Alt-Samara: история первых поселений (1854-1863 годы)

От автора

 

Я родился в бывшем Советском Союзе, в селе Большая Романовка (Grob-Romanowka) Кошкинского района Самарской области, известного среди российских немцев как Kreis Alt-Samara*. В нашем районе в 22 деревнях с 1854 по 1941 год компактно проживали немцы Поволжья.

На шестом году жизни кончилось моё счастливое детство, потому что родителей раскулачили и выселили, дом и имущество отобрали, нас, детей, пустили по миру. В десять лет я лишился по злой воле государства отца, а затем и трёх старших братьев. В возрасте шестнадцати лет мне пришлось покинуть свою малую родину, и я оказался в Средней Азии, где меня застала вторая мировая война. Во время войны и в течение почти полувека после неё я скитался по России и её союзным республикам. Мне довелось видеть много горя и нищеты, страдать от голода, холода и унижений. Был я в сталинских лагерях, в трудармии, в тюрьме, жил под спецкомендатурой.

.

Наконец, в 1993 году в возрасте 69 лет мне удалось выбраться из России, которая со мною, своим уроженцем и гражданином, поступала всегда как мачеха. То есть я выехал на постоянное жительство в Германию:

 

«fort, in ein Land, wo Freiheit wirkte,

fort, von dem roten Paradies und Kommunisten»**.

 

Обо всём мною пережитом я и написал на страницах этой книги. Это мой дар тем, кто останется после меня и моих близких по обе стороны границы.

 

Хочу, чтобы потомки наши, - дети, внуки и правнуки, - знали, что пришлось испытать их родителям и прародителям в России, считавшейся для таких, как я, Родиной, но фактически обходившейся с нами как с чужаками. Чтобы понимали причины возвращения на историческую Родину.

Хочу, чтобы новые поколения в нашем роду не росли Иванами, родства не помнящими. Ведь предавая забвению память о прошлом, мы невольно совершаем преступление перед теми, кто будет жить после нас. И если мы ничего не передадим им в духовное наследство, то прервётся связь времён. Пока мы, старшие в роду, ещё в силах, мы не должны допустить этого.

 

В свою повесть я ввёл два небольших предисловия. Первое посвящено краткой истории моей малой родины - Старой Самары. Второе даёт справку о возникновении первых немецких поселений в Средней Азии.

 

* то есть округ Старая Самара (по-немецки Kreis означает округ; русский аналог слову Kreis – «район»).

** «прочь, в страну, где есть действительная свобода,

прочь от красного рая и коммунистов».

Предисловие 1.

Предисловие 2.

Возникновение немецких поселений в Средней Азии (1880-е г.г.)

 

В 1867 году из завоёванных Россией азиатских земель было образовано Туркестанское генерал-губернаторство, во главе которого встал видный военачальник и администратор Константин фон Кауфман, немец по происхождению. Генерал Кауфман, как блестящий стратег и умный человек, понимал, что легче было завоевать земли степняков, чем держать их в постоянном повиновении. Поэтому он построил многочисленные заставы, форпосты, крепости и даже небольшие военные городки. Своей резиденцией генерал Кауфман выбрал Ташкент и осел там не только в качестве военного губернатора, но также взял на себя и функции губернских гражданских властей.

 

Для того, чтобы быстрее и лучше освоить огромный запущенный край, генерал пригласил в Туркестан своих соплеменников - немцев, слывших в России образцовыми сельскими хозяевами.

 

На это приглашение откликнулись многие немецкие колонии из разных краёв и губерний, в том числе и наши, самарские, - меннонитские и волынские. Вскоре началась волна переселений.

 

С потомками переселившихся тогда в Туркестан немцев мне лично пришлось столкнуться и в отрочестве, в 1930-е годы, и затем в период моей ранней юности, когда я в 1941 году оказался заброшенным в Среднюю Азию. Так в трудармию меня забирали в начале войны из расположенного в Киргизии села Богословка, где жили немцы-переселенцы из Самары. Вместе со мною попали тогда же, в 41-ом, под призыв немецкие ребята-меннониты из Таласской долины, находившейся недалеко от Богословки, - и это как раз были потомки наиболее ранних переселенцев. Отправляли нас, будущих трудармейцев, пешим порядком до Джамбула - ближайшего от той киргизской местности казахского города. А ведь именно возле города Джамбула, называвшегося по-казахски Аили-Ата, да в Таласской долине и возникли в 19-ом веке первые немецкие поселения Туркестана. Вот как это происходило.

