Доказательства и доказывание по делам О защите чести и достоинства

Как правило, обращаясь в суд по делам о защите чести и достоинства, истцы заявляют одновременно два исковых требования, а именно:

 А. О защите чести, достоинства и деловой репутации;

 Б. О компенсации морального вреда.

По каждому из этих требований в соответствии с указаниями процессуального и материального закона имеется свой собственный предмет доказывания. Кроме того, между сторонами по-разному распределяются обязанности по доказыванию.

В предмет доказывания по первому исковому требованию входят следующие факты: 1. Факт распространения сведений, касающихся истца или истцов; 2. Характер распространенных сведений и, в частности, порочат ли эти сведения честь, достоинство и деловую репутацию истца; 3. Соответствуют ли эти сведений действительности.

По второму исковому требованию в предмет доказывания входят следующие юридические факты:       1.Факт причинения истцу морального вреда (физических или нравственных страданий), связанных с распространением порочащих сведений; 2. Степень физических и нравственных страданий, обусловленных индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред; 3. Степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства(ст. 151- 152 ГК РФ).

По общему правилу, в соответствии со ст. 50 ГПК РСФСР каждая сторона обязана доказать основание своих требований или возражений. В отдельных случаях материальный закон по-иному распределяет обязанности по доказыванию. Один из таких случаев предусмотрен п.1 ст. 152 ГК. На основании указанной нормы на распространившем сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, лежит обязанность доказывания соответствия этих сведений действительности. Иных исключений из общего правила по распределению обязанностей доказывания по делам, связанным с защитой чести и достоинства и компенсацией морального вреда, материальный закон не содержит. Следовательно, здесь действуют общие правила распределения обязанностей по доказыванию и соответственно обязанность доказывания всех иных юридически значимых фактов, входящих в предмет доказывания по делу, в первую очередь лежит на истце.

Данный вывод основан на положениях процессуального и материального законодательства, а также вытекает из соответствующих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ. В частности, в абз. 2 п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. “Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда” (с последующими изменениями и дополнениями) в этой связи подчеркивается следующее:

“Суду необходимо … выяснить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) он причинен, степень вины причинителя, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме или иной материальной форме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора.” Другими словами, обязанность доказывания такого рода обстоятельств главным образом лежит на истце.

В то же время исполнение указанных обязанностей сторон далеко не во всех случаях следует понимать как необходимость непременно “физического” представления того или иного доказательства. Это положение было подчеркнуто и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 14 апреля 1988 г. “О подготовке гражданских дел к судебному разбирательству” (в ред. постановления Пленума от 25 октября 1996 г.). В частности, в п. 15 постановления Пленума записано следующее:

“Установив, что представленные доказательства недостаточно подтверждают требования истца или возражения ответчика либо не содержат иных необходимых данных, восполнить которые стороны не могут, судья вправе предложить им представить дополнительные доказательства, а в случаях, когда представление таких доказательств для названных лиц затруднительно, по их просьбе истребует от граждан или организаций письменные и вещественные доказательства (ч. 3 ст. 50, п. 8 ст. 142 ГПК).

К сожалению, при рассмотрении данной категории дел суды не совсем верно, вне связи с нормами процессуального права, толкуют положения ст. 152 ГК РФ. Суды полагают, что распространивший соответствующие сведения должен доказывать буквально все. На истце же такого рода обязанностей не лежит и суд в выполнении обязанностей по доказыванию ответчику какого- либо содействия оказывать не должен. Так, решением Пресненского суда Москвы был частично удовлетворен иск М. к Телекомпания и журналисту М-ву. Суд признал не соответствующими действительности и порочащими честь и достоинство истца, распространенные в программе Телекомпании следующие сведения:

«11 декабря 1998 года сумма в 75 000 долларов была переведена на счет М. в Андорре … счет под номером F 38.2.4 был открыт в банке «Кредит-Андорра.»

В порядке компенсации морального вреда в пользу истца с Телекомпании было взыскано 3000 рублей.          

В определении Судебной коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ от 22.02. 2002 г., которым состоявшиеся по делу судебные постановления были отменены с направлением его на новое рассмотрение в суд I инстанции, указано следующее.

Частично удовлетворяя иск, суд исходил из того, что ответчиками не было представлено доказательств соответствия действительности информации о наличии зарубежного счета, открытого в банке «Кредит-Андорра» и перечислении на него денежной суммы.

