Правовое пространство и его составные части

Мы говорим о правовом пространстве в том же плане, как говорят о социальном пространстве. Оба этих поня­тия не должны пониматься в прямом, материальном смыс­ле, быть, так сказать, «прикреплены к почве». Конечно, естественной базой правового пространства является тер­ритория, то есть определенная, ограниченная часть земли, на которой происходят соответствующие события. Однако не все, что естественно, всегда необходимо: цыганский кочевой табор образует правовое пространство, не имея территориальных прав³¹. Идея юридического плюрализма в ее применении к различиям негеографического порядка (например, классовые различия, возрастные различия и т. д.) предполагает, что в одном и том же месте может существовать несколько правовых пространств. Это озна­чает, что ни одна из имеющихся систем не обладает соб­ственной территорией. Правовое пространство — это психологическая конструкция. Оно очерчено сетью право­отношений. Для того чтобы сложилось правовое простран­ство, люди важнее, чем территория, но, разумеется, не изо­лированные индивиды, а люди, связанные между собой и образующие группы. Мы подошли, таким образом, к поня­тию группа.

Заказ № 1161

177

 

Социологическая группа — это прежде в>сего и главным образом данное общество в целом. Это высший уровень группы. В принципе правовая система имеет в качестве пространственной сферы общество в целом. За его преде­лами находятся уже другие правовые системы. Но внутри общества ситуация редко бывает такой простой, как отно­шение атома к целому. Между индивидом и обществом располагаются промежуточные образования, конкурирую­щие в процессе присвоения социального пространства. Промежуточные образования — это термин, который в про­шлом использовала политическая наука. Современная социология предпочитает термины «группы» или «частные группы». По своим формам и величине эти группы весьма отличаются друг от друга; они могут складываться на разной основе: региональной, социально-классовой, воз­растной, профессиональной и т. д. Общая социология охотно занимается группами: предлагаются их различные классификации³²; настойчиво пытаются.выявить психоло­гические законы, определяющие внутреннюю жизнь груп­пы. Но у юридической социологии есть свой повод для их изучения. Она должна ответить am вопрос: создает ли част­ная группа, занимая социальное пространство, одновре­менное и правовое пространство или создание такого про­странства — это прерогатива общества в целом?

Юристы догматического плана обычно соотносят право­вое пространство с обществом в целом, или, используя со­временную терминологию, с государством. Соответственно отрицается возможность спонтанного формирования права в частных группах. В противоположность этому социоло­ги права склоняются к тому, что частные группы способны

к правотворчеству³³.

Говоря более общо, социологи права делят правовое пространство на различные сегменты. В этом смысл из­вестной плюралистической гипотезы, а точнее, гипотезы юридического плюрализма, отличного от нормативного

плюрализма.

Связь права с пространством может быть рассмотрена как в позитивном, так и в негативном планах. Правовые явления, порождаемые правовой системой данной страны, происходят на строго определенном пространстве. Но на этом пространстве могут быть участки, на которые право не распространяет свое действие. Это сфера «не-права» ³⁴.

Если пространство может служить измерением права, то и, наоборот, право может определять параметры про-

178

страпства. Доказательство этому — земельное право и та­кие сопровождающие его институты, как межевание и кадастр. Однако юридические аспекты пространства, как правило, отсутствуют в общесоциологических исследовани­ях, объектом которых является территория.

3. ПЛЮРАЛИЗМ. ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В глазах юриста его национальная правовая система выглядит монистической. Право предстает как гомогенное целое, как единый блок. Поэтому оно идентифицируется с государством. Другими словами, это означает, что на данной территории в данное время может быть только один суверен. Если же из единства правовой системы об­наруживаются исключения, юрист все равно стремится заключить их в рамку целого, утверждая, что, как бы эти исключения ни отличались от собственно права, они дей­ственны лишь вследствие делегации со стороны государ­ства, обладающего законодательной монополией. Таким же образом объясняют и возможные случаи конкуренции на территории страты национального и иностранного зако­нов (что происходит благодаря действию принципов международного частного права) или же обязательную силу уставов различного рода ассоциаций для их членов. С этих позиций все виды негосударственного права имеют только производную силу.

Юридическая же социология подходит к проблеме по-другому, считая право многосложным и гетерогенным. В одно и то же время, на одном и том же социальном пространстве могут сосуществовать несколько правовых систем; разумеется, прежде всего государственная, но наряду с ней и другие, независимые от нее и даже эвенту­ально соперничающие с ней. Такова исходная гипотеза юридического плюрализма, стремящаяся опираться на факты. Она может быть понята и как теория законода­тельной политики, критикующая правотворческую монопо­лию государства, требующая децентрализации законода­тельной деятельности, расширения круга источников пра­ва. Мы оставляем в стороне эти политизированные вари­анты, и в частности концепции Гурвича, чьи плюралисти­ческие убеждения явно связаны с его симпатией к анар­хизму прудоновского типа.

Плюралистский подход был намечен теми юристами, которые стремились укрепить роль некоторых сообществ (например, церкви), наделив их самостоятельным правом

12*                                                                                       179

 

создавать право в его законодательных или обычноправо-вых формах. В этой связи можно вспомнить Жени³⁵. Однако во Франции в систематизированном виде концеп­цию плюрализма разработал Гурвич, причем больше в философском, чем в социологическом плане и скорее на историко-сравнительном фоне, чем на основе кропотливо­го, микросоциологического анализа соответствующих явле­ний. По его мнению, монизм формально-догматической юриспруденции соответствовал определенной политической ситуации, а именно образованию в XVI—XVIII веках крупных национальных государств. Он внедрился в кон­тинентальную доктрину как отпечаток абсолютной монар­хии и усилился затем как отражение якобинского правле­ния и наполеоновской централизации. Монизм, по его мнению, никак не связан с природой самого права, что доказывается длительным периодом господства в Европе плюрализма. В средние века каждое социальное простран­ство пестрело правовыми системами, подобно тому как имели одновременное хождение различные денежные системы. Обычаи — общие и местные, римское право, ка­ноническое право, городские хартии, корпоративные уста­вы — все это были конкурирующие системы. В XX веке единство, порожденное рационализмом кодификаций, ока­залось разбитым, хотя, разумеется, развитие шло в ином направлении, чем в средние века. В современных общест­вах Гурвич выделяет многочисленные центры, вырабаты­вающие право. Над государством — это международные организации (позднее он мог бы прибавить европейские сообщества), в его рамках — профсоюзы, кооперативы, тресты, предприятия, децентрализованные публичные службы. Это — автономные источники, спонтанно рождаю­щие право. Признак спонтанности Гурвич считал очень важным³⁶. Для него, как и для Эрлиха и других привер­женцев свободного права, юридическая власть, создающая право, находится не в государстве, а в нормативных фак­тах, в самой социальной жизни.