Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра

Конец формы

Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра

"Так говорил Заратустра.
Книга для всех и ни для кого"

Непосредственная предыстория этой книги -- своего рода ницшевской Библии, падает на начало 80-х годов, а точнее, на промежуток времени от августа 1881 до января 1883 г., когда, по позднему признанию Ницше, на него снизошли два "видения": сначала мысль о "вечном возвращении", а потом и образ самого Заратустры. Дальнейшая хронология написания книги представляет собой совершенный образец чисто штурмового вдохновения. Книга создавалась урывками, но в необыкновенно короткие сроки: фактически чистое время написания первых трех частей заняло не больше месяца, по десять дней на каждую, так что окончательный календарь выглядит следующим образом:

Февраля 1883 г. в Рапалло: 1-я часть; вышла в свет в июне того же года в лейпцигском издательстве Шмейцнера.

Июня -- 6 июля 1883 г. в Рапалло: 2-я часть; вышла в свет в сентябре в том же издательстве.

Января 1884 г. в Сильс-Мария: 3-я часть; вышла в свет в марте там же.

Последняя, 4-я часть была написана в Ницце в январе -- феврале 1885 г. и вышла в свет в апреле того же года в

Издательстве Наумана в количестве 40 экземпляров, предназначенных только для узкого круга знакомых.

С. Л. Франк вспоминает: "Зимой 1901-2 гг. мне случайно попала в руки книга Ницше "Так говорил Заратустра". Я был

потрясен -- не учением Ницше, -- а атмосферой глубины духовной жизни, духовного борения, которой веяло от этой книги".

Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения в 2-х томах, том 2, издательство "Мысль", Москва

1990.

Перевод -- Ю.М. Антоновского под редакцией К.А. Свасьяна.

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

ПРЕДИСЛОВИЕ ЗАРАТУСТРЫ

Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся этим. Но наконец изменилось сердце его -- и в одно утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и так говорил к нему:

"Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь!

В течение десяти лет подымалось ты к моей пещере: ты пресытилось бы своим светом и этой дорогою, если б не было

Меня, моего орла и моей змеи.

Но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя преизбыток твой и благословляли тебя.

Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне.

Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные -- богатству своему.

Для этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый вечер, окунаясь в море и неся свет свой на другую сторону мира, ты, богатейшее светило!

Я должен, подобно тебе, закатиться, как называют это люди, к которым хочу я спуститься.

Так благослови же меня, ты, спокойное око, без зависти взирающее даже на чрезмерно большое счастье!

Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы золотистая влага текла из нее и несла всюду отблеск твоей отрады!

Взгляни, эта чаша хочет опять стать пустою, и Заратустра хочет опять стать человеком".

-- Так начался закат Заратустры.

Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:

"Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.

Тогда нес ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары

Поджигателю?

Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?

Заратустра преобразился, ребенком стал Заратустра, Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?

Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?"

Заратустра отвечал: "Я люблю людей".

"Разве не потому, -- сказал святой, -- ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?

Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня".

Заратустра отвечал: "Что говорил я о любви! Я несу людям дар".

"Не давай им ничего, -- сказал святой. -- Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними -- это будет для них всего

лучше, если только это лучше и для тебя! И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у тебя!"

"Нет, -- отвечал Заратустра, -- я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден".

Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: "Тогда постарайся, чтобы они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.

Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?

Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям!

Почему не хочешь ты быть, как я, -- медведем среди медведей, птицею среди птиц?"

"А что делает святой в лесу?" -- спросил Заратустра.

Святой отвечал: "Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я

Бога. Пением, плачем, смехом и бормотанием славлю я Бога, моего Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?"

Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал:

"Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы чего-нибудь я не взял у вас!" -- Так разошлись они в разные

Стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети. Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце

своем: "Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не

слыхал о том, что Бог мертв ".

Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра нашел там множество народа, собравшегося на базарной площади: ибо ему обещано было зрелище -- плясун на канате. И Заратустра говорил так к народу:

Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?

Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?

Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором. Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяны, чем иная из обезьян.

Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?

Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!

Сверхчеловек -- смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!

Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они

Отравители, все равно, знают ли они это или нет.

Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала земля: пусть же исчезнут они!

Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю --самое ужасное преступление, так же как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли!

Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не было ничего выше, чем это презрение, -- она хотела видеть тело тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела и от земли.

О, эта душа сама была еще тощей, отвратительной и голодной; и жестокость была вожделением этой души!

Но и теперь еще, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собою?

Поистине, человек -- это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым.

Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- это море, где может потонуть ваше великое презрение.

Человек -- это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, -- канат над пропастью.

Хочет беречь себя.

Вещи его гибелью.

Отличает их от козопасов.

Поэтому не любят они слышать о себе слово "презрение".Буду же говорить я к их гордости.

Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и есть последний человек ".

И так говорил Заратустра к народу:

Расстраивало бы желудок.

Смехом ужасные шутки.

И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они еще ненавидят меня. Лед в смехе их".

Но тут случилось нечто, что сделало уста всех немыми и взор неподвижным. Ибо тем временем канатный плясун начал свое дело: он вышел из маленькой двери и пошел по канату, протянутому между двумя башнями и висевшему над базарной площадью и народом. Когда он находился посреди своего пути, маленькая дверь вторично отворилась, и детина, пестро одетый, как скоморох, выскочил из нее и быстрыми шагами пошел во след первому. "Вперед, хромоногий, -- кричал он своим страшным голосом, -- вперед, ленивая скотина, контрабандист, набеленная рожа! Смотри, чтобы я не пощекотал тебя своею пяткою! Что делаешь ты здесь между башнями? Ты вышел из башни; туда бы и следовало запереть тебя, ты загораживаешь дорогу тому, кто лучше тебя!" -- И с каждым словом он все приближался к нему -- и, когда был уже на расстоянии одного только шага от него, случилось нечто ужасное, что сделало уста всех немыми и взор

Неподвижным: он испустил дьявольский крик и прыгнул через того, кто загородил ему дорогу. Но этот, увидев, что его соперник побеждает его, потерял голову и канат; он бросил свой шест и сам еще быстрее, чем шест, полетел вниз, как какой-то вихрь из рук и ног. Базарная площадь и народ походили на море, когда проносится буря: все в смятении бежало в разные стороны, большею частью там, где должно было упасть тело.

Но Заратустра оставался на месте, и прямо возле него упало тело, изодранное и разбитое, но еще не мертвое. Немного спустя к раненому вернулось сознание, и он увидел Заратустру, стоявшего возле него на коленях. "Что ты тут делаешь? – сказал он наконец. -- Я давно знал, что черт подставит мне ногу. Теперь он тащит меня в преисподнюю; не хочешь ли ты помешать ему?"

"Клянусь честью, друг, -- отвечал Заратустра, -- не существует ничего, о чем ты говоришь: нет ни черта, ни

преисподней. Твоя душа умрет еще скорее, чем твое тело: не бойся же ничего!"

Человек посмотрел на него с недоверием. "Если ты говоришь правду, -- сказал он, -- то, теряя жизнь, я ничего не теряю. Я

немного больше животного, которого ударами и впроголодь научили плясать".

"Не совсем так, -- сказал Заратустра, -- ты из опасности сделал себе ремесло, а за это нельзя презирать. Теперь ты

гибнешь от своего ремесла; за это я хочу похоронить тебя своими руками".

Тем временем наступил вечер, и базарная площадь скрылась во мраке; тогда рассеялся и народ, ибо устают даже любопытство и страх. Но Заратустра продолжал сидеть на земле возле мертвого и был погружен в свои мысли: так забыл он о времени. Наконец наступила ночь, и холодный ветер подул на одинокого. Тогда

поднялся Заратустра и сказал в сердце своем:

"Поистине, прекрасный улов был сегодня у Заратустры. Он не поймал человека, зато труп поймал он.

Улицам.