В силу ст. 152 ГК и п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. “О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц” обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике. В то же время на основании ст. 14, ст. 50 ГПК гражданское судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Суд, сохраняя беспристрастность, создает необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела, в том числе оказывает лицам, участвующим в деле, содействие в собирании доказательств в случаях, когда представление доказательств для этих лиц затруднительно.

Как видно из материалов дела, в судебном заседании для подтверждения распространенной информации о переводе денежных средств на счет М. в банке «Кредит-Андорра» представитель ответчиков заявил ходатайство о направлении запроса в банк «Кредит-Андорра» о наличии счетов на банке на имя М., о поступлении денежных переводов 11 декабря 1998 г. или в иной день на имя М. на сумму 75 000 долларов США или на иную сумму, о зачислении соответствующей суммы на счета- F 38.2.4, V 30824 либо на иной счет. Судом в удовлетворении ходатайства было отказано.

Между тем, информация из банка «Кредит-Андорра» имеет значение для правильного разрешения дела, поскольку ее получение и исследование позволило бы суду установить, соответствуют ли действительности распространенные в информационной программе сведения о зачислении денежных средств на счет М. в вышеназванном банке.

Следовательно, суд, не оказав содействия в собирании доказательств, нарушил тем самым принцип состязательности сторон при осуществлении гражданского судопроизводства, закрепленный в ст. 14 ГПК, что следует признать существенным нарушением норм процессуального права, поскольку оно могло привести к неправильному разрешению дела (ч. 1 ст. 308 ГПК). Такое нарушение в силу п. 2 ч. 1 ст. 330 ГПК является основанием к отмене судебного решения в надзорном порядке.

Таким образом, было бы неверным считать, как это полагают некоторые суды, что обязанность доказывания по делам данной категории лежит исключительно на ответчике. В зависимости от конкретных обстоятельств некоторые факты должен доказать и истец. Например, то обстоятельство, что распространенные порочащие сведения относятся к ответчику очевидным является далеко не всегда. В отдельных случаях это должен доказать истец. Во многом результат рассмотрения дела бывает обусловлен тем обстоятельством, справился ли истец с такого рода обязанностью.

В свое время, отменяя решение одного из народных судов г. Москвы, отказавшего в удовлетворении иска П. к редакции журнала “Крокодил” и автору публикации К. о защите чести и достоинства, Президиум Мосгорсуда подчеркнул следующее:

“Народный суд сослался на то, что... раздел публикации о слухах... никакой оскорбительной для истицы информации не содержит. Суд, однако, к такому выводу пришел не на основании всей статьи в целом, а путем анализа отдельных ее абзацев.”

Не признавая иска, соответчики обращали внимание на то, что имя истицы П. (работника прокуратуры) в публикации нигде не указано, а следовательно публикация к ней якобы никакого отношения не имеет. Эту позицию разделил и суд, положивший ее в основу решения об отказе в иске. Не соглашаясь с выводами решения, Президиум Мосгорсуда проанализировал весь текст оспариваемой публикации и, в частности, указал:

“То, что “прокурорша”, о которой говорит автор, именно П., следует из содержания статьи: “... бригадир шабашников Б. оказался мужем заместителя прокурора Кировского района г. Красноярска”. В другом месте публикации автор утверждает, что “Б. консультирует его жена, “классный” консультант”.

“При новом рассмотрении суду следует более тщательно исследовать все обстоятельства дела, оценить доводы истицы на основании сопоставления всех частей статьи “Тень” в их совокупности” и разрешить спор в соответствии с законом и разъяснениями, данными в постановлении Пленума Верховного Суда...” [18] Таким образом, прямо не названная «героиня» публикации на самом деле оказалась вполне узнаваемой.

Ситуация, когда из текста публикации не вполне ясно, имеет ли она отношение к истцу, по делам о защите чести и достоинства встречается не так уж редко. Так, решением одного из районных судов г. Москвы было отказано в иске МГЮА к редакции газеты “Комсомольская правда” и автору публикации Р. о защите деловой репутации.

Обстоятельства дела следующими. В приложении к газете “Комсомольская правда”- “КП” в Москве” был опубликован “Специальный репортаж” под названием “Москва задыхается в криминальной петле”. В нем были распространены сведения, порочащие вуз, который в публикации был назван «Юридической академией».

В статье не указывалось полного названия учебного заведения “Московская государственная юридическая академия”, однако поскольку в Москве нет другой “Юридической академии”, то руководством и коллективом МГЮА публикация была принята на свой счет.

