Щедрый отсек. Райское наслаждение. За удовольствие надо платить

Щедрый отсек

За время этой подготовки я, наверное, мог получить не самый последний разряд грузчика. Однажды носили сгущенку. Меня вместе с Димой отправили в «отсек». Это место, где хранятся все корабельные продукты. Откровенно говоря – не самое приятное и вкусно пахнущее. Труд в отсеке – такая штука, от которой пытается увильнуть каждый здравомыслящий и уже поработавший в нем человек. Это был наш первый раз… Когда мы закончили, не успев вытереть пот со лба, получили по банке сгущенки на человека. Тут, кажется, прошли все страдания, обиды и мысленные ругательства.

- У меня всегда так, - добродушно и заманивающе сказал мичман – «хранитель» отсека.

Я сразу нащупал в кармане ключ от своего боевого поста, который находился высоко в мачте. И резонно предложил Диме хоть в кои-то веки подумать о себе. То есть получить столь редкое и ценное здесь – удовольствие. Димон не смог устоять перед моим сиреновским напевом. И спустя считанные секунды мы, позабыв обо всем, взбирались по крутым трапам в направлении заветного поста. 

Райское наслаждение

Поворот ключа, и я уже ищу, чем бы вскрыть банку. Помнится в геологических экспедициях, бывало, открывали консервы камнями – ничего другого не было. А здесь кругом металл – на любой вкус. Я выбрал для этой высокой миссии угол прибора, определяющего приближение подводных лодок. К счастью, аппарату оказалась под силу не только субмарина, но и жестянка со сгущенкой. Но, к сожалению, давление внутри было столь высоким, что одна четвертая содержимого выплеснулась мне на рабочее платье. У Димы такая же ситуация.

- Ладно, - говорю, - после сразу же отмоем – никто и не заметит.

Дальше слова были излишни. Я был наедине со своей сгущенкой, Дима – со своей. Это было подобно романтическому свиданию. Мне казалось, что я не в тесном, полуосвещенном помещении с вандальски раскарёженной банкой в руке. А на райском острове, под пальмой с только что расколотым кокосом.

 Когда все кокосовое, то есть сгущенное молоко было выпито и для законченного счастья нужно было еще минутку посидеть и помолчать, именно в этот самый момент дверь ужасающе резко распахнулась, и в пост ворвался старший матрос Шипунчик…

- Вы что не знаете, что вас весь корабль ищет?! – закричал он, осматривая детали нашего пребывания.

- Нет, а в чем дело? – отвечаю и вытираю молоко с груди, которое очутилось там после неудачного использования противолодочного прибора. То же делает и мой соучастник.

Не успел я больше ничего добавить, как Шипунчик выскочил и куда-то понесся сломя голову. Наша радость оказалась недолгой.

Вот в чем было дело. Когда мы в отсеке трудились, чередуя вздохи изнеможения с руганью, по корабельной трансляции объявили о том, что нас вызывает командир группы. В отсеке «трансляхи» нет. Поэтому, когда поиски нас были в разгаре, мы, ничего не подозревая, носили коробки со «сгухой». А вот когда из-за нашего отсутствия построили весь дивизион и ярость офицеров дошла до высшей степени – нас обнаружил стармос Шипунчик.

Формулировка его доклада была примерно следующая:

«Сидели в посту. Похоже, что долго. Ели сгущенку. Как будто банок по десять на каждого уработали – все измазались. Когда я вошел и сказал, что их ищут, даже не отреагировали – доедали, что у них осталось».

И это слышал весь дивизион. Мы появились с белыми пятнами на робе – возражать было бессмысленно. Матросы искоса смотрели на нас, потому что мы «скрысили». Контрабасы после прокачивали за то, что из-за нас их подняли со шконяр. А офицеры просто ставили в наряды.

Мы резко и внезапно попали под всеобщую опалу. А все потому, что на минуту зашли в пост съесть честно заработанную сгущенку. Но здесь, конечно, повлияло неудачное стечение обстоятельств.

Магия посылки

Опала начала постепенно проходить. А потом и вовсе исчезла. Одной из причин нашей реабилитации стали «косяки» других матросов, но самым главным фактором была пришедшая мне посылка. Почему-то при виде синей коробки с логотипом «Почта России» в руках у своего сослуживца, никто обычно на него не злится и не сердится.

Посылка – это не чья-то собственность. Она принадлежит кораблю. Матрос ее не купил, пальцем ради нее не пошевелил. Значит, на нее имеют свои права и другие служащие. По крайней мере, такое ощущение складывается, когда твои конфеты и шоколадки бесцеремонно разбирают и набивают ими карманы. Но и ты делаешь то же самое с чужими сладостями – это в порядке вещей.

Лакомства на корабле ценятся очень высоко. Что такое конфета или шоколадный батончик на гражданке? Мелочь. Пшик, о котором и думать лень. А в армии – это чуть ли не высшее наслаждение. Конфетными деликатесами я накормил почти весь кубрик и поэтому инцидент со сгущенкой ушел в небытие.

