Апреля /11 мая 1893. Четверг.

Коорияма. Мориока

В седьмом часу утра в Коорияма мы с о. Борисом пришли в церков­ный дом и отслужили обедницу и литию по здешним умершим. Поют очень хорошо, ибо Церковь уже старая, и есть здесь из Певческой школы Моисей Куриякава, а ныне здесь еще Вера Сукава, воспитывавшаяся в Женской школе; «Христос воскресе» — значительно переиначено в напеве, и очень мне понравилось,— и этой песне придан какой-то ми­норный, печальный тон, свойственный японскому пению. Было поуче­ние. По метрике здесь 85 крещеных; из них ныне в других местах 33, умерли 11, в католичество ушли 10, охладели 3; налицо всего 28.

На богослужение собираются по субботам человек 15-20, по воскре­сеньям человек 4-5. Новых слушателей ныне 3.

У женщин есть собрание в первое и третье воскресенье вечером в каждом месяце; приходят женщин 6-7; говорят сами приготовленное заранее; говорит и катихизатор Илья Накахара. У мужчин нет никаких собраний. Я убеждал и их завести «коогиквай», а христианкам советовал самим только говорить на собраниях, катихизатор пусть только помога­ет им хорошенько приготовиться.

Жертвуют на Церковь ежемесячно сен 90; бывают и экстренные пожертвования, всего в год обыкновенно собирается и расходуется ен 20. Расходуется на свечи, ладан, на праздники, по случаю приезда священ­ника, на помощь бедным.

Молитвенная комната и квартира катихизатора помещаются здесь в доме кузнеца Гавриила Райкубо (жена Ирина, сын Марк, в Певческой школе). В прежние годы для сего сделана пристройка к дому, где ныне молитвенная комната; издержано тогда на это 60 ен. Ныне христиане вновь предпринимают построечное дело: хотят сделать отдельный вход в молитвенное место и к катихизатору, ибо ныне вход чрез кузницу и кухню. Собрали братья для сего с себя 29 ен, да остаточных от обычных приходо-расходов накопилось 7 ен — итого 36 ен; нужно же на передел­ки до 40 ен; я прибавил от себя 5 ен, от имени о. Бориса 2, да за роскош­ный обед, которым угостили братия потом, 3 ен; значит, молитвенное место примет у них более приличный вид и снаружи; внутри же оно и ныне хорошо — содержится чисто.

От Коорияма в двух ри, в селении Симомацумото есть христианский дом Даниила Сукава, бывшего коллектора растений у нашего ботаника Максимовича (Чоноске); оттуда же родом мой слуга и вместе звонарь при Соборе Андрей Сукава, семья которого, впрочем, еще в язычестве.

После богослужения и чая пошли посетить дома христиан. Отсюда родом, между прочим, катихизатор Тимон Хисикава. У него в доме отец, шестидесяти семи лет, старший брат с женой и тремя детьми; старший брат служит в полицейском ведомстве в Мориока и тем помогает семье содержаться; все христиане в доме, кроме отца; этот на мой вопрос прямо заявил, что «христианского учения не знает», а затем сколько я ни толковал с ним, на все отвечает «ха!» и улыбается самою простодуш­ною улыбкою,— больше ничего не мог добиться.— В другом доме при­шлось познакомиться с еще более странным существом,— навстречу поднимает христианка слепца — старца лет за шестьдесят, кланяется он, ласково приветствует, я сажусь около него и также ласково советую поскорее узнать истинного Бога и вступить на путь спасения; «Я не хочу слушать христианское учение»,— мягко, но твердо отрезал он — «Отче­го же!» — «Я монто»,— говорит.— «Но кому же вы молитесь в Монто? Сами не знаете, ведь там нет никакого живого существа, которое бы слышало вас».— «Я конфуцианец»,—перепрыгнул он.— «Но чем же это помешает вам слушать и принять христианское учение; уважайте себе Конфуция, а молитесь истинному Богу».— «Не хочу и не буду»! — «Но вы позволили вашим детям принять христианство, стало быть находите его достойным принятия, отчего же сами не принимаете?» — «Вера — дело свободы, пусть они принимают, если хотят, я не хочу».— «Это очень опасно для вас,— вы душу свою погубите».— «Пусть так; все же христиан­ского учения слушать не буду».— И вот — таковы все конфуцианисты,— эти горячие книжники с закаменевшими сердцами! — И третий старик — еще в одном доме — тоже утомил,— это отец Моисея Куриякава, мать его христианка, хотя плохая; отец язычник. Говорю: «Узнайте христианст­во»,— «Не буду»,— отвечает.— «Погибнете»,— говорю.— «Ладно, пусть погибну»,— отвечает,— «В ад-то разве хотите?» — Спрашиваю,— «Хочу в ад»,— отрезал. Что будешь с такими делать. Старался он потом смягчить свои ответы: «Некогда-де, на семью работаю, семья большая» — но тут- то бы именно и было ему утешением Христово учение... Трех стариков в трех христианских домах пришлось сегодня встретить — столь близ­ких к Христу и вместе столь отдаленных от Него.

