Глава 3. О прекрасной тебе, стоящей в глухой ночи на берегу царства мёртвых

Прошло полмесяца с тех пор, как Лена стала куратором «Острия копья».

В тот день обошлось без вылазок и погибших, и девушка непринуждённо настраивала парарейд, чтобы провести очередной вечерний сеанс связи. Она всегда беседовала с процессорами из своей комнаты сразу после ужина.

За прошедшие полмесяца процессоры «Острия копья» совершили больше вылазок, чем любой другой эскадрон, но при этом смогли избежать жертв. От элитного подразделения ветеранов другого ожидать не приходилось.

— Всем членам эскадрона. Отлично поработали сегодня.

В парарейде послышался фоновый шум, похожий на отдалённый гул толпы. Скорее всего, он доносился из ангара, или же это были отзвуки ночных сражений где-то в других районах — так или иначе, стоило только процессорам подать голос, как от него не осталось и следа.

— Вам тоже спасибо, Куратор Один.

Первым ей, как и всегда, ответил Могильщик. Его голос был по-обыденному спокоен и тих — так и не скажешь, что это говорит тот, кто носит кличку «Шинигами».

На другом конце чувствовалось присутствие ещё нескольких процессоров, и часть из них поприветствовала Лену вслед за Могильщиком.

Оборотень. Заместитель командира, любитель посквернословить, но при этом старший брат для всех остальных процессоров.

Сакура. По-детски наивная, но при этом самая отзывчивая, надёжная и честная.

Чёрный пёс. Юморист и заводила.

Cнежная ведьма. Мягкоголосая и вежливая.

Смеющийся лис. Добрый, похожий на девичий, голос и острый как бритва язык.

Могильщик, как ей и показалось с самого начала, был очень сдержан и практически не разговаривал на посторонние темы, и всё же выходившие с ней на связь процессоры каждый вечер оказывались где-то рядом с ним. Помимо них поблизости было ещё несколько солдат, так что командир наверняка пользовался всеобщей любовью.

— Могильщик, сначала я бы хотела ответить на ваш недавний вопрос о дате следующего пополнения припасов…

 

Райден коротал время за кроссвордами из найденного в руинах журнала и слушал рабочие переговоры куратора и Шина.

Он сидел в комнате командира, внутри барака, покрытого чёрной выгоревшей краской. Вокруг собралось ещё несколько человек, каждый из которых занимался своими делами. Сео с головой ушёл в свои скетчи, Харт, Кайе и Крена играли в карты, Анжу беззаботно вязала кружево, а Дайя упорно пытался починить радио. В столовой и соседних комнатах тоже было многолюдно, и отовсюду доносились звуки веселья.

Шин занимал самую большую комнату барака, которая служила ему одновременно личным уголком и кабинетом, в котором он занимался всякой бумажной работой, вроде отчётов. Райден приходил сюда чтобы обсудить с командиром дела эскадрона, и к ним часто заглядывали другие ребята, так что в какой-то момент эта комната превратилась в одно из общих мест сбора.

Хозяин комнаты волновался только о том, чтобы ему было где читать, и казался безучастным ко всему, что происходит вокруг. Если на кота он ещё обращал какое-то внимание, то остальных как будто и вовсе не замечал, даже если после партии в шахматы вспыхивала ссора, или кто-нибудь прямо перед ним исполнял танец живота (Куджо и Дайя действительно пробовали это делать). Вот и сейчас он занимал привычную позицию в углу на металлической кровати, подложив под спину подушку, и тихо читал старый, взятый из неизвестной библиотеки роман, перебрасываясь фразами с куратором. Чёрный с белыми носочками котёнок тоже был на своей ежевечерней позиции — он уютно вытянулся на груди Шина.

«Как тут спокойно», — подумал Райден и пригубил кофе из кружки. Это был привычный для всех в «Острие копья» кофезаменитель («Ersatz kaffee»), рецепт которого передавался от одного поколения солдат к другому. Делали его из одуванчиков, растущих на заднем дворе, и всё же он был гораздо лучше той подозрительной жидкости из чёрного порошка с непонятным привкусом, который синтезируют на заводе.

«...Интересно, понравился ли бы этот кофе моей старухе?»

Ей всегда было плевать на правила, принципы или богатства, и только кофе был её страстью.

Её любимый сорт пытались воспроизвести в 85 районе, но по вкусу он мало отличался от синтетического кофе в концентрационном лагере или на военной базе.

Интересно, она всё так же каждое утро давится этой безвкусной синтетической дрянью и называет её грязной водой?

И плачет ли она ещё по нам?

Котёнок пронзительно мяукнул, словно пытаясь заглушить колокольчиковый голос куратора.

