Обнаженные в сарае Новой Англии

Перевод Галины Ермошиной

«В гостиной дамы тяжело

Беседуют о Микеланджело».

(Т.С. Элиот «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», пер. А.Сергеева)

Внезапно сарай заполняется обнаженными. Они вливаются через двойную деревянную дверь, спускаются с сеновала, карабкаются через окна - розовые фигуры импасто, прекрасная фреска, тонкие лимбы, чертова дюжина грудей, булочки бледно-зеленой плоти или кожа, изученная как натянутый холст, жесткий и белый на ощупь. Натурщицы, толстые как воры, повсюду, куда ни глянь.

Энгр, сбивая комки грязи с ботинок, вводит двух вооруженных змеями женщин, близнецов. На них - ничего, кроме тюрбанов и бледной кожи. Застенчивая жена Рубенса невероятно извивается, загнанная в угол в меховой пелерине. Измученные женщины Делакруа сваливаются с высоких стульев с выгнутыми спинками на деревянный пол сарая. Хихиканье растет в комнате, в то время как кровавый кровавый Бэкон отбрасывает несколько визжащих ошметков к двери. Четыре натурщицы Модильяни входят слева, соединенные руки, тихие, гордые, ушедшие в себя. Они несут свою плоскую красоту как на фризе.

В другой части сарая Джейн Аврил приводит в порядок свои чулки. Там же - три щегольские грации, Ла Гулю выбирает соломинки из волос. Парис сидит в уголке, оценивая. Зеленые шлюхи Тулуз-Лотрека кружатся, подбоченившись, соприкасаясь своими чудовищными волосами. Элизабет Сиддал принимает следующую порцию опия. Две австрийских девушки бормочут гортанные ругательства и проклятия отсутствующему Эгону Ш., любовнику и чрезвычайно развращенному извращенцу.

Взволнованный Джакометти ищет голову Диего среди навоза и влажного сена. Он опять потерял проклятую метафорическую вещь, и знает, что должен начать на пустом месте - дай бедному человеку еще одну сигарету. Роден ковыряется в бороде узловатыми, покрытыми гипсом руками, колеблясь, что делать потом.

Бальтус наблюдает за всем из угла, в кимоно, девяностолетний, куря, в темных очках. Его матовые обнаженные брошены на полуденном свету, жар зеленых и красных тонов. Его девушки оставляют в комнате аромат яблок. Пикассо, уютно устроившись на сеновале, ласкает своих Авиньонских девиц – ему на все наплевать. Леди засыпают, смотрят свои испанские сны. Итальянские натурщицы, безымянные, усеивают комнату темными телами и громкими криками - ты можешь расшевелить их только палкой. Жанна Эбютерн, жена Модильяни, с дикими и мягкими серыми глазами, выбрасывается из окна, чтобы создать больше места в комнате.

Некоторые обнаженные запылились, некоторые греются под мягким светом, некоторые жаждут восторга ценителя. Время от времени они - не более чем натюрморт в списке хранителя музея. Кто-то сказал бы, что красота их масляных одежд достаточна. Кто-то сказал бы, что висеть в галерее - их награда, почет и воздаяние по заслугам.

Но есть нечто далекое от искусства и артефакта подписи внизу холста (мужские каракули, девять из десяти). Здесь аромат плоти подавляет любой запах краски, поскольку здесь женщина - позади ширмы, двери, а также позади холста, там есть одна, наблюдающая именно за тобой. Поскольку это - самая большая ретроспектива, бывшая когда-либо - не художников, других. Итальянка, француженка, богиня, шлюха, Обнаженная, Натурщица, Маленькая Девочка. Смерть и Дева. Жена, принимающая ванну. Молодая девушка со скрещенными на груди руками. Великая Одалиска. Живописное, но не живопись.

Женщина, реальная, развязывает пояс, выходит из одежды и всходит на помост в студии. (Она - та, кто просит о тепле.) (Она – та, с болью, страданиями и вздохами; та, с усталыми глазами.) Она живет своей тихой жизнью все время, пока другие шумят. Ты можешь не знать ее имя, но ты бы мог захотеть приветствовать ее хотя бы. Она ждет.

И хотя она лишь пристально смотрит вне твоей досягаемости, ушедшая в себя, неподвижная и молчащая, она - присутствие здесь, присутствие, которое противостоит негативному пространству вокруг нее, возникая в сфумато, в светотени, из заднего плана.

НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

Перевод Галины Ермошиной

При входе в НБ сидит французская femme fatale [3] --

a fonctionnaire [4] с плохими волосами и сердитая,

прирученная львица - самого низкого сорта,

жующая жвачку мстительно.

