Сеансы у остяков, юраков и самоедов

 

Ритуальные песни остякских и юрако-самоедских шаманов, записанные Третьяковым во время лечебных сеансов, содержат много рассказов об экстатических путешествиях, предпринимаемых для исцеления больного. Но эти песни приобрели уже некоторую автономию по отношению к собственно лечению, поскольку шаман хвастается собственными приключениями в наивысших небесах и в потустороннем мире, и создается впечатление, что поиск души больного — первичный мотив этого экстатического путешествия — отошел на второй план и даже забылся, поскольку тема песни касается скорее собственных экстатических переживаний шамана; нетрудно распознать в его деяниях повторение модели-образца, в частности инициационного путешествия шамана в Преисподнюю и его восхождения на Небо.

Действительно, шаман рассказывает о своем восхождении на Небо при помощи специально для него опущенного шнура и о том, как он разбивает звезды, преграждающие ему путь. По небу шаман путешествует в лодке, а затем спускается на землю по реке с такой скоростью, что ветер продувает его насквозь. В обществе крылатых демонов он опускается под землю: там так холодно, что он просит плащ у духа темноты, Амы, или у духа собственной матери. (В тот момент, когда он об этом говорит, кто-то из зрителей набрасывает на него плащ.) Наконец, шаман снова выходит на землю и сообщает больному, что демон, вызвавший его болезнь, устранен.[710]

Таким образом, мы видим, что здесь речь идет уже не о шаманском экстазе, подразумевающем конкретное восхождение и нисхождение, а о повести, полной мифологических воспоминаний и исходящей из переживания, которое явно предшествует моменту исцеления. Остякские и юракские шаманы в бассейне реки Таз говорят о своем чудесном полете среди цветущих роз; они возносятся так высоко в Небо, что видят тундру в радиусе семи верст; вдали они видят место, где их учителя когда-то делали бубны. (То есть они видят "Середину Мира".) Наконец они достигают Неба и после многочисленных приключений входят в железный дом, в котором засыпают, окруженные пурпурными облаками. На землю они возвращаются, спускаясь по реке; песнь заканчивается гимном, прославляющим все божества, начиная с Бога Неба.[711]

Часто экстатическое путешествие осуществляется в видении: шаман видит своих духов-помощников, которые в виде оленей достигают иных миров, и поет об их приключениях.[712]У самоедских шаманов духи-помощники выполняют более «религиозную» функцию, чем у других сибирских народов. Прежде чем приступить к исцелению, шаман входит в контакт со своими духами, чтобы узнать причину болезни: если ее послал Нум, Всевышний Бог, то шаман отказывается заниматься лечением, и тогда духи возносятся на Небо, чтобы попросить помощи у самого Нума.[713]Это вовсе не значит, что все самоедские шаманы «добрые»; хотя у них и нет раздела на «белых» и «черных», известно, что некоторые занимаются также и черной магией и причиняют зло.[714]

Описания самоедских сеансов, которыми мы располагаем, создают впечатление, что экстатическое путешествие либо «поется», либо выполняется духами-помощниками шамана. Иногда шаману вполне достаточно диалогов с духами, чтобы узнать "волю богов". Подтверждением тому может служить сеанс, свидетелем которого у томских самоедов был Кастрен и описал его следующим образом: зрители собираются вокруг шамана, держась подальше от двери, в которую тот пристально всматривается. В левой руке шаман держит палку с таинственными знаками и фигурками на конце. В правой он держит две стрелы, наконечниками обращенные вверх; к наконечнику каждой из них прикреплен колокольчик. Сеанс начинается песней, исполняемой самим шаманом под аккомпанемент стрел с колокольчиками, которыми он ритмически постукивает по палке. Это вызов духов. Когда они прибывают, шаман встает и начинает танцевать, выполняя трудные и замысловатые движения. Шаман поет свою песнь, не переставая бить палкой. В пении он воспроизводит диалог с духами, а интенсивность песни зависит от драматического напряжения разговора. Когда песнь достигает наивысшего напряжения, зрители начинают петь хором. Получив от своих духов ответы на все вопросы, шаман останавливается и сообщает людям волю богов.[715]

Разумеется, существуют великие шаманы, предпринимающие в трансе экстатическое путешествие в поиске души больного: свидетельством тому служит юрако-самоедский шаман Ганикка, за которым наблюдал Летисало.[716]Но наряду с такими мастерами встречается большое количество «визионеров», которые получают сведения от богов и духов во сне[717]или прибегают к интоксикации с помощью грибов, чтобы, например, узнать способ излечения.[718]Во всяком случае, создается стойкое впечатление, что настоящие шаманские трансы — явление довольно редкое, а большинство сеансов представляют собой экстатические путешествия, осуществляемые духами, или сказочные повествования о приключениях, мифологический прототип которых уже известен.[719]

Самоедские шаманы практикуют также гадание с помощью палки с нанесенными знаками, которую бросают в воздух: будущее вычитывается по положению упавшей на землю палки. Выполняются также специфические шаманские деяния: шамана связывают, затем он вызывает духов (животные голоса которых вскоре можно услышать из юрты), а в конце сеанса его находят освободившимся из веревок. Шаманы также режут себя ножами и сильно бьют по голове.[720]Что касается шаманов других сибирских и даже неазиатских народов, то мы постоянно встречаемся с подобными фактами, в той или иной мере относящимися к факирству. У шамана все это не является обычным самохвальством или погоней за престижем. «Чудеса» органически связаны с шаманским сеансом: по сути, речь идет о реализации другого состояния, при котором предполагается упразднение мирского. Шаман доказывает подлинность своего переживания «чудесами», которые только в таком состоянии и возможны.