Встреча с командиром

Учения продолжались. Близился первый выход в море. Открытое, холодное, настоящее. Самым излюбленным для меня элементом было «приготовление корабля к бою и походу». Здесь мои обязанности сводились к тому, чтобы прийти в свой пост и провести противоаварийный осмотр, то есть поспать. Так я поступал благополучно множество раз. Поэтому подобное занятие стало почти законным элементом моего распорядка.

Но однажды командир корабля решил самолично проверить как экипаж работает на учениях. В таких обходах он очень любит заходить в носовую мачту, где находится мой боевой пост. Это я знаю теперь, но раньше кто ж знал? За три месяца его не посетил ни один офицер.

И вот я, следуя привычному режиму, склонил голову на шапку, лежавшую на столе, и застыл в этом положении минут на тридцать. Как вдруг ко мне загляну сам «кэп».

- Ты чего здесь делаешь? – сурово и властно спросил он.

- Ппп-ротивоаварийный осмотр.

- Лёжа на шапке?!

- Я не лежал… - до этого момента он только заглядывал в пост, но, разозлившись, сильно толкнул входную дверь и зашел.

В таком случае матрос должен представиться: «Товарищ капитан 2-го ранга, гидроакустик, матрос Мавлютов» - а все остальное потом. Самая грубая ошибка – не представиться. Я это прекрасно знал. Но когда он пихнул дверь, она ударилась об электронный щит, из которого с грохотом вылетел нож. Я был обескуражен. Схватив со стола шапку, нацепил ее на голову и, подводя руку для отдачи чести, начал что-то шептать, сам не помню что. Он не говоря ни единого слова, подошел и по-отечески повернул шапку на 180 градусов. Я надел ее кокардой назад! Я онемел.

- Дай-ка мне, что там выпало.

Что-то мыча, я подал нож.

- Карточка противоаварийного осмотра с собой?

- Ддда, – дал ему карточку, по которой должен был находиться на другом посту.

- Фигня полная, – с этими словами наше рандеву закончилось.

После этого, я думал, что меня поставят в наряд. Но «кэп» понял – я осознал свои ошибки и, видимо, не рассказал подробностей моему командиру группы.

В наряд меня, правда, все равно поставили. Но не из-за этого. Не из-за чего. Кому-то же нужно в них стоять… Я стал накрывальщиком столов – «бочковым».

А через день состоялась и первая встреча с водной стихией.

Морское крещение

Баренцево море сердито било о борта и манипулировало нашим кораблем как душе угодно. При таком волнении, в кубрике, где я жил, закон притяжения начинал непредсказуемо барахлить. И с завидной настойчивостью рождался звук, похожий на столкновение резиновой грелки, наполненной водой, с твердой поверхностью. Только преувеличьте его раз в 20 – и получиться то, что надо. Несмотря на эту не совсем праздничную атмосферу, по матросским жилам пульсировала еле заметная сладкая дрожь. «Скоро мы станем моряками!» - это фраза витала во многих головах.

Морское крещение - процесс интересный, захватывающий и исключительно традиционный. Первым делом нужно стащить со столовой чайник. Дальше к этому чайнику крепко-накрепко привязывается веревка, за бортом ведь не шутки играются. Веревку тоже надо стащить – «нашарить». И по принципу «колодца» через отверстие иллюминатора добывается несколько литров соленой, леденящей водицы, мельком лизнувшей металл «Петра». Человека на 3-4 хватит.

Для того, чтобы стать истинным мореманом, необходимо залпом выпить целый кубок морской воды, не проронив при этом ни единой капли на палубу. В роли священного кубка выступает уставной плафон объемом около 700 мл. Во время этого мероприятия царит всеобщий галдеж – все волнуются. Но когда кто-нибудь пьет, кроме глотков и уже упомянутого грохота «грелки», ничего не слышно. «Ну как? Ну как?» - спрашивают выпившего. «Нормально» - отвечает. Я пью 3-м. То, что вода соленая – это одна десятая беды. А вот как безжалостно она обжигает холодом, что сводит всю ротовую полость – есть самый гвоздь крещения. Тут одна мысль: «Скорее бы!». Горло, нёбо, зубы – всё это сковано болью и судорогами. А главное пьешь, пьешь – и не кончается. «Ну как?». «Нормально» - говорю. А сам думаю: «Ничего себе приколы! На последнем издыхании дотерпел!»

Вода, приправленная ядовитыми солями - блюдо, полезностью для организма, не отличающееся. И морскую болезнь никто не отменял. Совершенно неудивительно, что вскоре у вновь испеченных моряков произошел, в некоторой степени, пищеварительный диссонанс.

