Сущность процесса доказывания и роль оперативных материалов в уголовном процессе

Введение

 

Уголовно-процессуальная и оперативно-розыскная деятельность, будучи объединены общей целью раскрытия преступлений, различны по ряду существенных признаков. Одно из различий заключается в том, что в результате уголовно-процессуальных (следственных) действий добываются сведения, которые служат доказательствами по уголовному делу (судебные доказательства), а данные, полученные в результате оперативно-розыскной деятельности, сами по себе доказательствами не являются. Методика их «трансформации» в доказательства, иначе говоря, легализация и использование в уголовно-процессуальном доказывании, составляет одну из крупных, важных и сложных проблем, которая находится на стыке теории уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности. Она органически связана с учением об источниках и о допустимости доказательств, но содержит не только чисто юридические, но и нравственные и политические аспекты.

В обыденном массовом сознании эта проблема выглядит как броский парадокс: правоохранительные органы, под которыми прежде всего имеются в виду органы внутренних дел, публично констатируют, что они все или почти все знают о преступности, отдельных преступлениях, о преступных формированиях и даже об отдельных уголовниках и уголовных авторитетах, словом, о преступном мире. Казалось бы, остается только арестовать виновных и предать суду.

Однако этого не происходит, потому что сведения получены оперативно-розыскным путем, но что это за путь и почему он не ведет к изобличению виновных, ясно далеко не каждому. С этим парадоксом связано и расхожее мнение, будто материалы, полученные в результате оперативно-розыскной деятельности, с точки зрения интересов судебного доказывания вообще бесполезны, и между двумя государственными ведомствами, исключительно близкими по своим задачам, то есть между ведомством судебным и органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, существует какая-то непонятная обывателю стена. Такой взгляд на вещи порождает чувство безысходности перед нарастающим валом организованной преступности, с которой - и это понимают даже неспециалисты - одними только кабинетными мерами, без глубокого агентурного и технического проникновения в самую гущу преступной среды сделать практически ничего нельзя. Между тем, по оценке высших должностных лиц государства, уголовный мир в его современном российском обличье подступил уже к самому горлу общества.

Проблема имеет и политический аспект. В любом обществе соотношение сыска и юстиции служит одним из самых чутких индикаторов его демократического здоровья. Открыть шлюзы оперативно-розыскной информации в сферу юстиции и на ее основе применять оружие уголовной репрессии - это значит свернуть важнейшие конституционные гарантии прав свободной личности, а само государство из демократического превратить в чисто полицейское. В нашем обществе, где еще не забыты вызвавшие оскудение нации чудовищные репрессии периода сталинизма, любой намек на возврат ко всесильному сыску способен вызвать самую настоящую панику. Политико-идеологический аспект присутствует и в том, что оперативно-розыскная деятельность, даже милицейская, не говоря уж о политическом сыске, была длительное время глубоко засекречена. Само упоминание о ней ассоциировалось с недопустимым прегрешением, нарушением социалистической законности. Эта идеологическая зашоренность в конечном счете породила непреодолимую косность мышления по данному предмету. До сих пор, например, к нравственной оценке негласной оперативно-розыскной деятельности, основу которой, как ни играй словами, составляют тайное подсматривание, подслушивание, доносительство и хитроумные комбинации-ловушки, принято подходить с позиций общих моральных норм, которые господствуют и в юстиционной деятельности, тогда как эта деятельность, будучи родной сестрой разведки и контрразведки, этим нормам решительно не подчиняется, и человечество ничего с этим поделать не может.

Заключение

 

По результатам работы можно сделать вывод о том, что доказательства, представленные органом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, подлежат проверке и оценке на общих основаниях, в том числе и путем допроса сотрудников милиции о любых обстоятельствах, связанных с получением конкретного предмета или документа. Согласно закону (статья 56 УПК), в качестве свидетеля для дачи показаний может быть вызвано любое лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу. Сотрудники милиции, в том числе и осуществляющие оперативно-розыскные функции, исключения из этого правила не составляют. Однако допросы этих сотрудников в качестве свидетелей должны быть не правилом, а редким исключением, когда сопроводительное письмо не содержит исчерпывающих ответов на все вопросы по поводу материалов, интересующих следователя. Таким образом, применительно к случаям, когда имеющий доказательственное значение предмет или документ обнаружен и получен в результате личного сыска, приемы которого никаких секретов не содержат, решение существующей проблемы заключается лишь в том, чтобы непосредственно в законе четко указать, что такие вещественные источники информации органом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, представляются в уголовное дело, а следователем приобщаются к нему, исследуются и проверяются на общих основаниях, установленных УПК.

Гораздо более сложен вопрос об использовании в доказывании материалов, полученных негласно. Суть, сложность и острота этого вопроса определяются двумя противостоящими друг другу обстоятельствами. С одной стороны, именно с помощью негласных, разведывательных оперативно-розыскных мероприятий, особенно с применением специальных технических средств, в частности аудиовизуальных, можно получить наиболее ценную, тайную информацию о преступлении и лицах, к нему причастных. Недаром в профессиональном обиходе такие мероприятия называются техническим проникновением в замаскированную преступную среду. С другой - организация и тактика проведения таких мероприятий составляют государственную тайну, поэтому сотрудники учреждения, принадлежащего к органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность (секретоносители), будучи не вправе разглашать эту тайну, не могут сообщить следователю, прокурору и суду сведения о том, где, кем и как (при каких обстоятельствах) получен соответствующий документ или иной материальный источник информации, относящийся к уголовному делу.

