Об искусстве быть невидимкой

 

Утро добрым не бывает – истина, которая не подлежит сомнению. Не знаю, как у вас, а у меня, истинной «совы», необходимость вставать по утрам вызывает глухое неудовольствие, а местами негодование. Ну почему законодатели не установили трудовые нормы, при которых рабочий день начинался бы с обеда и длился бы часов до десяти? Вот вы часто ли встречаете ископаемых граждан, именующих себя «жаворонками»? Так‑то! Значит, абсолютное большинство трудоспособного населения идет против природы, выдирая себя из‑под одеяла в семь утра. Впрочем, мне, наверное, повезло вдвойне, потому что этот самый ископаемый «жаворонок» вот уже четыре года спит со мной под одним одеялом. Поэтому большую часть времени мы с ним смотрим, как любимый (любимая) еще или уже спит. Косте удается отключиться уже в половине десятого, да и то мне кажется, что он держится только для того, чтобы успеть употребить в себя последние новости по Первому каналу. К половине десятого все основные новости заканчиваются, поэтому Константин Яковлевич немедленно покидает наш мир, чтобы вернуться в него в шесть утра. Так что в момент, когда я подхожу к кровати, он уже мирно сопит. А когда я с трудом разлепляю веки под вой будильника, он уже помылся, побрился и смотрит на кухне новости в ожидании завтрака.

– Это несправедливо, что я на бегу должна делать тебе завтрак, тогда как ты смотришь телик, – много раз возмущалась я.

– Жизнь вообще несправедливая штука, – философски реагировал он. – Вставай раньше, и тебе не придется бегать.

– Это тупик, – вздыхала я и запихивала хлеб в тостер.

Да, жена должна готовить еду. С этим не поспоришь. А поскольку я привыкла все в жизни делать всерьез и со старанием, то завтраки, которые я подавала супругу, привязывали его ко мне гораздо сильнее, чем чувство долга. Еще бы. Где еще ты сможешь откушать перед рабочим днем сэндвичи «Бенедикт» с обжаренным до хрустящей корочки беконом, круассаны с теплым сливочным маслом, ароматный кофе с шапочкой из взбитых сливок с корицей. Варианты разнились, но результат был один: Костя за обе щеки лопал мои завтраки (впрочем, как и обеды, полдники, ужины и вообще все, что я подавала ему на стол), целовал в щеку и отбывал по своим делам. А я отбывала по своим.

Мои дела располагались на Ленинских горах, в здании МГУ, но только не надо думать, что я имею какое‑то отношение к фундаментальной науке или к взращиванию нового поколения ученых, которые будут изобретать очередную бомбу или строить гипотезы о происхождении человека. К науке я глубоко равнодушна, но МГУ, будучи прогрессивным учреждением, шагающим в ногу со временем, сдавало в аренду российскому бизнесу те помещения, без которых наука вполне могла бы обойтись. И мое турагентство располагалось в красивейшем и подавляющем размерами (у проектировщика, наверное, были нехилые комплексы) главном здании. Каждый божий день я взлетала и падала по шахтам стареньких лифтов, окруженная гвалтом и сутолокой студенческой массы. Я проходила длинными коридорами с высоченными потолками и каждый раз чувствовала себя причастной к чему‑то нетленному, вечному. Но потом я пересекала черту, разделявшую цитадель науки и источник туристической радости и приступала к исполнению своих обязанностей. Обязанностей у меня было тьма.

– Ты записала тургруппу на перелет?

– Какую тургруппу?

– Я посылал тебе SMS, – рычал вечно опаздывающий во всем, как кролик из Страны чудес, Василий Рокотов, мой НН (непосредственный начальник).

Если есть на свете такая порода людей, которая предпочитает жить в вечном аврале, так это мой НН. Все, что он делал, надо было закончить еще вчера. Все, с кем он работал, через некоторое время начинали сходить с ума. И именно потому, что я приносила хоть каплю размеренности в его хаос, меня так ценили и в нашем агентстве.

– Я SMS не получала, – радостно заявила я. – Так что давайте заново и по полной программе. Какая тургруппа?

– Тургруппа студентов, которые хотят полететь в Сочи на горнолыжный курорт.

– Откуда они взялись? В Сочи сейчас все на фиг растает?! – попыталась призвать я его к разуму. Но НН и рассудок – взаимоисключающие понятия. НН имеет вместо мозга калькулятор, подсчитывающий прибыль. Остальное его не интересует. Если студенты хотят кататься по горам без снега – почему нет?

– Ничего, они знают. Ты только их туда отправь. Там двадцать человек! – чуть не заплакал НН. – Я уже и предоплату взял.

– А фотографии показывал? – поинтересовалась я.

