Тезоименитство Государя Императора

Я по болезни не мог отправиться в Посольство для служения молеб­на, а поехал для этого Преосвященный Сергий. Я же письмом поздравил посла Николая Андреевича с тезоименитством нашего возлюбленного Государя и с его собственными именинами.

Ко всенощной сегодня тоже еще не мог идти; идти бы — плевательницу надо ставить в алтарь, что гадко.

Декабря 1908. Воскресенье

К обедне еще не мог идти.

После обедни обрадовал приходом старик-христианин Иосиф из Дзикемаци в Циукоку, в доме которого я останавливался 27 лет тому назад при обозрении Церквей, и где Роман Циба — моі^причетник — упал со второго этажа без всякого повреждения, по милости Божией. Иосиф научен был христианству Павлом Накаи, который тогда служил катихизатором.

Петр Исикава прибежал в волнении жаловаться на Савву Хорие. Показывал Исикава пожалованные Императором сакацуки собранным для того членам Общества «Ианквай», и возник вопрос, где хранить их. Хорие потребовал, чтоб они хранились в Айайся, в ветхом домике при Женской школе, так как там висела вывеска «Ианквай». Исикава стал возражать, что это не место для императорского подарка — сакацуки должны храниться в ризнице. Хорие рассердился, дрожа и волнуясь настаивал на своем; все прочие члены общества молча слушали препи­рательство. Таким образом, императорский подарок послужил к раздо­ру и брани. Я позвал о. Петра Кано и сказал ему, чтоб Хорие уступил. Но сакацуки унесли в Айайся.

Из Уцуномия пишут, что катихизатор Стефан Тадзима ушел куда-то по своим делам, и жалуются на негодность его для службы. Давно уже и я того мнения и потому, пользуясь сим случаем, написал к о. Титу Комацу, что выключаю его из числа катихизаторов — пусть объявит об этом ему и христианам в Уцуномия.

Михей Накамура, как я и опасался, из Владивостока просит у меня свидетельства на русском, что он кончил курс Семинарии и пять лет служил катихизатором. Я послал ему свидетельство, что он «был в числе катихизаторов 4 года (ибо кончил курс в 1904 году) и оставил службу по собственному делу», и написал, что «Семинарское свидетельство дано ему на японском — может сам перевести всякому, и в моем тексте на русском нет надобности». На моем свидетельстве думает, конечно, ез­дить по России и доехать, кажется, до Питера и заехать в Академию, как было с Гордием Сина, этим негодяем, поносящим ныне Россию и позо­рящим Академию. По бездарности Михей — тот же Гордий, по нахальст­ву — он же, хотя, кажется, не такой низкий душою, как Гордий.

Декабря 1908. Понедельник

Утром написал к Архиепископу Платону в Америку, что, с разреше­ния обер-прокурора Святейшего Синода, из оставшихся здесь после военнопленных богослужебных книг (сохранившихся в новом виде, так как поздно присланы были из Хозяйственного Управления при Святей­шем Синоде, с условием — возвратить их в Синодальную типографию, если останутся свежими) имею выслать ему для новоустрояемых амери­канских Церквей по 7 экземпляров Напрестольного Евангелия, Апостола, Следованной Псалтири, Обихода, Ирмология и канонника.

Едва кончил это письмо, как с поспешностью входит Преосвящен­ный Сергий, бывший с утра на экзамене в Семинарии по Евангелию, с двумя номерами газеты «Россия», полученными там же, в Семинарии, от Д. М. Позднеева, и взволнованный говорит:

— Нужно сейчас послать телеграмму в газету «Россия», что написанное Горячковской в ней о русских учениках в Семинарии — неправда.

— Что бы ни было написано, но телеграммой опровергать статью не по средствам Миссии,— говорю я.

— Пусть будет телеграмма на мой счет.

— И вам тратиться не к чему. Оставьте газету; я прочитаю и посмот­рю, что надо сделать.

