День Святого Архистратига Михаила

Ровно пятнадцать лет, как я приехал в Японию последний раз, в сане Епископа.

По случаю именин посланника Михаила Александровича Хитрово в Посольской Церкви была литургия, потом молебен, в котором участво­вал и я. На завтраке было несколько офицеров с наших судов в Йокохаме. Посланник, между прочим, рассказал, что третьего дня на гулянье в императорском саду по случаю расцвета хризантем (кику) Император спрашивает его о здоровье нашего Царя и Царицы и потом вдруг при­бавляет: «А вас нужно поздравить с семейною радостью Императорского Дома: ваша Императрица сегодня разрешилась от бремени дочерью». Посланник взят был врасплох — он не получил телеграммы о сем; оказа­лось потом, что и в «Гваймусё» еще ничего не знают; значит, Микадо извещен был прямо от нашего Императора.

В три часа было крещение сына о. диакона Дмитрия Константинови­ча Львовского. Были все из посольства, начиная с Посланника, дочь которого заочно была поставлена крестною матерью; крестным отцом был секретарь Григорий Александрович Де-Воллан, державший очень усердно и неумело ребенка, но очень плохо по книжке прочитавший «Верую», чем истинно компрометировал русское христианство пред всеми бывшими в Церкви, а был весь хор, то есть Семинария и Женская школа и вся Катихизаторская школа (последняя стояла вне, у открытых дверей). Я крестил; сам отец служил диаконом, мать хлопотала у подуш­ки для ребенка; Елисавета Котама стояла подряд с Де-Волланом, помо­гая ему управляться с рабом Божием Михаилом. За крестины получил на Церковь 50 ен, а от Посланника рушник — шелковый отличный платок, который послужит покровцем для чего-либо в Соборе. После крестин у Львовского было угощение — шампанское, чай и на столе холодная закуска; но больше всего угощались все малышами его, которые — преза­нимательные дети: старший — Гриша, семи лет, являющий большие задатки будущего отличного живописца, средняя — Ира, пяти лет, играю­щая на фортепиано самоучкой, с удивительною верностью; младший — Петя, трех лет, будущий комик, ничего не может сделать всерьез.

Часов в пять Поляновский (Зиновий Михайлович) зашел ко мне, и проговорили до шести; я предлагал ему перейти в духовное звание, пройти Академию и быть здесь миссионером, в преемство мне. Не обна­руживает желания; говорит, что очень склонен к семейной жизни. Что ж, Бог с ним! Из разговора, во всяком случае, дурного ничего не может выйти, ибо он останется между нами. А жаль! Человек еще двадцати четырех лет — и такой серьезный в добре и благочестии.

Павел Сибанай сегодня отправился в Оита, заменить Исайю Мидзу- сима, который, сдавши ему Церковь, прибудет сюда. Товарищи выпро­сили третий класс, чтобы проводить его до Симбаси.

Ноября 1895. Четверг

О. Матфей Кагета жалуется, что Стефан Тадзима, катихизатор в Тоёхаси, совсем ничего не делает, только рыбу удит и угрожает о. Мат­фей, что если он не исправится, то будет возвращен в Миссию. Написа­но отсюда Стефану Тадзима, что если это случится, то и Миссия от него откажется, пусть идет на все четыре стороны. Вот наказание-то! Не выдерживают японцы, портятся на службе. Был когда-то этот Тадзима очень живой и деятельный; кстати, же он от природы очень речист; был моим любимцем за это; опустился мало-помалу на службе в Хацивоодзи. О. Фаддей не так сильно жаловался на него, хотя тоже роптал, а о. Мат­фей, как человек более прямой и решительный, вот ныне почти уже выбросил его из числа своих подручных катихизаторов. И пусть бы имел причины — жаловаться на бедность, чем иные катихизаторы дума­ют покрывать свою лень,— ни чуть не бывало: получает 12 ен только на себя и на живущую с ним мать, да еще из них 6 ен дает местная Церковь, что особенно должно бы обязывать его к труду и усердию — куда! При­дется, знать, прогнать со службы, ничего не поделаешь с человеком, коли он, держа светочь в руках, нравственно заснул.