Это было очень важно, понять, чего будут ждать от наспех сляпанной поездки студенты. Если они просто хотят пару раз скатиться по склону, а потом куролесить на полную катушку, пропивая родительские бонусы за хорошую учебу, – это одно. А если они всерьез ждут, что в середине мая в Сочи можно насладиться горными спусками – это другое. В первом случае все может получиться просто идеально, потому что пить и гулять студенты могут и при отсутствии снега, который красиво изображен на наших фотографиях. А вот если они, напротив, планируют именно спортивные переживания, то надо созваниваться с отелем в Красной Поляне и уточнять, а есть ли у них еще снег.

– Показывал, – горько кивнул НН.

– Тогда я ни за что не отвечаю, – замахала я руками.

– Конечно‑конечно! – заискивающе кивнул НН.

– Ничего не конечно, – отрезала я. – Если они придут сюда ругаться и требовать назад свои деньги, я на самом деле встану, уйду и предоставлю тебе разбираться с ними самостоятельно. Это ты понимаешь?

– Да, – после долгой паузы кивнул НН. Видимо, майские праздники высосали из него материальные ресурсы, которые требовали немедленного пополнения.

– Хорошо. – Я хлопнула папкой регистрации заказов.

Дальше все закрутилось‑завертелось. Я отвечала на телефонные звонки (да, мы действительно самое лучшее‑честное‑старое‑чуткое‑дешевое туристическое агентство, способное воплотить в жизнь все ваши мечты), делала ответные звонки (мы тут продали ваш тур, хотели бы узнать, а действительно ли он у вас есть), оформляла оплаченные путевки (девушка, ну, сколько мы будем ждать!), пыталась убежать на обед (только через мой труп!). Именно таким образом я прожила последние пять лет моей жизни. С компанией «Отдых в хорошие руки», с ее НН и сайтом, в котором мы обещали нашим клиентам любые капризы по всему миру. Интересно, что на сайте мы смотрелись, как супер‑пупер крупная корпорация, а на деле занимали несколько комнат в главном здании МГУ. Весь «Отдых» состоял из пяти менеджеров, нервного НН, секретарши, которая прекрасно умела делать маникюр, гадать на кофейной гуще (за что ее особо ценили), распечатывать квитанции на оплату и трепаться по рабочему телефону со своими подружками, из‑за чего многие клиенты не могли дозвониться до нас.

– Уволю! – орал каждый раз НН, видя, как Аллочка решает по рекламному телефону семейный вопрос очередной подруги.

Аллочка бросала трубку и изображала активную деятельность до тех пор, пока не возникал вопрос, как заставить мужа другой подруги повесить ковер на стену.

Позже мне звонила Динка, и мы с ней договаривались о том, когда лучше встретиться в Кофе‑Хауз. После чего я бросала консультировать счастливчиков, доставших меня через Интернет и «Аську», и ехала к Динке.

Мы выбрали Кофе‑Хауз посередине между нашими работами. Ее медцентр базировался на «Кропоткинской», я соответственно перлась с «Университета». Кофе мы пили на «Парке культуры», но все равно обеденное время растягивалось у нас на два часа.

– Буду штрафовать, – пугал меня НН.

Но я‑то знала, что не будет. Потому что кто, кроме меня, сможет одновременно общаться с Аллочкой, отвечать по «Аське», оформлять путевки, принимать деньги и вежливо, но твердо отбрехиваться от тех, кто уже «отдохнул», но имеет ряд невыраженных в договоре претензий. По статистике, как бы хорошо ни был организован отдых, количество довольных относилось к количеству недовольных в пропорции 7:3. То есть трое из десяти в обязательном порядке требовали от НН компенсации за:

слишком сильный ветер,

слишком слабый ветер,

слишком холодное море,

слишком теплое море,

слишком грубое обслуживание,

слишком дорогое обслуживание,

слишком болтливое обслуживание,

слишком скучное обслуживание,

слишком вообще все.

– Извините, но мы ответственности за ненадлежащее обслуживание принимающей стороны не несем, – ласково, но привычно говорила я. – Наша ответственность заканчивается, как только вас в аэропорту встречает уполномоченный представитель туроператора.

– Что?

– То! Никто ничего вам не вернет, – ласково внушала я им.

– Жаль, – рано или поздно соглашались они.

Интересно, что те трое из семи, что были недовольны сегодня, обязательно оказывались недовольны и завтра, и послезавтра, и вообще всегда. Поэтому я сделала вывод, что недовольство – необходимый элемент их отдыха. И напрягаться, чтобы лишить их удовольствия быть недовольными, нет никакого смысла. Что я соответственно и делала. Вообще, работа моя мне нравилась, хотя на свете наверняка есть места и получше, чем «Отдых в добрые руки». Но, по‑моему, от добра добра не ищут, а помимо денег я не могла не учесть хороший микроклимат в коллективе (НН не считается), возможность изредка опоздывать (если честно, почти каждый день) и иногда, раз в год, съездить на халяву в какую‑нибудь теплую страну (пусть хоть на пару дней).