В 920 номере, 20 ноября 1908, на первой странице статья, подписанная «М. Горячковская», под заглавием: «Русские мальчики в Православной Японской Миссии». В статье, действительно, ни слова правды; «мальчи­ков было 34, из них 23 исключены; японцы притесняют их. Японцы сносили Миссию только потому, что она доставляла им знатоков русско­го языка, но ныне встревожились тем, что она стала обучать русских японскому языку и прочее. Миссия дает каждому православному японцу в месяц от 8 до 10 ен; а так как в последнее время содержание Миссии из России уменьшили, то разом 5000 человек отпало от Православия». Словом, сплошная выдумка, поражающая изумлением. В следующем но­мере газеты, 21, ноября, Лев Александрович Тихомиров защитил Мис­сию, нашедши сообщения Горячковской невероятными или маловеро­ятными, но в конце своей статьи сказал: «для русской публики было бы желательно получить возможно более подробные данные о Токийском инциденте». Под «инцидентом», очевидно, разумеет гонение на русских мальчиков; значит, и он отчасти верит гонению. Вызов доброго друга Миссии Льва Александровича и побудил меня написать опровержение выдумок Горячковской.

Остальная часть дня (по ознакомлении со статьями «России») занята была чтением корректуры Ирмология.

Декабря 1908. Вторник

С документами под рукою писал правду о русских мальчиках в Семи­нарии для газеты «Россия»; опровергнул и другие неправды из статьи Горячковской.

Декабря 1908. Среда

О. Феодор Мидзуно рассказал о путешествии по своим Церквам в Симооса и, между прочим, о том, что христиане составили план вновь позвать туда Преосвященного Сергия, на этот раз для освящения цер­ковного дома в Асахимаци. С Преосвященным Сергием он об этом уже говорил, и Преосвященный Сергий изъявил готовность исполнить их желание. Я со своей стороны вполне одобрил предприятие.

Декабря 1908. Четверг

Посол Николай Андреевич Малевский с дочерью и ее гувернанткой были и на экзамене в Семинарии и Женской школе. Но какая досадная неловкость вышла! Он прежде известил меня, что будет здесь в 10 часов, желая направить его прямо в Семинарию (не ко мне), сказал секретарю Давиду телефонировать в Посольство, чтоб доложили послу, что я «в 10 ча­сов буду ожидать его в Семинарии». В Посольстве же ошиблись и доло­жили послу, что я в «11 часов буду ожидать его». Без четверти в 10 часов я отправился в Семинарию, и с половины 11-го мы, тщетно прождавши его, стали экзаменовать русских мальчиков по японскому языку — на какой экзамен именно хотел посол приехать; думали, что посла неожи­данно что-нибудь задержало дома. Но минута в минуту в 11 часов посол подъезжает к Семинарии, заехавши предварительно ко мне. Недоразу­мение объяснилось, но мне было совестно, что отчасти по моей вине произошла ошибка — не следовало телефонировать. Жаль было и поте­ри времени, дорогого для экзамена; посол уже не мог спросить всех мальчиков, а выслушал только по два из трех групп, похвалив их пре­красные ответы. Без 20 минут 12 часов мы перешли в Женскую школу, и здесь по Закону Божию испытаны были из самого старшего класса три воспитанницы, без остановки протолковывавшие по несколько стихов из Евангелия, и — самого младшего — несколько девочек, пребойко рас­сказавшие из Ветхозаветной Истории. Посол и особенно его дочь и гувернантка, видимо, с интересом слушали, и посол очень похвалил отвечавших. Затем смотрели экзаменационное писание, рукоделье, рисунки — все, видимо, понравилось гостям, и вызывало их похвалы. Уже было за 12 часов, и я думал, что посол уедет; между тем послышалось внизу приготовление к последнему экзамену, по гимнастике, и я обра­тил внимание посла на это, предложив взглянуть хоть немного. Но, сверх ожидания, посол и особенно его дочь — четырнадцатилетняя де­вица, между своими уроками имеющая также классы гимнастики,— и гувернантка до того заинтересовались гимнастикой наших девочек, все группы которых преотчетливо проделывали ее, что просидели весь эк­замен и уехали домой уже в час пополудни.

О. Петр Кано возвратился из Цицибу и рассказал, что Стефан Кавада решительно никакой причины не имел оскорбить своим грубым письмом о. Иоанна Оно, а сделал это «необдуманно и по отчаянию, что беден, в долгах, придется уходить куда-нибудь в другое место» — словом, по рас­строенному расположению духа; обещался Кавада написать о. Иоанну извинительное письмо. Из христиан Цицибу никто не знал об этой грубости Кавада и никто не участвовал в ней. Я сказал о. Петру, чтоб он все это написал о. Иоанну Оно для успокоения его.

