Обустройство выселенных в Казахстане в Мерке.

Девятого октября 1941 года, ранним утром, ещё до восхода солнца, прибыли мы, выселенные с Чирчикстроя, на станцию Мерке.

Наш вагон поставили на первый путь, против сквера, что примыкал к маленькому станционному вокзалу.

Нам было дано 30 минут, чтобы мы освободили вагон. И мы выгрузились прямо в сквер, на сырую траву.

Было холодно, накрапывал мелкий дождь.. Дети начали плакать: хотели спать.

В 10 часов утра нам объявили, что приехало районное начальство и оно с нами будет говорить. Вскоре подъехало три всадника, среди них - женщина-казашка, оказавшаяся председателем райисполкома. Не слезая с лошади, она нам объявила, что за нами придут подводы и повезут нас в ближайший колхоз - это в 3-х километрах от станции. В колхозе мы будем жить и работать. Использовать нас будут на полевых работах.

На наши вопросы председатель райисполкома отвечать не стала. Сказала, что приедет назавтра к нам в колхоз - там и поговорим. Затем она нас познакомила с председателем колхоза и уехала.

К обеду прибыли 3 большие арбы, запряжённые верблюдами. На эти арбы мы погрузили наши вещи, наверх посадили маленьких детей, а сами тронулись пешком. Нас сопровождало 10-12 человек верховых казахов с плётками в руках. Они попытались обращаться с нами, как с врагами. Например, когда мы, молодёжь, шедшие последними и спорившие о том, что нас ожидает, незаметно для нас самих метров на 100 отстали от остальных, к нам вплотную подъехали два казаха и закричали грубо, со злобой: «Эй, немец, что отстаёшь, айда бегом!» Мы не поверили своим ушам и разом все остановились. Один из нас, коренастый парень, Плетцер Эдуард, не долго думая, подскочил к кричавшему, сунул ему под нос кукиш и пригрозил: «На вот, выкуси! Понял! Мы тебе не пленные! Будешь орать ещё, совсем уйдём на станцию!» Тогда нас оставили в покое.

В ауле нас разместили кого куда. Я, Лифке и Майзенхельтеры старались держаться вместе, поэтому нас и поселили вместе: в один саманный дом.

Саман - это кирпичики из глины и коровьего навоза, из которых казахи строят свои жилища. У саманного дома обычно плоская глиняная кровля и внутри - глиняный пол.

Наш домик имел две комнаты и кухню. Его маленькие окна сохранили стёкла лишь наполовину. На дворе стоял глиняный тандыр - печь для выпечки лепёшек. Ни электрического света, ни мебели, ни дров - ничего не было. Видно было, что дом давно нежилой.

Мы знали, что хлебом-солью нас здесь встречать не будут, но такого не ожидали. И к тому же у нас, тринадцати вселённых сюда людей, уже почти не было продуктов, кончался хлеб. Дети начали плакать, требовали своё, - спать и есть, - а дать было нечего. Взрослые каждый в отдельности думали свою горькую думу: как быть, что предпринять? Тогда мы собрались в круг, чтобы посовещаться. Прежде всего надо было достать топливо, приготовить еду, набить матрацы соломой или сеном, распаковать вещи и достать постель, помыться с дороги и переодеться. Каждый получил задание. Женщины должны были придумать, чем всех нас кормить. Мужчины стали готовить, где и на чём спать: попросили у соседей солому, стали набивать матрацы. Мне, Эрне и ещё двум пацанам поручили раздобыть топливо. Мы взяли два мешка и вышли на дорогу. Подбирали всё: и кизяки (сухие коровьи блины), и палки, и щепки. Но набралось очень мало. Тогда мы вышли за аул в поле, нарвали сухого бурьяна и собрали колючки перекати-поля. Эрна с одним пацаном побежала отнести это женщинам, чтобы те могли начинать готовить, а я с другим пацаном двинулся дальше - на разведку. Мы перешли большой арык и там, на краю поля, обнаружили лежавшие у земляного вала сухие прошлогодние стебли подсолнечника. Я снял с себя поясной ремень, сделал хорошую вязанку. А тут и Эрна со своим напарником подоспели, и мы вчетвером за две ходки нанесли в дом столько топлива, что хватило на несколько дней.

