Что ещё мне запомнилось из 1935 года и особо - о семье тиммов, у которых мы с мамой жили на квартире.

Летом этого года брат Герман подарил нам годовалого телёнка и сказал: «Вырастите его, и у вас будет своя корова».

Это был красивый телёнок, с белым пятнышком на лбу и с белыми носочками на трёх ногах. Назвали мы его Красоткой. Через два года Красотка, с любовью нами выращенная, превратилась во взрослую корову, и у нас появилось своё молоко. А с сеном помог брат Ваня, который тогда в колхозе работал бригадиром. Кроме того, Ваня выхлопотал для нас у председателя Милина разрешение сажать картошку на том месте, где раньше стояла наша разобранная колхозом рига, и мы получили участок земли в 10-15 соток.

 

Ваню колхозники уважали за его справедливость, старание и умение ладить с людьми. Все его называли Иваном Ивановичем. Только Ваня наш тогда много курил, и у него была связанная с курением характерная привычка: приклеит самокрутку к нижней губе и всюду так ходит; даже с людьми разговаривал с папироской в зубах. Он часто ездил на велосипеде, когда ему, как бригадиру, надо было на ближние поля. А на поля дальние или в ненастную погоду он выезжал верхом на лошади, и тогда велосипед мог оседлать я.

Это был, наверное, первый велосипед в деревне. Назывался он «Пенза». Какой я был счастливый и гордый, когда катил по деревне на глазах у своих сверстников. Детвора бегала за мной по дороге наперегонки, каждый готов был выполнить любое моё желание, лишь бы я разрешил хотя бы потрогать велосипед рукой или погладить его.

Незаметно подошла осень. Пришла пора учиться. Я пошёл в пятый класс. Теперь в школе для меня многое было в диковину. Если раньше нас постоянно учила одна учительница, всеми уважаемая Элла Мартыновна, и все уроки велись на немецком языке, то с пятого класса по каждому предмету был у нас отдельный учитель, и всё преподавание шло на русском языке, а немецкий нам стали давать как иностранный.

Моими любимыми предметами были история, литература, алгебра, пение, военное дело и спорт. Я любил кататься на коньках и ходить на лыжах. В нашей школе имелись настоящие фабричные лыжи, нам их выдавали на уроки физкультуры и на соревнования. Но мне всегда приходилось завидовать тем, кто щеголял в настоящих блестящих коньках, - папиным сынкам, которым могли что-то такое купить. А я рос без отца, покупки дорогие были недоступны, и пришлось самому себе смастерить самодельные коньки. Тогда такие были ещё у многих ребят. Делали мы их из старых гнутых венских стульев, а снизу «подковывали» проволокой. Но и на таких кустарных коньках, если они были на умелых ногах, можно было очень даже свободно выйти победителем на школьных соревнованиях.

С пятого класса у нас в школе ввели экзамены. Это меня пугало. Предстояло сдавать экзамены по всем основным предметам, иначе нельзя было перейти в очередной класс. Я старался, зубрил многое наизусть, повторял пройденное. Очень мне не хотелось остаться на второй год и ходить неучем. У меня был наглядный пример того, как худо быть неграмотным. Я имею в виду тётю Полину - мать моего друга Бернгарда Тимма, хозяйку дома, где мы жили.

Тётя Полина была неутомимая труженица, целыми днями возилась по дому и по хозяйству, но совершенно не умела читать, писать и считала только до десяти на пальцах. А ведь ей приходилось иметь дело с деньгами и делать хозяйственные расходы. Хозяин дома, дядя Герман, давал тёте Полине небольшие деньги, но и с теми они не умела обойтись, потому что не отличала трёшку от пятёрки или от рубля: они ведь были все одного размера. И кое-кто этим пользовался. Расскажу один случай по этому поводу.

Однажды мы с Бернгардом встретились во дворе, поговорили о том, о сём, и вдруг он меня спросил:

-Бернгард, хочешь конфет?

-Конечно хочу! А у тебя есть?

-Пока нет, но будут, если принесёшь рубль.

-Так за рубль я сам себе куплю конфет, без тебя.

-Нет, ты принеси рубль, я тебе фокус покажу, будешь доволен.

Я сбегал к маме, принёс, что требовалось. И тогда Бернгард повёл меня на свою кухню. Сперва он проверил, где его мать, - а она как раз уборку делала в комнатах, - затем открыл сервант, достал из чашки пять рублей, а взамен положил мой рубль. После этого мы помчались покупать себе конфеты. Со сдачи я получил свой рубль, а ещё рубль с мелочью Бернгард положил себе в карман. Эти злополучные деньги оба мы потом сбыли старьевщику.