– Ты не амбициозна, – ругался со мной Константин. – Карьера обязательно должна куда‑то развиваться.

– Куда? У нас дальше НН никто не пойдет. А становиться НН я совершенно не желаю, – отбивалась я.

– Если карьера не движется на этом предприятии, найди другое! – разводил руками Костя. – Подай анкету в рекрутинговое агентство.

– Я подумаю, – злилась я из‑за того, что Костик, как всегда, был прав.

Нет ничего хуже, чем понимать, что он всегда прав. Особенно когда он прав, а я ничего не хочу менять. В этих условиях его правота особенно болезненна. Ну как ему объяснить, что я не желаю поменять Аллочку на безликий ряд операторов крупной компании?! Все‑таки есть в замужестве свои отрицательные стороны. Когда я выходила замуж, то думала, что Костя и дальше будет продолжать мной восхищаться, приносить кофе в постель (был у нас однажды такой прецедент) и обеспечивать мне комфортную беспроблемную жизнь. Но оказалось, что он рассчитывал примерно на то же самое, только в обратном векторном направлении. А до свадьбы он всего лишь заманивал птичку в силок. И теперь, особенно после памятного вечера с Динкиным окулистом, я стала видеть это более четко. Все Костины недостатки словно удесятерились.

Через пару недель я уже с неотвратимой ясностью понимала, что дальше так продолжаться не может. Если бы меня спросили, что именно не может продолжаться, я бы, конечно, не смогла ответить определенно. Потому что мое недовольство носило чисто умозрительный, эмоциональный характер.

– Он не спросил у меня, как я провела день, – жаловалась я Динке, хотя на самом деле, даже если бы Костя спросил, как я провела день, вряд ли бы что‑то сильно изменилось.

– Чего ты хочешь, он знает тебя как облупленную. И уж точно может представить себе, как ты провела день. Зачем ему об этом спрашивать? – удивлялась Динка.

Я задумчиво жевала петрушку. На самом деле единственный момент, который ежедневно портил мне настроение, был простым и ясным. Мне не позвонил Денис. Негодяй. Значит, это был обычный пьяный треп?

– Мне не хватает внимания, – отмахивалась я от Динки.

– Чьего? Чьего внимания тебе не хватает, – строго вопрошала она.

Я подумала, что раз прошло уже две недели, а он так и не позвонил, то я могу уже перестать сдерживаться и копить все в себе.

– В принципе, вообще. Вообще внимания. И я не думаю, что Костино внимание может решить вопрос. На самом деле Костино внимание уже давно обесценилось, как рубль после дефолта.

– Ты знаешь, я почему‑то так и подумала, – довольно подвела итог Динка. – Денис?

– Нет, что ты, – перепугалась я. – Я о нем уже и думать забыла.

– Врешь, – с удовольствием хмыкнула подруга.

Я ее замечание проигнорировала:

– Просто у нас, видимо, кризис. Знаешь, такие бывают у всех в браке.

– Значит, не Денис, – задумчиво повторила Динка.

Я сжала зубы:

– Нет.

– Ну, тогда я тебе и не скажу, что он у меня спрашивал сегодня с утра, – победно закончила она.

Я онемела. Подруга называется.

– Ну и не надо.

– Хорошо, – фальшиво пожала плечами Динка и демонстративно принялась изучать счет.

– Ну, до завтра? – улыбнулась я, трясясь от ярости.

– Ладно, сядь, – сразу сдалась она. – Он спрашивал твой телефон.

– Зачем? – оторопела я.

– Значит, у него он и так был? – улыбнулась Динка. Я покраснела. – Ладно. Думаешь, я не понимаю?

– Ну? – уставилась я на нее.

– Что ну? – невинно переспросила она.

– Дала?

– А ты как думаешь? Конечно, нет! Сказала, что ты серьезная замужняя женщина.

– И правильно, – огорчилась я.

Но тут Дудикова расхохоталась и бросила счет с деньгами на стол.

– Да успокойся. Потерял он твой телефон. Потерял. Так что я дала. Надеюсь, это не преступление? Он сказал, что хочет проконсультироваться с тобой по поводу летнего отпуска. Ты же в этой сфере эксперт?

– Ну да, – облизнула я губы.

