Января /10 февраля 1896. Понедельник

Масленой Недели

Завтра японский гражданский праздник «Киген-сецу» (восшествие Дзинму на престол, то есть начало Японского государства); ко всенощной звонили в большой колокол; Женская школа вся пришла и заняла свое место в образцовом порядке; из мужских школ — почти ни одного; я тут же, в алтаре, сделал строгое замечание о. Роману, нынешнему кочёо, и послал его за учениками; пришли, но стали в беспорядке; хорошего ближайшего начальника у них нет; о. Роман — так только, для профор­мы; надеялся я на Кавамото, но, кажется, совсем тщетно. Не знал я его характера, когда он учился здесь, да и какой характер у мальчика? Спо­собности порядочные — был исправен, бойкости особенной не было, оттого не было случаев бранить его за шалости,— больше что же? А из России все они так почтительно и ласково пишут. И представилось мне — золото человек; но видно — правда, что в тихом омуте черти водятся.

Января /11 февраля 1896. Вторник

Масленой Недели

Иоанн Кавамото является и говорит:

— По экономическим соображениям я перебираюсь жить в город.

Я ответил:

— Экономические соображения должны бы удержать вас здесь в мис- сийском доме; ибо здесь вы имеете квартиру, а в городе должны будете платить за нее.

— Но я зато буду получать 30 ен, не 25.

— Вы будете получать в городе 25, как я уже сказал вам прежде: «Пока примете школу, как „кочёо", будете получать 25 ен, принявши — 30». Хотите теперь получать 30, примите школу.

— Я еще не готов на это.

— В таком случае и не получите 30.

— Но все, живя в городе, получают.

— На всех не было экстренных издержек, как на вас, по вашему приготовлению к педагогической должности.

Хотел он что-то говорить про свои семейные обстоятельства — приход Павла Накай для перевода, ибо было шесть часов, помешал. Семейные обстоятельства я его знаю. Как прежде дом его был мелкого торгаша, так и теперь. Возмутительная жадность к русским деньгам и отсутствие вся­кого усердия к служению Церкви; какую-нибудь одну ену или две, пере­ходом в город выиграть случая не упускает, а в Церкви до сих пор при богослужениях хоть бы раз побыл; и это специально готовящийся к заведыванию учениками!

Была днем Агафья Мори, вдова о. Никиты, лечащаяся от умопомеша­тельства; отпущена была доктором на день из госпиталя. Слава Богу, кажется скоро совсем будет здорова; благодарила за детей и так разумно вела себя. Приходила с Анной, дочерью о. Павла Сато.

Обедню служили сегодня три священника. На молебен и я выходил.

После обедни Павел Накай принес купленный им перевод Евангелия от Матфея и Марка католический; переводили с Вульгаты четыре пате­ра с японским ученым, потом два патера другие исправляли перевод, который, однако, почти то же, что протестантский — простонародный. Замечательна, однако, уступка Католической Миссии общественному мнению: против своей воли Священное Писание переводят; запороши- вают его сокращенным содержанием в начале каждой главы, параллель­ными местами в самом тексте, объяснительными заметками после каждой главы, а все же переводят; только жаль,— плоховато; нам позаимство- ваться нечем. А как бы хотелось позаимствоваться с какого-нибудь хоро­шего перевода! Сегодня вечером, например, шло труднейшее место: Деян. 10 гл. 34 ст. и дальше. Все переводы — не только японско-китай­ские, но и иностранные — врозь; и мы с Накаем плохо перевели, особен­но ст. 36-39; вижу, что плохо, а что поделаешь, когда и сам в точности не уяснишь отношение мыслей и слов, а тут еще грамматика совсем проти­воположная подлиннику.

Января /12 февраля 1896. Среда

Масленой Недели

Сегодня закончены занятия до начала Второй Недели Великого Поста по школам и у нас по переводу; кончили мы сегодня вечером одиннадцатой главой Деяний.

