Слово в Четверток Светлой Седмицы

 

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав"

Но, как же смерть попрана смертью Христовой, когда она доселе попирает всех и каждого из сынов Адамовых? Какой живот дарован су­щим во гробех, когда они все продолжают оставаться во гробах, и никто-же познан есть возвративыйся из ада (Прем. 2; 1)? Что это за поражение, что пораженный продолжает поражать всех? - Что это за победа, что при­надлежащие победителю сами идут в плен?

Подобные мысли, братие, легко могут приходить на ум, и возмущать светлость настоящих дней; потому небезполезно будет рассеять мглу сию лучами от светоносного гроба Христова.

Что смерть действительно попрана смертью Христовой, это явно уже из самого Воскресения Христова: только Победитель смерти мог выйти навсегда из гроба; без сего смерть и Его удержала бы в своем темном царстве, как удерживает всех прочих сынов Адамовых. - Что поражение смерти, совершенное Спасителем нашим, совершено Им не для Себя од­ного, а для всего рода человеческого, это видно из востания в час смерти Христовой многих усопших святых. Как могли бы они востать из гробов, если бы Господь востал из гроба для Себя одного? То же, то есть, пора­жение смерти, видно из воскресения людей умерших, которое неодно­кратно совершено Спасителем, и потом в разные времена и в разных ме­стах многократно совершалось истинными учениками и последователя­ми Христовыми. Таковые воскресения показывают, что смерть ныне есть крепость, потерявшая свою неприступность, есть темница, из вечной обратившаяся во временную. Наконец, попрание смерти явственно и по­стоянно обнаруживается в нетлении телес многих угодников Божиих, которое служит верным залогом того, что владычество смерти обессилено, и царство тления приближается к концу.

Так много, братие, на самом опыте следов поражения смерти смер­тью Христовой! Христовой, говорю, смертью: ибо не во имя другого кого-либо совершались и продолжают совершаться все чудеса бессмертия и нетления, как во имя воскресшего Господа Иисуса; а Он Сам не другим чем заключил исходища смерти, и отверз источник нетления и жизни, как смертью Своею и Крестом: "смертию смерть поправ!"

"Но, почему же люди продолжают умирать и по воскресении Хри­стовом, как умирали до воскресения?" - Потому, что полное торжество над смертью должно совершиться не в средине бытия мира, когда явился на земле, умер и воскрес Спаситель наш, а в конце, и по исполнении всех времен, ибо торжеству полному прилично быть токмо по совершенном окончании брани. "Но разве она не окончена, в лице Сына Божия?" В лице Сына Божия окончена, но не окончена в сынах человеческих. И, во-первых, большая часть рода человеческого доселе еще не имеет веры в распятого и воскресшего Господа: в чье же имя даровать ей бессмертие? -Оставить смертной и даровать бессмертие одним верующим? Но таким образом на земле одна половина людей была бы бессмертная, а другая -смертная: двойственность странная, и, в существе дела, невозможная! -И между верующими во имя Христово многие суть христиане только по имени, а на деле творят волю врага Христова, дают ему убежище в своей душе, позволяют из своих сердец делать твердыни против Креста Хрис­това. Как, и этим лжехристианам даровать бессмертие? Оставить их смер­тными, тогда как бессмертными будут одни христиане? Но из сего вый­дет опять неестественная двойственность. - Скажешь, что если бы ис­тинным христианам даровать бессмертие, то немедленно все неверующие обратились бы ко Христу. - Конечно, обратились бы за бессмертием, но каково было бы такое обращение! - И приняв бессмертие, что многие сделали бы из него? - Многие взяли бы сей дар из рук Христовых имен­но с тем, чтобы тотчас отдать его врагу Христову.