Лена прервалась на полуслове и моргнула.

— Это что… кот?

— Да, он живёт в бараке, — ответил Чёрный пёс.

— Кстати, подобрал-то его я. Вот сразу после того, как сюда попал. Его снарядом зацепило и выбросило прямо мне под ноги, пищал ещё так. От мамки с братьями один блин остался, только он и умудрился выжить.

— Ага, но сильнее всего он почему-то привязался к Могильщику.

— И это при том, что он совсем с ним не играет и отделывается от него дежурным поглаживанием, когда тот начинает ластиться.

— Да он наверное не привязался, а просто думает что на Могильщике удобнее всего спать. Вот как сейчас, гляньте на них.

— Аа, всё потому что Могильщик не двигается, когда читает. Ну, тогда к Чёрному псу он никогда не привыкнет, слишком уж много шума от него.

— Как грубо... и несправедливо! Я тоже так хочу! Хнык-хнык!

Процессоры начали дурачиться, и Лена, не сдержавшись, засмеялась. Сейчас они похожи на обычных мальчишек и девчонок, её ровесников. Ей даже не верилось, что она находится в другом месте.

— А как его зовут? — спросила она.

Все, кто сейчас был на связи в парарейде, ответили одновременно.

— Куро¹.

— Широ².

— Нике³.

— Чиби⁴.

— Кити.

— Ремарк.

—...Называть кота именем автора той книги, которую ты сейчас читаешь, это, конечно, верх безразличия, но то, что ты читаешь, ещё хуже…

Последнюю фразу произнёс Смеющийся лис. Он единственный не предложил свою кличку.

Тем временем Лена перестала понимать, о чём идёт речь.

— Так… у вас много котов?

— Я же говорил, всего один выжил.

Лена окончательно запуталась, но ей на помощь пришёл Чёрный пёс.

— Это чёрный кот с белыми лапками. Поэтому кто-то кличет его чёрным, кто-то белым, а кто-то — двухцветным. К тому же, принятого имени у него нет, и каждый может звать его как угодно по настроению. Недавно он научился откликаться просто на звук голоса.

«Теперь понятно».

—...Но почему так получилось?

— Нуу, это…

Чёрный пёс как будто на секунду замешкался.

А потом резко отключил парарейд.

 

Крена внезапно встала, пнула ногой стул и вышла из комнаты. Ближе всех к выходу оказался Дайя, и он кинулся за ней.

Стул упал на пол с громким стуком.

—...Э, что-то случилось?

Парарейд Дайи был уже выключен, а Крена не включала его с самого начала. Шин торопливо ответил, чтобы сгладить момент:

— Мм. Да просто мышка выбежала.

— Мышка?!

—...Да уж, верх безразличия, — пробормотал Сео. Его реплика, по-видимому, осталась не услышанной куратором.

— Мышка выбежала?

— Да, плохо у него с этим.

Комната наполнилась взволнованными голосами, и Шин рассеянно им отвечал, глядя на покосившуюся дверь, закрывшуюся за Креной.

 

В конце коридора Дайя догнал Крену, и та коротко выпалила:

— Почему все… с ней? Меня тошнит от одного её голоса, терпеть его не могу. Раньше эти вечера были только нашим временем, таким важным, приятным и с трудом выкроенным временем.

— Крена…

— Почему все разговаривают с этой девкой?

— Это только на время. Скоро сама принцесса перестанет с нами связываться.

Дайя пожал плечами и посмотрел на неё невероятно серьёзно, словно всё веселье до этого было показным. История повторится. Ещё ни один куратор не смог вытерпеть Шинигами.

Куратор ещё не знает, как Шин получил свою кличку на самом деле. Ей пока не доводилось иметь дело с теми, но долго это везение не продлится.

Чёрные овцы среди обычных белых. Опасные иные.

Их прозвали чёрными за редкость, но сейчас их стало даже больше, чем белых.

И ещё более опасные пастухи.

Крена сжала зубы. Она понимала, но всё-таки.

— Шину лучше бы прервать с ней связь, — сказала она с нескрываемым раздражением. — Не хватало ещё тратить время на белых свиней. Вот выставить бы на парарейде минимальные настройки…

— Ну, обычно так и делают. Но Шина вроде бы всё устраивает, и прерывать ничего он не собирается.

На фронте всегда настолько шумно, что большинство процессоров предпочитают настраивать парарейд на самый низкий уровень синхронизации, позволяющий нормально поддерживать связь только в пределах ближайшей территории.

— Тут даже не в этом дело. Сможешь ли ты напрямую рассказать обо всём Шину? Попросить его прекратить с ней общение, потому что тебе это не нравится? — тихо спросил Дайя. В его тоне не было иронии, только обеспокоенность.