За те две недели, что я нервничала и ждала звонка, я уже успела испытать все возможные муки совести. Муки наступили и прошли. А вот ожидание звонка осталось. Совесть в условиях, когда ей не было из‑за чего страдать, умолкла. Я проводила вечера рядом с Константином Яковлевичем, подавала ему ужин, смотрела, как он спит, слушала его бесконечные рассуждения о судьбах страны и человечества, восхищалась его умом… Я даже чувствовала к нему еще большую нежность, чем обычно. Мне было даже его немного жаль, потому что он так спокойно и уверенно сидел на своем месте, в то время как я ждала звонка от другого мужчины. По мере того как время шло, чувство вины умолкло совсем, а злость из‑за того, что Денис так и не позвонил, обрушивалась на голову Константина, который и понятия не имел, что со мной происходит.

– Почему ты не погулял с собакой и получаса?

– На улице холодно.

– Тебе холодно? А собака, значит, должна страдать? Ты что же, вообще не в состоянии думать о других?!

– Что с тобой? Тебе не кажется, что ты придираешься? – жалобно взывал он ко мне.

Я исступленно снимала раздражение. Да, так действительно дольше продолжаться не могло. Мы быстрыми темпами шли к такой ругани и конфликтам, что, когда в моей трубке телефона раздался нерешительный хрипловатый голос Дениса, я на самом деле перекрестилась.

– Привет, – сказал он, даже не представляясь, а у меня сразу кровь прилила к лицу. Все мое недовольство жизнью сразу слетело, как пепел на ветру. Он позвонил. Дальше будет что‑то еще. Дальше что‑то будет, неважно что. Улыбка, уже почти сменившаяся гримасой негодования, снова вернулась на мое лицо.

– Привет, – тихонько ответила я и поспешно вышла из комнаты. Хоть он и звонил «просто, чтобы проконсультироваться относительно отпуска», я почему‑то подумала, что Косте незачем этого слышать.

– Извини, что раньше не позвонил.

– Да я и не ждала, – как можно равнодушнее откликнулась я.

– Да? – споткнулся Денис. Я улыбнулась сама себе. Все‑таки что‑что, а правила игры я не забыла. – Совсем не ждала?

– Абсолютно, – сказала я таким тоном, который мог говорить только об обратном.

– Я хотел… проконсультироваться, – закашлялся Денис. – Можно?

– Конечно, – кивнула я.

– Тогда до завтра?

– До завтра. – Мы тихонечко договорились встретиться после работы и отключили связь.

Потом я еще долго гремела на кухне посудой. Перемыла до блеска все, что только смогла найти грязного. А затем, лишь бы только не идти в комнату и не встречаться глазами с мужем, я принялась готовить темпуру, которая потребовала от меня полной самоотдачи и погружения. Это сложное и многоступенчатое блюдо очень нравилось Константину, поэтому, когда через пару часов мы с ним сидели за столом, его лицо выражало полное и безоговорочное счастье. Как и мое. Люди – слабые создания, во многом, очень многом, подчиненные влиянию инстинктов. Понимала ли я, что то, что я завтра встречусь с Денисом, «чтобы его проконсультировать», – плохо? В том‑то и дело, что нет. Я старательно уговаривала себя, что пока еще ничего плохого не случилось. Да и вряд ли случится. Я с удовольствием слушала, как Динка рассказывала, что практически ни одна семейная пара не минует такого рода проблем.

– Но я же ему не изменяю! – гордо убеждала я подругу. – И не собираюсь. Просто мне хочется пообщаться с приятным мужчиной.

– Конечно, – кивала подруга. – Только ты мне‑то не рассказывай. Я‑то тебе не муж, чтобы лапшу на уши вешать. То, что происходит сейчас, в сто раз хуже, чем физическая измена.

– Почему? – недоумевала я.

– Потому что в своей голове, или даже скорее в сердце, ты уже давно оставила Костю. Предала его.

– Ты не права, – отнекивалась я. – Я видела Дениса всего один раз.

– И что? Я же не говорю, что ты предала его с Денисом. Просто если раньше ты думала о том, чтобы получить все, что тебе нужно от Кости, то теперь ты только и делаешь, что рассказываешь мне, как ты ему не изменяешь.

– Ты гадюка, – расстроилась я. – Что же мне делать? Не ходить?

– Если можешь не ходить – не ходи. Но мне почему‑то кажется, что не ходить ты не можешь. Я не права?

– Права, – вздохнула я.

На следующий день я стояла около выхода из «Ленгор», спрятавшись за одну из колонн, и наблюдала за Денисом. В джинсах и в открытой льняной рубашке с короткими рукавами, он казался мне таким красивым, таким настоящим… Он выискивал в толпе меня, сжимая в руке букет гвоздик. Красных. На розы не решился, но цветы принес. И это называется: он «просто хочет проконсультироваться относительно отпуска»?

– Привет, – окликнула я его со спины.

– Привет. Прекрасно выглядишь! – Денис окинул меня восхищенным взглядом. Я была в летящем свободном платье (чтобы не подчеркивать бедра) с оборками на груди (чтобы обозначить ее наличие).

