Париж как центр движения дадаизма: Тцара, бретон, супо, арагон, и другие. Манифесты дада

 

«Почему вы пишете»? С таким вопросом обратилась уже набиравший ход «LITTERATURE» к своим читателям. Вряд ли в наше время СМИ и тотальной торговли кого-то бы взбудоражил такой вопрос. Однако, в то время, когда «писать стихи» было более чем «модно» на эту удочку попались многие. Можно сказать, это точка отсчёта (осень 1919) популярности Дада. До этого времени «LITTERATURE»считалась перспективным изданием, выделявшихся на фоне других, и издававшемся «довольно-таки интересными и эрудированными молодыми людьми». Надо заметить, что в то смутно время: газеты, журналы, «листки» возникали (и как следствие - исчезали) ещё быстрее, чем новые литературно-художественные движения. Что же это была за «LITTERATURE», и какие, такие «перспективные молодые» люди за ней стояли. Сейчас этот журнал стала раритетом, легендой; некоторые номера библиографической редкостью, а вот в 1919….

Один из основателей самого журнала, и один из лидеров именно парижского Дада Луи Арагон так писал в своих воспоминаниях: «Помню, как нам, Андре Бретону, Филлипу Супо и мне, впервые пришло в голову основать журнал. Было это перед самой зимой 1917-1918 годов, когда, прогуливаясь вдоль бульвара Фландрен, Андре Бретон показал Филлипу письмва Жака Ваше. Нас объединяли общие привязанности: Лотреамон, Жарри, Рембо. Самый близкий нам человек, Реверди, обходился с Рембо довольно бесцеремонно, а о прочих и говорить нечего. Принято было считать, что Жарри не создал ничего, кроме «УБЮ», а его шедевр «Мессалина» - убожество. Лотреамон стал библиографической редкостью. Нет сомнения, что наши современники с антипатией восприняли бы так хорошо нам знакомый юмор Ваше. Более того, нам недостаточно было журнала «Nord-Sud», ведь мы хотели замешаться в самую гущу жизни, той самой жизни, какую мы наблюдали парижскими вечерами, где властвовал особый ночной дух, яркое освещение уличных кафе, куда пускали без паспорта вне зависимости от взглядов и цвета кожи».[13;с72]

Первый проект 1917-1918 годов - «Negre» не был осуществлён. Ни Арагон, ни его друзья не располагали достаточной суммой, чтобы финансировать операцию. Никто не вспоминал о «Negre», пока однажды Арагон не получил от Андре Бретона письмо, где сообщалось, что уже к 1 мая должен выйти ежемесячный журнал под редакцией некого Анри Кликенуа. Это и был первый «LITTERATURE», правда, по началу называвшийся несколько иначе: «Le Nouveau Monde».

В последствие «LITTERATURE» стал главным печатным органом дадаистов. В какое-то время даже появился такой термин «группа «LITTERATURE». Это происходило, тогда когда Дада раскололся на две части: первый лагерь - вышеозначенная группа, второй - «сторонники Тцара», но это будет немного позже…. Главным спонсором выступал (как и во всех дадаистских начинаниях) Фрэнсис Пикабиа.

Скажем несколько слов о том, как готовился Париж к приёму Дада, ибо ничего не происходит внезапно и просто так….

Ещё до появления на свет «LITTERATURE» в Цюрихе Тристан Тцара уже издал три номера журнала «DADA». Наверно происхождения названия раскрывать излишне…. Кстати, Тцара его издавал не сам, а уже вместе с вездесущим Пикабиа, который прибыл в Щвейцарию, каким-то образом прознав о том, что там возникло что-то наподобие того, что уже делалось в Нью-Йорке.

Третий номер «DADA» вышел в декабре 1918 года. Уже на тот момент творение рук Тцара и Пикабиа заявило о себе в полный голос. Месяц и девять дней не дожил до этого события Гийом Апполинер. Выдающийся поэт и мессия (на тот момент) всего литературного Парижа (а значит и Франции). «Праотец сюрреализма», как его правильно было бы называть, но никак не - «сюрреалист, основатель сюрреализма» или как-то ещё. Хоть в наши задачи это не входит, но сделаем маленькое отступление, «дабы пролить свет». Отцом сюрреализма правильно считать Андре Бретона и только его. Как видим, Аполлинер умер ещё до вторжения ДАДАИЗМА в Париже, а до сюрреализма было ещё добрых 5 лет. Но слово «сюрреалистский» на самом деле было придумано Гийомом Апполинером. Отзываясь о каком-то произведении, он назвал его «сюрреалистским», что в переводе с французского означает «сверх реальный». Видимо это слово и использовал Бретон для названия своего движения. Однако это произойдёт в 1924, а пока….

