На пароходе Тосиюмару и в Оосака

У японцев есть одна пренесносная черта — не погадывать по другим, не уважать прав других. Трое купцов с четвертым — служащим на сем пароходе, играли в глупейшую игру «го-о-уцу-кото» до второго часа ночи и хохотали во все горло при каждом удачном или неудачном ходе, то есть каждую минуту; и откуда у них смех брался! Как ни хотелось спать, но нельзя было заснуть ни минуты; о. Оно страдал от такой же бессонни­цы; вероятно, соседи тоже. И это всегда и везде; никогда японец не стесняется другого в выражении своей натуры; о. Никита рассказывал, что недавно министр земледелия Муцу остановился проездом в Акаси на ночь в гостинице; в соседней комнате ночевали купцы, которые пригла­сили геен!* и кутежом с ними не давали спать решительно никому; Муцу, выведенный из терпения, послал за тайко-моци — прийти с боль­шим барабаном к нему в комнату,— и в аккомпанемент к балалайке и пению геен раздался неумолкающий оглушительный треск барабана, потопивший все звуки: это заставило, наконец, купцов прекратить свою музыку, или перевести место кутежа в другое пространство.

В четвертом часу ночи пришли в Кобе, так как о. Оно настаивает, чтобы сегодня иметь покой в Оосака, а не пуститься в Вакаяма — «горы- де на пути», то в Оосака и спешить нечего, придем на пароходе, хоть часом или двумя позже, чем было бы по железной дороге; но о. Оно это не нравится — ему хотелось бы для разнообразия на чугунку, я, однако, отложил это хотение, потому что была бы лишняя трата, которую мы с о. Оно не очень стоим.

В третьем часу дня прибыли, наконец, в Оосака на пароходе. Письма из Миссии, от о. Сергия Глебова извещают: 1) что ученики второго курса вышли из школы потому, что еще до жалобы на четырех из шестого курса дали взаимное клятвенное обещание, скрепленное приложением пе­чати из крови, выпущенной из разрезанного пальца (кеппан), непременно

Гейш. настоять на исключении их,— или всем выйти из Семинарии. Я тотчас же написал о. Сергию, чтобы он оставшихся в школе из второго курса исследовал и подписавшихся кровью подверг епитимье — посту на неде­лю (из трех раз в день не есть раз), после чего они должны очиститься покаянием и приобщением Святых Тайн, ибо, принимая крещение, они клятвенно отреклись от языческих обычаев и клятвенно же обещались быть верными Христу,— обе каковые клятвы ныне попраны их мерзкою языческую кровопролитною клятвою — каковое преступление еще боль­ше нарушения 7-й заповеди, если бы оное и было (чего не было); если бы кто из вышедших стал проситься опять в школу, то принять не иначе, как по двухнедельной епитимии и очищении греха покаянием; 2) что New Oriental Bank лопнул, но что Щеглов — поверенный в Делах, непре­менно хочет спасти миссийские деньги, если они есть в нем, и спраши­вает,— Щеглов — сколько там лежит; я ответил, что около полутора тысяч и что готов немедля вернуться в Токио, если для спасения миссий- ской суммы необходимо мое там присутствие.

5 / 17 июня 1892. Пятница.

Вакаяма

В шесть часов утра мы с о. Оно выехали из Оосака и в четыре вечера были в Вакаяма; отличная погода способствовала скорому переходу 18 ри. Катихизатор Фома Танака и несколько христиан встретили на берегу Кинокава, за 1 'Дриот города; в церковном доме ждало еще больше братий и сестер. Отслужена лития и сказано приветствие, после чего по метрике исследована Церковь. Крещеных всего: 235, но из них только 76 ныне бывают в Церкви; прочие число разошлось по следующим статьям: переселилось в другие места 53, умерло 42, в католики совращено 35, в протестантство двое, в буддизм вернулось двое, охладело 14, неизвестно где находятся 11. Из 76 оставшихся христиан к богослужению собира­ются в субботу 17-25, в воскресенье 11-15; поют человек семь, но ужасно спешат; поют, впрочем, недурно; Фома читает также спешно; замечено, чтобы то и другое было исправлено. Сицудзи два: Иоанн Каваци и Мат­фей Киносита. В месяц собирается денег с христиан 1 ена 25 сен. Здесь куплена церковная земля — 50 цубо (за 47 ¹ /2 ен) — и на ней построен церковный дом (за 222 ены 23 сен); — всего за 269 ен 73 сен, из каковых 100 ен — пожертвование мною в 1882 году. Дом построен пять лет тому назад (Мейдзи 20 года). Церковный дом снабжен из Миссии священни­ческими облачением и стихарем и всею утварью для совершения литургий.