Декабря 1908. Пятница

Утром приходит о. Сергий Судзуки, служащий в Оосака, и извиняет­ся, что без спроса, по семейным делам, отлучился с места службы. Я сде­лал ему выговор и заказал вперед не делать этого, иначе и у него катихи­заторы будут без спроса уходить с своих мест, и так далее. Оказалось, однако, и другая причина посещения о. Сергия. Брат его отказывается содержать мать и предоставляет это о. Сергию. Поэтому о. Сергий просит прибавить ему содержания. В этом я положительно отказал. Получает от Миссии высшее священническое содержание 35 ен в месяц; да живет в Оосака, где христиан много и есть между ними состоятельные. Обе­щал я написать христианам Оосака, чтобы они помогали своему священ­нику в содержании его с семейством; написать и в другую состоятельную Церковь — в Вакаяма — о том же. Христианам в Оосака сегодня же и послано весьма обстоятельное письмо.

В Женской школе в 2 часа был акт: прочитали списки, составленные по успехам за треть и по последнему экзамену. Я поздравил всех с окон­чанием годового труда, похвалил прилежание и успехи учениц и побла­годарил наставниц. На кваси в этот раз не дается.

Сегодня в последний раз был врач Оказаки, лечащий меня от инфлю­энцы, от которой я почти совсем избавился.

В 9 часов был акт в Семинарии, где ныне в 7-м классе 11, в 4-м 24, в 1-м 19, всего 54 ученика и русских 16 — всего 70 человек. Прочитали списки. Я тоже похвалил успехи учеников, поблагодарил наставников, после чего последние отправились пить чай; я попросил Преосвященного Сергия сделать им компанию, сам же отправился домой читать листы отпечатанного Ирмология с Накаем, какой работы сегодня было осо­бенно много.

Декабря 1908. Воскресенье

После болезни в первый раз был вчера за всенощной, сегодня за Литургией. Служил Преосвященный Сергий с четырьмя иереями.

Из Церкви И. А. Сенума привел ко мне русскую, в последнее время проживающую в Токио, по имени Катерину Леопольдовну, продукт рус­ского расстройства последнего времени. Она — жена железнодорожно­го чиновника, но ушла от него, потому что он неверен ей; ушла с тем, чтоб утопиться, но не утопилась из-за сына, 14-летнего гимназиста, ко­торого увела с собой; поехала с ним в Америку, чтоб он там воспитался и научился какому-нибудь практическому делу; но в Сан-Франциско у сына заболели глаза, что побудило их вернуться и поселиться в Японии. Здесь же она отдала сына в американскую школу и думает сделать его японским подданным. Но во время этого рассказа она то и дело уклоня­лась в сторону и говорила о разном. Например:

— Ныне такое время, что Епископы бросают свой сан и делаются светскими людьми.

— Откуда вы взяли эту нелепость?

— Читала в газетах.

— Ни в каких газетах такой лжи сказать не могут. Ведь если бы случи­лось, что Епископ сбросил свой сан, то об этом все газеты прогремели на весь мир. Но об этом ни слуху, ни духу.

— А сколько священников бросают священничество! Вот парижский наш священник скинул сан и перешел в католичество.

— Это откуда?

— Из газет вычитала.

— Да нет таких газет, которые бы напечатали эту ложь.

Но Катерина Леопольдовна стоит на своем.

Убеждал я ее одуматься и вернуться к мужу, а сыну возвратить отца- великодушно простить грех мужа, а сына пожалеть и не лишать его счастья знать отца и любить его. Приглашал и еще приходить ко мне, чтобы говорить о сем. Быть может, Господь поможет урезонить ее.

По уходе ее, еще русский человек пришел, по-видимому, благочести­вый, усердно молившийся вчера за всенощной и сегодня за Литургией, Александр Дмитриевич Аксенов, коммерсант, живущий уже 4 месяца в Кобе и имеющий там дела по предмету ситцев. При нем сын Евгений, лет семи. Вошедши ко мне, он сказал:

— Мне хотелось бы поговорить с вами.

— Я готов слушать.

— При сыне я не могу,— Выслал сына за дверь, сел на диван и стал плакать. Долго я ждал, пока он успокоился. Говорит:

— Я дал клятву пред Богом отдать сына своего на служение Богу.

— Сын ваш большой?

— Двух лет.