С уходом Апполинера в парижской литературной жизни образовалась пустота. Вслед за Апполинером умер Жак Ваше - кумир и чуть ли не идол Бретона. На наш взгляд, именно смерть двух наиболее близких людей побудила Бретона судорожно искать новой точки опоры, коей и стал Дада. Вот что об этом в воспоминаниях писал Филипп Супо: «Назревал бунт, мы были в ярости. В тот момент мы испытывали потрясение, словно услыхали сигнал с другой планеты. Прежде всего, нам хотелось подтвердить свою независимость, создав журнал, хозяевами которого будем мы». Ясно, что в Париже уже установился благоприятный климат. Бретон описывал обстановку того времени так: «возвращение солдат с фронта вскоре вызвало новую волну гнева: ощущение бесполезности стольких жертв, «неоплатного долга» тыла, где царили беспредел и бессовестный аферизм; разруха, бедность в будущем».

Взрыв в литературе, конечно, не мог произойти без детонатора. Таким детонатором стал Дада.

Несмотря на то, что Тристан Тцара появился в Париже лишь в середине января, первый манифест вышел за два года до того, как «главный дадаист всех времён и словарей» Тристан Тцара ступил на парижскую землю. Его пригласил, конечно же, Пикабиа. Но первый манифест был создан уже изрядно позабытым нами Рихардом Гюльзенбеком. Уже в этом первом документе, было все, для того чтобы взорвать Вселенную. Мы считаем, что этот манифест следует привести полностью т.к., во-первых, идеи достаточно четки и лаконично выражены, во-вторых, объём первого манифеста довольно-таки невелик:

«Манифест дадаизма

Сочинен Р. Хельзенбеком от имени:

Тристана Тцара, Франца Юнга, Георга Гросса, Марселя Янко,

Герхарда Прайса, Рауля Хаусмана, Вальтера Мериига, 0'Люти,

Фредерика Глаузера, Хуго Билля, Пьерра Альберта Биро,

Марио дАреццо, Джино Кантарелли, Прамполини, Р. вам Реез,

мадам ван Реез, Ганса Арпа, Г. Тойбера, Андре Морозини,

Франсуа Момбелло-Пасквати.

Искусство в своей реализации и направленности зависит от эпохи, в которую оно живет, люди искусства - созданья его эпохи. Высочайшим искусством будет то, которое содержанием своего сознания отразит многотысячные проблемы времени, искусство, несущее на себе следы потрясений последней недели, искусство, вновь и вновь оправляющееся от ударов последнего дня. Самыми лучшими и самыми неслыханными художниками будут те, что ежечасно спасают истерзанную плоть свою из хаоса жизненной катаракты, что одержимы интеллектом времени, руки и сердца которых кровоточат. Оправдал ли экспрессионизм наши надежды на такое искусство, представляющее собой баллотировку наших актуальнейших задач?

Нет! Нет! Нет!

Оправдал ли экспрессионизм наши надежды на искусство, которое бы обжигало нашу плоть эссенцией жизненной правды?

Нет! Нет! Нет!

Под предлогом осмысления экспрессионисты сплотились в литературе и живописи в поколение, которое уже сегодня страстно жаждет своего литературного и художественно-исторического признания, выставляет свою кандидатуру для почетного чествования со стороны граждан. Под предлогом пропаганды души в своей борьбе против натурализма они вернулись к патетически-абстрактным жестам, истоки которых в бессодержательной, удобной, неподвижной жизни. Сцены полнятся королями, поэтами, фаустовскими натурами любого сорта; теория мелиористического мировоззрения, чья детская, психологически наивная манера должна якобы знаменовать собой критическое завершение экспрессионизма, витает в бездеятельных головах. Ненависть к прессе, ненависть к рекламе, ненависть к сенсации свидетельствует о людях, для которых их кресло важнее, чем шум улицы, и которые как достоинство выставляют то, что могут быть околпачены любым уличным спекулянтом. То сентиментальное сопротивление эпохе, которая не лучше и не хуже, не реакционней и не революционней, чем все другие эпохи, та вялая оппозиция, заглядывающаяся на молитвы и фимиам, когда ей не хочется делать бумажные пули из аттических ямбов, - это качество молодежи, никогда не умевшей быть молодой. Экспрессионизм, найденный на чужбине, стал в Германии, как это там водится, жирной идиллией и ожиданием хорошей пенсии, со стремлениями людей деятельных он не имеет ничего общего. Поставившие подписи под этим манифестом объединились под боевым девизом

ДАДА!!!!

