Что я даю уже советы тебе. Но Знай, что это я, самый

Безобразный человек,

-- у которого самые большие и тяжелые ноги. Где я

Шел, там дорога плохая. Я обращаю все дороги в смерть и позор.

Но по тому, как ты прошел молча мимо меня, как ты

Покраснел, я это видел, -- я узнал в тебе Заратустру.

Всякий другой бросил бы мне милостыню свою, сострадание

Свое, взором и речью. Но для этого -- я недостаточно нищий, это

Угадал ты --

-- для этого я слишком богат, богат великим,

ужасным, самым безобразным и невыразимым! Твой стыд, о

Заратустра, почтил меня!

С трудом ушел я из толпы сострадательных, -- чтобы найти

единственного, который учит нынче: "Сострадание навязчиво", --

тебя, о Заратустра!

-- будь оно божеским, будь оно человеческим состраданием

-- оно перечит стыду. И нежелание помочь может быть

Благороднее, чем эта путающаяся под ногами добродетель.

Но сострадание называется сегодня у всех маленьких людей

Самой добродетелью -- они не умеют чтить великое несчастье,

Великое безобразие, великую неудачу.

Поверх всех их смотрю я, как смотрит собака поверх спин

Овец, копошащихся в стадах своих. Это маленькие, мягкошерстные,

Доброхотные, серые люди.

Как цапля, закинув голову, с презрением смотрит поверх

Мелководных прудов, -- так смотрю я поверх копошения серых

Маленьких волн, воль и душ.

Давно уже дано им право, этим маленьким людям, -- так

что дана им наконец и власть -- теперь учат они: "Хорошо

только то, что маленькие люди называют хорошим".

И "истиной" называется сегодня то, о чем говорил

Проповедник, сам вышедший из них, этот странный святой и

защитник маленьких людей, который свидетельствовал о себе: "Я

-- истина".

Этот нескромный давно уже сделал маленьких людей

Горделивыми -- он, учивший огромному заблуждению, когда он

учил: "Я -- истина".

Отвечал ли кто нескромному учтивее? -- Но ты, о

Заратустра, прошел мимо него и говорил: "Нет! Нет! Трижды нет!"

Ты предостерегал от его заблуждения, ты первый

Предостерегал от сострадания -- не всех и не каждого, но себя и

Подобных тебе.

Ты стыдишься стыда великих страданий; и поистине, когда ты

говоришь: "От сострадания приближается тяжелая туча,

берегитесь, люди!"

-- когда ты учишь: "Все созидающие тверды, всякая великая

любовь выше их сострадания", -- о Заратустра, как хорошо

кажешься ты мне изучившим приметы грома!

Но и ты сам -- остерегайся ты сам своего

сострадания! Ибо многие находятся на пути к тебе, многие

Страждущие, сомневающиеся, отчаивающиеся, утопающие,

Замерзающие. --

Я предостерегаю тебя и против меня. Ты разгадал мою

Лучшую, мою худшую загадку, меня самого и что свершил я. Я знаю

Топор, сразивший тебя.

Но он -- должен был умереть: он видел глазами,

Которые все видели, -- он видел глубины и бездны человека, весь

Его скрытый позор и безобразие.

Его сострадание не знало стыда: он проникал в мои самые

Грязные закоулки. Этот любопытный, сверх-назойливый,

Сверх-сострадательный должен был умереть.

Он видел всегда меня: такому свидетелю хотел я

Отомстить -- или самому не жить.

Бог, который все видел, не исключая и человека, --

этот Бог должен был умереть! Человек не выносит, чтобы

такой свидетель жил".

Так говорил самый безобразный человек. Заратустра же встал

И собирался уходить: ибо его знобило до костей.

"Ты, невыразимый, -- сказал он, -- ты предостерег меня от

Своего пути. В благодарность за это хвалю я тебе мой путь.

Смотри, там вверху пещера Заратустры.

Моя пещера велика и глубока, и много закоулков в ней; там

Находит самый скрытный сокровенное место свое.

И поблизости есть сотни расщелин и сотни убежищ для

Животных пресмыкающихся, порхающих и прыгающих.

Ты, изгнанный, сам себя изгнавший, ты не хочешь жить среди

людей и человеческого сострадания? Ну что ж, делай, как я! Так

Научишься ты у меня; только тот, кто действует, учится.

И прежде всего разговаривай с моими животными! Самое

Гордое животное и самое умное животное -- пусть будут для нас

обоих верными советчиками!"

