ли сия святая вера и внутрь нас, и так ли твердо стоит, так ли победоносно возрастает, и так ли плодоносна в нас, как в целом мире? - Ибо что пользы, если святая вера наша распро­странится во всем мире, а в нас иссякнет; если все воскреснет со Хри­стом, а мы останемся мертвы?

Во-вторых, литургия греческая, совершаемая в наших храмах, не может сыну Церкви Российской не привести на память начала веры хри­стианской в нашем Отечестве. Ибо многие народы обращены в христи­анство проповедниками Церкви Западной; а к нам, по премудрому уст­роению Промысла, святая вера пришла из православной Греции, и снача­ла литургия у нас, по всей вероятности, совершаема была нередко на языке греческом. Воспоминание, которое, при надлежащем внимании к проис­шедшему, должно исполнить душу нашу чувством живейшей благодар­ности к Промыслу Божию. Поздно пришли мы на пир веры, но призваны еще тогда, как он был вселенским, когда еще не было разделения Церк­вей, ныне существующего. Посему Церковь наша справедливо может именовать себя дочерью Церкви Вселенской: титло во многих отноше­ниях драгоценное! С другой стороны, как близки мы были к тому, чтобы увлечься потоком нововведений, который начинал уже наводнять тогда весь Запад! И однако он протек мимо нашего Отечества, и мы напоены струями чистыми. Можно ли не благодарить за сие Промысл? А можно возблагодарить истинно токмо теплой любовью к вере православной, а наипаче строгой жизнью по вере православной. Тьма язычества давно прогнана с лица земли русской: да исчезнет она и из ума нашего! Идолы давно пали в нашем Отечестве: да не остаются они и в наших сердцах! Иначе Отечество будет живым вертоградом Христовым; а мы в сем вер­тограде останемся сухими и мертвыми ветвями.

В-третьих, совершение литургии на языке греческом должно, по не­обходимости, привести на" память начало самой литургии и ее богомудрых составителей. Как древне и свято сие начало! Как велики и богоблагодатны те люди, кои составили литургию! При одном имени их уже ис­полняешься благоговением. Ибо, кто выше Василия Великого по уму и высоте чувств? Кто чище и разительнее Златоуста по слову? Кто крепче и лучше их по вере, любви, самоотвержению и всем добродетелям христи­анским? Такие люди, если бы и сами составили литургию, то составили бы наилучшим образом. Между тем они действовали в сем случае не столько силами своего ума, сколько благодатью Духа Святаго. Предание прямо утверждает, что Василий Великий дал настоящий вид своей ли­тургии вследствие откровения, ему данного, и в первый раз совершил ее без приготовления, теми словами, кои внушены ему свыше. А святитель Златоуст, как известно, был только сократителем литургии Василиевой: посему нашу литургию можно назвать истинно боговдохновенной.

Будете ли, братие, дивиться и после сего, что мы восхотели освятить наши уста, а ваш слух самыми боговнушительными словами? - Воскре­сив на некоторое время в сем храме язык Василия и Златоуста? - О, если бы вместе с словами воскрес в нас и их дух веры и любви, чистоты и истины, смирения и терпения! - По крайней мере, мы веруем, что они духом своим недалеко теперь от нас и молитвами своими одушевляли их собственные слова, выходившие из наших слабых уст.

В-четвертых, совершение греческой литургии должно привести на память союз нашей Церкви с Церквами Восточными. Союз сей всегда так важен и благотворен для веры и нравов, что возобновлять его в па­мяти, оживлять в обрядах и священнодействиях, есть долг священный; тем паче в наши времена нужно всеми способами скреплять союз сих великих Церквей: ибо какой характер наших времен в отношении к вере? С одной стороны, неверие хотело бы попрать всякую веру, как нечто маловажное; с другой - суеверие, оставляя веру истинную, устремля­ется к ложной, именуя ее старой и правой верой. В таковых обстоятель­ствах литургия греческая, совершенная в русском храме, есть разитель­ное обличение и для неверия и для суеверия. Первое должно почув­ствовать, если не уважение, то страх от той веры, которая исповедуется целыми странами и народами; а суеверие должно прийти в стыд и сму­щение, видя, что древняя литургия греческая ни в чем не разнится от нашей, и что, следовательно, нет причин подозревать Церковь в иска­жении веры, и оставляя храмы Божий, ходить за православием в деб­ри и скиты.