Но и дискомфорт и недомогание после ныряния в постель становятся сладким снотворным. Спиться великолепно! Заботливая мать-природа любовно убаюкивает нас в своей колыбели. И мы покорно засыпаем, устав от тяжелого дня.

Начало боевой службы.

Тридцатого марта офицеры последний раз за полгода целовали своих жен, матросы целовали их жен глазами. Мокрый снег, подгоняемый резкими порывами заполярного ветра, под торжественный марш оркестра бил в лицо… Кто бы мог подумать, что уже через пару недель моряки под сорокоградусным солнцем будут мечтать хоть о комочке такого снега.

Мы прощались с главной базой Северного Флота на целых полгода. Честно говоря не думал, что буду по ней скучать. Ведь в Североморске кроме бакланов, сопок и почти круглый год качающихся на волнах военных кораблей ничего нет. И когда нас отшвартовывали от причала меня охватывала только радость. Сердце билось учащенно –уходили защищать Родину на край света. При том, что делать ничего опасного скорее всего не предстояло. Мы уже испытали наш корабль в северных водах неспокойного Баренцевого моря. Поэтому многие ожидали от тропических морей что-то вроде курорта. Но многие ошибались.

Знакомство с теплым морем

Кто бы что ни говорил, корабли – штука полезная. Всего каких-то несколько дней и мы уже между Европой и Африкой, напичканные кучей боеголовок и готовые к атаке. Ни гор, ни лесов, встающих на пути. Только одна бесконечно бескрайняя вода.

После форсирования Гибралтара экипаж испытал температурный шок. До этого на верхнюю палубу не выпускали – стихия буянила. И тут резко после мороза – раздевайся, загорай!

Некая ясность внеслась в мой доармейский стереотип о том, что дельфинам бывает в море одиноко. На самом деле на морских и океанических просторах такое количество всякого рода судов, которое я раньше не смел и вообразить. И дельфины охотно красуются перед каждым. Или перед тем, которое понравится, ведь такой выбор! На море, как и на суше есть пути с оживленным движением. Вот на них-то этим водным млекопитающим раздолье полное.

А как пикантно сочеталась сухость армейского распорядка с южными бирюзовыми волнами, которые пронизывает средиземноморское солнце! Это как сравнивать точку и бесконечность. С одной стороны матрос абсолютно несвободен. Он не имеет права сделать шаг в сторону от распорядка, нарушить приказ и т.д. Но с другой – он как птица покоряет морские акватории, видит красивейшие берега, греется и загорает на солнышке, вдыхает теплый морской воздух. Необыкновенный контраст. Это здорово!

По наступлению ночи наш корабль практически полностью лишался наружного света. На все его источники надевались затемнители. Выходишь на кормовую площадку – видно только дверь, через которую пробивается яркий свет из утробы крейсера, звезды и корабли на горизонте – незасекреченные, незатемненные и кипящие гражданской жизнью. Еще мелькают угольки от сигарет. Матросы курят. В такие моменты вокруг только приятная теплая спокойная темнота. Воздух как в Крыму ночью в разгар сезона. Разговоры – только о гражданке.

Сирия и остров Сокотра

Первая остановка – Тартус, Сирия. К ней нужно, естественно, подготовиться. Мы лицо России. Командир не раздеваясь осматривал свои владения. Увидев офицера в гражданской футболке он добродушно приказывал:

- Дружок, ты либо военный, либо голый.

После чего наш новый инженер, молодой 24-хлетний парень, оголял торс.

Вот так, мы – либо военные, либо голые дружно мыли переборку. Удаляли грязь со светло-серого металла, ржавые подтеки. Кончается чистая вода – гурьбой идем с обрезами (тазами) и бочкой за новой. Веселый процесс получался.

Наша часть шкафута самая солнечная. Поэтому заниматься приборкой не брезговали даже офицеры и мичмана.

Зашли в Тартус. Стояли на рейде, т.е. на якоре в городской бухте. На землю ступили только везунчики. Перед сходом по трансляции объявили:

«Сирия – страна арабская. С женщинами не разговаривать и ни в коем случае не смотреть на них. Не оголять кресты. Пить спиртное строго запрещено. Владеющие английским языком, рассказывайте о России как о стране, борющейся за мир во всем мире. Помните, на вас лежит огромная ответственность».

У нас, казалось, побывала вся Сирия. Делегация за делегацией… Прибывали и убывали… Правил балом русский – проживающий в Сирии капитан 1-го ранга – специалист по связи с общественностью. В Тартусе располагается единственная российская военная база в дальнем зарубежье — пункт материально технического обеспечения ВМФ.

Следующая стоянка – остров Сокотра. Он находится прямо в эпицентре владения сомалийских морских разбойников. В этом районе, как и многие другие российские военные корабли, мы принимали участие в уже ставшей традиционной антипиратской акции. То ли погода выдалась не пиратная, то ли сезон еще не подошел, но кроме подозрительных рыбаков, никого поймать не смогли.