Отсюда же родом кончающий ныне курс в Причетнической школе Павел Оонума; но родных его нет никого здесь, у него живы отец и мать; только отец ныне в разводе с женой, матерью Павла; да и была эта жена не законная, а наложница; ныне отец Павла прогнал сию наложницу и взял обратно к себе свою законную жену; и прогнал, говорят, потому, что мать Павла дурно ведет себя; все это делает сына до того несчаст­ным, что, говорят, он без слез и содрогания не может слышать и гово­рить о родителях; отец и мать еще язычники.

10 человек здесь ушло в католичество; катихизатор Илья Накахора говорит, что это все люди дурного поведения и бедные; например, один был каторжник, по принятии православия исправился, потом опять пустился играть, проигрался до последней крайности, к христианам совестно было явиться на глаза, он и отправился к католикам,— от них, кстати, на бедность и помощь получил; семейство свое тоже перетащил туда, а семейство-де тоже все каторжное. Не верится наполовину всему этому. Просто Илья — слаб и не старателен, как катихизатор; католики же жадны и хищны, как волки, а ренегат, кстати, не знал хорошенько православного учения и не мог отразить нападений, да, верно, было нечто и из того, что говорит Накахора.

Еще: утопилась эта женщина от бедности и вместе от дурного поведе­ния мужа; катихизатор же на нее, бедную, сваливает вину — сама-де дурна была, а не нашелся утешить христианским учением бедную стра­далицу и позаботиться о материальной помощи ей. От утопленницы осталось две дочери, старшую уже чернят — зазорного поведения, а не постараются пристроить ее. Обо всем этом я говорил наедине Илье Накахора и о. Борису,— не знаю, послужит ли это к устранению таких прискорбных фактов.

Вернувшись после посещения 7 домов, из которых в одном — полуша­лаше, нашли едва двигающих ноги одиноких старика и старуху, находя­щихся в опасности всякий день умереть от голоду, с глубокою скорбью в душе мы нашли тем не менее прероскошный обед на столе, приготовленный на провизию, доставленную всеми братьями, Ириною Райкубо так ис­кусно, как хоть бы и любому повару; совестно и тяжело было сесть за эту трапезу после виденной бедности. Впрочем, собственно бедны только те старики, да дочери утопленницы (о которых не имеется и кому поза­ботиться, кроме катихизатора, они родные дому Хисикава) — все другие братья живут не богато, но и не бедно; Никанор же Тода и довольно богат; таков еще начальник полиции здесь, наш христианин.

Кончивши обед и простившись с братьями, мы поспешили на стан­цию железной дороги, чтобы в первом часу отправиться дальше, в Мо- риока. куда чрез полчаса и прибыли. Слышали еще в Коорияма, что старик дьякон Иоанн Сайкайси захворал, лежит, но тут, при входе в церковный дом, вдруг и показывается он в толпе христиан и христианок в своем новом стихаре с орарем, худой и бледный, как смерть,— не выдержал, чтобы не исполнить свой долг, перемогая, встал с одра, кото­рый чуть ли не будет для него смертным,— жаль очень стало бедного старика, и я его отослал поскорее в постель. С наполнившею Церковь братиею отслужили часы, причем большой хор певчих пел довольно исправно. После поучения и благословения всех, отправились в комна­ту, чтобы там рассмотреть метрику; здесь опять появился Сайкайси и вместе с метрикой подал лист, на котором в коротком извлечении были все нужные мне сведения.

По метрике крещеных здесь: 412. Из них: 63 умерло, 71 охладело или совсем ушло из Церкви,— один, например, сделался даже бонзой. Оста­лось 275, да из других Церквей здесь есть 43 (мужчин 23, женщин 20), итого: 318, но из сего числа 97 ныне находятся в других местах; 221 (мужчин 110, женщин 111) составляют настоящую Церковь Мориока, находясь все лично здесь.

К богослужению однако собираются мало: в субботу человек 25, в воскресенье человек 35; женщин всегда в Церкви больше, чем мужчин. Новых слушателей ныне 5.

У женщин есть фудзинквай: собираются человек 15 в первое и третье воскресенье месяца; две, обыкновенно, говорят приготовленное дома — из Священного Писания, Житий Святых иди еще что духовное; говорит потом и катихизатор Павел Нагано. Собрания бывают в церковном доме; по 1 сен вносят пожертвований при сем; так накопилось ныне 5 ен; во время собраний пьют чай общий, который покупается на цер­ковный счет и держится в церковном доме.