Крена прикусила губу. Дайя прав. Это было бы не к месту.

Все в эскадроне считают Шина членом семьи. А семью нельзя заставлять волноваться.

В жизни Шина и без того хватало ужасов.

— Извини… Но я просто не могу их простить. Они убили мою мать и отца. Стреляли по ним как по мишеням в тире.

Это случилось в ту ночь, когда их должны были конвоировать в лагерь. Несколько солдат из Альб делали ставки на то, кто куда сможет попасть, и сколько пыток выдержит жертва перед тем, как умереть. Они смеялись, пока издевались над её родителями, а затем убили их.

Её старшую сестру отправили на фронт сразу после прибытия в лагерь. Между ними семь лет разницы, но 15-летняя Крена уже опередила её по службе на один ранг.

В ту же ночь какой-то военный из Селена прогнал тех отморозков, попытался оказать помощь её родителям и, когда стало ясно, что их не спасти, извинился перед ней и её сестрой. Он был весь в крови её мамы и папы.

— Все белые свиньи — отморозки… Никогда не прощу.

 

Дайя и Крена вскоре вернулись. К тому моменту разговор о мышах успел перетечь в обсуждение обстановки на фронте, затем пересказ каких-то баек и, в конечном итоге, рассказ Кайе о том, как когда-то давно она видела звездопад.

Встретившись взглядом с Райденом, Дайя коротко пожал плечами и вернулся к починке радио. Крена села на пол неподалёку от Шина и взяла котёнка — едва ли из желания с ним поиграть.

Шин подвинулся, освободив место на кровати, и предложил Крене сесть рядом. Она подняла котёнка на руки и, как ни странно, согласилась. Сохраняя равнодушное выражение лица, она присела на самый краешек кровати.

— Ты серьёзно, Сакура? Действительно так много звёзд?

— Так много, что не счесть. Это года два назад было, они падали повсюду до самого горизонта. Небо, полное бегущих огней — красивое было зрелище.

Кайе, кивая, раздавала карты, в том числе и на Крену, покинувшую своё место за столом.

Райден тоже видел тот звездопад, вот только это было посреди поля боя, среди обломков друзей и врагов, и рядом был только Шин. И без того невесёлое положение усугубляло то, что двигатели их джаггернаутов заглохли, и они не могли тронуться с места, пока их не нашёл куда-то запропастившийся Файд.

Вокруг не было ни души, способной рассеять вечернюю мглу. Непроглядная тьма окутывала землю, а небосвод был объят бело-голубым пламенем падающих звезд. От такого торжественного, но абсолютно беззвучного зрелища захватывало дух, а мир, казалось, разваливался на кучу горящих осколков, словно в преддверии конца света, и в этом была своя жестокая красота.

Он до сих пор корил себя за то, что ляпнул Шину тогда. «Если это последнее, что я увижу в своей жизни, то всё не так уж плохо». Этот придурок только презрительно фыркнул в ответ.

— Его вроде как только раз в жизни можно увидеть… Отдельные падающие звёзды бывают каждый год, звездопады — раз в несколько десятилетий, но такие массовые как тогда — не чаще раза в столетие. Я об этом как-то спрашивала у Куджо…

— Жаль… Мне тоже хотелось бы это увидеть.

— А у вас за стеной разве не было видно?

— Городское освещение не гаснет даже ночью, так что звёзд здесь не видно никогда.

— Аа.

Кайе слегка улыбнулась, словно вспомнив о чём-то приятном.

— Точно, в городе же всегда так… А здесь ночью хоть глаз выколи. Людей мало, базы далеко друг от друга, а на время сна электричество и вовсе отрубают. Каждую ночь можно красивое звёздное небо видеть. Это, пожалуй, плюс жизни здесь.

Куратор промолчала. Такого ответа она точно не ожидала. Процессор, живущий в самом аду, говорит о его плюсах.

— Сакура… Ты нас ненавидишь?

Её голос прозвучал странно, как если бы она долго собиралась с духом. Как если бы она хотела сказать, что может защитить их и наказать обидчиков.

Кайе ненадолго задумалась.

— …Жизнь ущемляемого человека, конечно, жестока и печальна. В лагере было тяжко, а теперь приходится жить в постоянном страхе на поле боя. Едва ли я бы могла одобрить то, как Альбы переложили войну на наши плечи, заклеймили нас «восемьдесят шесть» и объявили скотом, которого не жалко.

Куратор уже было собралась что-то сказать — извинительное или самоосуждающее — но Кайе продолжила. И её слова были неожиданными.

— При этом, я понимаю, что не все Альбы — плохие люди, точно так же как не все восемьдесят шесть — образец для подражания.