– Ты тоже смотришься неплохо, – с легкостью взмахнула я сумочкой. – Цветы – мне? Или супруге?

– А? Что?

– Ничего, – улыбнулась я. – О чем ты хочешь проконсультироваться?

– Об отпуске, – выдавил Денис и покраснел.

Интересно, а что он хотел? Чтобы я пришла и повисла у него на шее?

– Рекомендую Тунис, – предложила я.

– Может, обсудим это в кафе? – привел себя в порядок Денис. Все‑таки он тоже не был ребенком и не в первый раз играл в эти взрослые игры. И, конечно же, знал, что то, что происходит между нами сейчас, и есть самое интересное.

Мы смеялись, пили кофе, пикировались, упражнялись в остроумии. И обсуждали курорты. Но все это было не главным. Главным было то, что нам хорошо друг с другом. Мы ходили по городу и дышали весной. Мы чувствовали себя юными.

– Послушай, что, если я снова захочу тебя увидеть? – спросил Денис, глядя, как я посматриваю на часы. – Мне надо будет снова изобретать повод?

– Я думаю, что желание меня увидеть само по себе уже повод, – твердо сказала я. Про себя я давно все решила, что не могу отказаться от этих встреч, даже если бы мне сказали, что после этого начнется глобальное изменение климата на Земле.

– Тогда давай я заеду за тобой завтра. Погуляем еще, – предложил Денис.

Я согласилась. Ведь мы просто гуляли!

Когда я вернулась домой, Костя, как всегда, сидел около телевизора. Он с сомнением окинул меня взглядом. Я испугалась, что сейчас произойдет что‑то непоправимое, потому что, если бы он спросил меня о чем‑то, спросил напрямую, я бы выложила все, как есть. Но Костя посмотрел на меня, помолчал и отвернулся к своему лучшему другу – говорящему ящику с новостями. Забившись под обжигающие струи воды и почувствовав себя в безопасности, я откинулась на край ванны и закрыла глаза. Мне не показалось странным, что человек, с которым мы живем бок о бок уже четыре года, не появился перед моим мысленным взором даже на секунду. Потому что все мое внутреннее пространство, оказывается, уже занял Денис.

 

Глава 4

Индульгенция

 

Думать обо всем, что происходит, это роскошь, доступная только тем, у кого имеется в наличии масса свободного времени. Тогда, конечно, можно, как в книгах Достоевского, сидеть и мучительно задаваться вопросом, «тварь ты дрожащая или право имеешь». Среднестатистическая современная женщина подумать о смысле жизни и о своем месте в истории может лишь около пяти минут в день – не больше. Утром, пока чистишь зубы положенные три минуты, успеваешь прикинуть, достаточно ли гармонично устроен мир вокруг тебя. Если при этом раздаются крики «освободи ванну, мне пора на работу!», сразу понимаешь, что до гармонии очень далеко. И вечером, когда в темноте скачешь от автобусной остановки до дома по неосвещенной тропинке – можно словить философскую истину о том, как, в сущности, скоротечна и эфемерна наша жизнь. Один удар по голове, и все. Тебя нет, а кто‑то станет богаче ровно на две твои сережки и двадцать долларов, которые лежат в кошельке. Вот и все мысли о вечном. Потому что в остальное время нам любезно помогают занять голову текущими вопросами. Белка в колесе – очень яркий образ, который идеально подходит среднестатистической современной женщине. Утро, будильник, завтрак (который готовит она), потом метро, где толчея, гадкое дыхание пьющих (прямо с утра) граждан и сакраментальное «девушка, уступите место пенсионеру» из уст одутловатого мужика, который еще вполне мог бы разгружать вагоны. В метро я стараюсь уже сразу никуда не садиться, хотя дорога от «Молодежной» до «Университета» изматывает до бесчувствия. Далее идет сама, собственно говоря, работа (Аллочка – хорошо, НН – плохо, посетители – под вопросом). Маленький просвет в виде обеда (возможно, с Динкой, а в последний месяц все чаще с Денисом), и снова работа‑метро‑ужин‑молчание‑храп. И так каждый день, кроме субботы и воскресенья, которые раньше я очень любила за право спать до обеда, а теперь ненавидела из‑за невозможности повидаться с Денисом.

Я никогда не задавалась вопросом, может ли быть на свете другая жизнь, потому что знала, что у меня есть цели (глобальные и неглобальные), часть из которых уже рядом, практически в кармане. И только с появлением Дениса я поняла, что далека от семейного счастья как никогда. Все оказалось просто. Просто, как три рубля. Я – молодая красивая женщина, которую недооценивает муж. Денис – красивый и влюбленный мужчина, с которым мне было лучше, чем с Костей. И эта видимая простота создавала такое количество сложностей и проблем, что голова шла кругом. Я цеплялась за Костю, с ужасом думая, что будет, если я вдруг его потеряю. Это было бы равносильно катастрофе, потере почки, смерти близкого родственника. Когда‑то я дня не могла закончить, если не знала, думает ли обо мне Константин. Но даже под страхом этой самой катастрофы я бы не могла отказаться от встреч с Денисом. И опять же с ужасом думала о том неизбежном моменте, когда он захочет большего. С ужасом и с замиранием сердца.