Анапа покажется крайним севером после Сокотры – настолько жаркого места я не встречал. Здесь пополняли продовольствие с российского сухогруза. То есть на сутки весь экипаж превращался в грузчиков, включая большинство офицеров.

Морской досуг

Про досуг команда тоже не забывала. По воскресениям, когда погода позволяет, вертолетная площадка превращалась в волейбольное поле. Мячик, чтобы не отправился в самостоятельное плавание, привязывали веревкой. Кто жаждет силовых нагрузок – для них соревнования по гиревому спорту, кто умственных – по шахматам. Ну и куда же без исконно морского соревнования – перетягивания каната. Занятие находилось для всех.

Творчество, которое так необходимо вдали от родных людей и краев, воплощалось в морских музыкальных концертах. В эти мгновенья самовыражения крышка вертолетного ангара превращалась в сцену, а универсальная площадка для вертолета – в зрительский партер. Чего таить, я сам охотно принимал участие в этих концертах и бесконечно их любил. Армия научила меня писать песни, и их же петь. За что искренне ей благодарен.

Кстати, мне еще один парень в питерском распределителе предрекал:

- Может быть, на корабль попадешь, мир посмотришь…

Так оно и вышло.

Цусима – мы помним

Стремительно двигались на восток. Но не просто на восток, а на военные учения Восток-2010, участие в которых – основная цель нашего похода.

В Восточно-Китайском море нас встретил японский фрегат. По сравнению с нами маловат будет. К тому же к нам присоединился противолодочный корабль «Виноградов», мол, и здесь есть кому Курилы отстаивать. Как и 105 лет назад на месте Цусимского сражения снова сошлись Российский и Японский флот. Мы спускали на воду венок и по команде: «Головные уборы снять!» - синхронно, переполненные чувством гордости, срывали бескозырки и поминали героически сражавшихся и героически погибших здесь российских моряков минутой молчания. Японцы, находясь рядом, наблюдали.

Шаг на твердую землю

Прибыли на базу Тихоокеанского Флота близ поселка Фокино. Само Фокино как и Североморск не пресыщено достопримечательностями. Зато природа здесь красочная и в японских автомобилях недостатка нет. Местные Военно-Морские Силы стало вернее назвать силами после присоединения к ним, в связи с учениями, флагманов двух флотов: нашего «Петра Великого» представителя Северного Флота и «Москвы» – Черноморского. Сами фокинцы свой поселок называют «Тихас» - не совсем патриотично, но звучит.

По прибытию почти сразу начали отпускать в культ-походы на твердую землю. Ведь два месяца в море… То ли дело на улицах Фокино к морякам подходили немолодые люди и спрашивали:

- Здравствуйте… Скажите, а вы не знаете Никиту Ивановича Прокофьева?

- Нет, а кто это? – отвечает веселая толпа матросов.

- Мой друг молодости, он уже давно ушел служить к вам на корабль – когда вы в прошлый раз у нас были.

- А какого он звания?

- Уходил старлейтом, сейчас, наверное, где-то капитан 2-го ранга.

- В какой боевой части служит?

- В БЧ-4, он связист.

- Эээ Нет. У нас такого точно нет. Н нас командир БЧ-4 капитан-лейтенант. А капитанов второго ранга в этой боевой части вообще нет. Возможно, вашего знакомого куда-нибудь перевели.

- Жаль… Спасибо…

И толпа матросов, не перестающая клацать челюстями, направляется в сторону остановки. Время схода подходит к концу – пора возвращаться на корабль. Отдыхать нужно как следует – растягивать часы, смаковать каждую минуту. Ведь завтра понедельник – начало рабочей недели, и отдых станет не частым мероприятием…

Флотская романтика!

Один мой коллега – матрос-контрактник по необыкновенно счастливому случаю в Интернете познакомился с девушкой из Владивостока, находящегося в это время неподалеку от нас. Девушка, прямо скажу – прелестная, о чем красноречиво свидетельствовали ее очаровательные фотографии.

И что вы думаете, он уговорил ее приехать к нам в Фокино, более того он убедил начальство, что у нас катастрофически не хватает кисточек и валиков для покраски, и, конечно, вызвался доблестно исправить эту прореху. Ловкач, чего там говорить. Таким образом, выхлопотал себе рабочий сход, ну правильнее сказать – свидание. Я удостоился чести быть секундантом – одному-то инструмент не унести. Итак, молодой лейтенант, Семен и я – отправились в Фокино.

Призвание девушек – опаздывать на свидания. Поэтому Сеня постоянно нервничал, что не успеет увидеться с летящим к нему миленьким личиком. Он даже в порыве переживания купил вместо винилового валика – акриловый. Но мы с лейтенантом по этому поводу сильно не возмущались – такие же люди.