— Вы могли дать только условную клятву: «если он будет расположен к этому служению». Без этого условия ваша клятва не может быть угодна Богу и не будет принята им.

— Как мне воспитать этого сына?

— Учите его с этого возраста молитве и благочестию.

— Я думаю жить в Японии. В каких заведениях воспитывать его?

— Когда войдет в школьный возраст, посылайте там, в Кобе, в япон­скую начальную школу — худому не научат, хотя религиозного обучения там нет; но религии вы сами будете учить. Когда же достигнет 13-14лет, определите в здешнюю Семинарию, где воспитываются именно на слу­жение Богу.

По-видимому, успокоенный ушел от меня.

По уходе его, пришел катихизатор Исаия Мидзусима с группою хрис­тиан, представителей прихода о. Симеона Юкава. Принесли наперстный крест, стоимостью в 100 ен, сделанный христианами прихода о. Симео­на, как знак их любви к нему и благодарности за доброе его служение, и просили возложить этот крест на о. Симеона. Я сказал, что с радостию это сделаю в следующее же служение; пусть будет поднесен крест мне во время «малого выхода», и я возложу его на грудь о. Симеона.

О. Иоанн Оно из Такахаси на днях писал мне, что его «христиане и христианки придумали погреть вас в это холодное время и сшили фла­нелевый матрац с чистою ватою внутри и шелковую подушку с шелко­вою ватою внутри, скоро пошлют это и просят принять». Сегодня и получен ящик с этими вещами от христиан Такасаки, Акиаки и Тасино. Матрац превосходный, и я им воспользуюсь. Подушку же, такую велико­лепную, отдал в Собор для епископской кафедры. Христиан поблагодарю письмом.

О. Фома Маки пишет, что в Такамацу попросили проповедника. Он послал туда Асано, который больше месяца пробыл там, и огласил док­тора Красного Креста и несколько сиделок.

Так как они попросили крещения, то о. Фома посетил Такамацу; по испытании, доктор и одна сиделка оказались достаточно уразумевшими вероучение, почему он преподал им таинство крещения; прочие служав- шие еще недостаточно подготовлены.

Декабря 1908. Понедельник

Согласно разрешению обер-прокурора Святейшего Синода, послал Архиепископу Евсевию, во Владивосток, для новоустрояемых Церквей у переселенцев, из книг, оставшихся после военнопленных (которые должно было возвратить в Синодальную типографию) по 15 экземпляров: Напрестольного Евангелия, Апостола, Следованной Псалтири, Ирмо- логия, Нотного Обихода и Каноника. Послал еще 258 книг Четверо­евангелия, напечатанного здесь для военнопленных, для раздачи пере­селенцам или воинам, и некоторые другие книги. Уложенное в 6 ящиков, все это сегодня сдано пересылочной компании.

Декабря 1908. Вторник

Ирмологий отпечатан, и почти без ошибок. Сегодня мы с Накаем кончили проверочное чтение отпечатанного. Всего оттиснуто 500 эк­земпляров; стоит печать и бумага 437 ен 98 сен.

Декабря 1908. Среда

Целый день занят был переводом расписок для Отчета.

Ученики и ученицы вчера и сегодня исповедались, по обычаю, и это введенный ими самими обычай, без пробуждения с моей стороны,— по окончании экзаменов перед Новым Годом поисповедаться и приобщиться.

С 6-ти часов была всенощная, очень стройно пропетая на клиросе старшими учениками, потом предпричастный канон и вечерние молитвы.

Декабря 1908. Четверг

С 7 часов предпричастное Правило и потом Литургия, за которой причастились все ученики и ученицы. Пели, как и вчера, старшие учени­ки на клиросе. Служил Литургию о. Роман Циба.

В полдень приехали ко мне дочь посла, Евгения Николаевна, и ее гувернантка, Надежда Владимировна Муханова, сказать, что посол же­лает сделать Ёлку нашим учащимся. Я был приготовлен к этому расска­зом Д. К. Львовского, что посол на днях спрашивал у него о том, как Бахметевы устраивали у нас Ёлку, и потому на вопросы приехавших: сколько у нас в Семинарии и Женской школе? Когда быть Ёлке? Что хорошо в подарки? и прочие — ответил ясно и обстоятельно, с чем они и уехали.

Всенощную пропели старшие ученицы, стоя на клиросе, и пропели так, что лучшего желать нельзя. Я похвалил их по окончании.