Но мы все еще стоим на поверхности дела; и она много сказывает, но не все: углубимся более, пойдем далее. - Мы желали бы уничтожения смерти: но что значит уничтожить смерть? - То ли, чтоб настоящее тело наше, в настоящем его состоянии и виде, сделать неумирающим? - Но это, во-первых, невозможно само по себе: ибо, скажем словами апостола: плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут, ниже тление не­тления иаследствует (1 Кор. 15; 50). Состав нынешнего тела нашего та­ков, что сам в себе содержит семя ничем неудержимого разрушения. -Притом это было бы бессмертие наказания, а не награды, когда настоя­щее тело наше сделалось бессмертным. Ибо каково это тело? - Не бренно ли, не слабо ли, не болезненно ли? И теперь оно во многих отношениях составляет для духа тяжесть и темницу: тем более составило бы то и другое, сделавшись вечным. - Посему, чтобы сделать тело наше бессмертным - бессмертием блаженным и славным, для этого необходимо пере­творить его вновь. "Тем, - скажешь, - лучше, - перетворить". Но воз­можно ли это без существенного изменения всей природы, нас окружа­ющей? - Мы живем не одни и не особенно, а в тесной связи с другими существами; наша жизнь, можно сказать, погружена в жизни природы, нас окружающей. Как же изъят тело человека от смерти, когда прочее будет вокруг его умирать? И что за бессмертие среди смертей и тления всего живущего? - "Тем лучше, - скажешь опять, - если человек не мо­жет быть бессмертен по телу один, без распространения бессмертия на прочие существа; то - распространить сие благодеяние на все, - изгнать смерть из всего мира". - Она и будет изгнана отовсюду; весь мир обно­вится и сделается бессмертным, каким и был некогда; только все сие по­следует не прежде, как в конце мира, по исполнении времен. - "Почему не теперь?" - Потому, что настоящий мир имеет свое определенное вре­мя бытия, необходимое для раскрытия всех сил, в нем заключающихся, -для извлечения из него, несмотря на его повреждение, всего доброго, ко­торое может быть извлечено, - для приготовления его, через постоян­ную, внутреннюю перемену, к новому, лучшему образу бытия. Когда все это закончится, тогда и настанет великий день обновления всего мира. С другой стороны, необходимо, чтобы и человечество имело время усво­ить себе, верой и жизнью по вере, искупительную силу заслуг Христо­вых, - проникнуться, так сказать, всецело благодатью Духа Святаго, ис­целиться через постоянную борьбу с соблазнами мира от наклонности ко греху, - приготовиться к обитанию на новой земле бессмертия. Когда это необходимое приготовление кончится, тогда настанет время всеобщего торжества и успокоения. - Вспомни, и яд греха не вдруг оказал свое дей­ствие: Адам жил, как известно, более девятисот лет, по вкушении от пло­да запрещенного. Не удивительно, если и сила искупления в действии своем подлежит времени: ибо ею восстановляется и врачуется не одно тело, по законам необходимости, а и дух, и еще более дух, нежели тело; но дух, как существо свободное, иначе не может быть уврачеван, как при участии его собственного произвола, при употреблении его собственных сил, - что обязательно требует времени.

Но ты не удовлетворяешься и этими причинами, и все жалеешь о том, почему давно не настало то блаженное время, когда не будет смерти? - Что же, если я скажу тебе, что когда бы оно настало до тебя, то тебя по тому самому не было бы на свете? - Точно не было бы. Помнишь ли, как Спаситель изображал саддукеям будущее состояние людей по вос­кресении? - В воскресение, - говорил Он, - ни женятся, ни посягают, но якоже Ангели Божии на небеси суть (Мф. 22; 30). Следовательно, если бы тотчас по Воскресении Спасителя настало время всеобщего бессмертия, или, что то же, воскресения; то вместе с тем тотчас прекрати­лось бы и всякое плотское рождение. Как же тогда бы произошли на свет те люди, кои жили по Воскресении Господа до наших времен? Как полу­чили б бытие мы сами, теперь рассуждающие о сем? - Непосредствен­ным действием силы творческой, как произошел на свет Адам? - Но та­ким образом нарушилось бы единство корня в роде человеческом и един­ство судьбы человеческой временной и вечной: ибо непроисходящие от Адама до плоти, по тому самому явно были бы во многом инаковы и отличны от потомков Адамовых.