— Э…

На губах Кайе появилась горькая усмешка.

— Я ведь Ориент. И в лагере, и в прошлых местах службы видела всякое.

«И не только я. Ещё Анжу, да и Шин, скорее всего, тоже, хоть он и молчит».

Восемьдесят шесть часто выплёскивали недовольство своей жизнью на тех, в чьих жилах течёт кровь Альб, или имперцев, которые стали предлогом для образования лагерей, или же просто аристократов. При этом, по непонятным причинам, доставалось ещё и выходцам из самых немногочисленных в Республике восточных и юго-восточных районов.

Восемьдесят шесть — это не только невинные жертвы.

Мир всегда жесток к слабым и тем, кого мало.

— Так или иначе, сама я хороших Альб не видела, но знаю тех, кто видел. Так что я не ненавижу Альб просто за то, что они Альбы.

— Вот оно как?.. Я хочу извиниться за тех из нас, кто тебя обижал.

Кайе чуть наклонилась вперёд, позабыв, что говорит по парарейду, а не с кем-то сидящим напротив.

— У меня тоже есть вопрос. Почему вы так о нас беспокоитесь?

Перед Шином внезапно вспыхнула картинка с бушующим пламенем, и он поднял глаза.

Никаких пожаров и сгоревших людей он не помнил, а значит, это воспоминание куратора.

— Давным-давно мою жизнь спас процессор, один из ваших товарищей…

 

Лена погрузилась в воспоминания.

«Мы — граждане Республики, родившиеся и выросшие в этой стране».

«Сейчас нас не признают, но это всего лишь ещё один повод для того чтобы это доказать. Защита своей страны — это гордая обязанность гражданина. Поэтому мы и сражаемся».

Он спас её, тот человек. И она подумала, что хочет жить, руководствуясь его словами.

 

— Он сказал, что сражается для того чтобы доказать, что он гражданин Республики. Я считаю, что мы, Альбы, должны жить в соответствии с этими словами. Мы признаём войну, но даже не пытаемся увидеть её собственными глазами и узнать вас получше… Это недопустимо.

Слова куратора были красивыми — даже слишком — и Райден невольно прищурился.

Кайе слушала куратора, немного склонив голову набок, и в задумчивости приоткрыла рот, когда наступило молчание.

— Куратор Один. Вы, видимо, сохранили невинность…

В парарейде послышался звук, с которым куратор поперхнулась чаем или чем-то подобным. Все, кто был на связи, тут же разразились смехом.

Не подключённые к парарейду Крена и Харт озадаченно смотрели на остальных. Анжу объяснила, в чём дело, и те тоже рассмеялись.

Девушка-куратор никак не могла откашляться.

Кайе, в ответ на последовавшую за её словами реакцию, моргнула и побледнела.

—...Ох, простите, я оговорилась! Я хотела сказать, что ваши рассуждения невинны!

В такие моменты оговариваться никак нельзя. Все последующие объяснения уже не имеют значения.

Дайя и Харт как будто умирали и колотили руками по столу и стене (из-за стены послышался раздражённый голос Кино — «хватит шуметь!»), и даже плечи Шина тряслись от тщетно подавляемого смеха.

Кайе выглядела окончательно сбитой с толку.

— Нуу, в общем... Это похоже на слова девочки, которая считает, что мир — это цветочная поляна, или того, кто витает в своих идеальных фантазиях… короче, я хотела сказать, что…

Куратор зарделась и как будто окаменела.

—...Вы — неплохой человек. Потому я и хочу дать вам совет.

Немного успокоившись, Кайе продолжила:

— Вы не подходите для этой должности. Вы не должны к нам привязываться. Мы сражаемся не из-за каких-то высоких идеалов, так что лучше оставьте нас в покое… Найдите себе замену. Иначе разочаруетесь.

 

Кайе сказала, что она неплохой человек.

Не хороший, а неплохой.

В тот момент Лена никак не могла понять, почему.

 

†

 

— Куратор Один — всем членам эскадрона. На радаре обнаружены вражеские единицы.

В тот день «Остриё копья» в полном составе совершало вылазку. Лена сообщала данные с экрана в комнате управления.

— Основные силы представлены Львами и Серыми Волками, поддержку оказывают Быки…

— Я в курсе, Куратор Один. Готовим засаду в точке 478.

— А… Вас поняла, Могильщик.

Она собиралась сообщить расположение врагов и предложить стратегию перехвата, но, после того, как её прервали на полуслове, смутилась и просто дала добро на действия Могильщика.

