Глава 5. Имя мне — «легион», ибо нас много

Лена проснулась от сигнала принятого сообщения на терминале связи и потянулась. На проработавшем всю ночь голографическом экране информационного терминала застыл кадр с боевого видеорегистратора, а весь пол вокруг был усеян распечатанными ею листками с боевыми донесениями.

Окно комнаты выходило на восток, и солнечный свет пробивался сквозь занавески. Лена накинула на голое тело тонкий просвечивающий халатик, который валялся на покрывале, расчесала пальцами волосы и поднялась с кровати.

Сообщение было от Анетт.

— В следующем месяце будет вечеринка по поводу годовщины революции. Может, сходим за вечерними платьями на следующих выходных?

Лена на секунду задумалась и послала короткий ответ:

— Прости, у меня сейчас много работы. Может, как-нибудь попозже?

Ответ пришёл мгновенно:

— Что-то ты стала нелюдимой в последнее время.

А затем:

— Сколько бы ты ни старалась ради «восемьдесят шесть», это бессмысленно, ты же знаешь?

Лена на секунду обернулась.

Прошлым вечером перед сном она решила засидеться подольше чтобы проанализировать записи боёв «Острия копья». К файлу с видеорегистратора прилагался хорошо составленный отчёт о сражениях — чувствовалось, что его писал опытный человек. В отчётах о патрулировании по-прежнему была написана какая-то ерунда, но все остальные документы были настоящим сокровищем в плане полезной для противостояния Легиону информации.

Это было совсем не бессмысленно.

Это могло помочь сохранить жизни.

— Прости.

 

†

 

— Не лучше ли было согласиться и пойти? — равнодушно ответил Шин, пересобирая штурмовую винтовку, которую он всегда держал с собой в кабине джаггернаута. Он сделал перерыв для переговоров и донесений, хотя отчёты говорили, что он сейчас должен был быть в патруле.

Стоял ранний полдень, и Шин сидел в своей комнате в бараках. В закрытую дверь упрямо скрёбся котёнок, выгнанный за то, что играл с деталями винтовки.

— Но если вдруг Легион нападёт…

Лена явно была недовольна. То ли из своей чрезмерной серьёзности, то ли из упрямства.

— Как-нибудь справимся.

— И вообще, организовывать вечеринку в разгар войны…

— В каком-нибудь из боевых районов битва идёт прямо сейчас. Что бы вы там за стеной ни делали, на фронте это никак не скажется.

Он снял штифт, достал затвор из рамы и разложил всё на куске ткани. Штурмовая винтовка не поможет против Легиона, но может стать последним средством атаки, а потому к её подготовке нельзя подходить спустя рукава.

— Поэтому я считаю, что можно было бы сходить. Мы благодарны за ваш анализ передвижений Легиона, но это не то занятие, ради которого следует жертвовать личным временем.

Лена некоторое время помолчала.

—...Может быть, он на самом деле и не нужен?..

— Нет. Нам это очень помогает.

Шин говорил правду. Ему больше не приходилось делать вид, что он много работает, просто чтобы потешить самолюбие куратора.

— В конце концов, мы не видели ничего кроме фронта. Анализ офицера, который получил образование и видит всю картину целиком, очень полезен.

—...Я рада.

— И всё же нет никакой необходимости заниматься этим постоянно.

Шин почувствовал, что Лена хотела что-то сказать, но осеклась. Принявшись вынимать шпильку извлекателя, он равнодушно добавил:

— Если будете слишком много думать о войне, станете такой же как я.

 

Лена не поняла, шутит Шин или говорит серьёзно, и тихонько вздохнула. Он явно не хотел отступать от своего мнения.

— Капитан Ноузен иногда любит пошутить, да?.. Я поняла. Буду развлекаться на полную катушку. Дурацкая вечеринка, высокие каблуки, узкое платье…

Она тоже пошутила в ответ, и Шин слегка улыбнулся.

— Годовщина революции, да? Что-то такое припоминаю…

— И что же?

Шин задумался.

—...Там вроде бы запускают фейерверки. В саду с фонтанами. В том, который напротив дворца.

Лена удивлённо подняла голову.

— Всё верно. В первом районе напротив дворца — там сейчас резиденция президента Руна… Вы жили в первом районе?

Во времена империи первый район населяли аристократы, и сейчас там продолжали жить их потомки — Селена, которых по-прежнему было большинство. Колората всегда встречались там очень редко, даже 9 лет назад.

Вполне возможно, что они уже видели друг друга где-нибудь на улице. Мысль об этом почему-то причиняла боль.

