Глава V. Россия и режим территорий в международном праве

 

Как известно, территория государства в жизни последнего и в международных отношениях имеет огромное значение. В науке международного права XIX в. определился взгляд, в силу которого территория рассматривается под углом зрения распространения суверенитета государства на земли, воды, недра и воздушное пространство. Современная доктрина международного права устанавливает, что реки, озера и каналы, которые полностью расположены в пределах территории данного государства, называются его национальными водами и находятся под его исключительной властью. Воды рек, озер и каналов, по которым проходит линия государственной границы, называются пограничными водами, и соответствующее государство пользуется ими до линии государственной границы, если иное не установлено специальным международным соглашением.

Реки же, пересекающие территорию двух или нескольких государств и имеющие судоходное соединение с морем, называются ныне международными, если, согласно международным договорам, они открыты для плавания торговых судов всех стран*(438).

Впервые этот принцип был провозглашен еще Оснабрюккским договором 1648 г., заключенным между Германией, Францией и Швецией. Парижский мирный договор 1841 г. установил свободу судоходства по Рейну. С Венского конгресса 1815 г. этот принцип устанавливается и для других рек Европы. С 1856 г. Дунай объявляется международной рекой. На Берлинской конференции 1884-1885 гг. Африканские реки Конго и Нигер также объявляются международными реками.

Принцип свободы открытого моря и недопустимости подчинения его вод власти отдельных государств, выдвинутый в 1609 г. Гуго Гроцием в его знаменитом труде "Mare liberum", с начала XVIII в. получил всеобщее признание и является ныне одним из основных начал международного права.

Морские же воды, непосредственно прилегающие к побережьям, а именно внутренние морские воды (воды портов бухт и заливов) и территориальные воды (шириной до 3-12 морских миль), состоят под юрисдикцией прибрежных государств. Что касается так называемых специальных морских зон, то в тех их частях, которые лежат за внешней границей территориальных вод, прибрежное государство осуществляет лишь некоторые свои права; в остальном на них распространяются свободы открытого моря.

К числу основных начал международного права относится ныне и принцип свободы международного судоходства по морским проливам, соединяющим зоны двух открытых морей, не исключая и случая, когда воды проливов полностью входят в состав территориальных вод прибрежных государств. В Европе такими проливами являются Босфор, Дарданеллы и Датские проливы.

В основном аналогичный правовой режим действует и в зонах международных каналов (Суэцкий, Панамский*(439), Кильский).

В развитии и утверждении основных начал международного права в области территориальных вопросов огромную роль сыграла Россия.

Это видно хотя бы уже из того факта, что она принимает активное участие во всех международных конференциях, в той или иной части посвященных вопросам определения правового режима в области различных территориальных сфер.

Более того, Россия нередко идет даже впереди западноевропейских стран в развитии основных начал международного права в данной области.

Как мы отмечали, общий принцип свободы судоходства по международным рекам был окончательно утвержден Венским конгрессом 1815 г.

Однако еще до этого конгресса Россия имела с отдельными европейскими странами ряд соглашений, в которых проводится ею принцип свободы судоходства по рекам. Так, например, Тильзитский мирный договор с Францией от 25 июня (7 июля) 1807 г. в ст. VIII объявляет свободу судоходства по Висле; конвенция 8 (20) ноября 1810 г. между Россией и Швецией устанавливает свободу судоходства по рекам, пересекающим границы этих государств; договор 7 (19) марта 1810 г. с Австрией - свободу судоходства по Днестру. Последний из этих договоров в ст. III говорит о том, что свобода судоходства по Днестру для подданных обеих империй "имеет существовать по-прежнему". Стало быть, свобода речного судоходства признавалась здесь и раньше 1810 г.*(440).

Но особенно велика роль России в установлении принципа свободы судоходства по Дунаю. Это тем более важно отметить, что в начале XIX в. она становится обладательницей устья этой реки.

Полная свобода судоходства по Дунаю провозглашается Парижским конгрессом 1856 г. Мирный трактат 1856 г. устанавливает, что правила, определенные актом Венского конгресса, для судоходства по рекам, разделяющим разные владения или протекающим через оные, будут впредь применяемы вполне к Дунаю и устьям его. Объявляется, что сие постановление отныне признается принадлежащим к общему народному европейскому праву и утверждается взаимным ручательством держав... (ст. 15). Для приведения в действие постановлений предыдущей статьи учредится комиссия, в коей Россия, Австрия, Франция, Великобритания, Пруссия, Сардиния и Турция будут иметь каждая своего депутата... (ст. 16).