У ворот города повстречались ему могильщики; они факелом посветили ему в лицо, узнали Заратустру и много издевались над ним: "Заратустра уносит с собой мертвую собаку: браво, Заратустра обратился в могильщика! Ибо наши руки слишком чисты для этой поживы. Не хочет ли Заратустра украсть у черта его кусок? Ну, так и быть! Желаем хорошо поужинать! Если только черт не более ловкий вор, чем Заратустра! -- Он украдет их обоих, он сожрет их обоих!" И они смеялись и шушукались между собой.

Глубокую ночь.

Удивительные капризы у моего голода. Часто наступает он у меня только после обеда, и сегодня целый день я не чувствовал его; где же замешкался он?"

И с этими слонами Заратустра постучался в дверь дома. Появился старик; он нес фонарь и спросил: "Кто идет ко мне и

нарушает мой скверный сон?"

"Живой и мертвый, -- отвечал Заратустра. -- Дайте мне поесть и попить; днем я забыл об этом. Тот, кто кормит

голодного, насыщает свою собственную душу: так говорит мудрость".

Старик ушел, но тотчас вернулся и предложил Заратустре хлеб и вино. "Здесь плохой край для голодающих, сказал он,

поэтому я и живу здесь. Зверь и человек приходят ко мне, отшельнику. Но позови же своего товарища поесть и попить, он устал еще больше, чем ты". Заратустра отвечал: "Мертв мой товарищ, было бы трудно уговорить его поесть". "Это меня не касается, -- ворча произнес старик, -- кто стучится в мою дверь, должен принимать то, что я ему предлагаю. Ешьте и будьте здоровы!" --

После этого Заратустра шел еще два часа, доверяясь дороге и свету звезд: ибо он был привычный ночной ходок и любил всему спящему смотреть в лицо. Но когда стало светать, Заратустра очутился в глубоком лесу, и дальше уже не было видно дороги.

Правоверными.

Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника -- но это и есть созидающий.

Посмотри на правоверных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника -- но это и есть созидающий.

Волков.

РЕЧИ ЗАРАТУСТРЫ

О трех превращениях

Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев. Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.

Своей.

Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне. Своего последнего господина ищет он себе здесь: врагом

Льва.

Утверждения.

Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой

Мир находит потерявший мир.

О кафедрах добродетели

Скорби.

Его мудрость гласит: так бодрствовать, чтобы сон был спокойный. И поистине, если бы жизнь не имела смысла и я должен был бы выбрать бессмыслицу, то эта бессмыслица казалась бы мне наиболее достойной избрания.

Теперь я понимаю ясно, чего некогда искали прежде всего, когда искали учителей добродетели. Хорошего сна искали себе и увенчанной маками добродетели!

Так говорил Заратустра.

О потусторонниках

Сторону человека?

Бьется разбитыми крыльями.

Все правдивее научается оно говорить, это Я; и чем больше оно научается, тем больше находит оно слов, чтобы

Хвалить тело и землю.

Новой гордости научило меня мое Я, которой учу я людей: не прятать больше головы в песок небесных вещей, а гордо

держать ее, земную голову, которая создает смысл земли!

Так говорил Заратустра.

О презирающих тело

Говорить, как дети?

Теле.

Вся страстность его.

Так говорил Заратустра.

О радостях и страстях

Стыдись говорить, лепеча.

Говори, лепеча: "Это мое добро, каким я люблю его, каким оно всецело мне нравится, и лишь таким я хочу его.

Страстей.

Так говорил Заратустра.

О бледном преступнике

Сущностью его.

Черта околдовывает курицу; чертовщина, которой он отдался, околдовывает его бедный разум -- безумием после дела

Называю я это.

Слушайте вы, судьи! Другое безумие существует еще – это безумие перед делом. Ах, вы вползли недостаточно глубоко

в эту душу!

Так говорит красный судья: "но ради чего убил этот преступник? Он хотел ограбить".

Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа – он жаждал счастья ножа!

Стыдиться своего безумия.

Другое зло и добро.

Так говорил Заратустра.

