Мая 1880. Понедельник. В Москве

День дождливый. Тоска. Надоело быть сборщиком. Целый день был дома, и сегодня последний, в который обязан был сидеть дома с семи до девяти утра и с двух до пяти после полудня по обязательству в газетах, для сбора. Приходили разные и приносили разное: иконы (ученица Сорокина,—Вяземская), облачения (она же), утварь,—дароносица для о. Сакая от княгини Мещерской, большая икона от Перфильевой, губер­наторши, икона от столетнего старца и прочее. О. Зернов привез вчера собранные деньги; дети княгини Мещерской — двести рублей от какого- то Нечаева и цветов.— Написал прошение в Совет Миссионерского об­щества, чтобы выдавали 23 800 рублей серебряными рублями, а не кре­дитными, и отвез к Преосвященному Амбросию; сегодня вечером у него собрание Совета Миссионерского общества, приготовительное пред общим миссионерским собранием.— Преглупое положение мое, просил серебряными рублями и думал, что дали серебряными, а дали кредитными! И как это вышло, Аксенов или Покровский виноват,— не разберешь,— Так как завтра служить в Успенском Соборе, по случаю рождения Николая Александровича, то отстоял всенощную дома.

Но, что за скука, наконец, в России! Как бы хотелось все разом бросить и уехать в Миссию! Комната моя завалена пожертвованиями, но ценного и истинно нужного немного.

Мая 1880. Вторник. В Москве

К половине десятого в Успенском Соборе, где с сослужением о. прото­пресвитера — Михаила Измайловича Богословского, архимандрита Афо- насия и двух сакеллариев совершил литургию и после благодарственный молебен. Народу было мало — пятую часть Собора занимали. Вернув­шись, просидел весь день в комнатах — в саду холодно было; в город не поехал с Преосвященным Алексеем, ждал жертвователей, но почти ни одного не было — думают, должно быть, уехал, ибо в воззвании сказано было, что имею возможность остаться в Москве до 5-го числа,— Был семинарист Добров проситься в Миссию басом петь, зелен очень, 3-го курса. Из Афонской часовни книжки привезли на ломовом,— хотел не брать все, но для раздачи морякам взял.— Вечером была княгиня Марья Александровна Мещерская с княжной Александрой, привезли тридцать золотых от неизвестного. Сначала сидели у меня, потом поднялись к Преосвященному Алексею. Княгиня хочет по подарку послать нашим о. Иоанну Сакаю, о. Павлу Савабе, Павлу Ниццума, чтобы они молились о ее семействе; первому вчера уже прислала.— Скучно, бесцветно, в Япо­нию безмерно хочется!

Мая 1880. Среда. В Москве

Утром разбудили в шесть часов к утрени, ибо сегодня нужно служить в Малом Вознесенье на Большой Никитской у о. Гавриила Григорьеви­ча Сретенского, день памяти его сына,— (Записано 8-го мая вечером). О. Гавриил в Церкви встретил с волнением — речью, в конце которой было: «Благословен грядый во имя Господне». Я мало слушал, а обдумы­вал, что сказать в ответ. Так, должно быть, и все, которых встречают речами и которые на них отвечают. Я стал говорить в ответ, и не только не волнуясь, а напротив, уж слишком спустя рукава, во время речи даже стал мечтать о чем-то. Японская кафедра уже слишком приучила не стесняться публичным говорением. После обедни панихида о рабе Бо­жием Петре, сыне о. Гавриила. После у него поминки; блины и прочее. За столом, между прочим, дети дочери о. Гавриила, которую я знал десять лет назад. Бедный вдовец! Недаром он всегда угрюм, а бедные дети! — С Преосвященным Алексеем на экзамене на Арбате, в школе Катерины Николаевны Самариной. Девочки, нисколько не робея, превосходно отвечали. Новая метода — учение всех уроков со слов учи­теля, а не из книги (учитель рассказывает раза два, за ним лучшие учени­цы и так далее, книга дается больше для имен только). Прекрасные результаты: самообладание, всегда настроенное внимание, складность речи. Экзамен русского языка. Запись в книге на память. Осмотр рукоде­лия и рисованья, причем мы с Преосвященным Алексеем получили от Катерины Николаевны по дюжине платков на память с метками уче­ниц,— Превосходный обед.— Осмотр приюта старушек во втором этаже — четыре комнаты,—Дома встретила фура с иконостасом из Новодеви­чьего монастыря. Догодили! Куда девать! Не спросясь, прислали! Пре­освященный Алексей посоветовал «забыть» здесь этот подарок. Малень­кие князья Мещерские — Александр и Петр — принесли дароносицу для о. Павла Савабе и кадило для архиерейского служения.—Голова что-то разболелась и ко всенощной не мог идти, а лег отдохнуть; после позвали к Преосвященному познакомиться с графом Толстым, автором «Рус­ской Церковной Истории». Собрали в Вознесеньи 221 рубль 48 копеек.