Ноября 1895. Пятница

О. Борис Ямамура пишет о Павле Хосои, катихизаторе в Фукуока и Ицинохе: неправду он, Хосои, написал сюда, что сам из своего скудного жалованья снабжает Церковь всем нужным для богослужения: свечами, углем и прочим; вероятно, хотел-де прибедниться, чтобы выпросить книг для слушателей учения. Во всяком случае, очень неприятно, что катихизатор пишет неправду, бросая при сем тень на своих христиан — безучастны-де и прочее. Книги же всегда давались всем просящим.

Фома Такеока из Цуяма пишет, что у него крещено пять человек, и новые слушатели есть. Вообще из него порядочный катихизатор вышел, несмотря на то, что я всегда считал его лентяем, когда он учился в Семинарии. Его Церковь в Циукоку ныне самая оживленная, и это бла­годаря его деятельности.

Моисей Минато пишет о Сикотан-дзима о тамошних христианах (бывших наших курильцах). Хранят веру и благочестие, живут безбедно благодаря попечению об них Правительства. Ныне всех их пятьдесят восемь человек, из которых старшему шестьдесят два года. К письму приложен список христиан с обозначением лет всех. Приложено также письмо по-русски Якова Сторожева, в котором, между прочим: «Молит­венник киники получил очень благодару». Моисей Минато проведет с ними зиму и подучит молодое поколение вере.

О Василии Ямада, катихизаторе в Карасуяма, кто-то написал сюда, что он дурно ведет себя. Письмо послано было к о. Титу Комацу, чтобы он исследовал. Пишет о. Тит, что Василий Ямада впал в долги, оттого что его семейство переболело, да и не раз дети болели, больше за ним дурного нет. Пошлется завтра о. Титу 10 ен от меня для Ямада и напи­шется, чтобы он убедил христиан Карасуяма выкупить своего катихиза­тора из долгов — для них он трудится, должны и они промышлять о нем.

Ноября 1895. Суббота

Милые вы, мои японцы, и добро-то нужно делать вам с опаской, чтобы оно не испортило вас! (Или уж это и везде так?) Учился здесь в Катихизаторской школе, до выпуска нынешнего года, юноша Петр Ки- симото; казался он мне особенно бедным, и потому я справлял ему иногда платье, не в пример другим. Теперь он на службе — катихизатором в Готемба, и оттуда тоже просит платье, да, кроме того, и часов. Строго написано ему, чтобы довольствовался получаемым жалованьем, как и другие,— из него справлял себе платье, выэкономив, коли хочет, и часы; еще, чтобы больше занимался своим служебным делом и писал сюда о церковных делах, чего ныне не делает.

Был Кавасаки Сабуро (прежнее имя Китамура), главный редактор «Циувоо-Симбун», приверженец сюза Японии с Россией; просил пред­ставить его нашему Посланнику; я обещался сделать это. Он один из способных писателей в Японии; уже несколько исторических книг издал. В последнее время целый год путешествовал по Корее и Манчжу­рии и оттуда писал корреспонденции. Несколько лет тому назад издавал журнал с названием по-русски «Столп империи», потом газету, которую часто запрещали за слишком вольные мысли; учился и по-русски, только жаль — не доучился до понимания русской книги или газеты; сегодня возвратил мне занятий у диакона Сергия Судзуки миссийский русско-ки­тайский словарь, совсем истрепанный; аглицкую газету понимает. Сове­товал я ему сегодня сделать путешествие по Америке и Европе; зараба­тывает он, в месяц, кистью 200 ен, значит, легко может скопить на вояж, а он расширит его кругозор. Мне кажется, это одна из будущих значи­тельных величин Японии; от роду ему всего тридцать лет.

Сегодня японский гражданский праздник, и потому классов не было, перевода у меня с Накаем тоже не было.

За всенощной было несколько офицеров с наших военных судов.

Ноября 1895. Воскресенье

После обедни была Софья Накагава, из Сендая; приехала повидаться с сыном, молодым гвардейским офицером, Николаем, только что вер­нувшимся с Формозы. Встретила его здоровым и невредимым и припи­сывает это милости Божией; говорила, что все время просила о. Петра Сасагава за проскомидией вынимать частицу о здравии его; молились и другие с нею о нем. Он участвовал во многих битвах; сабля зазубрена от ударов по врагам; пальто обагрено вражьей кровию. Все время на груди носил икону, которую его благословила мать; был и болен от местного климата. Юноша этот родился тогда, когда отец его, Петр, в 1872 году, жил у меня здесь, на Суругадае, учась вере; как теперь вижу счастливую улыбку отца, пришедшего поделиться со мною своей радостию. И вот уж сын боевой офицер! Течет время!