В самый неподходящий момент у нашего Дон Жуана сел мобильный телефон. Здесь человек рассудительный, скорее всего, купил бы новый аккумулятор. Но на кону такая встреча – тут у любого на его месте крыша съедет. Да! Он купил новый телефон. А до конца рабочего схода меньше часа, и нам еще до базы минут 20 ехать.

- Через 30 минут буду, - мурлычет она ему в трубку.

Тут время начало тянуться, пожалуй, даже помедленнее, чем перед дембелем. Все же дождались – пять минут на все рандеву!

Она выпорхнула из маршрутки и быстрым шагом двинулась в нашу сторону. Невысокого, по сравнению с Семеном, роста. «А для меня в самый раз» - подумал я. По пути к нам Ксюша приподнимала свои выразительные голубовато-синие глаза, которые с каждым шагом усиливали могущество своих чар. Воздушное платье, подчеркивающее сверкающий и самую малость ошарашенный взгляд, было самым лучшим образом открыто в самых нужных местах.

Мгновение – и она в Сениных объятьях. Приветственный формальный поцелуй в губы, потом быстрая взаимная «экспресс» оценка – сверху вниз, как обычно. «Какая ты маленькая» - говорит он и целует ее. Ну разве может она отказать? Заставить моряка столько ждать! Среди поцелуев сделали только один перерыв, тогда он ласково сказал: «Блин, ты такая маленькая» - и за старое. Я лишь изредка подглядывал и поглощал нежнейший аромат ее духов. Пять минут прошли. Мы сели в такси, она направилась на остановку. Она – во Владивосток, мы – на корабль… Романтика!

Главная цель похода

В учениях Восток-2010 для экипажа, мягко говоря, самым важным было подготовить корабль к приему Верховного Главнокомандующего - Дмитрия Медведева. Два месяца непрерывных авральных работ по идеализированию внешнего вида «Петра» ради четырех часов и одной фотографии (в которую попали избранные) с президентом. Это по-военному и это по-русски.

Вот, например, все леера (тросы, служащие ограждением, дабы никто за борт не вывалился) повсеместно покрыли черной смазкой, а один небольшой фрагмент - светлой. За два дня до приема Дмитрия Анатольевича, когда вроде бы вся «шлифовка» громадного корпуса была закончена и можно перевести дыхание, на борт поднялся Главком ВМФ.

Кроме всего прочего, он заметил леер, покрытый светлой смазкой. В итоге приказ: «Переделать так весь корабль!». И ведь никто из нашего командования не спросил его: «А зачем?» или «Может обсудим необходимость…?». Неужто президенту настолько больше импонируют светлые тона, нежели темные? Пришлось снимать темную смазку, счищать ржавчину, которую под ней не видно и уж тогда наносить светлую. А с железными тросами вовсе не сладко работать.

«Слава Богу, все позади!» – в едином порыве выдохнул весь корабль, когда Медведев, удовлетворившись результатами учений, отправился восвояси. Дело сделано. Имеем полное право собираться домой. И первая остановка на обратном пути будет порт Мармагао, Индия.

Любовь к морю

А все-таки, почему моряки настолько влюблены в море? Может показаться, что сей риторический вопрос, ради красочности, несколько пресыщен пафосом. Но это только на первый взгляд. Ведь самые сильные и возвышенные чувства рождаются из самых простых и примитивных удовольствий.

Сейчас вы поймете, в чем дело. Возьмем, например, корабельный распорядок дня во время стоянки у причала.

На утреннем сборе старпом говорит в микрофон:

- Произвести развод на корабельные работы.

С утра до ночи – корабельные работы. Один день. Второй. Третий. Ни просмотра кинофильма, ни противоаварийного осмотра, на котором сам Бог велел покипеть (поспать). И что самое главное «адмиральский час» превращается в «адмиральские сорок минут».

Теперь о море. Даже не знаю с чего начать. Ну, во-первых, мой так сказать функционал. Я стоял на вахте. Мой пост генераторного отсека – это мечта любого матроса. Чтобы вы поняли: подъем в 7 утра, сразу развод на дежурство и сама вахта. Ключевой момент здесь – это сама вахта. Что же на ней нужно желать? Да ничего. Четыре часа свободного времени, потратить которое можно на любое приятное сердцу занятие. В 12 обед, а после «адмиральский час». Да какой! Три с половиной часа, а не жалкие сорок минут! В 15:30 развод на какие-нибудь работы. В 18:00 ужин. Потом опять вахта – только не четыре, а пять часов. Дальше вечерний чай и отбой. Сами рассудите – неплохая жизнь.

Также выход в море предусматривает некоторую склонность к увеличению веса. На обед дают вино, больше салатов и мяса. Но все отходит на второй план, когда речь заходит о вечернем чае.

Не думайте, что можете представить обилие подаваемых на нем вкусностей. Варенье, плавленый сыр, колбаса, копченая грудинка, шоколад, но и конечно фирменное блюдо – это бутерброды со сливочным маслом и красной икрой на свежеиспеченном белом хлебе.