 

В 1882 году, при Кауфмане, приехали меннониты, первыми откликнувшиеся на приглашение генерала (это были таврические меннониты, с реки Молочная, где находился второй после Хортицы крупнейший в России меннонитский центр). Они основали вблизи от Аили-Аты шесть своих деревень. Вторая волна переселенцев - тоже меннонитов - прибыла в том же году и тоже с реки Молочной из Таврии. Им отвели для заселения два места: Таласскую долину в Киргизии, в отрогах Тяньшанских гор, и оазис близ Хивы в Узбекистане. В Таласской долине около 1882 года были основаны четыре немецкие деревни: Koppental, Nikolaipol, Gnadental, Gnadenfeld. Прибывшая спустя несколько лет очередная волна переселенцев с Молочной построила ещё две деревни: Orloff и Hohendorf. При советской власти все эти 6 деревень объединили в один район - Ленинопольский. (Вот с ребятами из этого Ленинополья мне и пришлось потом вместе горе хлебать в трудармии.)

 

А вообще-то приехавших по призыву Кауфмана немцев селили во многих местах Туркестана, в том числе и в городах: Хиве, Ташкенте, Коканде, Бухаре, Фергане...Тем, которые попали не в город, повезло больше: вдали от властей, в горах, они жили привольно и богато. И тем, и другим крупно повезло в начале первой мировой войны: их не выселяли, как, например, выселяли в 1915 по Указу Николая 11 немцев с Волыни. В последний раз им повезло в 1941 году, когда в связи с нападением Гитлера прошло поголовное насильственное выселение советских граждан немецкой национальности по всей территории СССР: среднеазиатских немцев депортировали, в отличие от их европейских сородичей, не в предельно короткие сроки и в целом без применения крайне жёстких мер. Зато потом на их долю досталась трудармия в той же мере, в какой она досталась всем остальным советским немцам.

Часть I

Моё предвоенное детство

Годы

 

Глава I.

Глава 11.

Мои родители.

Наши родители поженились в 1903 году. Они были одногодки - оба 1882 года рождения. Вскоре после женитьбы молодожёны переехали жить в соседний Мороклинский район, где папа работал приказчиком у богатого дворянина. Там у моих родителей родился их первенец - Ваня. Когда родители накопили в течение трёх лет немного денег, они вернулись домой в родную деревню Романовку с задумкой строить себе дом.

Дед по отцу Иоганн Андреевич Шмидт выделил молодым под застройку земельный участок рядом со своим домом. Но строиться-то он разрешил, а денег на постройку не дал, хотя и был человеком зажиточным. Он часто говорил своим детям: «Учитесь сами деньги зарабатывать, как я. А когда я умру, вот тогда и всё моё ваше будет». Очень дед был зажимистым, и хотя денег имел много, но ими никогда не разбрасывался.

Всё же папа мой дом построил. И перед ним встала задача обзаводиться хозяйством. А семья росла. Денег на всё не хватало. Папа выкручивался и так, и эдак. Например, он взял у своего отца денег взаймы - на неопределённый срок и без процентов. Но ему приходилось от отца за это многое терпеть. Дед часто, когда бывал пьян, приходил к нам в дом и требовал свои деньги, кричал, что они ему самому нужны, а отец тогда занимал в другом месте и деду часть долга отдавал. Трудно моему отцу приходилось, он постоянно вынужден был искать выхода из денежных затруднений. И вот он решил поучиться у своего отца, присмотреться к его способам хозяйствовать. А как стал учиться у деда, советоваться с ним, так постепенно и пошёл по его стопам: начал, как и дед, тоже торговать, а впоследствии сделался и вовсе неплохим коммерсантом.

Свою коммерцию мой отец построил на том, что, имея лошадей и возможность свободно передвигаться, стал скупать по деревням у крестьян сливочное масло (естественно, по низкой, деревенской цене), а потом этот товар сбывать в ближайших городах Мелекесе и Ульяновске (тогда Симбирске), где он его сдавал закупщикам (уже по другой, городской цене). На вырученные деньги отец набирал в городах всяких промышленных товаров, имевших спрос в деревне, а также регулярно выполнял специальные заказы своих деревенских поставщиков. Продавала промтовары мать, стоя дома за прилавком.

В счёт выручки от торговли вскоре к дому пристроили кирпичный магазин. И мама стала заправским продавцом, тем более, что научилась считать на счётах и стала себя за прилавком увереннее чувствовать. Она и торговала, и принимала заказы от покупателей. За детьми же ухаживала нанятая нянька.

Отец закупал в основном масло, и поэтому к нашей фамилии крестьяне прилепили кличку и стали звать отца «Butterschmidt»*. Это прозвище осталось за всей семьёй на долгие годы. Но по прозвищу отца звали только за его спиной, а в лицо называли уважительно, по имени-отчеству, то есть Иван Иванович.