О чтении и письме

Мужество хочет смеяться.

Такова ваша грозовая туча.

Воина.

Вы говорите мне: "жизнь тяжело нести". Но к чему была бы вам ваша гордость поутру и ваша покорность вечером?

Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными! Мы все прекрасные вьючные ослы и ослицы.

Так говорил Заратустра.

О дереве на горе

Заратустра заметил, что один юноша избегает его. И вотоднажды вечером, когда шел он один по горам, окружавшим город, названный "Пестрая корова", он встретил этого юношу сидевшим на земле, у дерева, и смотревшим усталым взором в долину. Заратустра дотронулся до дерева, у которого сидел юноша, и

говорил так:

"Если б я захотел потрясти это дерево своими руками, я бы не смог этого сделать.

Но ветер, невидимый нами, терзает и гнет его, куда он хочет. Невидимые руки еще больше гнут и терзают нас".

Тогда юноша встал в смущении и сказал: "Я слышу Заратустру, я только что думал о нем". Заратустра отвечал:

"Чего же ты пугаешься? С человеком происходит то же, что и с деревом.

Разрушителем.

Все, что гложет.

Так говорил Заратустра.

О проповедниках смерти

Так говорил Заратустра.

О войне и воинах

Мы не хотим пощады от наших лучших врагов, а также от тех, кого мы любим до глубины души. Позвольте же мне сказать вам правду!

Братья мои по войне! Я люблю вас до глубины души; теперь и прежде я был вашим равным. И я также ваш лучший враг. Позвольте же мне сказать вам правду!

Взгляда.

Своего врага ищите вы, свою войну ведите вы, войну за свои мысли! И если ваша мысль не устоит, все-таки ваша честность должна и над этим праздновать победу!

Так говорил Заратустра.

О новом кумире

Сотни желаний.

Взор ваших гордых очей.

Приманить хочет он вас, вы, многое множество! И вот изобретена была адская штука, конь смерти, бряцающий сбруей божеских почестей!

По-моему, все они безумцы, карабкающиеся обезьяны и находящиеся в бреду. По-моему, дурным запахом несет от их кумира, холодного чудовища; по-моему, дурным запахом несет от всех этих служителей кумира.

Братья мои, разве хотите вы задохнуться в чаду их пастей и вожделений! Скорее разбейте окна и прыгайте вон!

Избегайте же дурного запаха! Сторонитесь идолопоклонства лишних людей!

Избегайте же дурного запаха! Сторонитесь дыма этих человеческих жертв!

Так говорил Заратустра.

О базарных мухах

Беги, мой друг, в свое уединение! Я вижу, ты оглушен шумомвеликих людей и исколот жалами маленьких.

Жужжанье ядовитых мух.

Лучшее из всех оснований.

Истину, проскальзывающую только в тонкие уши, называет он ложью и ничем. Поистине, он верит только в таких богов, которые производят в мире много шума!

Базар полон праздничными скоморохами -- и народ хвалится своими великими людьми! Для него они -- господа минуты.

Сесть между двух стульев?

Не завидуй этим безусловным, настойчиво торопящим, ты, любитель истины! Никогда еще истина не повисала на руке безусловного.

Возмущаться.

Невинностью.

Угасающий огонь?

Так говорил Заратустра.

О целомудрии

Похотью души.

Так говорил Заратустра.

О друге "Всегда быть одному слишком много для меня" -- так думает отшельник. "Всегда один и один -- это дает со временем двух".

Я и меня всегда слишком усердствуют в разговоре; как вынести это, если бы не было друга?

Сверхчеловеку.

Так говорил Заратустра.

О тысяче и одной цели

Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни, это скрижаль преодолений его; взгляни, это голос воли его к власти. Похвально то, что кажется ему трудным; все неизбежное и трудное называет он добром; а то, что еще освобождает отвеличайшей нужды, -- редкое и самое трудное -- зовет он священным.

Так говорил Заратустра.

О любви к ближнему

Думаете о себе.