Днем опять приходил этот нахал Кавамото проситься в город по своим экономическим соображениям. Сказано ему строго, что он здесь, пока примет школу, для того, чтобы предварительно присмотреться к ученикам, а также и им показать себя, что, уйдя в город, он не может этого делать. Но так как он на каждое мое слово возражал и не слушал никаких резонов, все ломил свою «экономию», то я, наконец, просто прогнал его.

Приходил Петр Исигаме просить денег на пирушку им, академистам, пишущим в «Синкай», с членами Айайся, издающими «Сейкёо Симпоо», для скрепления взаимных дружеских отношений. Дал я 10 ен. Говорит:

— Мало.

— Приложите от себя по несколько.

— Пойду посоветуюсь с товарищами.

Вернулся: никто не хочет дать ни гроша в складчину для собственно­го же удовольствия. Все бы им только на новые и новые русские деньги жить, и печататься (почти без всякой пользы, ибо ленятся хорошо пи­сать), и даже пировать!

Павел Иосида приходил сказать, что ему отказали в сватовстве на его возлюбленной. Говорят родители: «Мы не можем выдать ее прежде старшей сестры, которая еще незамужем».

— И это Кимура слышал от самих родителей? — спрашиваю.

— Нет, это говорил хозяин квартиры, где я прежде жил; чрез него шло дело,— пояснил он.

Значит, искусно успокоили его. Родители едва ли и знают что. Иоси­да и сам до сих пор не знает, кто родители; какого звания, состояния, даже где живут; он видел только ежедневно проходившую мимо его квартиры нарядно одетую и красивую ученицу, заключив, что она живет тут же, около него и прочее. Во всяком случае Иосида, по-видимому, поправляется, смотрит бодрее и говорит, что прилежно займется переводом.

Февраля 1896. Четверг

Масленой недели

Павел Сибанай, из Оота, пишет, что четверо из его слушателей уже крещены, есть и дальнейшие слушатели, но жалуется на своего пред­местника Исайю Мидзусима: уехал он, не заплативши за квартиру за двенадцатый месяц; когда Сибанай написал ему, чтобы выслал плату, Мидзусима очень рассердился, потребовав у него все книги, даже те, за которые Сибанай будто бы заплатил ему и так далее. Христианин из Оота тоже пишет много дурного про Мидзусима; между прочим, что он от Миссии получал на квартиру 3 ены, а за квартиру платил только две, что ленился, ссорился и тому подобное. Мидзусима в самом деле был плохим катихизатором в Оота, но пора бы уже дрязгам из-за него там прекратиться. Написано Павлу Сибанай в этом смысле.

Стефан Мацуока, из Фукуока на Киусиу, пишет болтливое письмо, в котором между прочим извещает о следующей своей глупости: чтобы добыть слушателей, он 120 своих визитных карточек разослал к разным лицам в городе, но не простых карточек, а с отпечатанными на обороте 23-30 стихами 11-й главы Евангелия Матфея, то есть с проклятиями тем, кто не станет его слушать. Слушателей, разумеется, тоже ни одного не приобрел этим.

Павел Окамура, из Коци, пишет, как всегда, бесплодное письмо — никогда у него нет слушателей и никогда от него радостных известий, несмотря на то, что он самый старый и опытный наш катихизатор. Нового только, что Кирилл Огасавара, учившийся некогда здесь в Семи­нарии, открыл там школу русского языка. Много научит! Но как же желательно теперь японцам изучать русский язык! И все это в чаянии денежных выгод, с открытием Сибирской железной дороги.

Иоанн Судзуки пишет восторженную благодарность за 5 ен для жены и 3 для матери. Как мало нужно, подумаешь, чтобы сделать человека счастливым, хоть на несколько минут. Пишет еще, что наш богач — христианин Саймару — построил помещение для Церкви, но назначил за него плату, в месяц 4 ены, тогда как прежде за церковный дом плати­лось 1 ¹ /2 ены. Поистине японское христианство!

Сегодня в первый раз в нынешнюю зиму выпал снег. Утром вид был совсем зимний, к вечеру снег почти везде стаял.