Мая 1880. Четверг. В Москве

Отстоявши раннюю обедню, на которой Преосвященный Алексей поставил одного диакона, поехали встречать Высокопреосвященного Митрополита Макария, сегодня приехавшего из Петербурга, после зимнего пребывания в Синоде в Санкт-Петербурге. Вся духовная знать собралась в Императорских комнатах — викарии, протоиереи, архимандриты. Митрополит почти всех благословил и тотчас же сел в карету — шестер­ней. Что за прелесть митрополичий цуг в шесть лошадей! И как это пристало Москве! Все, кто встречались, снимали шапки. Прямо видно, что Митрополит едет. Недаром москвичи требуют этого, и, когда Макарий стал было ездить на четверке, оскорбились.— За ним карета Викария Амбросия (который обыкновенно ездит четверней, как обычно всем московским викариям), за нею мы с Преосвященным Алексеем в карете и потом все духовенство; по Церквам, мимо которых проезжали, везде звон,— Заехали к Иверской, где при пении тропаря Митрополит прило­жился; за ним и мы,— В Чудов монастырь, принадлежащий Митрополи­ту. Все духовенство здесь ожидало уже.— Митрополит надел мантию и приложился к иконам, мощам Святителя Алексия и престолу; протодиа­кон сказал ектению, потом многолетие. Затем Владыка, в мантии, благо­словляя народ, дошедши до порога Церкви и снявши ее, отправился в свои кельи, духовенство здесь представилось ему; между прочим, игуменьи восьми девичьих обителей поднесли просфоры (подносили на блюдах или салфетках, после поднесения просфоры оставляли на столе, а блюдо или салфетку брали с собою).— Затем Митрополит, сам севши на диване, главное духовенство пригласил сесть, на сколько достало стульев, про­чие стояли, и минут семь-восемь поговорил; велел было чаю подать, но чай поднесли ему, когда он уже оставался один; должно быть, так и нужно, где же набраться стаканов? — Дома у меня были — Роз <...> с книжками от Екатерининского института и деньгами от воспитанниц (52 рубля), Ленивов с бумагой, какая утварь жертвуется, и просьбой поговорить об нем Обер-прокурору и Митрополиту! Э-эх! Везде дрязги! Простодушного Андрея Николаевича, по словам Преосвященного Алек­сея, везде надувают; о. Георгий — вовсе не такой невинный, а несколько искательный. Кто их разберет! Всенощная пред праздником Святителя Николая. Я выходил на величание, после которого стоял в мантии у престола до конца службы.—Три просфоры с запиской от «Лильки» Мещерской,— Генерал Остелецкий — воспитатель юношества. Утром принесла Евангелие, то есть переплет с белыми листами, М. П. [Мария Платоновна] Бенкендорф, и дароносицу.

Мая 1880. Пятница.