В исковом заявлении и объяснениях представителя МГЮА обращалось внимание на то обстоятельство, что название вуза “Юридическая академия” было дано с заглавной буквы. Следовательно, в публикации шла речь об имени собственном.

Кроме того, у читателей “Специального репортажа” не могло быть каких-либо сомнений о том, что автор имел в виду “Юридическую академию”, дислоцирующуюся в Москве. Публикация была помещена в специализированном приложении к газете “Комсомольская правда”, адресованном московским читателям,- “КП” в Москве”. Это же вытекало из заголовка и подзаголовка” Специального репортажа”, в которых в общем виде раскрывалось содержание публикации “Москва задыхается в криминальной петле.” Всего же по тексту “Специального репортажа” слова “Москва”, “столица”, а также производные от них и заменяющие их выражения, например “первопрестольная”, были употреблены его автором Р. 42 раза. Правда, автор нигде не давал полного официального наименования вуза. Но этого и не требовалось, поскольку на момент рассмотрения дела в Москве существовала единственная Юридическая академия. К материалам дела была приобщена справка Минвуза РФ, подтверждающая данное обстоятельство. 

По данным Справочника “Высшие и средние специальные учебные заведения России...” на момент рассмотрения дела в столице, кроме МГЮА, существовало еще 28 вузов, именовавших себя академиями. Лишь в трех из них велось обучение по специальности “юриспруденция”. В такой ситуации записанное в решении утверждение о том, что “любое учебное заведение,... именующееся академией и имеющее юридический факультет, у широкого круга читателей ассоциируется с понятием юридической академии” являлось чистой воды измышлением. Три академии (Нефти и газа, Еврейская академии и Академия водного транспорта), которые на момент выхода публикации вели подготовку по специальности «юриспруденция», «у широкого круга читателей» вряд ли могли ассоциироваться с понятием «юридической академии».

Состоявшееся по делу решение в чем-то являлось абсолютно уникальным. Вряд ли можно найти другое постановление, в котором бы судья вложил в уста ответчика и представителя соответчика придуманные им- судьей объяснения, которые не были зафиксированы в протоколе судебного заседания и не имели место. А затем, сославшись в решении на якобы имевшие место объяснения Р. о том, что он имел в виду не конкретный вуз, а лишь «обобщающий образ академии», судья отказал в иске МГЮА.

Отказывая в иске “за недоказанностью” того обстоятельства, что распространенные сведения читателем газеты объективно могут быть отнесены лишь к Московской государственной юридической академии, суд более чем поверхностно исследовал лишь отдельные фрагменты оспариваемой публикации. При этом суд и не пытался проанализировать содержание указанной публикации в целом, из которой со всей очевидностью вытекало, что ее автор имел в виду конкретную Юридическую академию, расположенную в Москве, т.е. МГЮА.

В конечном итоге состоявшиеся по делу судебные постановления в порядке надзора были отменены президиумом Мосгорсуда. При новом рассмотрении дела суд пришел к правильному выводу о том, что оспариваемая публикация имеет отношение к МГЮА, признал распространенные о ней сведения не соответствующими действительности и порочащими ее деловую репутацию.

Определенный интерес представляет и следующее дело, по которому суд пришел к правильному выводу, что распространенные сведения к истцу отнесены быть не могут. О. обратился в суд, мотивируя это, в частности, тем, что в соответствующей телепрограмме Телекомпанией и ее журналистами К. и Л. были распространены «заведомо ложные, позорящие его измышления, о том, что якобы он: "вышиб" путем шантажа и угроз из американской фирмы 15 000 долларов США; защищал в судах газету "Завтра";        был выгнан с третьего курса юрфака МГУ и обучался в коммерческом юридическом вузе; сыграл свою мало приглядную роль в громком деле против программы "Кукол".

Истец просил также в качестве компенсации причиненного морального вреда взыскать в его пользу с каждого из ответчиков по 50 млн. неденоминированных рублей.

 Разрешая дело по существу и отказывая в иске О., Пресненский суд        г. Москвы, суд сослался на следующее. По смыслу ст. 152 ГК правом на судебную защиту по делам о защите чести и достоинства обладает конкретно названное в сообщении СМИ или иной информации лицо- физическое или юридическое.

Как видно из просмотренной в судебном заседании видеокассеты с сюжетом оспариваемой передачи, а также расшифровки текста передачи, в указанной передаче несколько раз были употреблены безличные выражения "некий адвокат", "тот же адвокат", "адвокат" и "все тот же человек". Ни фамилии, ни имени, ни отчества истца О. либо какого- либо иного лица в оспариваемой им передаче не называлось. Не имелось там и иных, относящихся к О. индивидуализирующих признаков, по которым телезрители и суд смогли бы бесспорно отнести содержащиеся в оспариваемой передаче сведения к истцу.