— Ну, я почти ничего не помню с того времени. Я был с семьёй… помню, как брат водил меня за руку.

Лена съёжилась. Снова это.

— Простите.

—...За что?

— Это было бестактно. Я ведь уже знала, что ваш брат… и семья…

— Аа…

Лена сидела, горестно опустив плечи, но Шин оставался убийственно равнодушным:

— Неважно. Я всё равно почти ничего не помню.

— А…

— Семью. Есть какие-то обрывки воспоминаний, но ни лиц, ни голосов я не помню.

Это не было похоже на бесчувственность.

Шин, должно быть, был очень маленьким, когда его разлучили с семьёй. А потом потянулись дни в постоянных смертельных сражениях, и так 5 лет.

Огонь войны поглотил даже самые важные его воспоминания — едва ли их можно было сохранить.

На секунду ей показалось, что она говорит с маленьким ребёнком, который заблудился на поле боя среди руин и теперь пытается как-то выжить.

—...Он сказал, что должен выжить и вернуться. К вам.

Лена попыталась передать слова Рея так точно, как только могла. Стоило ей начать говорить, как его образ всплыл у неё перед глазами.

Парарейд связывал сознания и позволял обмениваться репликами в слух. Он также мог передавать эмоции собеседников, что создавало ощущение разговора лицом к лицу.

Как хотелось бы, чтобы он мог передавать и её воспоминания. Шин потерял их, но она могла бы их вернуть. Образ и слова Рея до сих пор оставались глубоко в её сердце.

— Он скучал, говорил, что его брат наверняка уже стал большим. Я видела, как важна для него была семья. Он действительно очень хотел к вам вернуться.

—...Хорошо, если так, — ответил Шин после долгого молчания. Его голос едва заметно дрожал: он словно надеялся на то, что это правда, но при этом как никогда отчётливо понимал, что это не так.

— Капитан?..

Шин не ответил, и Лена, поняв, что его лучше оставить наедине со своими мыслями, тоже замолчала. Какое-то время через парарейд доносился только едва слышный металлический лязг.

Наконец она услышала один характерный звук — он был чуть громче, чем остальные — и слегка склонила голову набок.

«Это же...»

— Капитан. Вы сейчас случайно не винтовку разбираете?

Шин на мгновение замешкался.

— Да…

— В то время как должны патрулировать.

Он промолчал.

Лена вдруг поняла, почему отчёты о патрулировании были так плохо написаны, и вздохнула.

При всём этом «Остриё копья» действовало до удивительного оперативно. Они предсказывали наступление врага ещё до того, как Легион засекали радары — к слову, она так и не спросила, как им это удаётся.

— Если вы считаете, что это не нужно, то, наверное, так оно и есть… И по поводу винтовки я тоже…

«Восемьдесят шесть» запрещалось иметь огнестрельное оружие.

— Если без неё не обойтись, то можете пользоваться, я не против. Только ухаживайте за ней как следует.

—...Прошу прощения.

Его голос прозвучал немного непривычно, и Лена, моргнув, ответила:

— Я сказала что-то не то?

— Да нет… Я просто подумал, что майор разозлится.

Он по-прежнему говорил странно, и Лена невольно отвела взгляд.

А ведь когда-то, в самом начале службы, она ворчала по поводу недисциплинированности своих коллег, которые жаловались на постоянные отчёты.

— Вообще-то… я не из тех, кто строго придерживается любых правил и запретов, особенно если в них нет никакого смысла. Как я уже говорила, если вы посчитаете что-нибудь необходимым или, наоборот, ненужным, я это приму. Я уважаю ваши решения.

«Да и нет у меня права что-либо требовать, ведь я даже не на фронте».

Она отбросила грустные мысли, тряхнув головой, и сменила тему:

— Так или иначе, на войне уходом за оружием пренебрегать нельзя, даже если это запасное оружие. Хотя я не очень люблю республиканские штурмовые винтовки — они тяжёлые, и с ними не то что тренироваться, но даже просто ходить сложно.

Винтовки регулярной республиканской армии были крупного калибра, а потому изготавливались из крепкого металла. Они предназначались для лёгкобронированных противников и весили очень много.

— Тяжёлые? Серьёзно? — скептически спросил Шин.

Лена опешила от искреннего удивления в его голосе, а затем поняла.

Ну да, это же естественно. Он ведь мальчик.

От этой мысли ей вдруг стало жутко неловко.

Если уж на то пошло, то ей ещё ни разу не доводилось так долго говорить наедине с юношей примерно её возраста.

—...Майор?