Я надеюсь, у вас не осталось сомнений в том, что моряки действительно любят море.

Индия

Итак, на обратном пути заходим в порт Мармагао, штат Гоа, Индия. 

С борта вид прекраснейший, напоминает детскую песенку: «Чунга-чанга весело живем, чунга-чанга песенку поем…». Пальмы, в изобилии торчащие меж хижин, крытых соломой, жаркое солнышко и умиротворенные рыбацкие лодки – все это вызывает легкую зависть. «Вот бы здесь жить!» - промелькнуло в голове. Но афоризм – первое впечатление обманчиво – стал моим девизом, когда я соприкоснулся с этой чунга-чанговой культурой поближе.

Соль в том, что нас десантировали не в курортный район, а в провинциально-трущобный городок Панаджи, где мы без ширм и розовых очков поглядели на страну священных коров. После высадки из автобуса на нас налетела стая стервятников-торговцев. Они очень интересные и забавные первые полчаса, но их настойчивость и непонимание, что вы не желаете ничего приобрести, в конце культпохода вызывает сильное раздражение, так что можно было сосчитать по пальцам «петровцев», что на них не кричали.

Приятный отпечаток оставили цены. Скромная матросская зарплата в дуэте с умением торговаться позволили приобрести множество сувениров и прилично пообедать в ресторане. Нам строго запрещено говорить что либо про наш крейсер местным жителям, но я все-таки сболтнул коммуникабельному официанту:

«We are sailors from the war-ship, we have a big nuclear rockets»

«Your english is good» - ответил он.

Для нас еда обошлась в копейки, а обслуживание было на высшем уровне. Сразу четыре официанта стояли вокруг стола и следили за тем, чтобы нам было хорошо. Чуть заметный поворот головы как подлетает двое и начинает интересовать «не угодно ли чего?».

Бросается в глаза тотальное преобладание мототранспорта над авто. Кругом попрошайки и торгаши, которые громогласно предлагают кашемир и более деликатно полушепотом – гашиш.

К финалу экскурсии Индия гудит в голове. Запах неисчислимых благовоний, горячий душный воздух, горы мусора – все это от чего хочется скорее бежать на российский корабль, где хоть излишне показной, но порядок. Вот где гордость за нацию берет. На входном трапе фэйсконтроль и тщательный шмон. Очень адекватно, учитывая что гашиш предлагали все - от продавца шахмат до охранника ресторанной стоянки.

 Нищету причальных доков оставляем за кормой без чувства разлуки. Вперед! На Францию!

Совсем забыл вам сказать. Самая необходимая вещь для моряка – это пояс для похудения. В море нельзя было и представить, чтобы сколько-нибудь уважающий себя мореман показался на людях без этого самого пояса. Будь то: помывка, зарядка или игра в волейбол – глаз сразу замечает этих глубоко почитаемых личностей. Пояса на любой вкус: красные, серые, шерстистые, гладкие.

А все из-за чего? Безжалостная мода. Стереотипы, нарушающие гармонию существования. Вот виновники новых моряцких забот. Это же сплошная мука, помимо своих, итак утомляющих, обязанностей, думать еще о таких вещах.

Больше всего, конечно, страдают снабженцы. Сердце обливается слезами, когда представляешь, что им приходится жить среди культа плоского живота и накаченного бицепса. И это с их-то соблазнами! Ну а, если откровенно, толстеют на корабле все, неизбежно.

Суэцкий канал

Аравийское море встретило легким штормом. Шторм, конечно, штука веселая. Но бочковому (накрывальщику столов) не радостно. Тарелки с кружками ладно – за ними каждый матрос за своей смотрит, чтоб не улетела. А лагуны (кастрюли)? За ними кроме бочкового никто не уследит. Вот и бегай лови эти лагуны, чтоб на палубу не опорожнились, упадут – так убирай. И убирали. Из-за вестибюлярного беспорядка увеличивается статистика пробивания «копилок», т.е. дырок в головах. Зато разнообразие.

И туда и обратно идем через Суэцкий канал. Место среди судов высшей популярности. Сюда билеты за год бронировать надо – это вам не третья сцена Мариинского театра, где в день спектакля еще что-то можно урвать. Тут ты в январе точно знаешь, что 15 апреля просачиваешься из Средиземного моря в Красное, а 25 августа – обратно. При этом торчишь в пробке из кораблей перед входом в русло.

Во время прохода через все узкости: каналы, проливы, узкие заливы – на корабле играется учебная тревога и все оперативно разбегаются по своим боевым постам. Но в этот раз судьба предоставила мне шанс наесться досыта пейзажами Суэцкого канала. Как я уже упоминал, стоял бочковым, одна из функций которого выбрасывать «калуху» - отходы после приема пищи. Когда это на первый взгляд неприятное мероприятие вывело нас на ют – кормовую площадку, где расположена цистерна для «калухи», мы остолбенели.