Итак видишь, чему равносильно желание не умирать? - Желанию воспрепятствовать бытию миллионов подобных тебе человеков, - же­ланию лишить бытия самого себя! Будь же терпелив и великодушен, справедлив и милосерд. Миллионы людей, живших до тебя, сошли с лица земли, чтобы дать место твоему земному бытию: сойди на время и ты для успокоения в матерния недра земли, и пожди, доколе все прочие братия твои по плоти и духу узрят свет, вкусит каждый свою долю жиз­ни, обработает всякий свои таланты. Когда исполнится величие число сынов Адамовых и с нивы Божией соберутся все класы (колосья -ред.), когда земля и небо будут приготовлены совершенно для празднования великого дня бессмертия: тогда Владыка жизни и смерти не замедлит ни одним днем торжества, не даст телу твоему пролежать в земле ни одного лишнего часа.

Подлинно, братие, в деле бессмертия нашего все предусмотрено и расчислено премудростью Божией с величайшей точностью. Мы читаем у апостола Павла, что люди, коим последним достанется жить на земле, не умрут, а живые изменятся (1 Кор. 15; 52) чудесным образом при все­общем воскресении мертвых. Почему не будет дано им умереть и не бу­дет ждать их смерти, чтобы начать всеобщее воскресение? Потому, что незачем будет медлить: все, имевшие прийти на свет, уже пришли; все пришедшие имели уже время сделать свое дело; потому Победитель смерти тотчас вступит во все права над ней, низринет и упразднит ее, как ни к чему не нужную.

Если же, братие, смерть есть дань, которую люди неприметно, но тем не менее, как мы видели, действительно приносят настоящему про­должению рода своего на земле, искупая ею в то же время собственное свое земное бытие: то кто после этого откажется платить сию дань?

"Чувствую, - скажешь, - справедливость и необходимость сей дани; но не хотелось бы покупать земного бытия такой дорогой ценой, - пла­тить за жизнь смертью". За то не вознаграждается ли, возлюбленный, дань сия чем-либо другим? Не спасает ли нас смерть от какого-либо важ­ного зла? - Вспомни, каковы мы приходим в мир сей! - Все с великой наклонностью к злу, которая, чем более живет, тем сильнее раскрывается в каждом, если не будет истреблена силой благодати Христовой. Что же служит наибольшей преградой злу, гнездящемуся в душе? Не бренность ли естества нашего? - Смерть и прямо пресекает зло во многих видах, и не прямо преграждает пути греху со многих сторон, так что если бы воз­можно было сложить в одно все добродетели человеческие, то оказалось бы, что большая часть их в человеке одолжена своим началом памяти о смерти. - Но вообразим, чтоб гроб престал являться пред глаза людей, что тело наше сделалось бессмертным и все уверились, что им жить на земле вечно. Как многое у многих переменится тотчас, и все в худшую сторону! Сколько вдруг явится замыслов! Как разгорятся страсти! Все примет размер великий и вместе ужасный. Самолюбию не будет конца, притеснениям и гордости не будет конца, сладострастию и роскоши не будет конца. Все злое сделается бессмертным; одна добродетель явится кратковечной и ляжет в гроб. - Представляя все это, нельзя не почитать за великое благодеяние премудрой любви Божией, что она не снимает с нас уз бренности до тех пор, пока дух наш не сделается способным пользо­ваться свободой бессмертия. Конечно, это лишение, но лишение благоде­тельное, происходящее от любви в лишающем, от необходимости в ли­шаемом: и чувствуя это, мы сами должны бы бежать от древа жизни, хотя бы оно было пред очами нашими, и никакой херувим не стерег его от нас.