«Остриё копья» состояло из ветеранов, не нуждавшихся в её руководстве, так что основная задача Лены сводилась к созданию всех условий для того, чтобы они могли раскрыть свой боевой потенциал. Она анализировала сведения о врагах, обеспечивала как можно скорейшую доставку необходимых припасов, ежедневно ходила в информационный центр и искала там подробную информацию о том или ином районе боевых действий.

В последние дни она постоянно отправляла запросы о разрешении на использование дальнобойных снарядов, хранившихся в тылу. Они могли бы помочь хоть немного уменьшить натиск Скорпионов и облегчить бои, но загвоздка заключалась в том, что их использование невозможно без перезарядки после каждого выстрела. Транспортный отдел не высказал особого желания тратить дополнительное время и рабочие руки ради «восемьдесят шесть», а потому все её запросы были отклонены. «Да эти снаряды уже наверняка заржавели», — сказал Смеющийся лис, когда она имела неосторожность пожаловаться на свои бесплодные попытки.

— Могильщик, Стрелок на позиции.

— Смеющийся лис — Могильщику. Третий отряд тоже на позиции.

Все отряды постепенно заняли указанные точки. Построение было идеальным, словно маршрут Легиона был у них прямо перед глазами.

Процессоры «Острия» действовали так, словно могли предсказывать атаки и маршруты передвижения врага. При этом они наверняка руководствовались своими, больше никому не известными знаками и критериями.

«Надо будет их расспросить об этом после боя», — подумала Лена. Если поделиться этими наблюдениями с другими эскадронами, можно будет уменьшить количество смертей в результате неожиданных атак. Огромный недостаток шаткой республиканской стратегии ведения войны заключался как раз в том, что ценная боевая информация никогда не выходила за пределы отдельных районов, и никто даже не пытался её собирать и распространять.

Отстранившись от этих мыслей, Лена рассматривала найденную только прошлым вечером карту первого района военных действий.

— Могильщик, передвиньте позицию Стрелка на 500 метров на 3 часа. Там есть возвышенность, на которой можно спрятаться. Зона обстрела из этой точки гораздо шире.

Повисла секундная пауза.

— Вас понял… Стрелок, видишь эту точку?

— Сейчас, 10 секунд… Да, вижу. Меняю позицию.

— Эта возвышенность находится в противоположной стороне от точки, которую занимают основные силы в лице первого отряда. Поскольку главная тактика Могильщика заключается во внесении раздора во вражеские ряды и уничтожении машин по одной, это может сыграть вам на руку и ввести врагов в заблуждение касательно вашей настоящей позиции, а также даст вам пространство для манёвра.

Оборотень ухмыльнулся.

— Так это ловушка получается? Неплохо для принцессы с таким голоском.

—...Львы и Быки не могут менять угол вертикального обстрела. Они не смогут попасть в Стрелка, если она будет находиться на возвышенности, а ближайший рельеф позволит укрыться в случае отступления в другую точку...

— Кто бы мог подумать. Неплохое предложение, да, Стрелок?

— Я готова на всё, если это реально поможет остальным, — отчеканила девушка и холодно обратилась к Лене. — Нашли новую карту? Это полезно.

Лена грустно улыбнулась. Эта девушка, Стрелок, явно её недолюбливает: она не участвует в ежедневных разговорах по парарейду, а когда им приходится беседовать, не скрывает своего раздражения.

У Лены под рукой находилась подробнейшая карта времён первой войны, на составление которой явно ушло немало времени и сил. Сейчас подобными ей не пользуются даже в таких ключевых оборонительных точках, как военные базы на передовой. Процессоры из «Острия копья» используют карту, найденную их предшественниками в каких-то руинах, и постоянно вносят в неё исправления. На ней указаны наиболее удобные точки для засад, а также очевидные маршруты проведения атак, но обо всём, что касается рельефа, процессоры чаще всего осведомлены плохо.

— Я могу вам её потом отправить.

Карта слишком велика, чтобы отправлять её во время боя, так что лучше сделать это потом, в спокойной обстановке.

Оборотень насмешливо отметил:

— Да ну. Разве ж можно секретную военную карту передавать врагам народа «восемьдесят шесть»?

— Это неважно. Для чего она нужна, если ей не пользуются?

Оборотень замолчал, как если бы его подловили, и глубоко вздохнул. Казалось, он одобряет её слова.

Лена нашла эту карту, перелопатив гору картонных коробок, и она до сих пор числилась утерянной. Безусловно, передача любых её копий приравнивалась бы к краже, но раз карты официально нет, то не может быть и никакой утечки секретной информации.

9 лет назад Республика лишилась всей своей регулярной армии вплоть до арьергарда, а потому многие военные документы были потеряны.

Честь и профессионализм военнослужащих тоже остались где-то там, на полях былых сражений.