Парарейд позволял считывать эмоции в той же степени, что и при личном разговоре. Шин наверняка почувствовал, как она покраснела.

— В-всё в порядке. Я…

Она вдруг ощутила, как в воздухе выросла напряжённость.

Шин беззвучно встал и вгляделся куда-то вдаль.

Лене показалось, что привычный низкий фоновый шум парарейда стал чуточку громче.

—...Капитан Ноузен?

— Готовьтесь к бою.

Она посмотрела на информационную панель, но не увидела там ничего нового. Тем не менее, Шин чётко произнёс:

— Легион приближается.

 

Поскольку Лена оказалась на связи с командиром ещё до начала боя, ей впервые довелось присутствовать при военном совещании.

Они знали о враге всё в мельчайших подробностях: количество, дислокация, маршрут — и ошеломлённая Лена успела внести всего несколько тактических предложений, прежде чем план наконец был принят. Она одобрила выбор, и на этом совещание подошло к концу. Пришло время боя.

— Похоже, что основные силы представлены Серыми Волками.

Лене оставалось только делать предположения на основе данных с радара и своего боевого опыта: по какой-то неясной причине определить тип и построение нескольких машин не удавалось. Все процессоры уже спрятались для засады в условленных точках.

— Судя по скорости воспроизводства и эффективности ремонтных работ Легиона, Львы ещё не готовы к участию в боях. При этом я едва ли могу представить тактику, в которой на передовую можно было бы отправить Быков.

Быки не отличались ни манёвренностью, ни толстой бронёй — это были самоходные артиллерийские установки, которые предназначались сугубо для засад. Использовать их как обычные танки, только потому что они внешне похожи — это ошибка, которую люди испытали на своей шкуре ещё во времена первых гусеничных танков.

— Если отбросить Львов, устойчивых к фугасным снарядам джаггернаутов, и предположить, что в боевом построении одни Серые Волки с относительно лёгкой бронёй, то Скорпионы и их огневая мощь тоже становятся не так страшны. Полагаю, что убрать их будет довольно легко — если перед этим удастся расправиться с Муравьями.

— Оборотень — всем членам эскадрона. Вижу противника. Предположения майора оказались прямо в яблочко, — доложил Райден с нотками удивления в голосе. Он был далеко впереди, в разведке.

— И всё-таки… Эти твои «скорость воспроизводства», «эффективность ремонтных работ»... Ты хоть спать ложишься?

— Майор. Может, отключите в этот раз парарейд? — внезапно подал голос Шин.

— А?

— Учитывая то, что войска Легиона состоят из одних Серых Волков, и сражаться мы будем в городе, тут скоро начнётся большая неразбериха. Огромное число врагов окажутся в непосредственной близости от нас, и… в таких условиях поддерживать с нами связь небезопасно.

Шин говорил на безупречном республиканском языке, но Лена никак не могла понять смысл сказанного. Она изогнула бровь. Что он сейчас сказал?

Будет много чёрных овец?

— Если захотите, я объясню всё потом. Выключите, пожалуйста, парарейд.

Лена понимала, что схватка должна начаться с минуты на минуту, а потому тратить драгоценное время на споры нельзя, и всё-таки её задевало, что её просят уйти без объяснения причин.

— Но ведь вы продолжите поддерживать парарейд между собой. Радиосвязь не так эффективна — её могут заглушить Подёнки, или же мне может просто не повезти, и подключиться не удастся. Нет, я не буду отключать парарейд.

Отказ из простого чувства обиды. Шин собирался что-то возразить, но Легион был уже совсем близко.

—...Я предупреждал, — равнодушно бросил он в невыносимом шуме и выдвинулся в атаку.

 

Как и предсказывал Шин, схватка обернулась полной неразберихой, и Лена пристально следила за мигающими из-за помех точками на радаре, прикрыв уши обеими руками. Что это? Фоновый шум просто оглушал. Звуки доносились не из её комнаты — это было что-то со стороны Шина. Да что же это такое, в конце концов?

Красная точка врага приближалась к голубой точке союзника. Могильщик. Это был его джаггернаут. Когда расстояние между ними стало достаточным для ведения ближнего боя, две точки слились в одну — прямо между марширующими с идеальными интервалами Серыми Волками.

И тут вдруг отчётливо раздался чей-то голос.

 

— Мама.

 

Голос казался пустым, как если бы он принадлежал умирающему человеку, который уже плохо осознаёт происходящее и пытается выговорить свои последние слова.