Постепенно пошли у нашей семьи дела в гору. Благодаря магазину родители оказались на виду, и это дало им возможность расширить круг знакомств, найти себе единомышленников.

Помню, что у родителей были друзья не только в Романовке и соседней Николаевке, но и среди меннонитов, населявших окрестные деревни. Помню фамилии тех меннонитов, с кем мы сошлись особенно близко и дружили семьями: Эб, Фаст, Вибе. Кажется, именно из-за этой дружбы наши родители где-то около 1908 года приняли баптизм**. А прежде они были лютеранами, как и наши деды. Думаю, к перемене конфессии отца склонило глубокое убеждение: ведь баптизм куда более строг, чем лютеранство, и требует от своих последователей гораздо больше самоограничения. Наверняка это убеждение вызревало не один год. Во всяком случае, доказательство давнего влияния баптистов и меннонитов на нашу семью налицо: у многих из нас, детей, особенно у младших, но уже и у некоторых из старших, имена - меннонитские, например, Агата, Гольда, Линда, Гергард, Бернгард. Видимо, в принятии отцом окончательного решения сыграли роль и другие обстоятельства. Так я знаю, что Вибе, который был богат, часто давал нам деньги в долг всего из 5%, как единоверцам, тогда как с чужих людей брал по 10%. Да и сплочённее баптистская община, больше в ней взаимопомощи.

Вскоре после того, как у отца появились свободные деньги, он прикупил участок пахотной земли вдобавок к тем десятинам, что ему выделил дедушка Иоганн. А в 1918 году мы, как многодетная семья, получили ещё и от государства дополнительный участок - и тогда у нас стало 34 десятины.

Земля эта требовала обработки, и папа купил на выручку от своей торговли сельхозинвентарь, сеялки, веялки. А крупные машины, как молотилка, папа брал в аренду у районного кредитного общества. Во время сева и уборочной наша семья нанимала 2-3 человека сезонных рабочих, вместе с которыми на поле выходили старшие из детей: Ваня, Агата, Александр.

Уже тогда, в 1910-е годы, зерно в наших немецких деревнях молотили и веяли механическим способом - с помощью машин, купленных в Германии и в Америке. Урожай хранили вначале в деревянных ригах, затем на зиму закладывали в амбары, где держали до весны. Построил себе большую ригу и амбар и наш папа. Там он хранил не только свой урожай, но и то зерно, которое ещё с осени закупал по низким ценам в соседних деревнях. Весной, когда зерно дорожало в 2-3 раза, папа излишки продавал. (Конечно, тут не обходилось без умного совета дедушки Иоганна, имевшего большой опыт в торговых делах.)

____________________

* Butter – масло (нем.)

**Меннониты по своим корням – анабаптисты (букв. «перекрещенцы», от греч. anabaptizo – вновь погружаю, то есть вновь крещусь). Практиковали повторное крещение как осознанный акт веры, совершаемый взрослым человеком. Считали крещение во младенчестве недостаточным, неосознанным и несвободным. Баптизм нового времени позаимствовал у средневековых анабаптистов прежде всего идею сознательного крещения.

Так умело, грамотно вёл отец своё хозяйство и свои коммерческие дела. И его хозяйство росло, умножалось и крепло с каждым годом.

Понятно, все наши семейные работали, не покладая рук. Но и радовались на плоды своего труда. Только вот радоваться нам пришлось недолго.

 

В 1918 грянула беда - разразилась братоубийственная гражданская война, которой предшествовала революция. В результате всё в стране оказалось поставленным с ног на голову, всё стало разрушаться и уничтожаться. В наших немецких колониях одна за другой проходили реквизиции. То реквизировали колчаковцы, - лошадей, фургоны, фураж, сено, продовольствие...То приходили красные и требовали того же: лошадей, сено, продовольствие...На 1921 год пришлась засуха, а за нею - неурожай, голод. После гражданской войны к власти в деревнях пришли неграмотные лодыри и безбожники, - деревенский люмпенпролетариат. Они стали притеснять имущих крестьян и выколачивать из них всё, что можно. Зажиточных мужиков облагали непосильными налогами, денежными и продовольственными (зерном, мясом), - и это по несколько раз в году. А затем советская власть ввела продразвёрстку и отобрала всё зерно вплоть до семенного фонда. Так что с 1918 года благоденствию наших родителей навсегда пришёл конец.

 

 

Глава 111.

Глава 1V.

Глава V.

Глава V1.

Глава V11.

Глава V111.

Глава 1Х.

Глава Х.