– Да просто у тебя крыша поехала. Я тебя предупреждала, – журила меня Динка, потому что ей совсем не нравился лихорадочный огонь в моих глазах, воспаленные веки, усталость, в которой я настолько потерялась, что не находила сил даже на недолгие разговоры с ней. Мои уши, мой телефон и мое время принадлежали Денису. Так продолжалось уже месяц.

– Не буду спорить. Едет, – с готовностью подтвердила ее диагноз я. – И я не думаю, что этот процесс можно как‑то излечить.

– А что, все на самом деле так плохо? – с беспокойством заглянула мне в глаза подруга. Я потупила взор. Собственно, все было не так и плохо. Я встречалась с Денисом примерно через день, он ждал меня после работы, и мы шли гулять, ходили по Москве, подставляя бледные лица июньскому солнышку, а иногда он затаскивал меня на столь милые моему сердцу театральные спектакли, выставки и тусовки. Мы беседовали о премьерах, обсуждали хорошие режиссерские находки и плохую игру актеров, а потом Денис провожал меня до дома.

– Почему ты это делаешь? – спросила я его как‑то. Дернул меня черт за язык.

– Делаю что? – не понял он.

– Ходишь везде со мной. Тратишь на меня так много времени.

– Потому что мне с тобой хорошо, – выдал он банальность. Можно подумать, я предполагала, что ему со мной плохо. Впрочем, мужчины редко способны изъясняться относительно своих чувств более ясно. Костя, например, мог по часу разглагольствовать о котировках каких‑то акций, но на вопрос: «Что ты чувствуешь?» – отвечал: «Все путем». Каким путем?

– Хорошо? А мне хорошо в сауне. Это же не повод торчать в ней все свободное время, – подколола я Дениса.

– Да ты ехидна, – присвистнул он и щелкнул меня по носу.

– А ты не мог бы делать все то же самое с женой? – упиралась я. – А то такое ощущение, что мы два школьника, сбежавшие с уроков в кино.

– С женой? О чем ты? – совершенно искренне удивился Денис.

– Ну, гулять, смеяться…. А что в этом такого? Вот я, например, только и мечтаю о том, чтобы проводить с мужем время так, как это делаем мы с тобой, – пояснила я.

Денис задумался:

– Я как‑то не смотрел на это с такой стороны. Так ты мечтаешь о своем муже?

– Ага, – улыбнулась я.

– И что же мешает?

– Я ему неинтересна. Он думает, что я – прочитанная книга. Знаешь, как неприятно быть прочитанной книгой и все время стоять на полке?

– В том то и дело, что знаю, – притянул меня к себе Денис. – Мне кажется, что именно поэтому нас и свело.

– Сводит ногу, – фыркнула я.

– Ну, соединило.

– Пока нет, не соединило, – коварно улыбалась я.

Денис окончательно запутался.

– Я своей жене тоже совершенно неинтересен. Она очень меркантильная женщина. Ее больше интересует моя зарплата.

– Видишь ли, я не могу разделить твои страдания по этому поводу, – хмыкнула я. – Понимаешь, любую женщину интересует зарплата ее мужа. И я не исключение. Я, например, так мечтаю купить квартиру, что готова учитывать любую копейку. Если бы ты только знал, как я устала жить на съемных квартирах!

– Это да, – понимающе кивнул Денис. – Я на свою копил десять лет. Разменялся с родителями, доплатил. А потом шарахнул кризис. Вот я «порадовался»! Купил двушку за пятьдесят штук, а она через полгода упала до тридцати. Меня жена чуть не съела.

– За что? Ты же не потерял квартиру, а приобрел, – не поняла я.

– Ну и что. Она сказала: на эти деньги мы бы могли купить трешку.

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – усмехнулась я.

Вообще, оказалось, что квартирный вопрос был близок нам обоим. Денис был, что называется, в материале. И был он еще пессимистом, поскольку ему довелось пережить кризис и даже кое‑что на нем потерять. Тогда он остался без работы, я имею в виду нормальную, хорошо оплачиваемую работу в чистенькой коммерческой клинике. Во время повсеместной гибели взрослых самостоятельных единиц общества народонаселение категорически передумало платить за здоровье. И львиная доля бывших клиентов ломанулась в городские поликлиники.