Секунда леденящего молчания, и он зазвучал снова. За ним не стояло ничего — ни воспоминаний, ни чувств, как если бы всё это вдруг исчезло перед лицом смертельного небытия. Только призрачный голос и бесконечно повторяющиеся слова.

— Мама. Мама. МамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМама…

—!?

Её волосы встали дыбом.

Она сжимала уши обеими руками, но от доносящихся через парарейд звуков это спасти не могло. Раздался взрыв. Предсмертный голос, зовущий маму, взлетел на воздух, но превратившиеся в набор звуков пустые слова продолжали повторяться как заевшая пластинка. Грохот выстрела отдался эхом внутри, но даже это не могло остановить бесконечный зов.

— Спасите Спасите Спасите СпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпасите…

— ГорячоГорячоГорячоГорячо Горячо ГорячоГорячоГорячоГорячоГорячо Горячо ГорячоГоря…

— Нет… Нет… Нет Нет Нет Нет Нет Нет Нет Нет Нет Нет Нет Не тНет Нет …

— Мама, Ма ма, Ма ма, Мама, Мама Мама Мама Мама МАмаМамаМАМАМАМа ма Ма ма …

— Не хочу умирать. Не хочу умирать. НехочуумиратьНехочуумиратьНехочуумиратьНехочууми…

— Нет… Нееееееет!

Мысли и разум плавились в ревущей агонии, за которой послышался голос Шина:

— Майор! Выключите парарейд! Майор Миризе!

Он кричал с несвойственным ему раздражением, но ошалевшая от ужаса Лена ничего не слышала. Съёжившись и крепко прижав руки к ушам, она вопила от боли, молясь о том, чтобы всё это прекратилось, но хор умирающих голосов не замолкал и уничтожал остатки её психики…

Шин нетерпеливо цокнул языком и отключил парарейд. Голоса тут же умолкли.

— …Ах…

Лена медленно подняла голову и опасливо отняла руки от ушей. Тишина. На связи не осталось ни одного процессора.

Она сидела на полу, хоть и не помнила, как там оказалась, и судорожно дышала, глядя в одну точку. Её зрачки расширились от только что перенесённого ужаса. В диспетчерской было сумрачно.

...Что это было?

Никто из находившихся на связи процессоров явно не имел к этому отношения — голосов было слишком много, гораздо больше, чем сражавшихся в тот момент бойцов. Да и звучали они незнакомо.

И вдруг она вспомнила один голос, едва различимый в общем рёве. Это же…

 

«...Не хочу умирать».

 

—...Сакура… Кайе?..

 

Шин отключил связь с Леной уже после того как вклинился в строй «чёрных овец». Оглушающая буря предсмертных воплей заставляла его морщиться. Выключить парарейд следовало бы ещё раньше, но он был слишком занят, прорезая себе путь среди Серых Волков, которых было больше всего — высокочастотные лезвия проходили через них, как нож сквозь масло.

Бессчётные вопли, крики, хрипы и стоны накладывались друг на друга, но Шин находился очень близко, а потому мог различать ревущие и агонизирующие голоса, от которых сжимались все внутренности и закладывало уши. Парарейд передавал всё услышанное командиром другим процессорам, и Сео, узнав один из голосов, выкрикнул:

— Твою мать!.. Это была Кайе!..

Процессоры на секунду затаили дыхание, а потом вся сеть начала разрываться от возгласов:

— Кайе?!.. Они привели её?!..

— Чёрт возьми!.. Анжу ведь её сожгла!..

Отстранившись от охваченного горем сознания товарищей, он принялся искать «Кайе» по голосу. Для кого-нибудь другого, кто относился к парарейду как к чему-то чужеродному, это было бы невозможно, но только не для Шина.

Вскоре он определил расстояние и направление — для этого не пришлось сильно напрягать слух. Это было равнозначно тому, как отыскать иголку в стоге сена, и точность, с которой он это проделывал, была воистину сверхъестественной.

Ближе всего к ней… Крена?

— Стрелок. Курс 050, расстояние 800. Во главе соединения из 5 машин, третий Серый Волк справа.

—...Т-так точно.

Выстрел — и не желавший умирать голос Кайе резко затих. Армия призрачных голосов. Они остались здесь даже после смерти, и не могут вернуться, пока их не уничтожат.

Всё кругом было наполнено безумным гневом и плачем. Шин тихо и даже как-то утешающе вздохнул.

— Битва ради отмщения…

Армия призраков, которые не могут вернуться, пока их не уничтожат.

Они словно надеются на то, что наконец попадут туда, где рано или поздно окажемся мы все.