Тем не менее, следственная практика, особенно по делам о профессионально организованных и иных тяжких преступлениях, получивших распространение в последние годы, настойчиво ищет пути судебного применения негласно полученных материалов. Эта настойчивость отчетливо проявилась, в частности, по делам о преступном, связанном с применением насилия вымогательстве крупных денежных сумм (рэкете), которое приобрело небывалый размах в связи с развитием предпринимательства и становлением класса состоятельных людей. И в прежнем, и в ныне действующем уголовном законе (статья 148 УК РСФСР 1960 г., статья 163 УК РФ 1996 г.) это преступление определяется как требование передачи личного имущества граждан или права на имущество или совершения каких-либо действий имущественного характера под угрозой насилия над личностью потерпевшего или его близкими, оглашения позорящих сведений о нем или его близких, повреждения или уничтожения имущества. Зафиксировать это требование-угрозу, а впоследствии доказать чрезвычайно трудно. Тайное, негласное использование звукозаписи в подобных случаях является наиболее эффективным средством раскрытия преступления и изобличения виновных. Остро стоит вопрос о технической фиксации преступных действий по делам о взяточничестве, когда самым эффективным, подчас единственным средством изобличения коррумпированных должностных лиц является негласное наблюдение с применением фото- и видеотехники.

 

Список использованной литературы

 

1.       Уголовно-процессуальный кодекс РФ от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ//"Российская газета" от 22 декабря 2001 г. N 249.

2. Федеральный закон от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности» // СЗ РФ. 1995. № 33. Ст. 3349; 2002. № 1 (часть I).

.   Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности положений частей третьей, четвертой и пятой статьи 377 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР от 14 февраля 2000 г. // Росс. газ. 2000. 22 февр.

.   Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // БВС РФ. 1996. № 1.

.   Безлепкин Б.Т. Уголовный процесс России/М.: ООО «ТК Велби», 2003.

.   Гуляев А.П. Следователь в уголовном процессе/М., 1981.

.   Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ. Под ред. И.Л. Петрухина/М.: ООО «ТК Велби», 2002.

.   Шестакова С. Допустимость доказательств в уголовном процессе России и США//Уголовное право, №3, 2004.

Введение

 

Уголовно-процессуальная и оперативно-розыскная деятельность, будучи объединены общей целью раскрытия преступлений, различны по ряду существенных признаков. Одно из различий заключается в том, что в результате уголовно-процессуальных (следственных) действий добываются сведения, которые служат доказательствами по уголовному делу (судебные доказательства), а данные, полученные в результате оперативно-розыскной деятельности, сами по себе доказательствами не являются. Методика их «трансформации» в доказательства, иначе говоря, легализация и использование в уголовно-процессуальном доказывании, составляет одну из крупных, важных и сложных проблем, которая находится на стыке теории уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности. Она органически связана с учением об источниках и о допустимости доказательств, но содержит не только чисто юридические, но и нравственные и политические аспекты.

В обыденном массовом сознании эта проблема выглядит как броский парадокс: правоохранительные органы, под которыми прежде всего имеются в виду органы внутренних дел, публично констатируют, что они все или почти все знают о преступности, отдельных преступлениях, о преступных формированиях и даже об отдельных уголовниках и уголовных авторитетах, словом, о преступном мире. Казалось бы, остается только арестовать виновных и предать суду.

Однако этого не происходит, потому что сведения получены оперативно-розыскным путем, но что это за путь и почему он не ведет к изобличению виновных, ясно далеко не каждому. С этим парадоксом связано и расхожее мнение, будто материалы, полученные в результате оперативно-розыскной деятельности, с точки зрения интересов судебного доказывания вообще бесполезны, и между двумя государственными ведомствами, исключительно близкими по своим задачам, то есть между ведомством судебным и органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, существует какая-то непонятная обывателю стена. Такой взгляд на вещи порождает чувство безысходности перед нарастающим валом организованной преступности, с которой - и это понимают даже неспециалисты - одними только кабинетными мерами, без глубокого агентурного и технического проникновения в самую гущу преступной среды сделать практически ничего нельзя. Между тем, по оценке высших должностных лиц государства, уголовный мир в его современном российском обличье подступил уже к самому горлу общества.

Проблема имеет и политический аспект. В любом обществе соотношение сыска и юстиции служит одним из самых чутких индикаторов его демократического здоровья. Открыть шлюзы оперативно-розыскной информации в сферу юстиции и на ее основе применять оружие уголовной репрессии - это значит свернуть важнейшие конституционные гарантии прав свободной личности, а само государство из демократического превратить в чисто полицейское. В нашем обществе, где еще не забыты вызвавшие оскудение нации чудовищные репрессии периода сталинизма, любой намек на возврат ко всесильному сыску способен вызвать самую настоящую панику. Политико-идеологический аспект присутствует и в том, что оперативно-розыскная деятельность, даже милицейская, не говоря уж о политическом сыске, была длительное время глубоко засекречена. Само упоминание о ней ассоциировалось с недопустимым прегрешением, нарушением социалистической законности. Эта идеологическая зашоренность в конечном счете породила непреодолимую косность мышления по данному предмету. До сих пор, например, к нравственной оценке негласной оперативно-розыскной деятельности, основу которой, как ни играй словами, составляют тайное подсматривание, подслушивание, доносительство и хитроумные комбинации-ловушки, принято подходить с позиций общих моральных норм, которые господствуют и в юстиционной деятельности, тогда как эта деятельность, будучи родной сестрой разведки и контрразведки, этим нормам решительно не подчиняется, и человечество ничего с этим поделать не может.

Сущность процесса доказывания и роль оперативных материалов в уголовном процессе