Как утверждалось в передаче, «в свое время этого адвоката выгнали с третьего курса юридического факультета МГУ». На момент выхода ее в эфир безымянному «герою» передачи было «36 лет, сейчас он учится в коммерческом юридическом институте.... Однажды... он сумел, шантажируя громким скандальным процессом, заставить известную американскую фирму без суда выплатить ему 15 тысяч долларов.... В прошлом году всё тот же человек сыграл свою мало приглядную роль в громком деле против программы "Куклы". До этого не однажды выступал в судах в защиту газеты "Завтра".

В судебном заседании обозревался паспорт истца О. Из паспорта следует, что истец родился 25 декабря 1955 г., т.е. на момент выхода в эфир оспариваемой передачи ему было не 36, а 40 лет.

По утверждению истца, он никогда не обучался и соответственно не мог быть исключен с юридического факультета МГУ, не обучался в коммерческом юридическом вузе, никогда не имел дел «с американской компанией", никогда не вел дел в защиту интересов газеты "Завтра". У суда нет никаких оснований не доверять этим объяснениям истца.

Из представленной О. копии диплома следует, что он закончил МГЮА лишь в 1997 г. Следовательно, на момент выхода в эфир соответствующей телепередачи истец, как не имевший на тот период законченного высшего юридического образования, не мог быть и не являлся членом какой-либо коллегии адвокатов, а потому употребленные в оспариваемой передаче выражения "некий адвокат", "тот же адвокат", "адвокат", по мнению суда, к истцу О. применены быть не могут. У суда нет никаких оснований не доверять и утверждению истца О. в том отношении, что он не играл "мало приглядной роли в громком деле "Кукол".

На основании ст. 50 ГПК каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений. Специфика распределения обязанностей доказывания по делам о защите чести и достоинства в соответствии со ст. 152 ГК заключается в том, что распространивший порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина сведения обязан доказать, что они соответствуют действительности. Поскольку истец не доказал, что распространенные в телепередаче сведения имеют какое-то отношение к нему, на соответчиков не может быть возложена обязанность доказывания соответствия этих сведений действительности. По указанным причинам суд считает, что иск О. о защите чести, достоинства и деловой репутации подлежит отклонению в полном объеме. Соответственно подлежит отклонению и требование истца о компенсации морального вреда.

Не вполне обычное дело такого рода в настоящее время находится на рассмотрении одного из судов Москвы. Речь идет о следующем. Пытаясь оградить себя от ответственности за распространение не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство истца сведений, ответчик Т. прямо не назвал имени человека, который якобы угрожал ему физической расправой.В то же время в своих многочисленных выступлениях перед представителями печатных и электронных средств массовой информации в июне- сентябре 2001 г. он сделал все возможно и невозможное для того, чтобы в человеке, якобы угрожавшем ему «уничтожением», читатели и телезрители безошибочно узнали истца Д.

«Имени собеседника я вам не назову, но он хорошо известен и входит в ближайшее окружение,»- (следует имя олигарха). «В ходе нашего двухчасового разговора было сказано следующее. Вы то единственное лицо, от которого зависит полный контроль над изданием. Есть человек- есть проблема. А вот представьте, что вы выйдете из этого здания и вам на голову упадет кирпич. И сразу все проблемы решатся».

Заявлению ответчика о якобы имевших место в отношении него угрозах, предшествовало следующее. В июне 2001 г. состоялось собрание акционеров, на котором Т. был освобожден с поста главного редактора одного известного издания. Однако и после этого он оставался руководителем определенным образом связанной с изданием и влиявшей на ее работу некоммерческой организации. Все это создавало сложности с нормальным выходом издания и требовало на основе переговоров и компромиссов решения соответствующих юридических и технических вопросов.

Истец Д. достаточно хорошо известен в кругах политиков, предпринимателей и журналистов, многим из которых знали, что переговоры с ответчиком по поручению олигарха вел именно он. Имя Д. как посредника на переговорах с Т. неоднократно звучало в СМИ, в т.ч. в устах самого ответчика. Так, в прессе сообщалось, что на собрании акционеров издания «главного акционера издания представлял Д.» 