для пропаганды искусства, от которого они ожидают осуществления новых идеалов. Что такое ДАДАИЗМ?

Слово «Дада» символизирует примитивнейшее отношение к окружающей действительности, вместе с дадаизмом в свои права вступает новая реальность. Жизнь предстает как одновременная путаница шорохов, красок и ритмов духовной жизни, которая без колебаний берется на вооружение дадаистским искусством со всем сенсационным гвалтом и лихорадкой ее лихого повседневного языка, во всей ее жестокой реальности. Здесь проходит резкая граница, разделяющая дадаизм со всеми предыдущими художественными направлениями, и прежде всего с футуризмом, который недоумки выдают за новое издание импрессионистской реализации. Первое из направлений, дадаизм не противостоит жизни эстетически, но рвет на части все понятия этики, культуры и внутренней жизни, являющиеся лишь одеждой для слабых мышц.

БРУИТСКИЙ стих (шумовой стих - от франц. bruit ¾ шум).

описывает трамвай таким, какой он есть, дает сущность трамвая с зевотой рантье по имени Шульце и скрежетом тормозов.

СИМУЛЬТАННЫЙ стих

учит смыслу сумбурной переклички всего на свете: в то время как господин Шульце читает, балканский поезд мчится по мосту у Ниша (Ниш - город в Югославии. -Прим. перев.), свинья визжит в подвале мясника Нутке.

СТАТИЧЕСКИЙ стих

создает из каждого слова индивидуальность, из трех букв ЛЕС является лес с кронами деревьев, ливреями лесничих и дикими свиньями, быть может, даже с пансионатом, быть может, даже с бельведером или bella vista (красивым видом (из окна) - ит.). Дадаизм приводит к неслыханным новым возможностям и формам выражения во всех видах искусств. Он превратил кубизм в эстрадный танец, он пропагандировал шумовую музыку футуристов (чисто итальянские проблемы которого ему не хочется обобщать) во всех странах Европы. Слово «Дада»указывает также на интернациональность движения, не связанного ни религиями, ни границами, ни профессиями. Дада - интернациональное выражение той эпохи, великая фронда художественных движений, художественное отражение всех этих начинаний, конгрессов в защиту мира, потасовок на овощных рынках, ужинов на Эспланаде etc, etc. Дада желает использования нового материала в живописи. Дада - это клуб, основанный в Берлине, в который можно вступить, не беря на себя никаких обязательств. Здесь - каждый председатель и каждый может сказать свое слово, когда речь идет о художественных проблемах. Дада - не повод для осуществления честолюбивых замыслов некоторых литераторов (как хотелось бы думать нашим врагам). Дада - способ мышления, проявляющийся в любом разговоре, так, что можно сказать: этот - дадаист, тот - нет; клуб Дада имеет поэтому своих членов во всех частях света, и в Гонолулу, и в Новом Орлеане, и в Мезеритце. Быть дадаистом - значит при других обстоятельствах быть больше купцом, партийцем, чем художником (и только случайно быть художником). Быть дадаистом - значит давать вещам овладеть собой, быть противником отложения солей. Просидеть лишь мгновенье на стуле - значит подвергнуть жизнь опасности (мастер Венго уже вынул револьвер из кармана брюк). Ткань под рукой рвется. Жизни, которая посредством отрицания стремится стать возвышенней, говорят - да! Говорить «да» значит говорить «нет»: потрясающий фокусник бытия окрыляет нервы истинного дадаиста - так он лежит, так он мчится, так он едет на велосипеде - Полупантагрюэль, Полуфрансиск, и хохочет, хохочет. Он против эстетически-этической установки! Против теории литературных глупцов, взявшихся переделать мир! За дадаизм в литературе и живописи, за дадаистские события в мире. Быть против этого манифеста - значит быть дадаистом! [4;с45]