Шин вдруг подумал, что девушка-куратор наверняка больше не выйдет на связь, и от этой мысли ему почему-то стало грустно. Он нахмурился.

 

†

 

Она решилась снова включить парарейд только тогда, когда начало смеркаться.

В процессе соединения её чуть было не стошнило от ужаса, так что на связь удалось выйти только ближе к ночи, незадолго до отключения электричества.

Уже было слишком поздно для разговоров, и Лена, внезапно вспомнив об этом, подняла голову, но всё-таки не поддалась вновь нахлынувшему на неё чувству страха.

Если она сейчас решит отложить всё на завтра, то на связь не выйдет уже никогда, да так и будет придумывать отговорки целую вечность.

Лена сделала глубокий вдох чтобы выровнять учащённое дыхание и включила парарейд. К счастью, на той стороне ещё не спали, и кто-то быстро откликнулся на вызов.

У неё был всего один собеседник.

Именно он тогда сказал ей отключить парарейд. Он же говорил, что поддерживать с ними связь не следует. Если уж кто и мог дать ответы на её вопросы, то только он.

—...Капитан Ноузен?

Она почувствовала, как Шин широко открыл глаза.

— Это Миризе. Можете ли вы сейчас говорить?

Повисла неловкая пауза.

Откуда-то доносился звук воды, как будто сейчас шёл дождь.

—...Я сейчас в душе…

— Ээ?!

Она не знала, что её голос может звучать так беззаботно.

Покраснев до ушей, Лена попыталась найти какие-то слова, но мысли беспорядочно метались в её голове, и взять себя в руки не получалось. Эта паника отличалась от той, которую она пережила днём, и в конце концов ей удалось из себя выдавить:

— П-простите. Всё правильно, ведь уже поздно… В общем, я отключаюсь.

— Да ничего.

Шин был до неприличности спокоен.

— Меня это не беспокоит. К тому же, я лягу спать как только закончу, так что если хотите что-то спросить, то я вас слушаю, майор.

— В-вот оно как? Ну тогда…

Лена поддерживала разговор, но в душе оставалась всё той же неопытной девушкой, которая рано потеряла отца и никогда не имела ни братьев, ни возлюбленного. В такой ситуации она чувствовала себя крайне неловко, но при этом понимала, что выбора у неё нет. Её щёки по-прежнему горели, когда она продолжила:

— Э… так как прошла сегодняшняя битва? Может быть, есть раненые или погибшие?

— Все в полном порядке... Вы для этого связались?

— Но ведь…

Какими бы элитными бойцами они ни были, никто не мог гарантировать, что все останутся в живых после очередной схватки с Легионом — особенно такой как сегодня, с этими ужасающими воплями. Лена очень боялась, что кто-то мог потерять связь с остальными и погибнуть.

— Капитан... Те голоса, которые я сегодня услышала во время битвы…

Стоило это сказать, как у неё внутри снова всё похолодело.

Привычный фоновый шум, напоминающий цифрованный бас. Словно шорох листьев в лесной чаще. Или отдалённый гул толпы.

Так может показаться издалека, но на самом деле это звуки того оркестра умирающих голосов.

Она наконец поняла. Поняла, почему Шин получил кличку «Шинигами». И отчего его так боялись все кураторы.

Всё из-за голосов.

— Что это вообще такое?...

Звук падающих капель.

— Я как-то раз был на волосок от гибели…

Шею Лены вдруг охватила тупая боль. Тяжёлая и давящая. Удушающая.

Но это была не её боль, она передавалась через парарейд. Это то, что чувствовал Шин.

— Хотя, вернее будет сказать, что я умер. Я такой же как они, поэтому могу слышать… голоса призраков, которые остались прикованными к земле.

—...Призраков?

Лена вдруг вспомнила несчастный случай с отцом Аннет.

Он установил на рейд-устройстве максимально допустимый уровень нервной активности, достиг глубин человеческого сознания и не смог вернуться.

А если предположить, что все когда-либо жившие на земле люди после смерти возвращаются в эти самые далёкие глубины сознания…

Что если те, кто чуть было не погибли и коснулись этих глубин, могут использовать их для связи, подобно тому как все используют парарейд? Тогда они могли бы слышать тех, кто погиб и теперь находится там, а также тех, кому мешают вернуться их брошенные тела… призраков.

Но ведь это были не призраки.

— Это же был Легион, так?

Голоса послышались тогда, когда они приблизились к Серым Волкам. Шин тоже говорил об этом перед схваткой.