У мужчин нет никаких урочных собраний, а существует общество «кёоюуквай» (дружеское общество), в котором участвуют 20 человек; они выписывают складчиной по два экземпляра миссийских изданий «Сейкёо-Симпо» и «Уранисики», сами читают и другим дают. Бывают еще у братии раза четыре в год «риндзи симбокквай» на котором гово­рят и «энзецу».

Здесь — церковный дом на церковной земле, с небольшим огородом, дающим немного дохода для Церкви. Больше никакого недвижимого имущества нет. Церковного же капитала накопилось 13 ен, остаточных от годовых расходов. Жертвуют христиане в месяц ены полторы.

В Церкви во время богослужения о. Борис шепнул мне направить поучение против немиролюбия, ибо есть заводящие вражду, хотящие, например, выжить старика Сайкайси из церковного дома. Я так и сде­лал. Во время поучения иные улыбались, один же «гиюу» — Моисей Ха- сегава ушел из Церкви,— Когда кончено было с метрикой, в комнату вошли четыре «гиюу» с прошением в руках,— Я выслушал. Сущность: «Мориока — очень важное место; инославие напрягает здесь все силы, мы мало действуем; Сайкайси по старости и слабости проповедывать не может; был здесь один катихизатор Павел Нагано, и тому дали еще Ханамаки, так что он в Мориока почти не живет»,— «Так ведь в Мориока нет слушателей?» — «Напротив, слушателей можно найти очень мно­го».—Это было для меня неожиданностью; отец Борис, прося моего разрешения поручить Павлу Нагано Ханамаки, именно представлял мне, что у Нагано в Мориока много свободного времени. Я обратился к си­девшему тут же о. Борису с некоторым укором и уверил гиюу, что если слушатели есть в Мориока, то, конечно, Нагано не должен никуда отлу­чаться, ибо Мориока, действительно, очень важный город. Гиюу стали говорить, что одного катихизатора здесь мало, нужно двух; нужно еще, чтобы о. Борис жил постоянно здесь, а не как теперь — вечно в отлучке по Церквам. Я сказал, что и другой катихизатор здесь будет, если только он нужен, если одному не справиться; пусть они — гиюу — напишут про­шение к Собору и в нем не толкуют много о силах здесь инославных миссионеров,— сих везде по Японии в изобилии рассыпано, точно горо­ху по полу, и нам до них нет никакого дела, а пусть представят, что слушателей в Мориока так много, что одному никак не справиться, что они, гиюу, обещаются всегда доставлять катихизаторам слушателей, тогда Собор, вероятно, назначит двух; я, с своей стороны, буду стараться о том, хотя обещания, что непременно будут назначены два, дать не могу, ибо не хочу стеснять Собор в его действиях. Что касается до о. Бориса, то, действительно, его приход очень велик, следует разделить его на два, тогда о. Борис в год полгода может проводить в Мориока, но нужно найти человека для поставления во иерея; у меня есть в виду один (Симеон Мацубара); не знаю, благословит ли Бог.—Гиюу были удовлетворены обещались в указанном смысле послать прошение Собору; я же принял ныне написанное ими, и они вышли.

Так как оставалось несколько времени до захода солнца, то мы отпра­вились посетить дома гиюу; были у троих,— люди зажиточные; один — молочник, другой — помещик, третий — чиновник. У помещика — Кин- бо — жена в чахотке; молодая, красивая и дышит на ладан — но что за ангельски спокойное лицо и что за блаженная с лица не сходящая улыбка! Только праведницы могут так тихоскромно и блаженно радоваться! И это дает вот людям Христово учение — какой бесценный дар, и что еще нужно больше? А люди так мало ценят его; им бешеная погоня за радо­стями мира сего милее, несмотря на едкую горечь на дне сих радостей! — Я послал блаженной больной Анне икону Богоматери, ибо у них в доме только икона Спасителя.

Вечером, с семи с половиною часов, отслужили вечерню, кончив­шуюся в восемь. Десять минут спустя, началась проповедь для язычников, которых набралось вместе с христианами полная Церковь; христиане предварительно напечатали билетики с оповещением о проповеди; так как нельзя было устроить большую проповедь, ибо для нее нужно было остаться еще на день в Мориока, я же тороплюсь осмотреть Церкви до Собора, то роздано было только 100 билетов, по ним и собирались для проповеди. Продолжалась она два часа, и слушали очень мирно и внима­тельно.

После проповеди убеждал братию учредить «коогиквай» и рассказы­вал, как они ведутся. Обещались. Сестры тоже обещались исправить свой — отныне лучше готовить «кооги» и говорить только самим, без катихизаторской помощи. Во время совещания пожарный колокол, на­чавший звонить поблизости, помешал немало: большая часть братии и сестер торопливо вышли.