Она не отвечает на мои повторные стуки,

когда я жестикулирую ей из-за Плексигласа.

Ее глаза рявкают, заставляя меня замолчать,

когда она цедит, не разжимая губ,

Non [5], встряхивая своей косматой головой

в направлении jamais [6] и никогда.

 

Лишь вдали, в читальном зале, все стихает,

только звери из книг свирепствуют не прирученные.

Читатели и исследователи

Под прозрачным светом рыбачьих ламп

окрашены в цвет зеленого абсента.

Их спины в темноте над темными страницами.

В их руках - маленькие кирпичики бога: книги.

 

Я хочу читать в их тени в этом salle obscure [7],

в тени теней и в тени книг,

вплывать в эту комнату,

к усталым спинам, склоненным над столами

и стройным спинкам в кожаных чехлах,

к мраморным краям бумаг,

к той главе, к финалу,

к tout Paris [8] под моим большим пальцем.

 

 

БИБЛИОТЕКА ЛЬВОВ

Перевод Галины Ермошиной

Львы сохраняют библиотеку Делакруа в живых.

В этой комнате львы - жестоки и немы как

книги. Его черноглазые кошки выжили,

остались позади. Они красиво нападают

и дают сигнал тревоги. Здесь нет ни привязей,

ни засовов, ни прожорливых взглядов,

ни места для посаженной в клетку пантеры Рильке

из Jardin des Plantes[9].

 

Прогуливаясь между окном и комодом

появляются парами львы всех видов.

Мягкая осторожность набитой ватой львицы

за оконным стеклом,

набросок льва, рвущего добычу в стороне —

окровавленная грудь, оскаленные зубы, развалины.

Жизнь настороже, обведенная чернилами.

Сила, так красиво оформленная, тревожит.

В книгах слова ровные на ощупь, как эскиз.

Они пробивают темноту страницы,

крадясь слева направо,

и оставляют позади

черные отметины —

отпечатки.

 

В этой живописной библиотеке,

книги художника долго умирали,

их пятна и запахи хорошо вычищены и стерты,

но книги все еще остаются в львиных глазах -

бестиария Делакруа.

 

 

Lee Ann Brown

Ли Энн Браун

Ли Энн Браун (родилась в Японии) – американская актриса, писательница, кинорежиссер. Жила в городах Шарлотт (Северная Каролин), Провиденс (Род-Айленд), Боулдер (Колорадо), Нью-Йорк. В настоящее время преподает в университете Боулдера. Является также основателем и редактором издательства Tender Buttons Press. Автор нескольких поэтических сборников.

КОМЕТНЫЙ

Перевод Александра Уланова

Ко мне положи здесь ненадолго знакомое тело земной

набухающей сладости которую я еще не знаю

Когда определение пола становится банальным значит будет живущим так

еще не умирать или быть утомленным яркими

глазами в центре притяжения ночного течения

3.00 удобный чеснок роза

мед яшма бериллий иридий

изолирующий того, кто знает, что от кого, или

что за пометки на полях начали готовить в

15.00 на полпути к какому-то реальному миру

записывающему вспышку поперек завершенного неба

огненным хвостом Только один раз этого

недостаточно, как насчет четырех минута

и посмотри вверх вечером снова

Входи Входи не медли

 

Кометой к ней

 

 

СИЯЮЩИЙ ДРАГОЦЕННЫЙ ГЛАЗ

Перевод Галины Ермошиной

с Джулией Паттен, Эфрозиной Блум и Мег Артурс в памяти

Эти формы цветка изменяются для меня способами, о которых я пока не могу сказать, но ты уже знаешь прежде меня в кружеве твоего платья – нет «А» на удаленной белой (сливочной) леди пялившейся привычно на стену указывающую направление к Большому Египетскому Футболу в Огайо внутри и вне движения причудливой страсти твоих рук – снаружи на нашем собственном инее – к цветку триумфов – мантия соскользнула – скользящая мантия – нет пределов на притворной преданности кушетки – пассивной каким был он – (я – огромна) – дверная петля, изукрашенная наркотиком в вишневый цвет и ущипнутая иронически на байронической дороге – утонувшая в озере Пражской Гвардии – сердечный клапан без меня – он – свободный – и похожий на Сфинкса как я снова описываю ночь так быстро – Дайон-ферри – это Икс-отично - вода летела на маленькой скорости над шпилями Манхеттена

 

где (вернувшись вовремя) она жила в Алфавитном городе со всеми маленькими историями, она никогда не рассказывает:

 

Бросая яблочную кожуру через плечо, она внезапно понимает, что все время жила в Городе Описания. Большая синяя буква «A» движется над ней, чтобы поднять ее занавес и играть, но она говорит, 'забей на это', пожевывая свои леденцовые сигареты. Призраки городских тюрем, по-другому известные как Суетливые марионетки, теперь греются в комнате, полностью покрытой росписями. Один говорит «Догматика Не Радио», а другой - только «Острие».