Приезжали старьевщики - китайцы или татары - к нам в деревню раз в месяц довольно регулярно. Принимали они по весу всякое старьё: поношенную одежду, негодную посуду, кастрюли...А рассчитывались всякой всячиной по твоему желанию: разноцветными шёлковыми лентами, нитками, иголками, серебряными брошками, сладкими леденцами на палочке в виде петушков и собачек, детскими игрушками, в том числе глиняными свистульками, куклами, лошадками...Но старьевщик мог и продавать свой товар. Например, за куриные яйца (дети их ему приносили прямо из гнёзд, иногда ещё тёпленькими) или за деньги. Вот за деньги и мы с Бернгардом купили себе чего-то. Но уже не помню, чего.

 

Дяде Герману и тёте Полине их дети доставляли много огорчений. Было у них семеро сыновей и трое дочерей. Воспитанием занимался в основном дядя Герман. Это стоило ему много трудов и здоровья. Он сумел сделать сыновей хорошими мастерами, но не сумел им внушить страх Божий. И как только родители уходили по воскресеньям в молитвенный дом на богослужение (а они были глубоко верующими), сыночки Тимма гуляли по деревне, хулиганили и водку пили. Дяде Герману было стыдно за них перед другими верующими, перед общиной. Помню, как в критические моменты дядя Герман ходил в свою ригу, что стояла в отдалении от его дома, там громко плакал и молился, просил у Господа прощения за свой родительский грех. К сожалению, дети его остепенились уже только после смерти отца.

Я старших сыновей знал плохо. Знал, что Герман, самый старший, был хорошим часовым мастером. Якова, Асова и Давида не запомнил. А с младшими - Вильгельмом, Фридрихом и Бернгардом - я вместе рос и знал их хорошо. Эти ребята имели умелые руки и сообразительный ум - пошли по отцу, который сам был замечательный умелец и талантливый изобретатель. Помню, в начале 30-х годов они сделали себе дрезину с ручным управлением на четырёх колёсах. Двигалась она не так быстро, как им хотелось, и они эти дрезину переделали на трёхколёсный велосипед с ножным управлением. Они любили возиться с железками, с техникой. Когда колхоз купил первые грузовые автомашины, Фридрих и Вильгельм отправились на шофёрские курсы, стали шофёрами. Они помогали отцу претворять в жизнь его изобретения. Тот сконструировал собственный двигатель внутреннего сгорания: он работал на керосине и имел мощность около 10-12 лошадиных сил. Так сыновья вместе с ним изготовили все детали этого двигателя. В общем, мастера они были хорошие. Но и хулиганы известные.

Вот про дочерей мне сказать почти нечего. Имена их я знаю: Сузанна, Лидия и Табея. Но две из них умерли ещё детьми. А третья, Табея, была в юности закадычной подружкой моей сестры Марии.

Зато о самом дяде Германе мне рассказать есть много чего. Он был отличным музыкантом, руководил в баптистской общине небольшим струнным оркестром. Но, главное, - он был мастер на все руки и лучший в деревне специалист по технике, то есть как бы механик, а также столяр, слесарь, колесник, бондарь, кузнец, токарь... Он умел всё делать сам. И все свои изобретения тоже создавал собственными руками. У него имелись при доме столярная и слесарная мастерские. В одной из мастерских находилась небольшая кузница с горном и наковальней. В столярке стояли три верстака, тиски, два токарных станка: для работы с деревом и с металлом. В слесарке были у него сверлильные, шлифовальные, точильные станки, станок для сборки колёс к бричкам. Все эти станки раньше приводились в движение ногами (примерно как на ножных швейных машинах), а дядя Герман их усовершенствовал. Он собственноручно приготовил трансмиссию, привода к станкам, - и станки стали вращаться механической силой, а не ручной. (Это делалось года за три до того, как колхоз построил электростанцию).

Раньше, до колхоза, он делал всякую мебель. В колхозе стал делать только брички и колёса к ним. Эта работа требовала большого умения. Особенно сложно было сработать ступицы. Да и обода со спицами сделать тоже мог не каждый. Но дядя Герман не зря слыл большим мастером. Его колёса славились по всему району. Были они из дуба и отличались большой прочностью. И вообще так крепко были сработаны, что на ходу звенели, а люди по звону узнавали тиммовские колёса.

 

 

Глава Х111.