— К тому же, вы не «восемьдесят шесть». По крайней мере, я вас ещё ни разу так не…

— Ага-ага… Идут.

В парарейде повисла напряжённая пауза. Лена чувствовала, что несколько человек испытывали даже какую-то весёлость — то ли от выброса адреналина в преддверии скорой схватки, то ли от того, что бои для них давно стали привычным делом.

Рёв артиллерии отдавался эхом внутри каждого из них и доносился до неё через парарейд.

 

Бой развивался стремительно, и красные точки Легиона на радаре гасли одна за другой.

Процессоры «Острия копья» использовали первый отряд чтобы заманить врагов в ближайшие непроходимые леса, и в первую очередь расправлялись с Быками, которые отличались слабой манёвренностью и защитой, хоть и были хорошо вооружены. Затем настал черёд Серых Волков и Львов, останки которых постепенно превращались в горы. В лесу было много помех, и медленно адаптирующиеся к новой обстановке Львы не могли проявить там свою манёвренность, да и зона их обстрела значительно сужалась. Из-за отсутствия свободного пространства Легиону приходилось делиться на мелкие группки, и его подавляющее численное преимущество переставало играть какую-либо роль.

Со стороны казалось, что процессоры уже давно привыкли к подобной тактике, однако на самом деле это было не так. Джаггернаут Сакуры едва успел разминуться со снарядом, отступил в сторону леса и теперь на всех парах мчался ко Льву, целясь в его левый бок.

Лена вздрогнула. С расположением Льва было что-то не так. Судя по позициям остальных вражеских машин, его там не должно было быть. Львы всегда располагались так, чтобы иметь возможность прикрывать друг друга, а из этой точки это сделать невозможно.

Лена торопливо проверила маршрут по карте местности.

«Да ведь это… надо сообщить Сакуре, она ведь ничего не знает!»

— Туда нельзя, Сакура!

— А?

Слишком поздно.

Точка Сакуры на радаре неестественно застыла.

 

—...Это что, болото?! — крикнула Кайе и потрясла головой из стороны в сторону, чтобы сфокусироваться — перед глазами всё плыло. Из-за резкой остановки её джаггернаут накренился вперёд и наполовину погряз в земле двумя передними конечностями. В темноте леса маленькое болотце было похоже на луг. Худшего места для джаггернаута с его большим давлением на землю и представить нельзя.

«Если сдам назад, получится выбраться».

Она сжала оба рычага управления…

— Сакура, уходи оттуда!

Услышав Шина, она подняла голову. Оптический сенсор повернулся вверх вслед за направлением её взгляда.

Прямо перед ней стоял Лев.

—...Ох!

Она находилась в пределах минимальной дальности поражения, и Лев занёс над ней свои передние конечности. Он действовал хладнокровно и безжалостно, как отлаженный механизм, перемалывающий своих жертв, оставаясь глухим к их мольбам.

— Нет…

Её слабый голос был похож на плач маленького ребёнка.

— Я не хочу умирать…

Огромные конечности Льва, способные легко перенести груз весом 50 тонн, с грохотом нанесли удар параллельно земле.

Откидывающийся фонарь кабины джаггернаута отличался слабыми креплениями и легко отлетал под воздействием большой силы — унося с собой то, что находится внутри кабины. За эту особенность процессоры с презрением прозвали его гильотиной. И сейчас она сработала.

Что-то круглое упало на землю с глухим стуком и исчезло в тени деревьев.

 

Секунда ошеломлённого молчания, и ярость вместе с горем сплелись в одно целое.

— Сакура?!.. Твою мать!!!

— Могильщик, я отправляюсь её забрать. Дайте мне минуту! Я не могу оставить её там!

Голос Шина был абсолютно спокоен. Спокоен как заледеневшие глубокие воды озера зимней ночью:

— Нельзя, Снежная ведьма... Это ловушка. Там засада.

Убивший Кайе Лев всё ещё прятался где-то поблизости. Это стандартная стратегия, которой изначально пользовались снайперы — раненый или погибший становится приманкой, а подоспевшие к нему бойцы расстреливаются.

Анжу всхлипнула и яростно ударила по приборной панели, отозвавшейся глухим стуком. Выпущенный ею 57-мм фугасный снаряд взорвался и окутал пламенем Сакуру и ближайший к ней участок леса. Хотя бы так.

— Сакура погибла. Фавнир — на помощь 4 отряду. Врагов осталось не так много. Оплакивать утрату будем потом, а сейчас нужно взять себя в руки.

— Так точно.