В два часа пришел жандарм, Дмитрий по имени, родом из Наканиеда, отправляющийся послезавтра на Формозу. Был он солдатом и вынес весь поход в Китай, в северной армии, участвуя во многих сражениях; вернувшись, пожелал служить в жандармах (кемпей), почему поступил здесь в приготовительную к сей службе школу, правила которой не поз­волили ему отлучиться сегодня утром для того, чтобы помолиться за литургией, но он готовился к Таинствам, постился и очень просил испо­ведать и приобщить его запасными дарами; я с радостию согласился на это; священников не случилось, ни о. Романа, ни о. Павла Сато, и потому я сам исповедал и приобщил его. Потом (угостив чаем с булкой) снабдил его христианскими книгами и иконками.

Был барон Мадено Коодзи, жаловавшийся, что наши академисты пишут о России дурно в газетах, также что из русских газет дурное об Японии переводят и печатают, особенно Кониси этим отличается Про­сил остановить их. Но как? Им говорено было — каждому, пред отправ­лением в Академии, что они назначаются, между прочим, и на сближе­ние их Отечества с Россией; пусть-де потом говорят и пишут в Японии о России и наоборот, да пусть в России на задние дворы не заходят и грязи оттуда не вывозят в Японию. Если они все-таки нагрузились грязью, то как сделаешь, чтобы не пачкали и не воняли?!

Ноября 1895. Понедельник

Был методистский бишоп, американец Hendrik в сопровождении Rev. Loomis, моего знакомого. В белом галстуке, с умными глазами и живыми движениями; рассказал я ему о нас здесь все, что он пожелал знать, и даже снабдил книжкою протоколов нынешнего Собора, но в Собор и на колокольню не повел, чтобы не застудить не совсем попра­вившегося горла,— одни досмотрели, что хотели.

О. Иоанн Оно, состоящий в Нагоя, был; направляется, согласно ис­прошенному наперед дозволению, в Сендай, к себе на родину по домаш­ним делам.

О Церкви в Нагоя говорит, что прежние христиане держат веру, ходят в Церковь, новых не является; проповедь совсем упала.

Ноября 1895. Вторник

Новые академисты — Емилиан Хигуци и Марк Сайкайси погостили в своих домах, вернулись и теперь готовы к службе; поэтому сегодня учи­теля (академисты) сделали новое распределение уроков в Семинарии и Катихизаторекой школе; о. Сергий Глебов от преподавания уволен, ибо скоро отправляется в отпуск в Россию, а приехавшим даны уроки; всем им — академистам — пришлось по двенадцать уроков в неделю (всех их семь человек). Кроме того, они издают «Синкай».

В двенадцать часов мы все вместе пообедали; о. Роман, нынешний (весьма слабый) инспектор Семинарии, участвовал с нами в трапезе, но ему должно было быть очень скучно, ибо разговор все время шел по-русски.

Пред обедом, встретившись с Даниилом Кониси, я говорил ему, чтобы не писал дурно о России и из русских газет не переводил дурное о Японии — ропщут-де на это сами же японцы, желающие добрых отноше­ний к России; заверил Кониси, что он совершенно не причастен этому греху.

Ноября 1895. Среда

Утром отослал доктору Оказаки гонорар за его визиты: 20 ен, был он у меня одиннадцать раз; за лекарство заплачено особо. От болезни, наконец, избавился — слава Богу!

После обеда секретарь Нумабе и его помощник Фудзисава сдавали, как всегда в это время, деньги, вырученные за год с продажи по Церквам крестиков, икон, церковных свечей и прочих церковных предметов, а также книг, печатаемых Миссиею: всего ныне выручено: 318 ен 40 сен. А расходов-то сколько было! Суждено ли когда-либо покрыться расходу приходом?

По сегодняшней «Japan Daily Mail» синтуистских кумирен в Японии 193 476, синтуистских жрецов (синкван) 14 766 (то есть по тридцать кумерен на жреца, ибо служба в каждой из них должна совершаться раз или два в год). Буддистских кумирен: 108 000, а бонз 55 000. Вот какая вражеская армия перед нами!