Глава Х1.

Глава Х11.

Глава Х111.

Глава Х1V.

Глава ХV.

Глава ХV1.

Глава ХV11.

Часть II

Трудовая юность.

Годы

Глава I.

Глава 11.

Глава 111.

Глава 1V.

Глава V.

Глава V1.

Глава V11.

Глава V111.

Ташкент/Чирчикстрой.

 

20 долгих суток мы с Мартой Кашинской были в пути: 8 апреля уехали из Романовки, а 28 апреля приехали в Ташкент. До этого мне самостоятельно ездить на поездах ещё не приходилось, и я во всём надеялся на Марту, но и она оказалась в этих делах не очень-то опытной. В результате вместо четырёх дней, которых бы вполне хватило на эту дорогу опытному пассажиру, мы ехали три недели, а вместо одной пересадки сделали две, и при каждой такой пересадке лежали на вокзалах по 3-4 суток. Добрались сначала до станции Погрузной, затем до Куйбышева, а там сели в общий вагон поезда «Куйбышев-Ташкент», который в народе прозвали «пятьсот-весёлым». Этот «пятьсот-весёлый» шёл страшно медленно, останавливался чуть ли не у каждого столба, то есть буквально на всех станциях, разъездах, и стоял подолгу.

Какие только мысли не лезли мне в голову за бесконечно длинную дорогу! Я представлял себе Ташкент, где мне предстояло жить и учиться, придумывал, как быть с питанием и одеждой, беспокоился, как ко мне отнесётся Саша, Гольдин муж... Одним словом, на душе у меня было очень неспокойно. Я будто предчувствовал, что что-то неладное должно произойти.

Наконец, мы прибыли на станцию Бо-Су, где находился Чирчикстрой. Уже шёл первый час ночи, когда мы тащились от станции пешком до квартиры Кашинской. Но «квартира» - громко сказано: попросту жила тётя Марта вместе со своим сыном Володей в семейном бараке.

Когда мы дошли, Володи дома не оказалось: он как раз работал в ночную смену. Тётя Марта, усталая и измученная, предложила мне: «Давай я сейчас чай поставлю, поужинаем, тогда и отведу тебя к сестре, - они с Сашей тут недалеко живут. А ты пока раздевайся, умойся с дороги». Так и сделали. Пока я возился у рукомойника, пришла соседка - начался шумный разговор. Я понимал, что как же иначе: две женщины больше двух месяцев не виделись, есть о чём поговорить! Потом слышу вдруг - соседка про меня спрашивает: кого, мол, ты, Марта, с собой привезла? Марта объясняет, что это брат Гольды Кирсановой, приехал сюда жить.

-Он приехал к Кирсановым жить? Да ведь они уже два дня как уехали, их нет.

-Как нет?

-Они позавчера уехали в Ташкент, а оттуда собирались на Куйбышев, к Гольдиным родным.

 

Мне вдруг жарко стало, будто меня кто кипятком ошпарил. Я вскочил со стула:

-Тётя, вы шутите! Этого не может быть!

-Какие шутки! Их же вправду нет.

-Но как же так? Я от них письмо получил, в котором они меня приглашали приехать сюда!

-Это когда было?

-Три месяца назад.

-Ну вот! А когда они стали собираться отсюда, то дали телеграмму твоей матери, чтобы ты не выезжал. Но ты, видать, уже был в дороге. Вот вы и разъехались.

 

Я обмяк, как тряпка, но плакать не стал, постыдился. Всё думал: что же теперь мне делать?

Тут тётя Марта и говорит: «Давай ужинать и спать ложиться. Тебе надо хорошенько с дороги отдохнуть. Утро вечера мудренее. А утром придёт с работы Володя и, может, отвезёт тебя в Ташкент на центральный вокзал, - это 27 км всего, только полчаса езды. Сейчас с билетами трудно, и возможно, что твои ещё не успели уехать».

Утром пришёл Володя, мы с ним познакомились, позавтракали и на дизеле поехали в Ташкент. Там дважды обыскали весь большой вокзал, прилегающий к вокзалу сквер, несколько раз прошлись по перрону, - нигде Кирсановых не было. Значит, уехали.

Сели мы с Володей на перроне на скамейку и стали ждать обратного дизеля. Было жарко, захотелось пить. И я Володе предложил:

-Пойдём, попьём холодной водички.

-Холодной водички? Да её тут днём с огнём не найдёшь! Это же Ташкент!

-На да, Ташкент. Но я знаю точно, где здесь холодная вода.

-Ты знаешь? Откуда?

-Я однажды, четыре года назад, ходил по этому перрону и водой торговал.