Так говорил Заратустра и пошел своей дорогою, еще

Задумчивее и еще медленнее, чем прежде: ибо он вопрошал себя о

многом и нелегко находил ответы.

"Как беден, однако, человек! -- думал он в сердце своем.

-- Как безобразен, как он хрипит, как полон скрытого позора!

Мне говорят, что человек любит себя самого, -- ах, как

велико должно быть это себялюбие! Как много презрения

противостоит ему!

И этот столько же любил себя, сколько презирал себя, --

По-моему, он великий любящий и великий презирающий.

Никого еще не встречал я, кто бы глубже презирал себя, --

а это и есть высота. Горе, быть может, это был

Высший человек, чей крик я слышал?

Я люблю великих презирающих. Но человек есть нечто, что

должно превзойти". --

Добровольный нищий

Когда Заратустра покинул самого безобразного человека, ему

Стало холодно и он почувствовал себя одиноким; ибо много

Холодного и одинокого пронеслось по чувствам его, так что даже

Тело его похолодело. Но едва он поднялся дальше, по горам и

Долинам, миновав зеленые пастбища и пустое, каменистое русло,

Где прежде нетерпеливый ручей пролагал себе ложе, -- ему сразу

Стало теплее, и сердце его укрепилось.

"Что со мной? -- спросил он себя. -- Что-то теплое и живое

Подкрепляет меня, оно должно быть вблизи от меня.

Уже я не так одинок, неведомые спутники и братья бродят

вокруг меня, их теплое дыхание волнует мне душу".

Осматриваясь кругом и ища утешителей в одиночестве своем,

Он увидел коров, столпившихся на возвышении; их близость и

Запах согрели сердце его. По-видимому, эти коровы старательно

Слушали кого-то, говорившего к ним, и не обращали внимания на

Вновь прибывшего.

Когда же Заратустра подошел совсем близко к ним, услыхал

Он отчетливо человеческий голос из стада коров; и видно было,

Что все они повернули свои головы к говорившему.

Тогда Заратустра стремительно бросился на возвышение и

Разогнал коров, ибо он боялся, чтобы здесь не случилось с

Кем-нибудь несчастья, которому едва ли помогло бы сострадание

Коров. Но в этом он ошибся; ибо перед ним сидел человек на

Земле и, казалось, убеждал животных, чтобы они не боялись его,

-- миролюбивый человек и нагорный проповедник, из глаз которого

проповедовала сама доброта. "Чего ищешь ты здесь?" --

Воскликнул Заратустра с удивлением.

"Чего я здесь ищу? -- отвечал он. -- Того же самого, чего

ищешь и ты, нарушитель мира! ищу счастья на земле.

Ему хотел я научиться у этих коров. Ибо, знаешь ли,

Половину утра говорю я к ним, и они только что собрались

Отвечать мне. Зачем помешал ты им?

Если мы не вернемся назад и не будем как коровы, мы не

Войдем в Царство Небесное. Ибо одному должны мы научиться у них

-- пережевыванию.

И поистине, если бы человек приобрел целый мир и не

научился одному -- пережевыванию: какая польза была бы ему! Он

Не избавился бы от скорби своей,

-- от великой скорби своей; но она называется сегодня

отвращением. А у кого же сегодня сердце, уста и глаза не

полны отвращения? И у тебя! И у тебя! Но взгляни на этих

коров!" --

Так говорил нагорный проповедник и поднял взор свой на

Заратустру: ибо до сей поры глядел он с любовью на коров -- и

вдруг преобразился он. "Кто это, с кем говорю я? -- воскликнул

Он в испуге и вскочил с земли. --

Это человек, свободный от отвращения, это сам Заратустра,

Победитель великого отвращения, это глаза, это уста, это сердце

самого Заратустры".

И, говоря так, он с глазами, полными слез, поцеловал руку

Тому, кому он говорил, и вел себя совсем как тот, кому

Неожиданно падает с неба драгоценный дар или сокровище. А

Коровы смотрели на все это и удивлялись.

"Не говори обо мне, ты, странный, милый человек! -- сказал

Заратустра, защищаясь от его нежности. -- Говори сперва о себе!

Не тот ли ты добровольный нищий, который некогда отказался от

Большого богатства, --

-- который устыдился богатства своего и богатых и бежал к

Самым бедным, чтобы отдать им избыток свой и сердце свое? Но

они не приняли его".

"Но они не приняли меня, -- сказал добровольный нищий, --

Ты хороню знаешь это. Так что пошел я наконец к зверям и

коровам этим".

"Там научился ты, -- прервал Заратустра говорившего, --