Обед у нас был общим. Обедали на полу, по-казахски.

Утомление с дороги заставило всех вскоре лечь спать. Но предварительно мы согрели в найденном в сарае большом казане воду и в том же пустом сарае по очереди все помылись и переоделись.

Утром рано, чуть свет, я проснулся от стука в окно. Посмотрел - а там верховой казах: на лошади сидит и плёткой в окно стучит. Казах закричал: «Эй, немец, вставай на работу!» Он же сказал, что нам велено к семи часам собраться к правлению: там будут распределять по бригадам. Я, Лифке и Майзенхельтер тут же, не завтракая, пошли к правлению - и нас всех определили в одну бригаду - свекловодческую. Но на работу в этот день ни один из наших не вышел: мы все, как один, настойчиво требовали, чтобы нас авансировали продуктами питания.

В 9 часов спешно приехала уже знакомая нам председатель райисполкома. Она обратилась к нам с краткой речью. Объявила, что с сегодняшнего дня мы все являемся колхозниками. Предупредила, что поскольку в колхозе паспорта не нужны, то мы наши паспорта обязаны сегодня же сдать на хранение в сельский Совет. Также она объяснила, что дома, в которых мы поселились, мы обязаны через месяц-полтора освободить хозяевам, которые в настоящее время находятся в горах со скотом, но зимовать вернутся сюда. За это время нам необходимо вырыть себе землянки в месте, которое нам укажут. Продукты нам сегодня же выдадут как аванс в счёт будущей зарплаты. Расчёт такой: в месяц 8 кг муки и 1 кг сахара на одного работающего. С завтрашнего дня все должны выйти на работу.

На следующий день мы вышли в поле работать. Мужчины штыковыми лопатами копали сахарную свеклу и бросали её в кучи. Женщины и подростки сидели на этих кучах и ножами обрезали ботву.

В такой работе прошла первая неделя.

В следующий понедельник на работу не вышел Эдуард Плетцер. Первое, что нам всем сразу пришло в голову, - сбежал. Но вечером я его встретил в ауле и узнал, что ему удалось за взятку устроиться в тракторную бригаду сцепщиком. Я его попросил и насчёт меня поговорить с бригадиром: я тоже хотел туда же. Эдуард обещал, но больше мы с ним не виделись. Через некоторое время стало известно, что Эдуард сбежал вместе со своим напарником.

В конце октября нас стали понуждать строить землянки: ведь скоро вернутся с пастбищ хозяева занятых нами домов и выгонят нас на улицу. Но когда же было строить, если мы работали в поле по 12 часов и без выходных дней! Да ещё без материала и без денег! Но по крайней мере эти понуждения стали для нас хорошим толчком к действию.

Прежде всего мы собрались все вместе на совещание. Надо было решить, что можно предпринять. Майзенхельтер, как старший среди нас, первым внёс предложение: надо бежать, и чем раньше, тем лучше, пока ещё не начались холода. Он же нам рассказал, что когда в Куйбышевской области в 1936 году был неурожай, он со своей семьёй переехал в Киргизию, в село Богословку, и там жил два года. Народ там зажиточный, в селе живут в основном украинцы и немцы, киргизов мало. Это отсюда в 160-170 км. Вот и хорошо бы сейчас кого-нибудь послать туда на разведку. А ещё важно, что в Богословке главным бухгалтером работает наш земляк и односельчанин Майзенхельтера Нахтигаль. Надо попробовать через Нахтигаля договориться с председателем колхоза, чтобы он нас принял к себе. Заодно нужно узнать, как там будет с жильём и с продуктами.

С этим предложением все мы были согласны. А послать в разведку решили меня и жену Майзенхельтера, так как она знает туда дорогу и в Богословке имеет знакомых.