А в одном из периодических изданий было опубликовано большое интервью с Т. В частности, в нем было сказано следующее:

«я … уволен с поста... главного редактора. … Произошло это при посредстве Юлия Д., который по моей просьбе был назначен посредником на переговорах… для того, чтобы мы завершили процесс нашего расставания. Ведь уволен человек, который обладал правом первой подписи.»

Других посредников, кроме Д., на переговорах между Т. и структурами олигарха ни СМИ, ни сам ответчик никогда не называли. Их просто не было и не могло быть с учетом конфиденциального характера переговоров, а также того обстоятельства, что в качестве переговорщика истец был выделен по просьбе самого Т. Соответственно всем тем, кто знал об истце как о посреднике олигарха на переговорах с Т., стало очевидным, что в качестве человека, «угрожавшего ему уничтожением» ради достижения поставленной цели- «завершения процесса расставания» бывшего главного редактора издания со структурами олигарха, ответчик имел и мог иметь в виду только Д. В сложившейся ситуации другой кандидатуры на роль «убийцы» Т. просто не было и быть не могло.

Таким образом, то обстоятельство, что именно Д. вел переговоры с ответчиком по вопросу о его уходе с поста главного редактора, было широко известно в кругах московских политиков, предпринимателей и журналистов, и, в частности, коллективу издания, а также коллегам истца. Знали об этом и рядовые граждане- читатели и телезрители, поскольку, кроме всего прочего, Юлий Д. достаточно широко известен в качестве автора нашумевшего романа. Истец и не пытался скрывать факта встреч и переговоров с ответчиком и заявил корреспонденту «Коммерсанта», что именно он встречался с Т. 4 сентября 2001 г.

В день выхода соответствующего номера «Коммерсанта» с Т. встречался корреспондент ОРТ Илья К. Как следует из видеозаписи репортажа, показанного 8 сентября 2001 г. и ее расшифровки, Т. вновь говорил об угрозах со стороны «одного из людей» олигарха.

После этого сказанное Т. прокомментировал корреспондент ОРТ:

Т. «говорит, что он был уверен в том, что ситуация начнет развиваться по такому сценарию (т.е. что якобы высказанная ему угроза физической расправа реальна- А.Б.). … Фамилию своего собеседника бывший главный редактор не называл. Он сам объявился, оказавшись Д. На страницах «Коммерсанта» Д. опроверг обвинения, заявив, что с Т. он просто обсуждал условия его ухода. Т., в свою очередь, от своих слов отказываться не собирается. Он говорит, что Юлий Д. просто сработал на опережение.» Последнюю фразу можно понять лишь в связи с публикацией «Коммерсанта», в которой воспроизведено признание Д. о том, что «Это я разговаривал с Т. во вторник». Другими словами, Т., в свою очередь, признал, что во вторник, 4 сентября 2001 г. он встречался именно с истцом.

Необходимо сказать, что будучи заместителем руководителя одной из структур олигарха, истец, действительно, может быть признан «одним из ближайших людей» в его окружении. По поручению основного акционера издания он вел переговоры с Т. по поводу порядка обеспечения его интересов после ухода с поста гл. редактора издания. На видеозаписях фрагментов телепередач, прошедших 8 июня 2001 г. по каналам «РТВ», «НТВ» и «ТВ- 6», в качестве важной политической новости сообщалось о событиях вокруг издания. На этих видеозаписях видно, что на пресс-конференции, проходившей в помещении редакции после окончания собрания акционеров, рядом с ответчиком Т. сидит истец.

Таким образом, система прямых и косвенных доказательств в их совокупности дает возможность сделать один единственный вывод о том, что «человеком из окружения» олигарха, который, по утверждение Т., угрожал ему «физической расправой в случае, если он не откажется от поста» руководителя некоммерческой организации, мог быть только истец как единственный представитель олигарха на переговорах с Т.

В такой ситуации Т. должен доказать, что истец угрожал ему «физической расправой, то-есть уничтожением». При отсутствии же таких доказательств суд должен признать распространенные ответчиком сведения об этом порочащими честь и достоинство Д. и не соответствующими действительности. На момент выступления на настоящей конференции дело еще не разрешено. И, если на характер разрешения этого дела не окажут влияния моменты не правового, а чисто политического характера, то, с нашей точки зрения, иск подлежит удовлетворению.

Таким образом, доказывание и доказательства по делам о защите чести и достоинства, разумеется, имеет свои особенности. Однако эти особенности должны определяться строгими рамками закона.

 

А.Т. Боннер, доктор юридических наук, профессор

кафедры гражданского процесса МГЮА