На нас надвигался ужасающе красивый, грандиозный мост. «Вот так повезло» - переглянулись мы с Андреем – вторым бочковым. Тут уж и на адмиральский час торопиться не стоит. В этом месте у канала равнинные берега, и чтобы мост получился высоким, его пришлось сильно растянуть в ширину, что придает ему особую харизму и величественность. Назван, кстати, он в честь недавно свергнутого президента Хосни Мубарака.

Молоко

Перед Францией стояли четыре дня на якоре в Гибралтаре – готовили корпус к заходу. Главное – беречь имидж. Это утверждение – краеугольный камень в мыслях всех российских военных.

Здесь я вынужден был начать пить молоко, которое никогда не пил и терпеть не мог. Вот как это произошло. Как я уже сказал, остановились мы «почистить перышки» недалеко от Марокко в широко известном проливе. Деньки повисли, самые что ни на есть, палящие. А занимались мы тем же, чем занимались перед каждым заходом куда-либо – выхаживали нашего родного Петю.

Солнышко не стеснялось жечь, что попало: палубу, мачты, шеи. С одной стороны – последняя возможность подзагореть, а с другой – солнце, которое придавливает и печет сильнее, чем его Крымский брат раза в два. Поэтому особо не кайфонешь ни во время ни после загара.

Ну вот. Мы, значит, палубу красили, переборки от ржавчины оттирали, леера смазывали и т.д. Короче весь день под кошмарным жаром. В силу своего стойкого характера, когда на ужин выдали огромное количество ледяного молока (коробки с ним, попав в теплое помещение, покрывались аппетитными соблазнительными капельками), я все же предпочел горячий, почти еще кипящий компот.

Но у всякого характера есть предел прочности. Поэтому, когда на следующий день напитковая коньюктура сохранилась, я уловил в этом тенденцию и подумал, что было бы здорово, если бы я пил молоко. Причем гонял эти мысли после тяжелого утра под солнцем, еще более тяжелого дня под солнцем – весь прожаренный и мучимый жаждой, которую горячим компотом утолить непросто.

Эти рамки обстоятельств заставили меня решиться на глоток. А вдруг? Глоток. Ничего не понятно. Стакан залпом. Температура что надо, вкус непонятный, примерно как мороженное без сахара. Еще два стакана залпом. Вкус более понятный – вкусный. И с этого момента я страстный поклонник молока.

Франция

Второго сентября мы в Бресте – второй по значимости военно-морской базе во Французской Республике. Сразу бросился в глаза огромный ангар подводных лодок, сооруженный фашистами во Вторую Мировую. Большинство военных прибрежных зданий построено именно ими. Изящностью такая архитектура не блещет, но в силу своего исторического значения стала незыблемой частью ансамбля городской гавани.

Особняком держится брестский замок более ранней постройки – лицо и визитная карточка города. В нем – местный штаб флота. После Индии кружится голова от аккуратности и порядка французского бытия. Шикарная солнечная погода со свежим атлантическим ветерком. Чересчур тихим и культурным французам в голову не придет даже спросить вас о чем-нибудь – не то чтобы торговаться или попрошайничать.

Единственное, что портит настроение – цены. Ни матросский гонорар, ни умение торговаться – так эффективно здесь не применить, как в Индии. Но, видимо, есть Бог, мы нашли-таки магазин побрякушек, где все по два евро – спасение от безсувенирного краха. Поесть смогли лишь в наидешевейшей забегаловке (по их представлению) – поглощали холодное, сухое и невкусное подобие хот-дога. Особо не разгуляешься…

Двенадцатого сентября в ушах снова звучит знакомый оркестр. Прохладно, сыро, серо. Знакомые бакланы встречают нас жадными воплями. Как же хорошо дома, в России. Сопки Североморска позолотились, море налилось свинцом.

Скоро зима, скоро дембель!

Не моряки, а сапоги

Встретили нас тепло и гостеприимно. В день причаливания по кораблю ходили жены офицеров и «контрабасов» – с детьми и без. Заходили, куда заблагорассудится – прямо как в музее. Странное ощущение, когда на твое жилище смотрят как на экспонат. К вечеру пол корабля ушло на сход. Началась спокойная эра дослуживания. До дембеля меньше ста дней. И скоро придет новый призыв.

Но не успели мы разлениться, как старпом объявил:

- Теперь вы не моряки, а сапоги. Сейчас будете заниматься только строевыми занятиями. Мы уже не в море. Не за горами строевой смотр, а правильно ходить ни один из вас не умеет. На причале больше делать нечего, поэтому держитесь.

Вот такие идеи были у руководства после боевой. Так что и вечерний и послеобеденный стройпоходы оказались в нашем распоряжении. Что удивительно, мне это всеми нелюбимое занятие нравилось. После долгих месяцев на «коробке» приятно было размять ножки, да еще и с песней.