— Легион — это ведь тоже призраки. Они были оружием империи, и с её исчезновением потеряли смысл существования. У них уже нет командиров, нет цели, и всё что им остаётся — это блуждать и соблюдать заветы прошлых хозяев… Это призрак армии погибшей страны.

—...Так вы можете предсказывать наступление Легиона…

— Да. Потому что я могу слышать голоса. Как только они приближаются, я об этом узнаю, даже во сне.

— Погодите-ка! — как бы невзначай бросила Лена. Дело явно было серьёзнее, чем казалось.

«Как только они приближаются, я об этом узнаю»? Он хоть знает, на каком расстоянии обычно окапываются даже самые передовые отряды, и сколько машин Легиона могут укрыться на этом расстоянии?

Голоса призраков, похожие на шелест листьев или отдалённый гул толпы.

Парарейд настроен на самый низкий уровень синхронизации, который позволяет расслышать только голос говорящего, а также звуки, источники которых находятся в непосредственной близости, или же очень громкие звуки, заставляющие содрогаться всё тело.

Лене эти голоса казались едва различимыми… Но как их всё это время слышал Шин? Это гудение сопровождало каждый их разговор.

— Капитан, насколько хорошо вы их слышите прямо сейчас? На каком расстоянии и как…

— Точное расстояние я сказать не могу. Я знаю обо всех машинах Легиона, которые находятся в пределах бывших границ Республики… Но если они за границей, или передвигаются в группах, я могу воспринимать их только как одно целое, не по отдельности.

Такое было трудно вообразить.

Он слышал всё, каждую машину Легиона на каждом фронте, даже если звук был не громче шёпота.

И так постоянно. Даже во время сна.

— Разве это… не тяжело?

— Я привык. У меня было много времени.

— А как давно?..

Шин не ответил, и Лена задала другой вопрос:

— Голос младшего лейтенанта Кайе Тании тоже был там… потому что она стала призраком?

Бесполезный здравый смысл все ещё мешал ей произнести такое вслух.

Короткая пауза. Воды больше не было слышно, и Шин расчёсывал мокрые волосы.

— Республиканское правительство считает, что эта война закончится через два года, так ведь?

— Да… Откуда вы знаете? — согласилась Лена, удивившись внезапной смене темы разговора. Процессорам об этом не сообщалось, чтобы не пробуждать лишних надежд.

— Сео узнал от своего командира, а я — от Сео… У центральных процессоров Легиона ограниченный срок службы, и им осталось около двух лет, верно?

—...Да.

Центральный процессор состоял из жидких микромашин, имитирующих структуру нервной системы млекопитающих. По вычислительной мощности он не уступал мозгу самых крупных представителей этого класса животных, однако нуждался в постоянном обновлении своих компонентов. При достижении предусмотренного планом временного лимита запускалась программа уничтожения.

— Услышав об этом от Сео, я окончательно во всём убедился. Раньше я слышал голоса Легиона, но не мог их разобрать. А с некоторого времени к ним начали примешиваться человеческие голоса, и я понял, что они сделали, но никак не мог понять почему.

Лена слышала, как Шин с невообразимой для любой девушки небрежностью вытер волосы полотенцем и принялся шуршать одеждой. Одного звука было достаточно, чтобы понять, насколько некачественной и жёсткой была ткань.

— Если поддерживать изначально заложенную структуру не удаётся, лучше перейти на другую… Особенно если ресурсы для неё валяются прямо под ногами.

—...Неужели…

— Да. Развившаяся в млекопитающих нервная система. Человеческий мозг.

Возникшая перед её мысленным взором картина вызывала тошноту. Это был не просто гротескный кошмар, а деяние, которое начисто уничтожало человеческое достоинство. Так или иначе, Шин оставался совершенно спокойным.

— Если быть совсем уж точным, они скорее копируют структуру мозга. В конце концов, это скоропортящийся продукт, да и далеко не после каждой битвы остаются тела, а уж найти пригодный для использования неповрежденный мозг — это и вовсе большая удача. На практике часто можно встретить несколько машин Легиона с одним и тем же голосом. Кайе вот тоже наверняка ещё где-то осталась.

Механический призрак, проигрывающий крик погибшей девушки словно мелодию в музыкальной шкатулке.

— В принципе, я думаю, что их можно называть призраками, но к тому, что мы называем душой, они отношения не имеют. Это скорее отпечатки личностей. Они содержат сознание погибших людей, но выйти с ними на контакт невозможно. Легион просто делает снимки структуры мозга на момент смерти и таким образом поселяет внутри себя призраков, которые только и могут делать, что повторять свои предсмертные мысли.