"По крайней мере, освобождать бы от необходимости умирать тех, кои, при помощи благодати Божией, в продолжение жизни своей, очи­стили себя от всякие скверны плоти и духа". Но, есть ли такие люди, кои были бы совершенно чисты и не заключали бы в себе ничего греховного, и потому смертного? Если послушать их самих (а кого лучше и услы­шать в сем случае?), то они говорят другое, признают себя "не у достиг­шими" (Флп. 3; 13), имеющими нужду в очищении. И кто знает, не слу­жит ли смерть у святых Божиих именно к очищению того, что не могло быть очищено духом, - к последнему уничтожению древнего яда змииного? Впрочем святые Божий получают и в сем случае все должное: смерть, страшная и горькая для нас, для них бывает вовсе не такова: по­чему многие из них и призывали ее, как друга и освободителя от уз.

Еще не подумал бы кто, что время, протекающее от смерти каждого дня всеобщего воскресения, теряется в бездействии. Но кто велит так думать? - Теряется ли время у святых, когда они духом своим, подобно духам бесплотным, выну славословят на небеси Господа, молятся за зем­ных братий своих, и даже нисходят нередко на землю для оказания помо­щи? Теряется ли время у тех, кои хотя отошли от сего мира неочищенны­ми, но с верой в заслуги Искупителя и твердым намерением начать жизнь свято, когда они верой усвояют там себе молитвы, возносимые за них Церковью? - Теряется время разве для тех, кои еще более теряли бы оное, если бы продолжали жить на земле, - для грешников, ожесточенных во зле. Но и для таких смерть есть приобретение: будучи обнажены от пло­ти, которой всю жизнь служили, как идолу, они не могут совершать мно­гих грехов, и потому в день воскресения и суда примут меньшую степень наказания.

Таким образом, братие, с какой стороны ни смотреть на смерть телес­ную, она представляется хотя злом, но таким, которое после падения человеческого, при нынешнем порядке (или точнее сказать, беспорядке) вещей, необходимо и полезно. По сей-то причине смерть и не уничтоже­на тотчас по Воскресении Господа, а оставлена до конца мира, как сред­ство к окончательному очищению чувственной природы нашей от греха через разрешения ее на составные части, и вместе как грозный призрак для благодетельного устрашения слишком резвых детей и для удаления их через то от вредных и безумных забав.

"Но в чем же сила смерти Христовой, если мы все продолжаем уми­рать по-прежнему?" В том, что мы все некогда, подобно нашему Спаси­телю, восстанем из гробов. Без принятия Спасителем плоти нашей, без смерти Его за нас на кресте, смерть, нас постигшая в Адаме, была бы смертью вечной: низходя в землю, мы никогда не вышли бы из земли, к истинной жизни, а сходили бы через всю вечность все ниже и ниже, по беспредельной глубине ада; а теперь мы сходим по лестнице смерти и тления для того, чтобы, прошед ею, выйти - на небо. В чем главное тор­жество наше над смертью? В том, что она разрушена смертью же Хри­стовой, - в том, что мы и умирая, не умираем навсегда, - умираем для воскресения. Смерть теперь есть такой яд, который, будучи перетворен на Кресте Кровью Христовой, сделался врачевством против себя самого.

Памятуя все эти истины, непреложность коих видна всякому, пере­станем, братие, взирать на гроб очами людей, "не имущих упования" (1 Сол. 4; 14), познаем любовь Божию к нам в самой смерти нашей. Вос­кресший Господь так много сделал для нас, что, без сомнения, оказал бы и сие благодеяние, чтобы тотчас уничтожить смерть, если бы это было полезно для нас. Но настоящий порядок вещей на земле таков, что даже Он Сам, по воскресении Своем, не мог остаться на земле, а вознесся до времени на небо. Тем более нам без Него неприлично остаться в сей юдо­ли слез навсегда. Лучше, во всяком отношении лучше, идти к Нему - на небо, и там, вместе с Ним, ожидать, пока земля соделается способной быть небом. Аминь.