-Расскажи, как это было!

-Сперва давай напьёмся, а потом расскажу.

 

Я повёл его к колонке, которую я знал. Она оказалась на старом месте. Мы напились, вернулись на скамейку, и я начал свой рассказ.

 

Наша семья в 1937 году жила здесь, в районе Луначарска. Это за городом, на юго-востоке от Ташкента.

В ноябре 37-го родители вместе со мной и двумя моими сестрами решили возвращаться домой под Куйбышев. Однако билеты на поезд с ходу достать не удалось, и пришлось двое суток провести на вокзале. Лежали мы тогда как раз в этом сквере, и я ещё в первый день облазил всё вокруг, разведал все ходы и выходы. В том числе нашёл эту водоколонку. Когда, сидя на своих узлах, мы стали обедать всухомятку, запивая еду привезённой из Луначарска тёплой водой из чайника, я маме сказал: «Вылей эту воду, я сбегаю и принесу свежую, холодную.» Она не возражала. Я, взяв чайник и кружку, добежал до колонки, набрал воды. Иду обратно по перрону, а навстречу мне - мужчина с двумя чемоданами. Поравнявшись со мной, он поставил чемоданы и говорит: «Парень, угости холодной водичкой, я очень пить хочу.» Я протянул ему кружку, он залпом выпил и спрашивает: «Сколько стоит кружка? 5 копеек?» Я машинально кивнул. Тогда он выпил ещё кружку и дал 10 копеек. Радостный прибежал я к своим. Мама, принимая чайник и пустую кружку, спросила: «Почему чайник не полный? Пролил, наверно?» Тогда я показал 10 копеек и рассказал, как случайно продал две кружки. Тут все засмеялись, а я попросил: «Перелейте эту воду куда-нибудь, дайте мне чайник и кружку, я пойду торговать.» Папа с мамой переглянулись, и папа сказал: «Клара, освободи ему пятилитровый бидон - чайник тут не подойдёт. Пусть идёт торгует.»

Торговля моя пошла успешно. Но недолго я оставался без конкурентов. К вечеру их появилось сразу двое, - таких же пацанов, как я. И мой доход стал резко падать. На следующий день я с раннего утра уже был на ногах и торговал. Но день оказался не таким успешным, как предыдущий. Дважды нас, «спекулянтов», прогоняла милиция. А к вечеру папе удалось достать билеты, и мы уехали.

Но какой же я был счастливый и гордый оттого, что имею собственные деньги! Тогда порция мороженого стоила 20 копеек, сахарный петушок на палочке - 15 копеек. А я за два дня выручил что-то около 4 или 5 рублей (точно не помню).

Пока Володя меня слушал, подошёл наш дизель, и мы поехали на Чирчикстрой. Дорогой я задал Володе, который был меня старше на 4 года, вопрос:

-Как ты думаешь, что теперь мне делать?

-Прежде всего, не унывать. Несколько дней отдохни с дороги, ознакомься с местностью, с соседями. Жить можешь у нас. Спать будешь со мной в огороде: там у меня стоит широкий узбекский топчан. Через неделю, как буду работать в первую смену, пойдёшь со мной на завод и устроишься на работу.»

-Легко сказать: устроишься на работу! Я вырос и работал в колхозе, на заводе ничего не умею делать. И притом я ещё несовершеннолетний, мне только в июне исполнится семнадцать.

-Ну тогда устройся где-нибудь учеником. Не обратно же тебе ехать, а потом всю жизнь в колхозе работать!

 

Я подумал: домой ехать не могу, денег осталось где-то 40-50 рублей, а билет стоит 100. Да и дорогу один, наверное, не найду. Так я и решил остаться.

 

Потом Володя мне рассказал о своём заводе.

Чирчикский завод строился с 1936 года. Был он химический, полувоенного образца, каких в бывшем СССР и теперь много. В 1940 году пустили в эксплуатацию первую очередь. Так что завод уже выпускает продукцию. Вторая очередь ещё строится. В прошлом году многие строители перевелись со стройки на завод: там работа полегче и заработки выше. Володя тоже перешёл и не жалеет; теперь работает котельщиком.

Саша Кирсанов тоже работал на строительстве Чирчикского завода - как механик по строительным механизмам и машинам. У него светлая голова и золотые руки. Его на стройке ценили, уважали, и он постепенно возгордился. Думал, что без него обойтись не могут, что он незаменимый специалист, и поэтому ему всё дозволено. Вот и стал после работы выпивать с друзьями, утром приходил на работу с больной головой, в обед опохмелялся. Начальник участка делал ему неоднократно замечания, но Саша плохо на них реагировал. Потом по пьянке сделал прогул. Потом ещё один. И пошло. На общем собрании ему сделали выговор с предупреждением: если пьянка повторится, то уволят по статье. Это немного помогло, но ненадолго. После очередной пьянки прогулял два дня и, когда опомнился, решил, что теперь- то его точно выгонят с позором и плохими документами. Вот он и задумал бежать. Но с работы не уволился и трудовую книжку не забрал. Сдал квартиру, забрал жену и грудного сына Жору с собой и уехал.