Миссис (Бланк) пыталась думать, но это плохо получалось из-за всеобщего шума. Люди продолжали пытаться завладеть ее вниманием и преуспевали в этом. Один раз она начала жить в одиночку, но он, как мед, начал жить там тоже, откладывая ее созревание в течение еще нескольких месяцев.

Она жила в районе, где годами не прерывалось солнцестояние. У некого хирурга там был красивый сад. Он заикался даже когда пытался выговорить собственное имя. Маленький шрам остался на ее указательном пальце, который она порезала в университетских кухнях. Кровь сбегала по ее переднику, когда она неосторожно подняла тяжелую морковь, отправляясь назад в свою комнату. Там ее ждала игрушка русского формалиста, сделанная из разноцветного дерева.

Она обратилась в беаттизм Сары, потом более медленно в квиетизм. Одинокая Девушка, Одинокая Девушка, Идет там, где ей нравится. Замужняя Девушка, Замужняя Девушка: Младенец на ее коленях Младенец на ее коленях. Если еще хоть один парень скажет мне, что любит эту песню, я Увенчаю Его (не лучшим образом).

Горячие ночи в летней спальне, астрологическая Большая Центральная Станция. Лисий Мыс Кухонный Танец. Мингус был Биг Бэндом, пытаясь возбуждать мое тело с какой-то непосредственной торжественностью. Секс со мной – чей-то список, пока ты у этого Рембо. У котов дома лучше, но их меньше. Позволь всей смертной плоти хранить молчание сверх этого. Серафим, постоянно смотрящий, знал, что их метемпсихоз был незавершен.

Поэтому формально, ее все же нигде не было. Но мечта приобретает собственную форму, органически приспособленную, как коробку с бентосом, то есть органическую внутри недремлющей решетки.

 

Jena Osman

Джена Осман

Джена Осман – американская поэтесса и исследовательница литературы, преподает, проводит поэтические мастерские для студентов, является консультантом студенческого литературного журнала «Дефис». Автор нескольких поэтических сборников и книг, ее работы появляются в различных антологиях и литературных журналах, в том числе в антологии «Лучшая американская поэзия 2002», в журналах Conjunctions, XCP, Verse и других. Стихотворения Осман переведены на французский, шведский, сербохорватский языки. Осман является обладательницей нескольких литературных премий и грантов.

ОДРАРЕК В ВЕНЕЦИИ (2)

Перевод Александра Уланова

следы в слоновой кости ведут его. он – последняя часть тропы, которой ты уже последовал. его путь – то, что должно быть от причуд твоего понимания, лента на столбике. с годами перепады испытаны, шаги, что случались на движущихся пластах – такое движение только рассказано, никогда не чувствуемо – легко повторяемы диаграммой или жестом успокоившейся руки. каждый дюйм его поведения показывает задерживающееся развитие, желание более простых плоскостей.

 

уже встретившее тебя, его лицо выглядит более кукольным, это непрерывно воющий ветер или твоя растущая необходимость лечь ровно в твоих предубеждениях? само солнце отказывается отражать ежедневное. вместо этого, маленькие шаги щелкают по столице. это место, печь для твоей чужеродности, порождает определенную формальность, он закутан в те мантии. он кажется тоньше, его выражение меняется согласно свету.

 

зачем следовать куда-то дальше? ты знаешь все, что он скажет тебе. Несомненность его исчезновения – то, что хранит тебя поджаренным для действия. день внутри и снаружи. у коробки есть особое обозначение, но что это было – в основном утрачено. держать предметное представление величественной идеи, сейчас память освещена маленьким пузырьком в гораздо большей комнате.

 

столбик прилаживается к его спине и приводит к равновесию. он вертит совершенную плоскость на конце палочки, ты замечаешь, как он лавирует, что ножки уже неправильно прорезали путь, пока водяная посудина скрывает свою цель, и он роет канаву дальше. ты чувствуешь, если ты столкнешься с ним в повседневной жизни, ты будешь вполне уверен в следующих шагах в пределах коробки. физические вещи на месте? они уже отмечены глазом и оставлены стоять там? ты удивишься, если его дыхание уже было диабазовым (город), было бы его исчезновение менее ясным.