—...Чёрные овцы…

— Да. Это населённые призраками машины, изгои, которые смешиваются с обычными белыми овцами Легиона. Вот только сейчас этих изгоев стало большинство.

Человеческий мозг явно превосходил по параметрам центральные процессоры Легиона — хоть он и начинал портиться сразу после смерти. Чёрные овцы, эти изгои, населяли себя предсмертными голосами чтобы продолжать функционировать, и их становилось всё больше и больше.

Хоть Шин и говорил о том, что у них нет души, он явно им сочувствовал. Эти механические призраки потеряли родину, смысл существования и ведения войны, но так упорно цеплялись за жизнь, что дошли до использования органической плоти.

—...Я даже немного понимаю, почему они продолжают атаковать Республику.

— Э?

— Они — призраки. Они должны были исчезнуть, но остались и теперь не могут вернуться, пока их не уничтожат. Мне кажется, они сражаются потому, что хотят, чтобы и окружающие их призраки тоже вернулись вместе с ними.

— Призраки?..

Чьи?

Тех, кто живёт, но не считается человеком? «Восемьдесят шесть», которые для всех всё равно что мертвы?

— Она ведь погибла, Республика. 9 лет назад … Остался ли ещё где-нибудь дух пятицветного флага, который должен был стать основой национальной политики?

Шин говорил тихо, но его слова резали, словно ножом, потому что ответ на заданный им вопрос был прост — «нет».

Свобода и равенство. Гуманность, справедливость и честь. В этой стране царит не оправдываемая ничем дискриминация, и людей миллионами отправляют на смерть, не видя в этом ничего постыдного… Ни один из провозглашённых принципов уже не имеет значения.

Республика мертва. Она была убита нашими собственными руками 9 лет назад, в тот момент, когда одни граждане начали преследовать других.

Кто знает, может быть Шин слышит и её голос. Голос огромного призрака Республики, которая погибла давным-давно, но продолжает существовать, пока никто этого не заметил.

Лена не знала что сказать, и Шин, помолчав, продолжил. Его голос был всё так же спокоен. Он говорил так, словно познал истину:

— Майор. Вы проиграете эту войну.

Не «мы», а «вы».

—...То есть?

— Как я говорил ранее, рассчитывать на то, что центральные процессоры Легиона выйдут из строя, нельзя. Количество машин, которые я ощущаю, не уменьшается, а увеличивается… А «восемьдесят шесть»? Сколько их осталось?

Лена не смогла ответить. Она попросту не знала. В Республике их не считали.

— Остались только те, кто на два-три года младше нас, больше никого. После сгона в концентрационные лагеря количество «восемьдесят шесть» только уменьшается. Многие из тех, кто был ещё младенцем во время переселения, попросту погибли.

Большинство взрослых были убиты в течение двух лет после начала войны. Вернуться с фронта не удалось практически никому, и даже те, кого отправили на строительство Гран-Мюр, постепенно умирали от нечеловеческих условий работы. В конечном итоге в живых остались только ни на что не годные старики и больные, многие из которых за 9 лет скончались от естественных причин.

—...Но почему младенцы?..

— Какой будет детская смертность в условиях отсутствия нормальной медицины?.. В моём лагере большинство грудничков не пережили первую зиму. Да это и не только с медициной связано. Больше половины выживших детей были проданы…

— Проданы?

— Да. Это такой приработок — для некоторых военных и «восемьдесят шесть». Не знаю, целиком продавали или по частям.

Лена побледнела, когда до неё наконец дошёл смысл сказанных им слов.

Получалось, что в Республике презирали «восемьдесят шесть», считали их свиньями, но забавлялись с их детьми и использовали младенцев для трансплантации органов.

Остались только дети постарше. Но и это лишь до той поры, пока не придёт их черёд отправляться на фронт.

— Легиона меньше не становится, зато «восемьдесят шесть» вымирают. Что будете делать, как нас не станет — воевать? Вы не знаете как сражаться, не знаете поля боя, вы привыкли перекладывать военные обязанности и ответственность за войну на наши плечи. Сможете ли вы продолжить воевать?

Она почувствовала, как Шин скептически ухмыльнулся.

Это не было похоже на мстительную улыбку при виде мучений своего врага. Это скорее была насмешка над неприспособленностью людей, которые гнались только за сиюминутной выгодой и предпочитали прятаться от реальности в бездействии. Они даже не могли защитить самих себя.

— На добровольцев надеяться не приходится, так что остаётся только отправлять на фронт силой. При демократии такое возможно только тогда, когда угроза совсем близко, и люди в ужасе. Как бы то ни было, вы уже не успеете… Это недостаток современной демократии — решения принимаются только тогда, когда ситуация уже стала критической.