Этот рассказ Володи Кашинского я передаю, как его слышал.

Сам я Сашу Кирсанова и в глаза никогда не видел. Кирсановы уехали - я приехал. Через пару месяцев я от Саши получил письмо, в котором он извинялся передо мной за случившееся, звал приехать домой. Он также писал, что работает в районном центре киномехаником, может меня взять учеником. Но я ему на его предложение ответа не написал. А 22 июня началась война. Сашу одним из первых мобилизовали в армию, направили на фронт, где он вскоре погиб.

 

 

Глава 1Х.

Глава Х.

Глава Х1.

Глава Х11.

Глава Х111.

Глава Х1V.

Содержание

От автора стр. 1

Предисловие 1. Alt-Samara: история первых поселений

(1854-1863 годы) стр. 2

Предисловие 2. Возникновение немецких поселений в

Средней Азии (1880-е г.г.) стр. 4

Книга первая

От автора..............стр. 1

Предисловие 1.....стр. 2

Предисловие 2.....стр. 4

Часть 1

Моё предвоенное детство

Годы

Глава 1..................стр. 6

Глава 11................стр. 8

Глава 111..............стр. 10

Глава 1V...............стр. 12

Глава V.................стр. 15

Глава V1...............стр. 18

Глава V11.............стр. 20

Глава V111...........стр. 21

Глава 1X...............стр. 25

Глава X.................стр. 27

Глава X1...............стр. 29

Глава X11.............стр. 31

Глава Х111...........стр. 34

Глава X1V............стр. 36

Глава XV..............стр. 38

Глава XV1............стр. 40

Глава XV11..........стр. 44

 

Часть 11

Трудовая юность.

Годы

Глава 1.................стр. 47

Глава 11...............стр. 49

Глава 111.............стр. 51

Глава 1V..............стр. 53

Глава V................стр. 55

Глава V1..............стр. 57

Глава V11............стр. 60

Глава V111..........стр. 62

Глава 1X..............стр. 65

Глава X................стр. 71

Глава X1..............стр. 74

Глава X11............стр. 75

Глава Х111..........стр. 79

Глава Х1V...........стр. 86

 

Содержание.........стр. 88

 

Структура

повести стр. 90

 

 

От автора

 

Я родился в бывшем Советском Союзе, в селе Большая Романовка (Grob-Romanowka) Кошкинского района Самарской области, известного среди российских немцев как Kreis Alt-Samara*. В нашем районе в 22 деревнях с 1854 по 1941 год компактно проживали немцы Поволжья.

На шестом году жизни кончилось моё счастливое детство, потому что родителей раскулачили и выселили, дом и имущество отобрали, нас, детей, пустили по миру. В десять лет я лишился по злой воле государства отца, а затем и трёх старших братьев. В возрасте шестнадцати лет мне пришлось покинуть свою малую родину, и я оказался в Средней Азии, где меня застала вторая мировая война. Во время войны и в течение почти полувека после неё я скитался по России и её союзным республикам. Мне довелось видеть много горя и нищеты, страдать от голода, холода и унижений. Был я в сталинских лагерях, в трудармии, в тюрьме, жил под спецкомендатурой.

.

Наконец, в 1993 году в возрасте 69 лет мне удалось выбраться из России, которая со мною, своим уроженцем и гражданином, поступала всегда как мачеха. То есть я выехал на постоянное жительство в Германию:

 

«fort, in ein Land, wo Freiheit wirkte,

fort, von dem roten Paradies und Kommunisten»**.

 

Обо всём мною пережитом я и написал на страницах этой книги. Это мой дар тем, кто останется после меня и моих близких по обе стороны границы.

 

Хочу, чтобы потомки наши, - дети, внуки и правнуки, - знали, что пришлось испытать их родителям и прародителям в России, считавшейся для таких, как я, Родиной, но фактически обходившейся с нами как с чужаками. Чтобы понимали причины возвращения на историческую Родину.

Хочу, чтобы новые поколения в нашем роду не росли Иванами, родства не помнящими. Ведь предавая забвению память о прошлом, мы невольно совершаем преступление перед теми, кто будет жить после нас. И если мы ничего не передадим им в духовное наследство, то прервётся связь времён. Пока мы, старшие в роду, ещё в силах, мы не должны допустить этого.