У катихизатора ныне проповедь в городе в трех местах и десять надежных слушателей, кроме того, каждое воскресенье вечером бывает

«Не прелюбодействуй». для проповеди в Кимиитера, 1 '/^ ри от Вакаяма, где четыре дома хрис­тиан и несколько новых слушателей.

Было заведено здесь ежемесячное женское собрание, но прекрати­лось, ибо очень мало собиралось на него; ныне еженедельно в среду женщины собираются и сами делают для себя «кооги»,— говорит им катихизатор; но приходит не более восьми христианок. Христиане так­же имели собрание по воскресеньям вечером, собирались четыре-пять; ныне не производится, ибо катихизатор по воскресеньям вечером бывает в Кимиитера.

Когда разбирали метрику, я до того устал от дороги и от этих беспре­рывных: «охладел», «к католикам ушел», и до того грустно стало, что прекратил на время дело,— говорю: «Устал,— нужно чаю напиться»; под­крепившись и ободрившись, кончил разбор. Потом была вечерня, после — проповедь, немало направленная против католиков, в ободрение бра­тии, до сих пор, по-видимому, гнетимой потерей части своих собратий. Затем беседа о необходимости завести прочные ежемесячные «фудзин- но симбокквай» и «кейтей-но синваквай»; братья и сестры обещались посоветоваться и завтра дать решительное на то согласие.

По окончании церковного дела мы с о. Оно в исходе одиннадцатого часа приведены были для ночлега в гостиницу, ту же самую, где я оста­навливался десять лет тому назад; и ныне, в первом часу ночи, черчу сие в той комнате, где десять лет назад чертил также миссийские заметки.

Июня 1892. Суббота.

Вакаяма

В семь часов утра назначена была обедница и панихида; мы с о. Оно пришли до семи часов, но верующих больше чем до половины восьмого часа ни единой души не было, потом несколько пришло, и в восемь часов начали службу, а вчера еще там упрашивал их собраться помолить­ся вместе, и все бывшие обещались. Неудивительно, что волки расхища­ют это сонное стадо; а и как разбудишь его? Вчера ли я не истощался в поучениях с приезда до одиннадцати ночи! И вот результат! Грустно очень мне стало, и едва осилил я себя, чтобы по окончании богослуже­ния сказать поучение.— Потом посетили девять домов христиан; есть и зажиточные, как Михей, красильщик; Исайя Итабаси — торговец ино­странным товаром (один из первоначальных христиан), но больше — как видно — живущие изо дня в день, а Юра и совсем бедный (уходив­ший к католикам и вернувшийся). Еще христианских домов больше десятка есть, но их не посещали, ибо рубит безустанный дождь, да и нет нужды посещать — все одно и то же, и пользы для Церкви ни на волос.

В пять часов в церковном доме виделся и говорил с призванным для того отступником от православия Акилой Хираи, ушедшим к католикам,— но безнадежен, кажется, сей человек: гордыня сквозит и в наружности, и в каждом слове: «Я-де не как другие люди», «Я-де исследую», и тому подобное,— и это на ясном противоречии Папы Христу, как: Христос: «От Отца исходящаго», а Папа: «Нет, неправда, не от Отца только, а и от Сына», Христос: «Пийте от нея вси», Папа: «Нет, не вси, а только духовные».