Чётко осознав весь масштаб описанной Шином катастрофы, Лена быстро помотала головой — не потому, что у неё были основания этому не верить, а потому, что она просто не могла принять мысль о всеобщей гибели уже через несколько лет. До этого она ни разу об этом не задумывалась.

— Н-но ведь количество наблюдаемых машин Легиона уменьшается! По сравнению с тем, что было несколько лет назад, уже около половины из них…

— Наблюдаемых машин, всё верно. Подёнки блокируют попытки узнать, сколько ещё единиц скрывается на контролируемых Легионом территориях… На фронте их и впрямь стало меньше, но это только потому, что без необходимости они не появляются. Легион продолжает атаковать чтобы подчищать наши ряды, но основные его силы спрятаны в тылу и только разрастаются.

Это может означать только одно.

Накопление сил и увеличение военной мощи. Скоро они прекратят свои выматывающие атаки и попытаются прорвать оборонительную линию Республики одним броском.

— Но для вынесения такого стратегического решения нужны мыслительные способности…

—...которых у Легиона быть не должно. В этом заключается ещё одна причина вашего поражения.

Лена была уже на грани паники, но Шин так же сухо продолжил:

— Неповреждённая голова — это редкость, но на поле боя валяются миллионы тел, и Легион зачастую подбирает их до того, как они начали разлагаться… Для человека не так уж сложно собрать все силы и принять решение кинуться в бой перед лицом несокрушимого врага, ведь так? А если предположить, что некоторые машины Легиона могут мыслить, как человек?

—!!!

Чёрные овцы. Легион, перенявший структуру человеческого мозга. Машины, которые усовершенствовали обрабатывающую способность своих процессоров.

А если бы к ним попал совсем свежий мозг только что погибшего человека?…

— Мы называем их пастухами. Они командуют всеми остальными призраками, которые, как солдаты, могут только выполнять приказы. Нам уже приходилось с ними сталкиваться, так что могу сказать, что по боевым умениям соединения под непосредственным контролем пастухов отличаются от всех остальных как небо и земля.

— Подождите, так это не предположение? Они действительно существуют? Их вы тоже…

— Я могу отличить пастухов от остальных. Их голоса особенно отчётливые, так что я их слышу, даже если они передвигаются в группе. На каждом фронте их может быть до нескольких десятков, и на нашем первом тоже... есть один.

Шин вдруг помрачнел. Лене показалось это знакомым. Точно, таким же холодным и острым как обнажённая сталь голосом он говорил о том, что ищет брата. Она чувствовала в нём нотки опасного безумия.

Страх охватил её.

Республика падёт. И всё из-за их собственного бездействия и бесполезности. Их загонят в ловушку призраки «восемьдесят шесть» — тех, кого они сами миллионами отправляли на эту войну, использовали и даже не потрудились похоронить.

—...Н-но…

Лене вдруг пришла в голову другая мысль.

— Это ведь всё… предположения — в том случае, если через несколько лет вас всех уничтожат.

Шин моргнул от неожиданности.

— Да, это так.

— Тогда, если вы успеете расправиться с Легионом раньше, ничего такого не случится. Вы же… вы «Остриё копья», вы можете предсказывать атаки и расположение врагов — разве вы не думаете что можете победить?

Так ли это невозможно для элитных бойцов, которые умудрялись избегать атак на самом опасном участке фронта и при этом почти всегда обходились без жертв?

— Если у нас будет достаточно людей, припасов и времени, это вполне вероятно. Думаю, это справедливо для любой войны.

— Раз так, то давайте победим. Я тоже…

Она собиралась сказать «буду сражаться вместе с вами», но подумала, что это прозвучит слишком горделиво.

—...сделаю всё возможное. Буду анализировать передвижения противника, предлагать стратегии — в общем, всё, что от меня зависит… Я покажу пример для остальных фронтов, и когда-нибудь они будут работать так же.

Если ей удастся разобраться в передвижениях Легиона, она сможет предложить эффективную стратегию борьбы с ним, и это будет действительно в национальных интересах. Передать обнаруженные ей сведения на другие фронты должно быть не так сложно.

— У вас же в этом году заканчивается служба, капитан Ноузен? Так давайте к этому моменту победим… и выживем. Вместе.

Шин мягко и грустно улыбнулся.

—...Как скажете.

 

Когда Шин отключил парарейд, электричества уже не было. Он отправился к себе через спящие бараки.