 

В свою повесть я ввёл два небольших предисловия. Первое посвящено краткой истории моей малой родины - Старой Самары. Второе даёт справку о возникновении первых немецких поселений в Средней Азии.

 

* то есть округ Старая Самара (по-немецки Kreis означает округ; русский аналог слову Kreis – «район»).

** «прочь, в страну, где есть действительная свобода,

прочь от красного рая и коммунистов».

Предисловие 1.

Alt-Samara: история первых поселений (1854-1863 годы)

 

Наши предки, деды и прадеды, были по своему происхождению волынскими немцами, приехавшими на Волынь из северо-восточной Пруссии, а точнее - из районов Вислы и Померании. (Хотя были среди них и выходцы из центральной Германии, перебравшиеся в Россию через Силезию и Польшу.) По вероисповеданию все наши Vorfahren* являлись протестантами. В Самарский край они, да и вообще волынские немцы, приехали вслед за меннонитами**, которые первыми начали освоение тамошних земель. А происходило освоение самарского края следующим образом.

 

В 1854 году большая группа выехавших из западной Пруссии меннонитов-переселенцев остановилась на зиму на юге России, на правом берегу Днепра, в знаменитом меннонитском центре Хортица, существовавшем к тому времени уже 65 лет. Весной следующего года эта переселенческая группа, насчитывавшая 364 семьи, или 1913 человек, со всем своим скарбом и хозяйственным инвентарём перебралась в район Самары, преодолев расстояние в 2000 км. Осели они на реке Кондруша - правом притоки Волги. Здесь, на нетронутой целинной земле, возникла их первая колония - Александерталь, ставшая центром нового меннонитского поселения в России. Вокруг Александерталя с ходу пошло строительство новых деревень и хуторов. К концу 1850-х годов их насчитывалось уже 10: Alexandertal, Neu-Hoffnung, Mariental, Murawjewka,Rettungstal, Grobfeld, Liebental, Orloff, Lindenau, Schönau (Krasnowka).

 

В 1859-1863 годах на самарскую целину стали переселяться и волынские немцы. Они закладывали свои деревни и хутора по соседству с меннонитскими. За короткий срок ими было основано 14 посёлков, а именно: Grob-Konstantinowka, Klein- Konstantinowka, Grob-Romanowka, Klein- Romanowka, Nikolajewka, Rosental, Fürstenstein, Reinsfeld, Bergtal, Straßburg, Kaisersgnade, Hoffental, Petrowka, Friedental. Так в десять лет образовался целый район, состоявший из немецких (но только меннонитских и волынских) колоний. Район этот, получивший позднее название Кошкинского, находился в плодородной чернозёмной полосе, в местности с умеренно континентальным климатом, а территориально он располагался примерно на полпути от города Симбирска (ныне Ульяновск) к крупнейшему городу башкир Уфа. Это была тогда самая окраина Российской империи, граничившая с бескрайними башкирскими степями. И российское правительство было очень заинтересовано в наших немцах-переселенцах, которые не только осваивали вновь присоединённые к империи земли, заводя на них культурные хозяйства, но и защищали приграничную полосу от набегов диких башкирских орд.

_________________

* предков (нем.)

** меннониты – протестанты, последователи религиозной доктрины голландского священника Менно Симонса (1492-1559), современника Мартина Лютера. В сер. ХV1 в. вынужденно покинули свою родину, спасаясь от репрессий со стороны католической церкви. Значительная часть меннонитов обосновалась в протестантской Пруссии и в Польше, откуда в ХV111 в., последовав приглашению Екатерины 11, перебралась в Россию.

Местность, где поселились наши прадеды, оказалась всего в полусотне километров от башкирских земель. С противоположной от башкир стороны соседями были русские, мордва, татары, чуваши. Например, до чувашского города Мелекеса насчитывалось не более 60 км.

 

Наша Большая Романовка, а также соседние с ней Малая Романовка и Николаевка возникли первоначально как хутора и относились к старейшим волынским поселениям. Располагались эти поселения совсем близко друг от друга: менее полукилометра разделяли Большую Романовку и Николаевку, построенных на одной линии, и около 700-800 метров было между Большой Романовкой и Малой Романовкой, расположенных одна против другой и разделённых большим оврагом.

 

Названия свои наши деревни получили по именам и фамилии российского императорского рода. В честь Романовых - Большая и Малая Романовка, в честь правившего в России в 1850-х годах Николая 1 - Николаевка, в честь его предшественника на троне Александра 1 - Александерталь, в честь великого князя Константина Романова - Большая и Малая Константиновка...