Ноября 1895. Четверг

О. Симеон Мии из Хиросима пишет, что он был в Мацуе, исследовал, что там наделал Лука Кадзима, прежний катизихатор. Оказывается, сле­дующее: удерживал он у себя, на свои расходы, квартирные деньги, 3 ены ежемесячно, посылаемые отсюда; до сорока ен он задолжал таким образом домохозяину. Этот вышел, наконец, из терпения, высе­лил Луку с семейством в дом, где устроена, во втором этаже, молельня, и отдал его прежнее помещение, домик, выходящий на озеро, под ресто­ран, заключив условие с рестораном на два года. Чрез это молитвенный дом сделался совершенно несоответствующим своему назначению. По­меститься там катихизатору есть где, но проход к ресторану, лежащий чрез навес молитвенного дома, и самое соседство ресторана, откуда, особенно по воскресеньям и по вечерам, раздаются возгласы гуляющих, песни и музыка арфисток, делают неудобными и проповеднические, и молитвенные собрания: это обстоятельство и привело в уныние тепе­решнего катихизатора Петра Такемото. О. Мии пишет, что если бы он явил настолько мужества и терпения, насколько обнаружил в минувшую Китайскую войну, то мог бы проповедывать и в Мацуе, но при его упадке духа и к тому еще катихизаторская неопытность находит лучшим дозво­лить ему, как он сам желает, отправиться на проповедь в Ивакуни, в Ямагу- ци кен; Мацуе же на время поручить соседнему катихизатору Николаю Такаги (в Ионако). Просит о. Мии простить вину Луки Кадзима; из-за бедности-де провинился, как ныне раскаивается плачем; шесть человек детей и отец больной, а содержание всего 13 ^/2 ен едва на рис хватает (местная же Церковь, должно быть, не помогала, или мало очень). В Хи­росима ныне он любим и полезен, а христиане там помогают ему в содержании. Конечно, нужно будет простить да еще и послать на руки о. Мии помощь для Луки. Прямо нельзя; Лука, при своей глупости, мо­жет принять за поощрение и вперед к подобным поступкам.

Ноября 1895. Пятница

Стефан Тадзима, из Тоёхаси, оправдывается, что он только девять раз ходил рыбу удить (как будто в этом дело!), но что у него ныне есть слушатели, из коих шесть надежные. Послано его письмо о. Матфею Кагета, чтобы он наблюдал за отношением Тадзима к слушателям. Стя­жать их нетрудно: желающие слушать христианское учение везде най­дутся, но трудно довести их до крещения — для этого требуется усердие и постоянство катихизатора.

Николай Такаги, из Ионако, пишет длиннейшее письмо, в котором наиболее интересное то, что крестился там сын местного богача и зиж­дутся на сем надежды на дальнейшее развитие Церкви. Дай Бог! Но только опыт показал, что крещение молодых богачей почти никогда не сопровождается ожидаемыми результатами: богатство слишком искуси­тельно, чтобы обладающий им долго воздерживался от возникавших в молодом человеке всевозможных похотей.

Ноября 1895. Суббота

В чахлом журнальце — орган Епископальной Церкви — «Нициёо- Сооси» (по ихнему варварскому произношению «Ничиёо-Соши») кри­тика на антикритику Петра Исикава касательно их отзыва и писанья по поводу выхода нашего Служебника (Хоодзикёо); опять о призывании Святых: «В Священном Писании и в Писаньях Отцев первых трех веков нет-де и следов сего; выдумка это — Отцев четвертого века: Василия, Григория Нисского, Златоуста». Что ж, Исикава и опять может отпо­ведь дать, но уже посильнее, чтобы не задевали.

Поляновский приезжал пообедать. Юноша двадцати четырех лет не приходит, а приезжает в кабриолете, с кучером, а жалуется еще, что экономию не может наблюдать,— а отец велел это; жалуется еще на многое другое, и мне кажется, что все только болтовня, а я думал было, что он очень серьезен для дипломатической службы и звал его в мисси­онеры. Выходит: «не ву па», как бывало осаживал меня доброй памяти И. А. Гошкевич.