Слов и от шума игральных костей, --

О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному

Кольцу колец -- к кольцу возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы

Иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю

тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!

Если некогда одним глотком опорожнял я пенящийся кубок с

Пряною смесью, где хорошо смешаны все вещи, --

Если некогда рука моя подливала самое дальнее к самому

Близкому, и огонь к духу, радость к страданию и самое худшее к

Самому лучшему, --

Если и сам я крупица той искупительной соли, которая

Заставляет все вещи хорошо смешиваться в кубковой смеси, --

О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному

Кольцу колец -- к кольцу возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы

Иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю

тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!

Если я люблю море и все, что похоже на море, и больше

Всего, когда оно гневно противоречит мне, --

Если есть во мне та радость искателя, что гонит корабль к

Еще не открытому, если есть в моей радости радость

Мореплавателя, --

Если некогда восклицало ликование мое: "берег исчез --

Теперь спали с меня последние цепи --

-- беспредельность шумит вокруг меня, где-то вдали блестит

мне пространство и время, ну что ж! вперед! старое сердце!" --

О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному

Кольцу колец -- к кольцу возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы

Иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю

тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!

Если добродетель моя -- добродетель танцора, и часто

прыгал я обеими ногами в золотисто-изумрудный восторг;

Если злоба моя -- смеющаяся злоба, живущая под кустами роз

и под изгородью из лилий:

-- ибо в смехе все злое собрано вместе, но признано

Священным и оправдано своим собственным блаженством --

И если в том альфа и омега моя, чтобы все тяжелое стало

Легким, всякое тело -- танцором, всякий дух -- птицею; и

поистине, в этом альфа и омега моя! --

О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному

Кольцу колец -- к кольцу возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы

Иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю

тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!

Если некогда простирал я тихие небеса над собою и летал на

собственных крыльях в собственные небеса;

Если я плавал, играя, в глубокой светлой дали, и прилетала

птица-мудрость свободы моей:

-- ибо так говорит птица-мудрость: "Знай, нет ни верха, ни

низа! Бросайся повсюду, вверх и вниз, ты, легкий! Пой!

перестань говорить!

-- разве все слова не созданы для тех, кто запечатлен

тяжестью? Не лгут ли все слова тому, кто легок! Пой! перестань

говорить!" --

О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному

Кольцу колец -- к кольцу возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы

Иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю

тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!

* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, И ПОСЛЕДНЯЯ *

Ах, где в мире совершалось больше

Безумия, как не среди сострадательных?

И что в мире причиняло больше страдания,

Как не безумие сострадательных?

Горе всем любящим, у которых нет более

высокой вершины, чем сострадание их!

Так говорил однажды мне дьявол:

"Даже у Бога есть свой ад -- это любовь его к

людям".

И недавно я слышал, как говорил он такие

слова: "Бог мертв; из-за сострадания своего

к людям умер Бог".

Так говорил Заратустра

Жертва медовая

-- И снова бежали месяцы и годы над душой Заратустры, и он

Не замечал их; но волосы его побелели. Однажды, когда он сидел

На камне перед пещерой своей и молча смотрел вдаль -- ибо

Отсюда далеко видно было море поверх вздымавшихся пучин, --

Звери его задумчиво ходили вокруг него и наконец остановились

Перед ним.

"О Заратустра, -- сказали они, -- не высматриваешь ли ты

счастья своего?" -- "Что мне до счастья! -- отвечал он. -- Я

давно уже не стремлюсь к счастью, я стремлюсь к своему делу".

-- "О Заратустра, -- снова заговорили звери, -- это говоришь

Ты, как тот, кто пресыщен добром. Разве не лежишь ты в

лазоревом озере счастья?" -- "Плуты, -- отвечал Заратустра,

улыбаясь, -- как удачно выбрали вы сравнение! Но вы знаете

также, что счастье мое тяжело и не похоже на подвижную волну:

Оно гнетет меня и не отстает от меня, прилипнув, как

расплавленная смола".