 

Но честь честью, а жить первым немецким поселенцам на необжитых землях было ох как трудно и опасно! Мало того, что всё надо было начинать с нуля, но ведь приходилось ещё и постоянно находиться начеку, в напряжении, так как то и дело совершали набеги и грабежи воинственные кочевники-башкиры. И тогда люди гибли либо лишались здоровья, жилища, имущества. Или ещё того хуже - попадали в плен в дикую орду, где их подвергали немыслимым мучениям. Так что совсем недаром царь предоставил нашим поселенцам льготы: освободил на 10 лет от налогов и «на всё время пребывания» в России - от службы в регулярной царской армии. Ведь жизнь на границе уже сама по себе была как воинская служба.

 

Плодородная, веками не тронутая земля не нужна была башкирам. Они вели кочевой образ жизни, пасли стада, торговали скотом и понятия не имели, что такое хлеб. Питались они мясом, прежде всего кониной («махан» на их языке), пили приготовленный из лошадиного молока кумыс и главным богатством считали табуны лошадей. Свои стада они пасли на одном месте до тех пор, пока не кончался подножный корм, а потом перекочёвывали вместе со скотом на новое место. Жили они общиной, по родам и племенам. Домами им зимой и летом служили переносные круглые юрты из войлока. А ещё родным было для них седло, так как верхом ездили все - от трёхлетнего ребёнка до глубокой старухи. Их лошади - степные, низкорослые, мохнатые - были очень выносливы и неприхотливы: зимой они сами себе добывали корм, доставая его копытом из-под снега. На таких лошадях удобно было совершать дальние переходы, - но и набеги. Башкиры в середине ХV111 века являлись воинственно настроенным и к тому же диким, тёмным, нецивилизованным народом. Они враждовали между собой: одно племя часто нападало на другое - из-за пастбищ, либо ради наживы. И тогда убивали мужчин, уводили в плен женщин, детей, угоняли скот. А самую большую наживу им давал набег на наших мирных землепашцев.

 

Наши отцы и деды рассказывали, каково тогда было. В первые годы переселенцы даже на собственные поля в одиночку не выезжали, а только большими группами, прихватив с собою ружья. Поля находились иногда на расстоянии 8-10 км от деревень, и бывали случаи, когда башкиры налетали внезапно, умерщвляли своими кривыми саблями мужчин, а женщин и лошадей забирали с собой. Поэтому приходилось делать так: приехав к полям, выпрягали из бричек лошадей, брички разворачивали оглоблями в сторону дома, заранее приготовляли сбрую - и только тогда начинали пахать или сеять. Кроме того, обязательно выставляли караульщиков: двое мужчин всегда должны были стоять на страже, чтобы остальные могли спокойно работать. Если же караульщики замечали вдали столб пыли, то это означало, что скачут башкиры, и тогда все разом бросали работу, быстро впрягали в брички лошадей и мчались домой. Коли башкиры начинали догонять, приходилось отстреливаться. Только появление убитых и раненых могло остановить преследователей.

 

Несмотря ни на что, немецкие колонисты Старой Самары в итоге всё же, благодаря своему упорству и трудолюбию, преодолели все трудности и заложили основу своего благополучия. Да и не только своего. Те же башкиры, узнав лет через 5 после основания наших колоний вкус хлеба, стали приезжать к колонистам за хлебом и менять муку на скот.

 

Имея большой опыт в скотоводстве, в земледелии, зная рациональные методы ведения хозяйства, немцы-колонисты уже через полдесятка лет после переселения встали на ноги и начали богатеть. У каждого хозяина имелось по 20-25 гектаров земли, собственный дом, вокруг которого тоже было немало земли: ведь дома стояли на расстоянии 300-400 метров друг от друга! Если бы только не набеги кочевников, когда всё шло прахом, и оставшиеся в живых вынуждены были опять начинать с нуля!..

 

Остановил набеги не вкус хлеба и не тот вооружённый дружный отпор, который научились организовывать наши колонисты, - это помогало утихомирить башкир лишь на время. Остановил их успех русского оружия: с 1864 по 1876 годы Россия завоевала Казахстан и всю обширную Среднюю Азию. Вот тогда и башкиры присмирели. Шутка ли сказать: русская граница отодвинулась за их спины на тысячи километров! Вновь приобретённые Российской империей территории составляли площадь в – подумать только! -1.650.000 кв. км. и имели население 33.860.000 человек - казаков, киргизов, узбеков, туркмен, таджиков, каракалпаков, татар, башкир...

 

 

Предисловие 2.