Обращение к украинским «солдатам»

Памяти Бондаря Василия Анатольевича, погибшего 27 мая под Горловкой от пули фашистского снайпера

Вы правду распяли на чёрном кресте, В дома наши горем врываясь.

Звериная злоба в своей наготе За вами ползла, ухмыляясь.

 

Не снятся ли вам те большие глаза, Что в небо смотрели со страхом?

Вы сможете внукам своим рассказать, Как детство бросали на плаху?

На ваших ладонях багряной росой Невинная кровь выступала?

Вы слышали, как над доской гробовой Вдова, убиваясь, кричала?

 

Вам слышится в шуме дневной суеты, В гудении мирного гама,

Как девочка, гладя в веночке цветы, Зовёт над могилою маму?

 

Не давят ли души вам тысячи глыб От скорби людской? Ведь кому-то Сегодня сказали: «Твой папа погиб».

И, корчась от боли, минуты

 

Застыли на старых отцовских часах, Сжимаемых детской ладошкой.

Удобно ли спится на наших костях? А может быть, жёстко немножко?

 

А может, приходят вечерней порой Сгоревших, растерзанных тени, Садятся поодаль и шепчут, что свой Не дожили век от рожденья?

 

Что где-то остался испуганный кот, Напрасно зовущий старушку,

Что мёртвая Катя уже не найдёт В разрушенной спальне игрушку?

 

Что маленький Миша с обидой глядит На школьную синюю ручку?

В пустом рукаве до сих пор так болит Осколком пронзённая ручка!

Запомните: мы непременно придём И в ваши дома за расплатой.

За Катю, за Мишу, за маму с отцом Ответит убийца проклятый!

 

Катя – славная девчонка

Катя – славная девчонка!

Громче всех она поёт.

Только клянчит медвежонка, А потом не отдаёт.

Я сержусь и отнимаю, А она давай реветь!

Будто впрямь не понимает, Что Топтыгин – мой медведь.

Я дарил ей самосвалы, Трактор (правда, без колёс), А однажды генерала

Оловянного принёс!

«Мне медведь в сто раз нужнее, - Я твержу упрямо ей. –

Он меня зимою греет Шерстью плюшевой своей.

С ним не страшно, если мама Погасила в спальне свет».

Мой Топтыгин – самый-самый, Хоть ему уже пять лет!

Но упрямая девчонка Кулачками трёт глаза.

Хвать медведя! Я вдогонку:

«Погоди-ка, Дереза!»

А потом наш дом бомбили.

Я в подвале ночевал. Кукол раненых грузили Мы в зелёный самосвал.

Катя здорово лечила Подорожником солдат, А потом их отвозила

К тёте Ане, в детский сад.

Но однажды Катя с мамой Не успели... У двери,

Где играли мы часами, Их, обнявшихся, нашли.

Катя – славная девчонка! Ей уже четвёртый год.

Я отдам ей медвежонка, Только пусть она живёт!

 

Смерть за мальчиком долго стояла

Смерть за мальчиком долго стояла, Когда он возвращался домой.

Вдалеке, как всегда, грохотало: Начинался мучительный бой.

Вдруг под ноги щенок. «Ты откуда?» И, подняв неуклюжий комок, Улыбнулся мальчонка кому-то:

«У меня теперь будет Дружок!»

Эх, скорее бы старшему брату Показать бедолагу Дружка!

Завтра мама получит зарплату И барбосу нальёт молока.

«Ну, не бойся. Чего ты, хороший? Не скули, вон наш дом, посмотри!» Указав на калитку ладошкой,

Мальчик быстро шагнул: раз, два три...

 

Вот сирень, на пороге старушка. Столько света и воздух так чист!

«Ба, смотри, у меня есть зверушка!» Громыхнуло, послышался свист...

 

Смерть за мальчиком долго стояла, Когда он возвращался домой.

Отвернувшись, впервые сказала:

«Не хочу», – и махнула косой.

 

 

Что видел он в последние минуты?

Что видел он в последние минуты, Когда, сражённый пулей роковой, Шептал уже в агонии кому-то:

«Скажите завтра маме, что живой»?

 

Домишко на окраине Донецка. Старушке этой ночью не до сна.

«Ты слышишь, Машка, ноет моё сердце.

Сказал сынок: “Закончится война –

 

Поедем, мать...” куда бишь? позабыла. Вернётся послезавтра – так спрошу.

Я пряжу на последние купила: К зиме Ванюше свитер довяжу».

Мы – донецкие солдаты

Светлой памяти Александра Владимировича Захарченко

Горы гордых терриконов В золотую даль глядят, И идут вперёд колонны:

Дед и школьник, стар и млад.

 

Слёз сегодня не скрывают – Нынче их любой поймёт. Над Донецком простирает Крылья флагов наш народ.

 

И течёт по тротуарам Алых роз единый ток: Не смогли у нас ударом

Выбить землю из-под ног.

 

И в часы прощанья с Батей Закалялась сталь сердец. Шли толпою сёстры, братья, А в гробу лежал – отец!

 

Нам беда ковала латы Крепче сотен кузнецов. Мы – донецкие солдаты, Гордость дедов и отцов!

 

Мы – Донбасс, и на колени Нас поставить не дано!

Мы – достойных поколений Восходящее зерно!

Зайцево

Бродят тени по расстрелянному Зайцево Вдоль обглоданных снарядами домов, За которые корнями, словно пальцами, Ухватились крепко стебли сорняков.

 

И никто над ними больше не склоняется, Штык лопаты ржаво морщится в саду... Только ветер по-хозяйски сокрушается, Не умея рвать полынь и лебеду.

 

Тощий пёс ещё глядит с недоумением На дорогу, по которой пронесли

Старика с зашитым наскоро ранением, И на брошенные в доме костыли.

 

Пёс не знает, почему его хозяина Вдруг забрали и засыпали землёй... Над донбасской опалённою окраиной Бродят призраки, пришедшие домой.