Становлению цели из случая.

Так говорил Заратустра.

О пути созидающего

Ты хочешь, брат мой, идти в уединение? Ты хочешь искать дороги к самому себе? Помедли еще немного и выслушай меня. "Кто ищет, легко сам теряется. Всякое уединение есть грех" -- так говорит стадо. И ты долго принадлежал к стаду.

Голос стада будет звучать еще и в тебе! И когда ты скажешь: "у меня уже не одна совесть с вами", -- это

Будет жалобой и страданием.

Смотри, само это страдание породила еще единая совесть: и последнее мерцание этой совести горит еще на твоей

печали. Но ты хочешь следовать голосу своей печали, который есть путь к самому себе? Покажи же мне на это свое право и свою силу!

Презирает?

Так говорил Заратустра.

О старых и молодых бабенках

"Отчего крадешься ты так робко в сумерках, о Заратустра? И что прячешь ты бережно под своим плащом?

Не сокровище ли, подаренное тебе? Или новорожденное дитя твое? Или теперь ты сам идешь по пути воров, ты, друг злых?" --

-- Поистине, брат мой! -- отвечал Заратустра. -- Это -- сокровище, подаренное мне: это маленькая истина, что несу я.

Так говорил Заратустра.

Об укусе змеи

Однажды Заратустра заснул под смоковницей, ибо было жарко, и положил руку на лицо свое. Но приползла змея и укусила его в шею, так что Заратустра вскрикнул от боли. Отняв руку от лица, он посмотрел на змею; тогда узнала она глаза Заратустры, неуклюже отвернулась и хотела уползти. "Погоди, -- сказал Заратустра, -- я еще не поблагодарил тебя! Ты разбудила меня кстати, мой путь еще долог". "Твой путь уже короток, -- ответила печально змея, -- мой яд убивает". Заратустра улыбнулся. "Когда же дракон умирал от яда змеи? -- сказал он.

-- Но возьми обратно свой яд! Ты недостаточно богата, чтобы дарить мне его". Тогда змея снова обвилась вокруг его шеи и начала лизать его рану.

Когда Заратустра однажды рассказал это ученикам своим, они спросили: "В чем же мораль рассказа твоего, о Заратустра?"

Заратустра так отвечал на это:

-- Разрушителем морали называют меня добрые и праведные: мой рассказ неморален.

Для вас нечто доброе.

И лучше сердитесь, но не стыдите! И когда проклинают вас, мне не нравится, что вы хотите благословить проклинающих. Лучше прокляните и вы немного!

И если случилась с вами большая несправедливость, скорей сделайте пять малых несправедливостей! Ужасно смотреть, когда кого-нибудь одного давит несправедливость.

Разве вы уже знали это? Разделенная с другими несправедливость есть уже половина справедливости. И тот должен взять на себя несправедливость, кто может нести ее!

С ясновидящими глазами?

Найдите же мне любовь, которая несет не только всякое наказание, но и всякую вину!

Найдите же мне справедливость, которая оправдывает всякого, кроме того, кто судит!

Так говорил Заратустра.

О ребенке и браке

Ребенка?

Умудряется купить в мешке.

Горькую чашу вашей любви.

Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!

Так говорил Заратустра.

О свободной смерти

Многие умирают слишком поздно, а некоторые -- слишком рано. Еще странно звучит учение: "умри вовремя!"

Любили.

У одних сперва стареет сердце, у других -- ум. Иные бывают стариками в юности; но кто поздно юн, тот надолго юн. Иному не удается жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же постарается он, чтобы тем лучше удалась ему смерть.

Плохо удалась вам.

Закидываю я золотой мяч.

Больше всего люблю я смотреть на вас, друзья мои, когда вы бросаете золотой мяч! Оттого я простыну еще немного на земле; простите мне это!

Так говорил Заратустра.