С половины седьмого была всенощная, кончившаяся около восьми; с восьми двадцати началась проповедь для язычников; сначала говорил о. Оно о «Служении» — и довольно-таки путал понятия и тексты; я ска­зал начальную язычникам; продолжалось два часа; в одиннадцать часов с лишком проповедь была кончена, язычников было человек 70, должно быть; все время рубил дождь, вероятно, помешавший прийти большему числу; между прочим, на проповеди были два иностранца; американец Miller, учитель здешней гимназии, епископал, и Исак Думай (Dooman), американский епископальный миссионер,— пастор в Нара, посещающий и сию Церковь, за отсутствием Jyng’s, который заведывал ею; Dooman этот родом перс,— был сирийской секты, перешел к епископалам; был несколько раз в России, родина его в Персии, недалеко от Тифлиса; жена его тоже персиянка, и четверо детей у них; так-то у людей отовсюду есть миссионеры — из персов, из жидов — еще русских — (Шершевский — bishop, в Китае), из поляков (Wikoff); у нас только ниоткуда нет. Думай говорит, что у них больше сотни христиан в Нара,— здесь, в Вакаяма, катихизатор ихний, бывший с ним, сказал: «Тоже больше сотни, но много в отлучке, здесь налицо человек 40-50», (кажется, прихвастнул). Думай очень просил к себе в гости, в Нара; едва ли найдется время побыть.

Июня 1892. Воскресенье.

Вакаяма

Сегодня утром также пришлось мне час прождать, с семи до восьми, сбора детей и подростков, которым вчера вечером наказано было со­браться, чтобы слушать окончание вечера начатого рассказа истории Иосифа, сына Иакова.

С девяти часов литургия, и отслужил ее о. Оно довольно исправно, на просфорах, привезенных из Оосака; певчие же — три девочки и две женщины — отлично пропели ее, за что получили от меня потом на конфеты. Проповедь сказана была на литургии «О таинстве Евхарис­тии», с указанием отступления от истинного учения о нем католиков (причащение под одним видом) и протестантов; так как литургия кончи­лась раньше одиннадцати часов, то христиане сели и ждали еще поуче­ния, и сказано было им о необходимости воспитывать христианскую ревность — укорены были они за холодность и спячку, явленные в эти же два дня моего здесь присутствия (заставляют по часам ждать себя к Богослужению, мало приходят в Церковь); в Церкви и сегодня было очень мало — человек не больше двадцати с детьми, даже сицудзи Иоанн Каваци не был; действительно, непробудна спящая Церковь — и будет ли из нее прок когда-либо, Бог весть!

После полудня посещены остальные христианские дома — пять (в другие просили не быть, ибо по одному христианину в доме); дом Тимо­фея Саеки, только что отставленного от катихизаторства за неблагона­дежность,— крайне беден и грязен; циновки могли бы быть чисты, но мать Тимофея держит их в самом грязном виде; отец — слабый старик; детей пятеро, если не больше; сынишка шестнадцати лет слугой в Кен- чёо, и это, кажется, главный источник жизненных средств семьи; жаль бедных — а чем помочь? Помочь мог бы Тимофей усердной службой; другое катихизаторское семейство — Павла Кавагуци — тоже бедное; в доме — бабка Павла, больная семидесятилетняя старуха, сестра с ребен­ком,— муж полицейским в тюрьме состоит,— и этим содержится семья, в которой еще чей-то бедный ребенок воспитывается; но на стене в раме под стеклом — фотографии героев: Вашингтона, Наполеона и прочие — это помышления Павла Кавагуци, вместо того, чтобы думать о своей службе — вечно носящегося мыслью в пустоте, оттого и катехизатор­скую свою службу оставленную пустою и бесполезною.

Вечером, в семь часов, должна была начаться вечерня, за нею жен­ское симбокквай; разумеется, на целый час запоздали собраться; но дети пришли рано, и потому я рассказывал им историю Моисея. На женском собрании было двадцать женщин с девочками до двенадцати лет; гово­рили четыре — и очень дельно; остаток вечера, до одиннадцати часов, я занял дополнительными рассказами из истории пророка Даниила, о котором только что говорила одна христианка. Женское собрание обе­щались с этого времени неопустительно каждое первое воскресенье в месяце производить; христиане, с своей стороны, учредили подобное же «Синваквай», которое обещались производить ежемесячно во вто­рое воскресенье.

Июня 1892. Понедельник.