– Два года я пахал в городской больнице, лечил глазные травмы за коробки конфет. Ты не представляешь, сколько коньяку мне тогда пришлось обналичить.

– Обналичить?

– Как иногда мне кажется, что это был такой круговорот коньяка в природе. Пациенты его покупали, я его возвращал в магазин. Только на доходы с коньяка и жил. Почти.

– А я через год после кризиса как раз вышла замуж. И теперь мы до сих пор копим, копим, копим…. Во всем себе отказываем, отказываем, отказываем, – пожаловалась я. – А квартиры так и нет. Накопили тридцать штук, но теперь, кажется, все равно не хватает. Придется ждать, пока цены будут поменьше.

– Если честно, я думаю, что времена кризиса миновали. И вряд ли цены на квартиры снова так сильно упадут. Так что лучше вам с мужем сейчас прямо бегом купить хоть что‑то. Хоть даже в Подмосковье. А то потом может не хватить даже на это.

– Ты считаешь? – задумалась я. – А говорят, это зависит от сезона. Может, летом подешевеет?

– Да, конечно! Все сейчас, как и ты, стараются накопить, рассчитывая на кризис. Скоро таких будет просто море. У людей появляются деньги. С чего бы тогда квартирам дешеветь?

– Действительно, – согласилась я. – А почему в таком случае все надеются?

– Надежда умирает последней, – философски пожал плечами Денис и поцеловал меня в щечку. Очень невинно.

А я помчалась к Косте, чтобы донести до него эту важную информацию. Собственно, я не имела в виду ничего такого, что нам надо прямо сейчас все бросать и бежать или, наоборот, плевать и тратить эти накопленные деньги на что‑то легкомысленное и приятное. Просто вдруг нашлась тема, о которой можно было поговорить. Мы так мало и так редко говорили друг с другом. Однако к тому, куда повернула наша беседа, я оказалась совершенно не готова.

– Ты думаешь, меня волнует квартира? – внезапно вывалил он, выслушав мою тираду про Денисов прогноз. – Тем более наша с тобой квартира.

– А что, уже не волнует? – обалдела я. – Они же могут еще больше подорожать. Может, нам надо что‑то предпринять?

– Я не желаю ничего предпринимать. Пусть все, что угодно, дорожает. Хоть в десять раз!

– Не понимаю! – воскликнула я, глядя в перекошенное от каких‑то неведомых мне эмоций лицо Константина.

– Ты где‑то шляешься, у тебя горят глаза, ты избегаешь на меня смотреть, как нашкодивший щенок. Почему ты думаешь, что я идиот, которому можно так врать? – выдавил он наконец.

Я остолбенела:

– Неужели ты ревнуешь? Боже! Мир перевернулся?

– Я не ревную! – разозлился Константин. – Я не самодовольный ревнивый болван, который будет дергаться из‑за каждого комплимента, сказанного его жене.

– Я вообще с трудом представляю, чтобы ты начал дергаться, – задумчиво процедила я.

– Но я не позволю делать из меня идиота. Не позволю беспардонно врать! Гулять, выставляясь напоказ! Ты себя в зеркало‑то видела?!

– А что со мной не так? – удивилась я.

– Ты просто в открытую крутишь любовь за моей спиной. Это видно невооруженным глазом!

– Это не так! – воскликнула я. – Мы просто общаемся!

– И ты это называешь «общаться»? Я слышал, как ты ворковала с ним полночи, запершись на кухне! Кто он такой? Откуда он вообще взялся на мою голову? – вскипал Константин.

– Никто не брался на твою голову. Между нами ничего не было, – сжала я губы. – Не с тобой же мне ворковать, в самом деле. Даже смешно.

– Ну конечно, ты считаешь, что я такой тюфяк, что стерплю все, что угодно. Так вот знай, этого не будет.

– Чего не будет? – не поняла я.

– Того, что ты будешь блядствовать напропалую, а я тебя дома ждать.

– Как ты смеешь, – охнула я. У меня появилось ощущение, что на меня пытаются вылить ведро с дерьмом. – Да между нами просто дружеские отношения. Да если хочешь знать, я общаюсь с ним, потому что с тобой общаться просто невозможно.

– Это еще почему? – возмутился супруг. – Я что, настолько плох, что ты не можешь со мной общаться?

– Да это ты живешь, слова мне не скажешь! – кричала я.

К сожалению, когда двое кричат, смысл их речей теряется, остается только сам крик. Если бы мы поговорили спокойно, возможно, слова были бы другими. Но мы кричали. Оба. И я, и он. Поэтому никакого понимания мы не нашли.

– Хватит кормить меня сказками! – отвернулся от меня муж. Его рука нервно теребила брелок ключей, а красивое лицо было перекошено яростью. Я испугалась.