Через день, рано утром, мы собрались в дорогу. Положили в мешок несколько лепёшек, бутылку воды - и отправились на станцию. Из аула нам удалось выбраться благополучно, нас никто не видел. Но при приближении к большому арыку мы услышали за спиной конский топот: это скакал бригадир. Он догнал нас, схватил меня одной рукой за плечо: «Немец, куда твоя идёт? Давай назад на работу!» - и держит крепко. Я ему ответил, что на работу идти мы не можем, потому что голодные. А идём продавать вещи на станцию, на базар. Он на это: «Вещи моя купит!» - и стал требовать показать, что у нас в мешке. Мы упёрлись: нам денег не надо, мы вещи будем менять на продукты. А он не отвязывается. Тогда я передал мешок Майзенхельтерше и сказал ей по-немецки: «Gehen Sie über die Brücke, ich komme nach.*» Она взяла мешок, перешла по мостику через арык и стала ждать меня. Я одной рукой схватил лошадь за узду и потихоньку тянул её к арыку. Возле арыка я вырвал своё плечо из цепких рук казаха, в один миг перескочил мостик, состоявший из двух толстых горбылей, ногой быстро ударил по одному горбылю, - он упал в воду и поплыл. Мы с Майзенхельтершей побежали. Бригадир за нами не погнался, а показал кулак и крикнул: «Немец, твоя тюрма пойдёт!»

На станции мы взяли билеты на поезд до Джамбула. В город приехали в обеденное время. Взяли в буфете горячий чай, достали свои лепёшки и так пообедали. Потом пошли пешком 25 км до Богословки, - автобусы тогда не ходили. Отшагав больше половины пути, мы увидели на дороге арку с надписями. С одной стороны было написано «Казахская ССР», а с другой - «Киргизская ССР». Это была союзная граница.

В Богословку мы пришли вечером, в сумерках. Решили остановиться в доме главного бухгалтера Нахтигаля. Встретили нас там хорошо, женщины расцеловались как старые знакомые.

После ужина мы рассказали о цели нашего прихода. Нахтигаль нас внимательно выслушал и сказал:

-Завтра утром пойдём к председателю колхоза. Но говорить с ним будет трудно. Настоящего председателя два месяца назад забрали на войну, а вместо него колхозом командует старый украинец. Он районом назначен временно, исполняющим обязанности. И вряд ли он решится вас в колхоз принять. Я, как член правления и как главный бухгалтер, обещаю вам свою поддержку. Я здесь живу и работаю давно, со мною считаются.

 

На другой день утром пошли мы вместе с Нахтигалем в правление колхоза, вошли в кабинет к председателю. Тот нас выслушал и с сожалением сказал, что

_____________________

 

* - Идите через мосток, а я пойду следом. (нем.)

 

вынужден нам отказать, потому что район обязал его в ближайшие дни принять в колхоз 50 семей эвакуированных евреев, которых надо полностью обеспечить жильём и питанием. Тут вмешался в разговор Нахтигаль и предложил председателю принять нас временно, по договору, для завершения давно начатого строительства пожарного ДПО. Ведь это ДПО должно быть, согласно предписанию из района, сдано в эксплуатацию к концу года. С таким предложением председатель согласился. Он тотчас же вызвал в правление завхоза и велел ему составить с нами обоюдный письменный договор.

В этом договоре мы указали все виды работ, которые мы обязуемся выполнить до конца года с хорошим качеством, а колхоз взял на себя обязательство предоставить нам на время работы две квартиры и авансировать нас продуктами питания по колхозной цене. По окончании строительства колхоз обязывался нас рассчитать согласно выполненных работ по сметной стоимости.

Такой договор устраивал обе стороны. Мы его с завхозом подписали, председатель утвердил. И какая же это была для нас радость!

 

Мы заспешили домой. Зашли к Нахтигалю попрощаться. Поскольку время было обеденное, нас усадили за стол и накормили. А потом хозяин нас уговорил задержаться до следующего утра, переночевать у него, выспаться. Наутро в город шли две подводы, и Нахтигаль обещал договориться, чтобы они нас довезли. Так мы и поступили.

 

 

Глава Х111.