Вакаяма — Оосака

Забыл вчера записать одну хорошую черту христиан Вакаяма: по словам катихизатора, они охотно помогают бедным из своей среды; так помогли Юра, два месяца лежавшему больным и не могшему работать, а единственным источником его средств — цирюльное мастерство (к ко­торому он, будучи плотником, прибегнул для пропитания, ибо ослабел для плотничества); помогали и семейству Саеки.

555

В противоположность двум предыдущим дням, сегодня великолеп­нейшая погода.

Пред отправлением из гостиницы пришли прощаться, между про­чим, Итабаси, жена его и дочь Юния, лет двенадцати, которой я дал вчера крест для ее бабушки, которую она старается обратить в христи­анство; Юния сильно расплакалась, что не могла-де исполнить до сих пор того, что я желаю, то есть сделать бабушку христианкой; смотря на нее, заплакала мать, а на них смотря — и отец; но Ангел Юнин, верю, улыбался в это время, и я уверен, что теперь бабушка не убежит от креста; она бы уже давно и обращена была внучкой, если бы не родные — язычники; совсем уже внучка убедит ее, что нужно ей креститься, пойдет потом бабушка советоваться с родными: «Так и так, мол,— внучка велит мне принимать христианство»,— родные: «Что ты! Это грех против буд­ды!» и так далее, и труд Юнии потерян, но теперь уже, после таких горячих слез, бабушка не отвертится! — Юния, плача, преподнесла мне свой портрет, снятый группой вместе с папой и мамой, а я ее отдарил серебряным крестиком; но все время, пока мы распрощались на берегу реки, было у нее заплаканное лицо — видно, что сильная гроза собра­лась против всех бабушкинских будд.

В десять часов на пароходике снялись из устья реки в Оосаку и в пять часов были уже дома, в Оосака; ходу всего пять часов — из Вакаяма в Оосака; плата в первом классе 25 сен; третий же даром, ибо идет кёосо (конкуренция) между компаниями; между пассажирами первого класса был такой толстяк-пузан, какого я впервой вижу в Японии,— и все время ел, пил и курил.

В Оосака нашел письмо от о. Сергия Глебова, уведомляющее, что спешить в Токио из-за краха New Oriental Bank не для чего, ибо пока из Лондона не придут указания, банк ничего не может сделать; значит, я буду продолжать осматривать Церкви. Извещает еще о. Глебов, что вы­шедшие из Семинарии стараются печатно позорить миссийские школы, прислал образчик клеветы из одной газеты; так как главные тоокейские газеты предупреждены из Миссии, чтобы корреспонденций насчет на­шей Семинарии не печатать без предварительного исследования в Мис­сии — правда ли, то их пасквили десять главных газет не приняли; и они собираются издать свой пасквиль брошюрой.— Я ответил, что гуверне­ры Петр Исикава и Феодосий Миягава должны опровергать клеветы, ибо они, по правде сказать, главные виноватые во всей этой школьной сумятице: они не только не сумели предупредить возмущения учеников, а даже, по-видимому, и не знали ничего, пока дело не разгорелось (о кеппан о. Сергий узнал еще в конце всей истории и то не от гувернеров, а от учеников).

О. Сергий Страгородский письмом спрашивает: «Вычитывать ли до­ма церковные службы?» Отвечено: «Да, только чтобы это не было фор­мальностью, а душесобранным и теплым молением». Еще: «Кончить ли

обработку академического сочинения?» — «Да, если его потом с поль­зою для Японской Церкви можно будет перевести на японский, ибо теперь вся жизнь его и все дела должны быть измерены масштабом: „Будет ли это полезно для распространения христианской веры в Япо­нии?"»

Июня 1892. Вторник.

Сонобе

Утром, с первым поездом отправились мы с о. Оно из Оосака, не доезжая одной станции до Сайкёо, вышли из вагонов и взяли тележки до Камеока, 6 ри от Сайкёо. В одиннадцать часов были в Камеока; остано­вились для перемены тележек и обеда в гостинице, как раз против лавки нашего христианина; катихизатор из Сонобе, Иоанн Исохиса, ожидал нас здесь; зашел о чем-то переговорить с христианином; должно быть, спрашивал — не примет ли, но вернулся и повел в гостиницу; христиа­нин и на глаза нам не показался. В третьем часу мы были уже в Сонобе, 4 ри от Камеока.