За всенощной был Иоанн Кавамото. Приятно. Видно, подействовало мое замечание, что он, «готовясь в педагоги, и в Церковь никогда не показывается».

Февраля 1896. Пятница

Масленой недели. Сретение

За литургией весьма мало было христиан из города.

После литургии отправился в Посольство по полученному от послан­ника приглашению на блины. Михаил Александрович в записке упоми­нал, что есть о чем поговорить.

Действительно, событие не малой важности: 11-го числа (нового стиля) февраля корейский Король вместе с сыном-наследником «убе­жал» из дворца в Русское посольство, где ныне и находится и откуда издает повеления, уже стоившие голов нескольким министрам, привер­женцам Японии, державшим его в плену во дворце. По японским газе­там («Дзидзи» и другим), Король мстит за Королеву и политического в его поступке ничего нет. Вообще японская пресса, по первому извес­тию, относится к делу весьма осторожно. Но народное возбуждение тем не менее последует; показанием служит то, что со вчерашнего вечера уже усилили полицейскую охрану вокруг русских здесь; у нас, в Духовной Миссии, двое одетых в партикулярное платье полицейских ходят внутри, двое в своей форме стерегут снаружи. В Сеуле в Посольство послан десант с «Корнилова» в десять человек при пяти офицерах, одной пушке. Должно быть, недавно отправившийся туда посланником Шпейер действует там решительно. Рассказывал он (в вагоне, когда мы случи­лись вместе едущими из Токио в Йокохаму несколько недель назад), что он, будучи секретарем Посольства в Персии и во время отлучки Послан­ника Бюцова исправляя за него должность, два раза грозил Шаху вызо­вом русского войска,— раз, кажется, и вызвал несколько,— и дело всегда кончалось полным успехом, за которое он получил благодарность. Веро­ятно, и ныне подобный риск. Только чем кончится, Бог весть.

Послал архитектору Кондеру записку, прося его to see on account of the plan for seminary. В моих мыслях план готов; посмотрим, не скажет ли что нового Кондер; во всяком случае Семинария в нынешнем году должна быть построена.

Бывший некогда хорошим катихизатором, потом возмутившийся против церковной власти, в 1884 году, за что отставленный, Андрей Яцуки просится опять на службу Церкви — «многие братья-де побуждают его к этому». Отказано ласковым, но решительным отказом. Куда ему в катихизаторы, когда он в тюрьме сидел за мошенничество! Огонь, воды и медные трубы прошел этот Яцки, оставивши церковную службу. А ведь каким был когда-то усердным! И всему виновата гордость. Похвалили братия — он и вообразил о себе, и пошел...

Февраля 1896. Суббота

Масленой недели

Сегодня на концерте, бывшем в «сейненквай» с двух часов пели наши семинаристы — восемнадцать человек; пели в продолжение концерта два раза: в первый — архиерейское «Достойно» и «Дева днесь», во вто­рой «Да исправится» и «О Тебе радуется». Публики было полно, человек пятьдесят иностранцев было; наших одобрили аплодисментами; что пели, впрочем, никто не понял, конечно, да и лучше — меньше профана­ции; хоть концерт и благотворительный, все же петь «Да исправится» и подобное пред ротозеями неудобно — коробит религиозное чувство. Мне прислан был билет, я отослал его в Женскую школу, чтобы восполь­зовалась им одна из учительниц — Надежда Такахаси, или Елена Ямада; если же не желают, чтобы послали его Павлу Накаи; не знаю, кто вос­пользовался. В программе концерта напечатано было, что «30 право­славных семинаристов» поют, но где же нашим неаккуратным ученикам исполнить предположенное! Хорошо хоть восемнадцать не «заболели горлом» и подобным.

Регент Алексей Обара приходил просить прибавки жалованья Петру Тоокайрину; «каждый день-де учит пению в школе, помогает при печа­тании нот; бедно очень живет»,— Прибавлено 3 ены (получал доселе 10, при семействе).

4/16 февраля 1896. Воскресенье;