В ответе слышалось негодование, но никто ему не поддался. «Восемьдесят шесть» давно привыкли к тому, как товарищи погибают у них на глазах или на экране радара, когда точка союзника внезапно сменяется надписью «сигнал потерян». Горевать нужно после боя, иначе тоже погибнешь — это правило помогало отбросить чувства и сохранить так необходимый в такие моменты холодный рассудок. Это мышление не человека, но боевой машины, и только оно помогало выжить в таком безумии как война.

Остановившиеся на мгновение четырёхлапые пауки снова двинулись в лесную чащу с жутким металлическим лязгом.

Вокруг царила загробная тьма, и они крались в ней как скелеты, жаждущие задушить новую жертву, чтобы отправить её вслед за погибшим товарищем.

А вскоре после этого войска Легиона были буквально уничтожены.

Им не дали отступить.

Лена чувствовала, как сильна была воля оставшихся процессоров, и тоска клещами сжала её сердце.

В её памяти всплыл вчерашний — подумать только, это было всего лишь вчера — разговор о звездопаде и свои собственные горделивые слова. Раскаяние охватило её.

«Если бы я нашла карту раньше...»

«Если бы я успела предупредить...»

— Операция завершена… Всем членам эскадрона — хорошая работа.

Ей никто не ответил. Каждый сейчас переживал своё горе.

— То, что случилось с Сакурой… Мне жаль. Если бы я лучше сработала…

Секундная пауза.

На той стороне парарейда воцарилась пугающая тишина.

—...Жаль?

Это был Смеющийся лис. Его голос был тих, но в нём слышались визгливые нотки, как будто он пытался сдержаться перед неминуемым взрывом.

— За что тебе жаль? Одна свинка погибла или две — какая тебе разница, если уже дома за ужином ты об этом забудешь? Сладкий голосок и пустые слова!

Какую-то секунду она не могла понять смысл сказанного.

Лена оцепенела, а Лис всё говорил и говорил, то и дело набирая воздух, чтобы продолжить. Он больше не скрывал своей ненависти, и слова его были безжалостны.

— Мне тут стало скучно, так что я решила поиграться в святую, это ведь так весело, буду единственной, кто не относится к вам как к свиньям, воплощением добродетели, чести и милосердия, и даже общаться буду с вами тогда, когда мне вздумается! А теперь послушай, что я скажу. У нас здесь прямо сейчас погиб друг. И в такой момент от твоего лицемерия всех тошнит, ты поняла?

— Ли…

Лицемерие?

— Или что? Ты думаешь, нам плевать на смерть друга?.. Ах, ну да, чего же можно ждать от «восемьдесят шесть», они ведь не такие замечательные люди как вы, да и не люди вообще, а свиньи, да?!

— Не…

От неожиданности голова Лены словно опустела.

— Неправда! Я не!..

— Неправда? Что неправда? Вы забросили нас сюда и заставили сражаться, используете нас как оружие, в то время как сами уютненько расположились за стеной и воображаете себя высшими существами! Вы с невозмутимым лицом наслаждаетесь тем, что с нами происходит — если это не свинское обращение, то что тогда?!

Парарейд передавал эмоции процессоров.

Несколько человек оставались равнодушными, а от остальных, включая Смеющегося лиса, исходил холод — от одних больше, от других меньше. Холодная ненависть, презрение или отчаяние.

— Ты ни разу не называла нас «восемьдесят шесть»? Ну да, в открытую не называла разве что! «Защита своей страны — гордая обязанность гражданина, нужно об этом помнить»! Это что такое?! Надеешься, что мы будем воевать за вас? Вы спрятались и силой заставили нас сражаться! Сколько миллионов человек вы убили за эти 9 лет?! Думаешь, что ежедневных добреньких речей достаточно, чтобы мы поверили, что ты по-человечески с нами обращаешься? И это пока люди продолжают гибнуть! Да ты…

И тут он безжалостно высказал свой последний довод.

Она думала, что общается с ними на равных, как с людьми. Но Лис привёл окончательное доказательство того, что это было иллюзией, и они оставались для неё свиньями:

 

— Ты даже ни разу не поинтересовалась, как нас зовут!

 

 

Лена охнула.

Попыталась вспомнить и застыла в ошеломлении. Он прав. Она не знала. Не спрашивала. Ни у Могильщика, ответившего ей первым, ни даже у Сакуры, которая общалась с ней охотнее всех. Конечно, своё имя она тоже никому не называла. Куратор Один. Человек, который руководит процессорами и наблюдает за ними.

Если бы они договорились обращаться друг к другу по позывным, это было бы другое дело, но она ничего у них не спрашивала, и это было непростительным оскорблением.

Всё это время она спокойно обходилась без их имён. Её ни разу ничего не смутило.

«Со скотом нужно вести себя соответствующе».