Тогда звери продолжали задумчиво ходить вокруг него и

затем снова остановились перед ним. "О Заратустра, -- сказали

они, -- так вот почему ты сам становишься все желтее и

Темнее, хотя волосы твои хотят казаться белыми, похожими на

лен? Смотри же, ты сидишь в своей смоле!" -- "Что говорите вы,

Звери мои, -- сказал Заратустра, смеясь, -- поистине, я

Клеветал, говоря о смоле. Что происходит со мною, бывает со

всеми плодами, которые созревают. Это мед в моих жилах

делает мою кровь более густой и мою душу более молчаливой". --

"Должно быть, так, о Заратустра, -- отвечали звери, приближаясь

К нему, -- но не хочешь ли ты сегодня подняться на высокую

гору? Воздух чист, и сегодня мир виден больше, чем когда-либо".

-- "Да, звери мои, -- отвечал он, -- вы даете прекрасный совет,

и он мне по сердцу: я хочу сегодня подняться на высокую гору!

Но позаботьтесь, чтобы там мед был у меня под руками, золотой

Сотовый мед, желтый и белый, хороший и свежий, как лед. Ибо

знайте, я хочу там наверху принести жертву медовую".

Но когда Заратустра был на вершине, отослал он домой

Зверей, провожавших его, и нашел, что теперь он один, -- тогда

засмеялся он от всего сердца, оглянулся кругом и так говорил:

Я говорил о жертвах и о медовых жертвах; но это было

только уловкою речи моей и поистине полезным безумием! Здесь

Наверху я могу говорить уже свободнее, чем перед пещерами

Отшельников и домашними животными их.

Что говорил я о жертвах! Я расточаю, что дарится мне, я

Расточитель с тысячью рук; как бы мог я называть это --

жертвоприношением!

И когда я хотел меду, хотел я лишь приманки и сладкой

Патоки и отвара, которым лакомятся ворчуны медведи и странные,

угрюмые, злые птицы:

-- лучшей приманки, в какой нуждаются охотники и рыболовы.

Ибо если мир похож на темный лес, населенный зверями, на сад

Для услады всех диких охотников, то, по-моему, он еще больше и

Скорее похож на бездонное богатое море,

-- на море, полное разноцветных рыб и раков, из-за

Которого сами боги пожелали бы стать рыболовами и закинуть сети

свои: так богат мир странностями, большими и малыми!

Особенно человеческий мир, человеческое море -- в

него закидываю я теперь свою золотую удочку и говорю:

разверзнись, человеческая бездна!

Разверзнись и выбрось мне твоих рыб и сверкающих раков!

Своей лучшей приманкой приманиваю я сегодня самых удивительных

человеческих рыб!

-- само счастье свое закидываю я во все страны, на восток,

На юг и на запад, чтобы видеть, много ли человеческих рыб будут

Учиться дергаться и биться на кончике счастья моего.

Пока они, закусив острые скрытые крючки мои, не будут

Вынуждены подняться на высоту мою, самые пестрые пескари глубин

К злейшему ловцу человеческих рыб.

Ибо таков я от начала и до глубины, притягивающий,

Привлекающий, поднимающий и возвышающий, воспитатель и

надсмотрщик, который некогда не напрасно говорил себе: "Стань

таким, каков ты есть!"

Пусть же люди поднимаются вверх ко мне: ибо жду я

Еще знамения, что час нисхождения моего настал, еще сам я не

Умираю, как я должен среди людей.

Поэтому жду я здесь, хитрый и насмешливый, на высоких

Горах, не будучи ни нетерпеливым, ни терпеливым, скорее как

тот, кто разучился даже терпению, ибо он не "терпит" больше.

Ибо судьба моя дает мне время: не забыла ли она меня? Или

Сидит она за большим камнем в тени и ловит мух?

И поистине, я благодарен вечной судьбе моей, что она не

Гонит, не давит меня и дает мне время для шуток и злобы: так

Что сегодня для рыбной ловли поднялся я на эту высокую гору.

Ловил ли когда-нибудь человек рыб на высоких горах? И

Пусть даже будет безумием то, чего я хочу здесь наверху и что

Делаю: все-таки это лучше, чем если бы стал я там внизу

Торжественным, зеленым и желтым от ожидания --

-- гневно надутым от ожидания, как завывание священной