О дарящей добродетели

Когда Заратустра простился с городом, который любило сердце его и имя которого было "Пестрая корова", последовали за ним многие, называвшие себя его учениками, и составили свиту его. И так дошли они до перекрестка; тогда Заратустра сказал им, что дальше он хочет идти один: ибо он любил ходить в одиночестве. Но ученики его на прощанье подали ему посох, на золотой ручке которого была змея, обвившаяся вокруг солнца. Заратустра обрадовался посоху и оперся на него; потом он так говорил к своим ученикам:

-- Скажите же мне: как достигло золото высшей ценности?

Себялюбие.

Добродетель,

Полдне.

" Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек " -- такова должна быть в великий полдень наша

последняя воля! --

Так говорил Заратустра.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

-- и только когда вы все отречетесь от меня,

Я вернусь к вам.

Я буду тогда любить вас.

Заратустра, о дарящей добродетели

Ребенок с зеркалом

Сеятелю, посеявшему свое семя. Но душа его была полна нетерпения и тоски по тем, кого он любил: ибо еще многое он имел дать им. А это особенно трудно: из любви сжимать отверстую руку и, как дарящий, хранить стыдливость.

Язвительную усмешку его.

Поистине, слишком хорошо понимаю я знамение снов и предостережение их: мое учение в опасности, сорная трава

хочет называться пшеницею!

С этими словами Заратустра вскочил с ложа, но не как испуганный, ищущий воздуха, а скорее как пророк и песнопевец, на которого снизошел дух. С удивлением смотрели на него его орел и его змея: ибо, подобно утренней заре, грядущее счастье легло на лицо его.

Слуга моей ноги --

Копье, что бросаю я в моих врагов! Как благодарю я моих врагов, что я могу наконец метнуть его!

Их головами.

Так говорил Заратустра.

На блаженных островах

Сверхчеловека.

Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и предков сверхчеловека; и пусть это

будет вашим лучшим созданием!

Так говорил Заратустра.

О сострадательных

Друзья мои! до вашего друга дошли насмешливые слова:

"Посмотрите только на Заратустру! Разве не ходит он среди нас, как среди зверей?"

Но было бы лучше так сказать: "Познающий ходит среди людей, как среди зверей".

Радоваться.

С тех пор как существуют люди, человек слишком мало радовался; лишь это, братья мои, наш первородный грех!

Откровенность его.

Но все созидающие тверды.

Так говорил Заратустра.

О священниках

И однажды Заратустра подал знак своим ученикам и говорил им эти слова:

"Вот -- священники; и хотя они также мои враги, но вы проходите мимо них молча, с опущенными мечами!

Так говорил Заратустра.

О добродетельных

И каждое дело вашей добродетели похоже на гаснущую звезду: ее свет всегда находится еще в пути и блуждая -- и когда же не будет он больше в пути? Так и свет вашей добродетели находится еще в пути, даже когда дело свершено уже. Пусть оно будет даже забыто и мертво: луч его света жив еще и блуждает.

Пусть ваша добродетель будет вашим Само, а не чем-то посторонним, кожей, покровом -- вот истина из основы вашей души, вы, добродетельные! Но есть, конечно, и такие, для которых добродетель представляется корчей под ударом бича; и вы слишком много наслышались вопля их!

Есть и другие, называющие добродетелью ленивое состояние своих пороков; и протягивают конечности их ненависть и их зависть, просыпается также их "справедливость" и трет свои

Заспанные глаза.

Добродетелью.

Поистине, они забавляют меня: где бы я ни находил такие часы, я завожу их своей насмешкой; и они должны еще пошипеть мне!

Другие гордятся своей горстью справедливости и во имя ее совершают преступление против всего -- так что мир тонет в их несправедливости. Ах, как дурно звучит слово "добродетель" в их устах! И когда они говорят: "Мы правы вместе", всегда это звучит как:"Мы правы в мести!" Своею добродетелью хотят они выцарапать глаза своим врагам; и они возносятся только для того, чтобы унизить других.Но опять есть и такие, что сидят в своем болоте и так говорят из тростника: "Добродетель -- это значит сидеть смирно в болоте. Мы никого не кусаем и избегаем тех, кто хочет укусить; и во всем мы держимся мнения, навязанного нам". Опять-таки есть и такие, что любят жесты и думают: добродетель -- это род жестов.