Наконец, совершение литургии на языке иноземном, вместо природ­ного, должно напомнить каждому о той важной истине, что всем нам должно будет некогда оставить свой частный, природный, земной язык и начать говорить языком новым, всеобщим, небесным. Так, братие, при­дет время, когда мы должны будем вступить в нерукотворенную скинию на небесах, которой художник и содетель не человек, а Бог, коея Перво­священник есть Сам Господь и Спаситель наш, и где будет совершаться вечная литургия по великому чину Иисусову. Посему, братие, надобно внимательно смотреть за собой, чтобы нам и при сей великой и Боже­ственной литургии не оказаться некогда незнающими того пренебесного языка, на коем она имеет совершаться. Здесь, на земле, можно с душев­ной пользой слушать богослужение на языке неизвестном; а там - на небе, кто не разумеет язык храма, тот не будет и во храме, - останется во тьме кромешной. Памятуя сие, заблаговременно должно приучать себя к язы­ку небесному.

Какой же это язык, и кто его наставник? - Язык сей, братие, теперь на земле, состоит не из слов определенных, а из мыслей, желаний и чувств святых, кои там сами собой найдут сродные себе и небу слова и выражения. Учитель сего языка веры и любви есть Сам Дух Святый, Который и доселе нисходит на всякого истинного христианина, подоб­но как нисшел некогда на апостолов, и, влагая в сердце его новые мыс­ли и чувства, сим самым предрасполагает его к новому языку. А сред­ство главное к изучению небесного языка есть молитва и старание о чистоте совести и жизни. - Кто будет стараться жить на земле так, как живут на небе; тот, пришед на небо, не окажется там чужестранцем, не знающим языка небесного.

Столь много различных мыслей и чувств возбуждает, братие, насто­ящая литургия наша! - Посему-то самому мы, оставив природный язык, и решились совершить ныне богослужение на языке греческом: ныне и здесь, а не в другое время и не в другом месте; ибо праздник Воскресе­ния Христова сам собой напоминает о начале христианства, чудесном даре языков, коим оно распространилось в мире, всеобщем союзе наро­дов и племен во Христе и будущем нашем собрании на небесах, в Церкви Торжествующей; почему Святая Церковь сама издревле обыкла в первый день Пасхи возглашать Евангелие на разных языках, между коими греческий занимает первое место. С другой стороны, воскресшая недав­но от трехвековой смерти, Греция православная вполне заслуживает того, чтобы в знамение воскресения ее и братского союза с Церковью Россий­ской, оглашались по временам языком ее своды храмов российских. Здеш­ний храм наш имеет на то особенное право; ибо самое основание святи­лища наук, устроенного при сем храме, совершено было в присутствии патриархов восточных, кои как нарочно, явились тогда в сем граде, дабы благословить колыбель начинающегося просвещения. Совершая литур­гию на их языке, мы сим самым приносим некую дань благодарности их священной памяти.

Что касается до вас, теперь питомцы, а вскоре учители веры, то вам, без напоминания, известно, к чему воззывает вас язык Василия и Злато­уста, слышимый во храме: он воззывает вас идти по следам их и вести за собой тех, кои будут вверены попечению вашему. По приличию настоя­щего случая, я ограничусь только приведением вам теперь на память пра­вил, данных великим учителем языков, касательно употребления дара языков, коим многие и из вас, хотя посредством науки, обладают совер­шенно. Дар сей всегда и везде должен быть употребляем во славу Бо-жию: каковое употребление может быть не в одних храмах; ибо всякое благое дело есть служение Богу, когда совершается в славу Его. Во-вто­рых, употребление дара языков должно быть всегда соединено с назида­нием ближних. Лучше сказать пять слов с назиданием, нежели тьмы слов без назидания (1 Кор. 14; 19). Наконец, обладая даром языков, должно помнить, что сей дар сам по себе не может нисколько спасти нас, и что есть дары гораздо высшие, приобретение коих необходимо для спасения. Это - вера, терпение, кротость, надежда, а паче всего - любовь христи­анская. Ибо, заключу словами апостола, - аще языки человеческими гла­голю и ангельскими, любве же не имам, бых (яко) медь звенящи, или ким­вал звяцаяй (1 Кор. 13; 1). Аминь.