Остановились в гостинице, за теснотою в катихизаторской кварти­ре; когда Исохиса собрал христиан в молитвенном доме, пошли туда; о. Оно совершил краткое моление, я сказал поучение, но кратко, ибо старики, видимо, не понимали меня — все клонили головы на бок — «что, мол сие говорится?» Потом благословлял христиан, и по метрике иссле­дована Церковь.

По метрике крещений 50, из этих 50-ти крещенных 13 ныне в других местах, 9 умерло, один охладел, то есть бросил веру и ушел от своей жены здесь к своим родным — язычникам, и, несмотря на все убеждения о. Оно и других, не возвращается. Остальные 27 — налицо: здесь в Соно­бе в шести домах, в Кумазаки (1 ри) в двух домах, в Оото же (1 /2 ри) — дом, крещенный в Токио — это Иустина Исивара, его жены Агафьи и дочери Варвары, ныне замужем за студентом медицины в Сайкёо, тоже слушающим вероучение; в Оото родина Иустина — дом и земля; родом он земледелец; после службы в Токио он вернулся сюда и служил в Кучёо, потом был директором учительской Семинарии в Аомори, затем опять вернулся сюда и жил без службы, когда избран был местным насе­лением в Парламент, членом которого и состоит ныне; дочь Варвара служит учительницей недалеко отсюда,— Сицудзи здесь два; ежемесячно сбор с христиан 80-90 сен, из которых 50 сен идет на квартиру в добавок к 50 сен, присылаемых из Миссии; дом для катихизатора так дешев по­тому, что хозяин расположен к христианству. К богослужениям собира­ется человек десять; постоянных новых слушателей у катихизатора ныне нет. Говорит учение некоторым три вечера в неделю да учит христиан­ских детей (всего трое) вере и молитвам; значит — очень мало человеку дела; в Камеока должен бы проповедывать, но говорит, что там квартиры нельзя добыть, по ненависти к христианству не пускают, или же требу­ют не в меру дорого.

Вечером, с половины восьмого отслужена была вечерня и сказаны поучения мною, о. Оно, потом опять мною; последнее было направлено к тому, чтобы опять установить и уже неукоснительно вести женское симбокквай, бывшее здесь, но прекращенное, также, чтобы учредить мужское «симваквай» — на тех же основаниях; христианки охотно согла­сились и избрали на следующее собрание, в третье воскресенье 7-го месяца «коогися»; мужчины подумают и завтра решат.

Дорогой сегодня о. Оно сказал, что к нему уже прислан целый пакет пасквилей, напечатанных вышедшими из Семинарии про Семинарию и Женскую школу, но что он будто бы не читал, а мне показать забыл; очевидно, неправду говорит; вероятно, пасквиль очень мерзок, что не сказал мне.

Июня 1892. Среда.

Сонобе

Утром с 8 ^J/2 часов обедница и панихида,— поучение, потом посеще­ние домов христиан — всего пять домов; один бедный, четыре зажиточ­ных; из них два — купеческие, два — сизоку; из последних один — кароо, первый дом после княжеского, хотя обедневший сравнительно; сын другого сизоку — Никанор, завел портняжную. Вообще, Церковь здесь начата очень хорошо, только туго развивается,— очевидно, от неуменья или неусердия молодых бывших здесь в последнее время катихизато- ров, по каковому поводу сделано нынешнему катихизатору Иоанну Исо- хиса должное наставление, которое он, кажется, принял к сердцу.

Эти два дня рубил беспрерывный дождь; сегодня вечером лил, как из ведра, с небольшими перерывами, и потому на проповедь язычников собралось не более человек двадцати. О. Оно предварительно говорил о Страшном суде, которого не избегнут и язычники, и растянул более чем на час; я, наконец, потерял терпение и стал надевать рясу и панагию; он понял и закончил; я говорил обычную начальную язычникам, и пре­плохо; во-первых, проповедь началась далее половины десятого часа, когда слушатели и утомлены были многоглаголаньем о. Оно, и хотели спать по поздности самого времени; во-вторых, у меня голова была тяжела и язык сух — трудно и слова произносились; тянулось до одиннадцати часов; слушателей под конец осталось человек восемь, и те наполовину спали.

Июня 1892. Четверг.