– Клянусь, между нами не было даже слова сказано. Надо же мне хоть с кем‑то общаться. Тебе до меня и дела нет…

– Как же вы, дамы, легко оправдываете свое пустоголовое поведение.

– Что? Да ты меня вообще слышишь? Я тебе не повод обобщать и анализировать! Ты хоть понимаешь, что мне с ним просто хорошо. А с тобой плохо! – заорала я. Меня трясло, как в ознобе.

– Плохо? А мне наплевать, с кем тебе хорошо, а с кем плохо. Мне надо, чтобы ты меня не позорила, – выдохнул Костя и вышел на кухню.

Я осталась стоять, как парализованная. Позорить?

– Позорить? И это все, что тебя волнует? Чтобы я вела себя прилично? А тебя не интересует, люблю ли я тебя? – давилась я слезами.

– Да какая у тебя может быть любовь? Поманили тебя пальчиком, ты и побежала, – презрительно выдавил из себя мой дорогой любимый принц, который когда‑то обещал беречь меня и заботиться обо мне всю жизнь.

– Хватит, – еле‑еле шепнула я.

– Да ради бога. В общем, имей в виду, что эти твои приходы домой в двенадцать ночи я не потерплю. Будь любезна возвращаться в пристойное время. И, пожалуйста, сотри с лица это влюбленное выражение, – лаконично и исчерпывающе выдал рекомендации он.

Я уткнулась в ладони. Это же надо!

– Это все, чего ты от меня хочешь?

– Это минимум. О максимуме я уже и не говорю. Я надеюсь, что ты не опустишься окончательно и не забудешь, что ты все‑таки замужняя женщина.

– Знаешь, рядом с тобой у меня совершенно пропадает ощущение замужней женщины, – устало высказалась я. Потом развернулась, схватила сумку и побежала прочь, сама не зная куда. Не выбирая направления, не думая ни о чем, кроме того, что мужчина, с которым, как я думала, меня связывают семейные узы, хочет только, чтобы я вела себя прилично и не выпячивала чувства наружу. Чтобы соблюдала приличия и вовремя приходила домой. Неважно откуда.

– Алло, Динка? – судорожно набрала я номер на все случаи жизни.

– Абонент временно недоступен.

– Почему, почему, почему? – Я чувствовала, что еще немного, и у меня начнется истерика.

– Алло, Денис? – попытавшись скрыть слезы, спросила я. Я позвонила ему, потому что на всем свете было только два человека, с которыми я могла говорить о том, что чувствовала. И первый в списке оказался недоступен.

– Поля? Ты где? Почему у тебя такой голос?! – моментально вычислил меня Денис. Забавно, а Костик бы не заметил, даже если бы я рыдала у него под носом. Решил бы, что у меня аллергия.

– Скажи, ты можешь со мной поговорить? – не отвечая на вопрос, спросила я. Он замолчал, видимо, поняв, что произошло что‑то… что‑то произошло.

– Где ты? – посерьезнев, уточнил он. Через час мы сидели на Тверском бульваре и молчали, пиная ногами гальку. Я совершенно не представляла, что делать и говорить в такой ситуации. Единственное, что пришло мне в голову, что как ни крути, а надо поставить во всем этом точки над «i». Как настоящая представительница слабого пола, я выбрала нетипичный способ излить наболевшее.

– Я думаю, нам лучше не встречаться, – сказала я после долгой паузы. – Мой муж все это неправильно понимает.

– Я не знаю, что сказать, – растерялся Денис. – Что он понимает? Чего мы делаем предосудительного?

– Я поздно прихожу домой. Я сама не своя. Он строит неверные предположения.

– Мне очень жаль, но я‑то чем виноват? Я не хотел бы тебя потерять. Со мной не было ничего такого вот уже много лет, – взъерошил волосы Денис.

Все‑таки как он красив, уму непостижимо!

– Со мной тоже. И я не хочу тебя терять, но что делать? Я очень сильно страдаю из‑за всего этого. – Я посмотрела на Дениса.

Он был смущен, подавлен. Я рассказала ему о неприличной сцене, устроенной мне мужем. Я ждала реакции. Конечно, я тоже не хотела, чтобы все кончилось вот так.

– Я думаю, что твой муж прав. Он все понял правильно, – кивнул самому себе, будто определившись в чем‑то, Денис и поднял на меня свои синие глаза.

– Тогда нам тем более нельзя больше видеться, – продолжила я, а сама затрепетала. Интересно, как порой отличается то, что мы говорим, от того, что хотим сказать. Я говорила правильные слова, но чувствовала только огонь в сердце и желание прикоснуться к Денисовым рукам, губам. В его глазах была та томительная слабость, которая появляется только у мужчины, помешанного на женщине. Слабость, дающая женщине власть. Слабость, которой уже не было в Костиных глазах.