Так ей говорила мать, и так она себя вела до этого момента. Разница между ними была только в том, что Лена не произносила этого вслух…

Она тряслась всем телом. Слёзы лились из её глаз, и она крепко прижала обе ладони ко рту, чтобы никто не услышал её жалких завываний. Она бездумно и не стыдясь унижала людей, и от этого внутреннего уродства становилось страшно.

Оборотень — хотя нет, какой-то молодой человек из Колората, имени и лица которого она не знала — тихо вмешался в ссору:

— Сео.

— Райден! Ты что, защищаешь эту белую свинью!..

— Сееео.

—...Я понял.

Смеющийся лис умолк и резко отключил парарейд.

Оборотень глубоко вздохнул, словно избавившись от накопившихся чувств, и обратился к ней.

— Куратор Один. Прошу отключить парарейд.

— Оборотень, я…

— Битва окончена. Контролировать нас ты больше не обязана… Смеющийся лис перегнул палку, но у нас сейчас и впрямь нет никакого желания вести светские беседы.

Он говорил отстранённо и без намёка на обвинения, но Лене от этого было ещё хуже.

Он не винил её. Не винил, потому что смирился. Смирился с ролью свиньи в человечьем обличье, которая глуха ко всему, что ей говорят, и только делает вид что понимает сказанные другими, и даже ей, Леной, слова.

—...Простите, — ответила она наконец дрожащим голосом и, после недолгой паузы, выключила парарейд. Ей так никто и не ответил.

 

После того, как куратор отключила связь со всем отрядом, Сео почувствовал себя ужасно.

Спустя некоторое время с ним связалась Анжу.

— Сео-кун…

—...Я знаю, — просопел Сео. Тон собственного голоса показался ему детским, и он раздражённо выпятил губу.

— Я понимаю твои чувства, но это было чересчур. Как бы ты ни был прав, нельзя было так говорить.

— Я понимаю… Прости.

Он понимал. Они все согласились, что подобного допускать нельзя, а потому договорились молчать. Он помнил об этом ещё перед тем как начать говорить, но не смог сдержаться.

Он высказал всё что хотел, самыми грубыми словами из тех, что только мог придумать, но это не только не помогло успокоиться, но ещё больше распалило его. Он был готов броситься даже на своих товарищей, хоть они и не были виновниками его гнева и никого дороже у него не было.

Он нарушил договор. Такой важный договор, и всё из-за этой белой свиньи.

Но по-другому он не мог.

—...Командир?

—...Аа.

Он снова вспомнил ту широкую спину.

Это был командир его первого эскадрона, куда он попал в 12 лет.

Командир был большим весельчаком, и все его презирали. Сео тоже ненавидел его тогда.

Именно от него Сео унаследовал свой позывной. На джаггернауте командира, прямо под фонарём кабины, был нарисован весёлый смеющийся лис, и сколько Сео ни пытался перерисовать уголки его рта своей тогда ещё неопытной рукой, ему это не удавалось, и в конечном итоге улыбка лиса превратилась в ехидную ухмылку.

Эта белая свинья, напоминавшая ему командира своей весёлостью, корчила из себя святую благодетельницу и притворно оплакивала гибель Кайе. Сео не мог оставить это просто так.

И всё же, высказав куратору всё что думает, он ощутил раскаяние.

—...Прости, Кайе.

Он посмотрел на горящие останки джаггернаута Сакуры и опустил глаза. Сео давно привык к тому, что его друзья гибнут, как и к тому, что он не может выкопать для них могилу или забрать их тела.

— Я вёл себя как свинья и оскорбил твою смерть.

Ты многое пережила. И до конца держалась с честью, не проронив ни слова жалобы.

 

В те дни, когда кто-то погибал, все солдаты разбредались или разделялись на группки чтобы тем или иным образом оплакать утрату, а потому вечером комната Шина пустовала.

Могильщик сидел за столом, на который падал холодный голубой свет звёзд и луны — свет в комнате был выключен за ненадобностью. Кроваво-красные глаза Шина были закрыты, но тихий стук в окно заставил его снова открыть их.

Под окном барака обнаружился Файд — он застыл, выдвинув телескопическую конечность до уровня второго этажа, на котором находилась комната. В манипуляторе на конце конечности был зажат металлический обломок толщиной не более нескольких сантиметров.

— Спасибо.

— Пи.

Шин взял обломок, и Файд, мигнув оптическим сенсором, с лязгом развернулся. Теперь его задача заключалась в том, чтобы отнести собранные останки — а он был загружен по максимуму — в регенераторную печь на автоматическом заводе.

Стоило только Шину положить обломок на заранее подготовленную ткань, как его парарейд включился.