Необходимость полиции.

Так говорил Заратустра.

О людском отребье

Пламени, ни плода.

Веселящимся отребьем.

Будущее.

Поистине, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет дает он своим врагам и всем, кто плюет и харкает:

"Остерегайтесь харкать против ветра!"

Так говорил Заратустра.

О тарантулах

Взгляни, вот яма тарантула! Не хочешь ли ты посмотреть на него самого? Вот висит его сеть -- тронь, чтобы она задрожала.

Вот идет он добровольно: здравствуй, тарантул! Черным сидит на твоей спине твой треугольник и примета; и я знаю

Долгих гроз.

Но другого, конечно, хотят тарантулы. "По-нашему, справедливость будет именно в том, чтобы мир был полон грозами нашего мщения" -- так говорят они между собою.

"Мщению и позору хотим мы предать всех, кто не подобен нам" -- так клянутся сердца тарантулов.

И еще: "Воля к равенству -- вот что должно стать отныне именем для добродетели; и против всего власть имущего поднимаем мы свой крик!"

Проповедники равенства! Бессильное безумие тирана вопиет в вас о "равенстве": так скрывается ваше сокровенное желание тирании за словами о добродетели!

Меду.

И если они сами себя называют "добрыми и праведными", не забывайте, что им недостает только -- власти, чтобы стать фарисеями!

Так говорил Заратустра.

О прославленных мудрецах

Народу служили вы и народному суеверию, вы все, прославленные мудрецы! -- а не истине! И потому только

Так говорил Заратустра.

Ночная песнь

Так пел Заратустра.

Танцевальная песнь

Однажды вечером проходил Заратустра со своими учениками по лесу; и вот: отыскивая источник, вышел он на нелепый луг, окаймленный молчаливыми деревьями и кустарником, -- на нем танцевали девушки. Узнав Заратустру, девушки бросили свой танец; но Заратустра подошел к ним с приветливым видом и говорил эти слова:

"Не бросайте пляски, вы, милые девушки! К вам подошел не зануда со злым взглядом, не враг девушек.

Так говорил Заратустра.

Надгробная песнь

"Там остров могил, молчаливый; там также могилы моей юности. Туда отнесу я вечно зеленый венок жизни".

Так решив в сердце, ехал я по морю. -- О вы, лики и видения моей юности! О блики любви, божественные миги! Как быстро исчезли вы! Я вспоминаю о вас сегодня как об умерших для меня. От вас, мои дорогие мертвецы, нисходит на меня сладкое благоухание, облегчающее мое сердце слезами. Поистине, оно

Да, вы были созданы для верности, подобно мне, и для нежных вечностей; должен ли я теперь называть вас именем вашей неверности, вы, божественные блики и миги: иному имени не научился я еще. Поистине, слишком быстро умерли вы для меня, вы, беглецы. Но не бежали вы от меня, не бежал и я от вас: не виновны мы друг перед другом в нашей неверности.

Чтобы меня убить, душили вас, вы, певчие птицы моих надежд! Да, в нас, вы, возлюбленные мои, пускала всегда злоба

свои стрелы -- чтобы попасть в мое сердце! И она попала! Ибо вы были всегда самыми близкими моему сердцу, вы были все, чем я владел и что владело мною, -- и потому вы должны были умереть молодыми и слишком рано!

Так пел Заратустра.

О самопреодолении

"Волею к истине" называете вы, мудрейшие, то, что движет вами и возбуждает вас?

Волею к мыслимости всего сущего -- так называю я вашу волю!

Все сущее хотите вы сделать сперва мыслимым: ибо вы сомневаетесь с добрым недоверием, мыслимо ли оно.

Но оно должно подчиняться и покоряться вам! Так водит ваша воля. Гладким должно стать оно и подвластным духу, как его зеркало и отражение в нем.

Опьянение.