Рассудительность вплоть до пассивности

 

54. Территория догматов.

Традиция, авторитет, ритуал, приказ как категорический закон, долг как жизненный императив. Дисциплина, порядок, добросовестность. Серьезность, душевное равновесие, безмятежность, идущая от закалки, чувства постоянства, стойкости, уверенности в себе и в правильности целей и поступков. Самоограничение, самопреодоление, труд как закон, мораль как привычка. Рассудительность вплоть до полной пассивности, одностороннего игнорирования всех прав и правд, не передаваемых из поколения в поколение, не освященных авторитетами, не увековеченных механизированным шаблоном действий.

Если уверенность в себе не превращается в самодурство, а простота – в примитивность, эта плодотворная территория воспитания сломает ребенка, чуждого ей по духу, или выстругает воистину прекрасного человека, который будет уважать своих суровых руководителей за то, что те не играли им, а трудным путем вели к четко поставленной цели.

Неблагоприятные условия жизни, тяжелая физическая нагрузка не меняют духовной сущности этой территории.

Скрупулезная работа превращается в каторжную, спокойствие – в смирение, самоотречение – в стремление выжить любой ценой, иногда робость и послушание, всегда – чувство своей правоты и доверчивость. Апатия и энергия здесь не слабость его, а сила, которую вотще силится одолеть чужая злая воля.

Догмой может быть и земля, и церковь, и отчизна, и добродетель, и грех; ею может стать наука, общественная и политическая работа, богатство, борьба, в том числе и Бог: как герой, как идол, как кукла. Важно не во что, а как верить.

 

Под посев детей инициативных

 

55. Территория идеи.

Ее воздействие не в духовной закалке, а в вихре, напоре, в действии. Тут не работают, а радостно созидают, творят, а не выжидают. Здесь нет принуждения – есть добрая воля. Нет догм – есть задачи. Нет рассудительности – есть воодушевление, энтузиазм. Ее ограничитель – отвращение к грязи и моральный эстетизм. Случается минутная ненависть, но никогда не презрение. Здесь терпимость – не половинчатость собственных убеждений, а уважение к человеческой мысли, радость, что она, свободная, парит, летает, то выше, то ниже, наполняя собой мироздание. Смелый в своих деяниях человек жадно улавливает отзвуки чужих молотов, с любопытством ждет завтрашнего дня, его новых восторгов и чудес, опытов и заблуждений, борьбы и сомнений, суждений и переоценок.

Если догматическая территория способствует воспитанию ребенка пассивного, то среда идейная годится под посев детей инициативных. Полагаю, отсюда проистекают многие болезненные неожиданности: одному дают десять заповедей на скрижалях, а он-то жаждет собственным огнем выжечь их сам в своей душе, а другого вынуждают искать истину, которую он должен получить на блюдечке.

Не заметить это можно, только если подходить к ребенку с привычным: «Вот я из тебя человека сделаю!», а не с вдумчивым: «Чем можешь ты стать, человек?»

 

Выбирает собственную дорогу

 

56. Территория безмятежного потребления.

У меня есть столько, сколько мне надо: то есть мало, если я ремесленник или чиновник, то есть много, если я владелец обширных земель. Я хочу быть тем, кто я есть, то есть мастером, начальником станции, адвокатом, писателем-романистом. Работа – не служба, не должность, не цель, а средство для извлечения выгоды и желаемых условий жизни.

Благодушие, беззаботность, нежная сентиментальность, доброжелательность, ровно столько трезвости, сколько необходимо, ровно столько самопознания, сколько дается без труда.

Нет упорства в сохранении и существовании, нет упорства в поисках и стремлениях.

Ребенок дышит внутренним благополучием, ленивой привычкой, цепляющейся за прошлое, снисходительностью к сегодняшним устремлениям, обаянием окружающей его простоты, здесь он может стать любым: из книг, разговоров, встреч, жизненных впечатлений он самостоятельно ткет ткань собственного мировоззрения, выбирает собственную дорогу.

Прибавлю к этому взаимную любовь родителей. Ребенок редко чувствует ее отсутствие, когда ее нет, но впитывает ее, когда она есть.

«Папа сердится на маму, мама не разговаривает с папой, мама плакала, а папа хлопнул дверью» – вот туча, которая заслоняет синеву неба и леденит тишиной веселый гомон детской.

Во вступлении я сказал:

«Приказать кому-нибудь вложить в голову готовые мысли – все равно что велеть чужой женщине родить твоего ребенка».

Должно быть, у многих мелькнула мысль: «А как же мужчина? Разве не чужая женщина рожает его ребенка?»

Нет: не чужая, а любимая.