 «Быстрая» швартовка.

А однажды утром по всей дивизии затрубили учебную тревогу с целью повышения боевой готовности. Проще говоря, началась учебная война. Как следствие – открытие вахт, наличие противогазов при себе и т.д.

Небольшую группу моряков, в которой я оказался, экстренно отправили отшвартовывать ракетный крейсер Устинов. Выгнали нас в тот, не лишенный красоты, день, а точнее утро, что называется прямо-таки ни свет, ни заря. Я потому и упомянул о красоте, что краски в момент рождения нового дня выдались на редкость замечательными.

Такого цвета на южных землях не сыщешь. Место, где вставало солнце, было ярко оранжевым, но с таким розовым оттенком, что, казалось, свежее и сочнее цвета и придумать невозможно. Смотреть на него и думать о плохом – было действиями несовместимыми. Тогда я подумал: «Все точно будет хорошо». Если нежно-бирюзовый смешать со светло-оранжевым и добавить освежающе-розового, то получится, примерно, палитра того участка неба. Поворачивая взгляд в левую сторону и пройдя причудливые облака фиолетового отлива – то ли от формы, то ли от холода похожие на сосульки, я упирался в ореол кроваво-бардового пятна – менее приветливого, но не менее притягивающего внимание. Все вокруг было по-весеннему свежо и красиво.

Правда, свежесть казалась свежестью, а не холодом только первый час. Впоследствии же и заря ушла, да и ноги со всеми прилагающимися частями тела начали подкоченевать.

Ракетный крейсер Устинов стоял на пятом причале, что через один от нашего. Обуздав пирс, нам требовалась скинуть с кнехтов кормовые и носовые концы (с бака и юта). Работы на 10 минут. Но с предусмотрительностью нашей инициативной армии пришлось, в общем, на это дело потратить часов шесть. Первые два с половиной были хоть на мягком, но морозе. Конечно же, организм после бывалого экваторского солнца тяжело переживает такие потрясения. И это еще при всем при том, что мы остались без завтрака.

Уже не знали куда деваться, как наши доблестные начальники (слава Богу, мерзнувшие и голодавшие вместе с нами) выхлопотали-таки путевку в устиновское тело, более приветливое, нежели причал.

Таким образом около 25-ти петровцев пришли в гости к своим коллегам. Разместились прямо в коридоре. Ничего нельзя было придумать лучше после прежних условий. Так тогда казалось. К тому же один бывший «петровец» «подогнал» нам две буханки хлеба, банку рыбных консервов и палку колбасы, встреченную с особенной радостью. На виновнике нашего швартовочного торжества все меньше, чем на Петре. Коридоры уже, потолки ниже, броняхи (двери) не такие массивные. У нас намного уютнее, уж поверьте.

Закончилась швартовка тем, что мы вернулись к себе на корабль, осуществили прием пищи, а после обеда отдали, наконец, эти несчастные концы.

Первый раз я провожал корабль в море. Привык-то, что отправляют меня, а я стою воодушевленный и впиваюсь глазами в отдаляющиеся образы. Но здесь по другую сторону – сторону остающегося не ощутил ни капли грусти и зависти. Потому как уже по праву остепенился в отношении походов и выходов.

Последний дембель

Привык я и к военному распорядку. Неразрывно скрепился с ним. И стало уже немыслимо – неужто это возможно? Просто так взять и уйти с корабля. Не в какой-нибудь культ-поход или рабочий сход, а надолго, очень надолго, навсегда…

А как же сборы, приемы пищи, адмиральский час? Куда все это денется? Все, что меня программировало, сросталось с моим существом, вдруг исчезнет…

Ведь мой желудок без всяких напоминаний примерно знает время обеда или ужина. Я чувствую, когда должны дать построение по малому или большому сбору. Случилось какое-либо отклонение – внутренне негодую и переживаю. И весь корабль тоже.

- Где сбор?

- Сбор не давали?

- Дали сбор? – слышно изо всех закоулков.

Безобразие!

Но вдруг раздается команда, и все, покинув спальные места, мчатся к своим местам построения. Отлегло…

По статистике больше всего на корабле хотят дембеля. Но когда он настает, и я спрашиваю у его получателя – хочет ли он уезжать или нет, то он отвечает, что с одной стороны да, а с другой и нет.

Весь год о конце службы только и мечтают, а потом откуда-то берется это «нет»! Вот что говорит дембель:

- Думал, когда ступлю на трап (по которому сходят с корабля - прим.) буду самым счастливым человеком на свете. А как зашагал по нему, такая грусть напала, такая скука желчная. Неохота от своих друзей уезжать. После столького…

 Провожать народ тоже непросто. Я проводил всех – потому что был самым последним дембелем своего призыва на Петре Великом.

28 декабря, ровно через год, я ступил на платформу Ладожского вокзала. Началась новая петербуржская гражданская жизнь…

Конец.