Прелиминарный русско-турецкий мирный договор, заключенный в Сан-Стефано 19 февраля 1878 г., и акт Берлинского конгресса 1 (13) июля 1878 г. подтвердили принцип свободы судоходства по Дунаю. Так, например, в ст. 53 Берлинского акта указывалось, что Европейско-Дунайская комиссия сохраняет свой круг действий, который отныне распространяется до Галаца, при полной независимости от территориальных властей, и что все договоры, соглашения, акты и постановления касательно ее прав, привилегий, преимуществ и обязательств подтверждаются.

Наконец, общепризнанный принцип свободы международного речного судоходства был подтвержден Россией в 1883 г. Мы имеем в виду официальное заявление русского уполномоченного Моренгейма в Лондоне на специальной конференции по вопросам о Дунайском судоходстве. Моренгейм заявил: свобода речного судоходства - "этот великий принцип цивилизации отныне никогда и нигде не будет подвергнут сомнению. Россия блюдет и возвещает его с такою же гордостью, как и все другие, и он в такой же степени должен считаться ее принципом, как принципом всех других. Неизгладимыми словами начертан он на страницах публичного права всего цивилизованного мира за сорок лет до установления этого нового, чисто местного учреждения (Европейской Дунайской комиссии), и за этот долгий промежуток времени он нашел себе применение ко всем международным рекам обоих полушарий. Этот принцип, возведенный в закон, не подлежит сомнению и никогда его не нарушит Россия"*(441).

Для полноты представления об исключительно важной роли России в деле развития принципа свободы судоходства по Дунаю следует подчеркнуть, что он провозглашается и проводится ею еще задолго до Парижского конгресса 1856 г.

Впервые постановление о свободе судоходства по Дунаю (для русских и турецких судов) встречается в Бухарестском трактате России с Турцией 1812 г., в ст. 4 которого было сказано, что русские и турецкие купеческие корабли могут, как и прежде, входить в устье Килийское, а равно и по всему течению реки Дуная. А что касается русских военных кораблей, то "оные могут там ходить с Килийского устья до соединения реки Прут с Дунаем".

В этом же духе мы находим указание и в ст. 3 Адрианопольского мирного договора России с Турцией 1829 г.: "Купеческим судам обеих держав предоставляется свободное плавание по всему течению Дуная, разумея, что таковые суда под флагом Оттоманским могут невозбранно входить в гирла Килийское и Сулинское, и что гирло Георгиевское остается общим для военного и купеческого флотов обеих империй".

Особое значение в указанном смысле имеет Русско-австрийская конвенция от 13 (25) июля 1840 г.*(442), в силу которой договаривающиеся державы, желая "более и более облегчать, распространять и усиливать" взаимные торговые сношения "через большее развитие судоходства по Дунаю" и полагая, что всего удобнее "достигнуть сей цели чрез распространение на сию реку тех самых правил, которые постановлены Венским конгрессом для свободного судоходства по рекам, отделяющим разные владения или протекающим чрез оные", - постановили, что "судоходство по всему течению Дуная... будет совершенно свободно, как вниз, так и вверх по оному"; что "австрийские купеческие суда, равно как и суда всякой другой земли, имеющей право судоходства по Черному морю и находящейся в мире с Россией, могут свободно входить в судоходные устья Дуная, ходить по сей реке вниз и вверх и выходить из оной, не подлежа за сие никаким пошлинам"; что лишь незначительный сбор с проходящих судов устанавливается в пользу России для поддержания судоходного состояния устья Сулина и для постройки в этом устье маяка лучшей системы, при условии, что "взимание пошлин за очищение устья начнется с того времени, когда приступлено будет к такому очищению", а "взимание маячной пошлины начнется с освещения маяка".

Оценивая эту конвенцию с интересующей нас точки зрения, нельзя не согласиться с замечанием русского ученого Ф.Ф. Мартенса в том смысле, что известные постановления Парижского конгресса 1856 г. относительно Дуная являются лишь дальнейшим развитием начал, лежащих в основе Австро-русской конвенции 1840 г.*(443)

Приведенные факты с несомненностью доказывают всю необоснованность обвинений России, имевших место за рубежом о мнимом стремлении последней уничтожить свободу судоходства по Дунаю. Если же говорить о контрольном режиме, установленном в то время на этой реке и обеспечивавшем привилегированное положение для ряда недунайских стран, то он нуждается ныне в коренном пересмотре*(444).

Что касается правового режима открытого моря и морских проливов, то основоположником принципа свободы морского судоходства считается в Западной Европе, как мы отмечали, голландский ученый XVII в. Гуго Гроций, отстаивавший в этом вопросе передовые для своего времени идеи, отражая тем самым интересы развивавшегося тогда международного торгового мореплавания.

Однако на практике многие государства проводили до XVIII в. обратный принцип. Так, Венецианская республика заявляла притязания на Адриатическое море; Генуя - на Лигурийское; Португалия - на Индийский океан и часть Атлантического к югу от Марокко; Испания - на Мексиканский залив и Тихий океан; Англия - на моря, окружающие Соединенное Английское королевство, и на Северное море; Дания и Швеция - на Балтийское море и, наконец, Турция - на Черное море.

Более того, встречались попытки даже теоретически обосновать монопольное право отдельных государств на морские пространства. Так, например, английский ученый Сельден в своей книге "Mare clausum", написанной по заказу английского короля Карла I и вышедшей в свет в 1635 г., стремился обосновать право Англии на владычество над морями.

В связи с этим особо следует подчеркнуть то обстоятельство, что Россия еще задолго до Гуго Гроция твердо усвоила принцип свободы открытого моря и пыталась отстаивать его в области международных отношений. Так, например, по поводу ходатайства англичан в 1588 г. о совершенном закрытии Белого моря для других иностранцев царь Федор Иванович, отклоняя такое домогательство, писал английской королеве Елизавете: "Божию дорогу, океан-море как можно перенять, унять или затворить?"*(445). Правило: "Море-океан путь Божий" - было высказано затем Борисом Годуновым*(446).

Особенно велика роль Русского государства в утверждении принципа свободы торгового судоходства на Черном море и в проливах. Это тем более важно отметить, что Черное море не является открытым в обычном смысле этого слова и в отношении режима, который Россия еще в конце XVII в. выдвинула принципом приоритета прибрежных стран*(447).

До Кучук-Кайнарджийского мирного договора с Россией (1774 г.) Турция контролировала все побережье Черного моря и пропускала в последнее иностранные суда по своему усмотрению. Черное море фактически было до тех пор внутренним морем Турции. Оттоманская Порта, по образному выражению турецкого дипломата конца XVII в. Маврокордато, берегла его, "яко чистую и непорочную девицу, к которой никто прикоснуться не смеет. Скорее султан допустит кого во внутренние свои покои, чем согласится на плавание чужих кораблей по водам черноморским; это может случиться "разве тогда, когда Турское государство падет и вверх ногами обратится"*(448).

Россия никогда не признавала за Турцией право на монополию в Черном море. Русская дипломатия добивалась свободы торгового мореплавания в этом море.

В своем письме к Фридриху II 19 января 1771 г. Екатерина II писала, что "свободное плавание по Черному морю есть такое условие, которое необходимо при существовании мира между народами"*(449).

По Кучук-Кайнарджийскому трактату 1774 г. Россия обеспечила за собой торговое судоходство из Черного моря в Средиземное и обратно. В этом трактате было сказано, что для выгодностей и пользы обеих империй имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих... (ст. 11).

По Адрианопольскому трактату 1829 г. Россия добивается открытия Черного моря для торговых судов всех наций. В этом трактате было сказано, что ход чрез Константинопольский канал и Дарданелльский пролив объявляется свободным и открытым для купеческих судов всех держав, состоящих в дружбе с высокою Портою... (ст. 7).

Договорами с Турцией 1798, 1805, 1833 гг. проливы открыты для военных судов России.

Следует заметить также, что первая международная конвенция о проливах, подписанная в Лондоне 13 июля 1841 г. Турцией, Англией, Францией, Австрией, Пруссией и Россией, явилась результатом того обстоятельства, что последняя при вторичном восстании Мегмед-Али в 1838 г. убедилась, что дальнейшее существование договора 1833 г. невозможно и поэтому согласилась присоединиться к общеевропейской гарантии целости Турции с тем условием, что провозглашенный в этой конвенции принцип закрытия проливов для военных судов всех стран как в мирное, так и в военное время станет отныне началом европейского публичного права. Как известно, это начало действовало до поражения Турции в Первой мировой войне. Необходимо, однако, отметить, что после Крымской войны 1853-1856 гг. принцип закрытия проливов получает значение в западноевропейской дипломатии как средство, эвентуально направленное против Русского государства в случае его столкновения с Турцией.

Ныне, в свете опыта Второй мировой войны и в силу ее результатов, режим черноморских проливов нуждается в пересмотре в сторону обеспечения безопасности в проливах*(450).

Активную роль сыграла Россия также и в деле отмены так называемой Зундской пошлины.

До середины XIX в. Дания эксплуатировала Зундский пролив в своих фискальных интересах, т.е. взимала со всех судов, проходивших через этот пролив, пошлины, что, естественно, затрудняло свободное торговое мореплавание.

Россия уже при Петре I*(451), а затем при Екатерине II добивалась, но безуспешно, отмены Зундской пошлины в пользу русских кораблей.

Однако лишь по договору 17 марта 1857 г., заключенному на конференции в Копенгагене, Дания отказалась от взимания Зундской пошлины и обязалась содержать маяки и другие морские сигналы, необходимые для безопасности судоходства в Категате, Зунде и Бельтах.

Копенгагенская конвенция, заключенная в указанном году между крупными морскими державами (в том числе и Россией), установила, что "ни одно судно не может отныне, под каким бы то ни было предлогом, при проходе через Зунд и Бельты, быть подвергнуто задержанию или какой бы то ни было остановке". В возмещение ущерба, который Дания терпела от отмены Зундских пошлин, участники конвенции внесли датскому правительству 30,4 миллионов риксдалеров.

Эта сумма была разложена между заинтересованными державами пропорционально количеству их торговых судов, проходивших через Датские проливы в течение последних десяти лет. России пришлось выплатить довольно значительную часть этой суммы, а именно 9,7 миллионов риксдалеров.

Мы уже отмечали, что Россия принимала активное участие в решениях Берлинской конференции 1885 г. и подпись ее уполномоченного (Капниста) стоит под заключительным актом конференции.

В числе решений той конференции немаловажное значение для развития международного права имеет официальное признание так называемой доктрины "эффективной оккупации", которая заменила собой так называемую теорию первичного завладения, допускавшую лишь номинальное установление власти на бесхозяйной земле (res nullius).

На Берлинской конференции была принята специальная декларация относительно существенных условий, которые подлежат исполнению для того, чтобы новые завладения на берегах Африканского материка были считаемы действительными. В декларации указывалось: держава, которая впоследствии завладеет какой-либо территорией на берегах Африканского материка, лежащею вне ее нынешних владений, или которая, не имев доселе таких владений, приобретет таковую, а равно держава, которая примет на себя протекторат, должна препроводить подлежащий о том акт вместе с объявлением к подписавшим настоящий акт державам, для того, чтобы дать сим последним возможность заявить в случае надобности свои требования (ст. 34).

Державы, подписавшие настоящий акт, признают обязательство обеспечить в занимаемых ими на берегах Африканского материка территориях существование такой власти, которая достаточна для охраны приобретенных ими прав, и, в потребном случае, для охраны свободы торговли и транзита, на условиях, однако, которые для сей последней поставлены... (ст. 35)*(452).

Таким образом, согласно доктрине эффективной оккупации "бесхозяйная" земля становится государственной территорией той державы, которая не только стремится прочно овладеть ею, но и установила на этой земле свою действительную власть и официально сообщила об этом другим странам, которые получают, таким образом, возможность своевременно возражать против указанной оккупации, если она затрагивает их права.

С Берлинской конференции 1885 г. принцип действительной оккупации получил значение общепризнанного начала завладения по международному праву*(453).

Россия, как активная участница этой конференции, сыграла существенную роль в деле утверждения упомянутой доктрины международного права.

Таким образом, крупная роль России в развитии международного права в области территориальных вопросов не подлежит сомнению.

Что касается русской науки международного права, то она как в общих, так и в специальных исследованиях уделяла серьезное внимание территориальным вопросам.

Из числа общетеоретических русских сочинений в области территориальных проблем самой выдающейся является работа профессора Киевского университета В.А. Незабитовского (1824-1883 гг.) "Учение публицистов о междугосударственном владении". Эта работа была представлена им в 1862 г. на соискание ученой степени доктора политических наук.

В.А. Незабитовский по своим научным дарованиям, несомненно, был недюжинным человеком. "В природе его горела священная искра того божественного таланта, который составляет удел немногих избранников.

По мощному аналитическому уму, по тонкому научному чутью и вкусу, при редкой скромности и мнительности, он резко выделялся, как своеобразный тип, в русской ученой семье...", - говорит о нем А. Романович-Славатинский*(454).

Однако обстоятельства русской действительности того времени не дали таланту Незабитовского развиться вполне и оказать русской науке те услуги, какие, вероятно, были бы оказаны им при более благоприятных условиях. Но и то, что он дал русской науке международного права, ставит его в первый ряд славной плеяды русских (да и не только русских) ученых XIX в.

К сожалению, заслуга его перед наукой международного права недостаточно оценена даже в отечественной литературе.

На Незабитовском наиболее наглядно сказалось то уродливое явление в русской дореволюционной действительности, что нередко честь выдвижения новых идей в науке оставалась в России без внимания, пока они не приходили из иностранных источников. Иначе говоря, принимая во внимание научное значение работ Незабитовского, будь он французом, немцем или вообще иностранцем, он имел бы мировое имя. Отвратительное низкопоклонство перед иностранщиной, характерное для правящих классов дооктябрьской России, принимало иногда особенно неприглядные формы.

В науке международного права в XIX в. получила широкое распространение, под именем Фрикеровской, теория, в силу которой территория в государственно-правовом смысле рассматривается как пространственный предел властвования государства.

Работа Фрикера "Vom Staatsgebiet", в которой он формулировал эту точку зрения, вышла в свет в 1867 г.*(455) и получила мировую известность.

Между тем русский ученый Незабитовский пришел раньше немца Фрикера к мысли о том, что территория не является каким-то слагаемым в общем понятии государства, но представляет собой в действительности сферу державной власти.

Указанное воззрение на сущность территории было развито Незабитовским в упомянутом его труде "Учение публицистов о междугосударственном владении", вышедшем в Киеве в 1862 г. "Публицисты рассматривают обыкновенно территорию, - пишет Незабитовский, - как вещь, на которую распространяет свою власть государство. Это ложная точка зрения, и мы принимаем другую. Территория не вещь, которой владеет государство, но пространство, в пределах которого державная власть государства существует и действует. Это государственная область, округ, предел державной власти. Государство владычествует в пределах территории, но не над территорией, и территория не предмет, а предел державной власти"*(456).

Надо считать, таким образом, что новое для своего времени слово о природе территории было произнесено русской наукой международного права, а именно Киевским профессором В.А. Незабитовским.

Следует заметить, что упомянутая работа Незабитовского может представить значительный интерес и для юристов, интересующихся общими вопросами права. В.Э. Грабарь, оценивая эту работу с указанной точки зрения, приходит даже к выводу, что "по своей логической стройности она может служить образцом научной работы в области теории права"*(457).

Отмечая огромное значение Незабитовского в истории русской науки международного права, следует указать, что ей же принадлежит честь и первая обстоятельно продуманная попытка подробно развить новое учение применительно непосредственно к области международного права.

Мы имеем в виду интересный труд профессора Юрьевского университета Л.В. Шалланда, вышедший в свет в самом начале текущего столетия, - "Юридическая природа территориального верховенства" (Т. I. СПб., 1903 г.)*(458).

Касаясь учения Незабитовского, необходимо, однако, подчеркнуть, что оно кажется нам односторонним, несколько абстрактным, т.е. оторванным от реальной жизни. Исходя из марксистско-ленинского диалектического анализа конкретной действительности в области международных отношений, надо считать, что территория в международной жизни представляет собой и пространственный предел верховной власти и объект обладания государством как субъекта международного права.