 

БЕСПРОВОЛОЧНЫЙ ТЕЛЕГРАФ

Перевод Александра Уланова

отклонение иглы

на другом

пепле

 

сетчатый никто

внутренние трещины кабеля

 

и сообщение рассеянное в эфире

и сообщение в точном месте

 

Кто партнер? Обузданный на бархате и обернувшийся таким. Или заключивший сделку с координатами веры. Прогулки больше ни исключительны, ни неспешны, тот покой, что благодаря размеренной походке, отступает, фрахт слишком мягкого угля. Вся его кожа неожиданно ускользает. Потом, пытаясь идти не менее странно, он маскируется под собственного компаньона, и непреднамеренно достигает цели. Этот компаньон - третий, изобретает столетие. Разрешение петь. Шар света движется через трубу как бильярдный, ударенный кием. Все поселения в руинах от того, что я увидел. Тень. Смесь из всех частей, представляющихся никогда не покидавшими, возвращение того, что мне казалось действительно потерянным. Окрашенный берег, эмблема в химикатах. Посадив горный гребень роз как землю между мной и ним. Компаньон слишком мягкого угля. Это игра? Там сверчки? Ступить внутрь, отступить… какая записка в руке тела, что соскользнуло по стене, лежит как мешок у моих ног.

 

 

ДВОЕ НА МИННОМ ПОЛЕ

Перевод Александра Уланова

Эта мысль создает некоторый вид света или бегства, другую страну, содержащую определенный переход – понимающий – к постижениюкораблейв воде. Он никогда не признавал поля, (не имеющие выхода к морю), хотя там он всегда был. Значение переработки приобретаемой воды. Гравий под его ногами в поле, которое он хотел сделать открытым, довольно часто сухость в его горле и на коже, это непривлекательно. Однажды вне этого, чувство существования только там. Одиночество, внезапное падение воды или камня. Эта неуверенность случается сто раз в день, и убеждает его изучать свет и выгоды, по которым это означает идти вперед через поле мимо последней полосы гравия, во что? Линия горизонта всегда была стеной. Между тем, что здесь, и что с другой стороны, может не быть связи.

 

Мало что можно поделать с зарубцевавшимся. Каждая дощечка уводит за дом. Смотрящий вниз, его руки стали фаянсовыми, одушевление мысли. Здесь, ограниченный тонкими ровными досками, что превращают его дом в штурвал, он становится ближе к разговору, краю моего уха. Плавность, архитектура, все это изменяется через запутанность. Хотя «крепкая телом», я тоже могла исчезнуть. Это обратное посвящение. Большее есть в штурвале, в ракушке с короткой спиралью. Я зимую там, а он возвращается в более далекие места – не те же самые – очень поздно ночью.

 

Высокую пустыню тоже трудно понять. В ней, кажется есть щедрое население, растущее от головы к пяткам. Дружба требует уменьшающегося пространства в пределах комнаты. Когда друзья входят, они быстро ходят из угла в угол, никогда поодиночке, никогда не оставляя возможности побыть в одиночестве.

 

Он вопил за дверью. Неважно, что они – его соседи.

 

Определенные предметы или структуры, места или люди, когда соединяются с другими, или чем-то подобным, кажутся изменившимися. Но принцип комбинации оставляет безопасный механизм незапертым, заряд (пушка) звучит в воздухе. Пламя мстит в высоте, накаляет террасу пола наверху.

 

Ему нравится думать, что смесь была перевозима, превращение жидкости в металл. В этом месте король может стать бабочкой так же просто, как доктора и учителя превратиться в убийц. Переполненная река за стеклом. Фермер говорит с легким прикосновением к общепризнанному отзвуку. Движение его тела повторяет речь и поэтому нравится и ораторам, и слушателям. В спектре его горла есть зовущая птица.

 

Физическое описание обычно делает понимание плоским, как нож, скользящий сквозь муку на верху чашки. Он мог видеть огни города. Такое окно, как это, сообщает отношение элементов, означая, где он находится и что знает. Его пальцы сжимают стойку перил и наклоняют к морю. Это его лицо в ветре, молчание тела, прорезающего живую реальность, чтобы прибыть внутрь собственного образца. Жидкость в его стакане твердеет, пока тоже не проходит насквозь, как поле. И разрушает поле, это – плата.

 

Из молчания поля, чтобы осуществить наиболее интересное, нога расположена так, словно тело лежит ровно. Помнить места и предметы (страну и людей), никогда их не видя. Это будет изучением того, где он есть, и что за силы могли принести его туда. Они невидимы и жгучи. Они не уходят и не возвращаются.

 

 

Попугай: