Беседа с послом США А. Кэрком

15 августа 1949 года

Секретно

22.00

 

Присутствуют: тов. Вышинский А. Я., советник американского посольства Барбур и личный секретарь посла Морган.

 

Кэрк говорит, что для него большая честь быть принятым генералиссимусом Сталиным. Он благодарен генералиссимусу Сталину за то, что ему предоставлена возможность засвидетельствовать своё уважение главе Советского правительства.

Тов. Сталин говорит, что он, тов. Сталин, был обязан это сделать.

Кэрк говорит, что всему миру известны великие дела, совершённые генералиссимусом Сталиным во время войны. Он, Кэрк, с восхищением вспоминает о замечательных военных подвигах советского народа под руководством генералиссимуса Сталина.

Тов. Сталин говорит, что, со своей стороны, вспоминает операции в Сицилии и Нормандии, в которых Кэрк, кажется, принимал некоторое участие.

Кэрк благодарит за эти слова и добавляет, что он высоко оценил тот приём, который был оказан ему в Москве министром иностранных дел Вышинским.

Тов. Сталин говорит, что наша обязанность оказывать гостеприимство.

Кэрк указывает, что русские славятся своим гостеприимством.

Тов. Сталин говорит, что и Америка не отстаёт в этом деле.

Кэрк заявляет, что визит вежливости, по-видимому, не является подходящим случаем для обсуждения тех серьёзных спорных вопросов, которые отражают расхождения, существующие между Востоком и Западом, если только не имеет места какое-нибудь коренное изменение в позиции Советского правительства. Однако можно было бы с пользой обсудить один или два конкретных вопроса, которые могли бы быть урегулированы.

Тов. Сталин спрашивает, какие это вопросы.

Кэрк отвечает, что речь в основном идёт о двух вопросах. Во-первых, это вопрос об урегулировании расчётов по ленд-лизу. Американское правительство считает, что оно сделало щедрое и справедливое предложение по урегулированию этих расчётов. Общая стоимость поставок по ленд-лизу составляет примерно 11 миллиардов долларов. Однако американское правительство не внесло никаких предложений относительно оплаты за поставленные Советскому Союзу военные материалы, использованные во время войны. Оно предложило урегулировать расчёты лишь в отношении тех материалов, которые были поставлены после окончания войны и использовались только в гражданских целях. Стоимость этих материалов составляет примерно один миллиард долларов.

В этой связи возникает другой вопрос, имеющий отношение к ленд-лизу, а именно вопрос о компенсации владельцев частных патентов, переданных Советскому Союзу во время войны. В статье 4 Соглашения о ленд-лизе имеется специальное упоминание о компенсации этих частных лиц.

Второй вопрос, связанный с расчётами по ленд-лизу, упоминается в статье 5 Соглашения и касается возвращения переданных Советскому Союзу морских судов, в том числе трёх ледоколов. Переговоры по этому вопросу уже начались в Вашингтоне, и правительство Соединённых Штатов полагает, что теперь, через четыре года после окончания войны, наступил срок для возвращения указанных судов.

Американский народ считает, что он проявил щедрость в момент, когда как Советский Союз, так и Соединённые Штаты находились в затруднительном положении, и поэтому ему кажется, что предложение о компенсации ¹/₁₀ стоимости поставленных грузов является вполне справедливым. Американский народ надеется, что Советское правительство благожелательно отнесётся к этому предложению.

Тов. Сталин говорит, что он не готов к вопросам, поднятым послом. Но он может сказать, что Советское правительство не намерено отказываться от своих обязательств. Это не в его нравах, если и другая сторона признаёт соответствующий принцип в отношении своих обязательств. Советское правительство не привыкло отказываться от своих обязательств, идёт ли речь о компенсации частных владельцев патентов, о ленд-лизе или о других вопросах. Ему, тов. Сталину, кажется, что, если послу поручено иметь беседы по этим вопросам, он мог бы переговорить с министром иностранных дел.

Кэрк говорит, что слова генералиссимуса Сталина являются весьма обнадёживающими. Американский народ был прав, ожидая, что Советское правительство подойдёт к этому вопросу в том же духе, в каком он первоначально был поставлен Сталиным и Рузвельтом во время войны. Что касается непосредственных переговоров относительно расчётов по ленд-лизу, то эти переговоры уже в течение некоторого времени ведутся советским послом в Вашингтоне Панюшкиным с государственным департаментом.

Тов. Сталин указывает, что за послевоенный период в переговорах между представителями США и союзниками, скажем с Англией, создались некоторые прецеденты, некоторые нормы по расчётам за ленд-лиз. Конечно, Советское правительство не отказывается от своих обязательств, но оно хотело бы, чтобы нормы, выработанные во время этих переговоров, и те льготы, которые Соединённые Штаты сочли возможным оказать, были применены и к Советскому Союзу, чтобы в отношении Советского Союза не было дискриминации. Тов. Сталин спрашивает, как смотрит на это посол.

Кэрк отвечает, что он может заверить Советское правительство, что правительство США не намерено предоставлять другим странам лучшие условия, чем Советскому Союзу. Поскольку он, Кэрк, принимал участие в переговорах о расчётах по ленд-лизу с Бельгией, он может на основании личного опыта сказать, что условия, предоставленные Советскому Союзу, которому предлагается уплатить 10 процентов, являются значительно более выгодными, чем условия, предоставленные Бельгии, которая заплатила 18 процентов.

Тов. Сталин спрашивает: «А как Англия?»

Кэрк отвечает, что в том, что касается Англии, он не может назвать точной цифры, но может дать заверение, что в отношении СССР будет занята такая же позиция, как и в отношении Англии.

Тов. Сталин говорит, что это облегчит дело, и указывает, что Советское правительство не отказывалось возвратить Соединённым Штатам военные корабли, полученные по ленд-лизу.

Кэрк замечает, что речь идёт о трёх ледоколах и 28 фрегатах.

Тов. Сталин говорит, что этот вопрос в принципе уже решён.

Кэрк подтверждает, что в Вашингтоне уже находятся два советских офицера, которые должны вести переговоры о деталях, связанных с возвращением судов.

Тов. Сталин повторяет, что у нас не принято отказываться от своих обязательств. Он указывает, что посол, быть может, не знает, как развивались переговоры о расчётах по ленд-лизу. Сначала от Американского правительства поступило предложение начать эти переговоры, Советское пр[авительст]во ответило, потом прошло три месяца, прежде чем Американское правительство предложило некоторые поправки. Месяца через два Советское правительство дало ответ, затем в течение трёх-четырёх месяцев американцы не отвечали. Создалось такое впечатление, что у правительства Соединённых Штатов или у Государственного департамента нет вкуса к этим переговорам, что Государственный департамент не торопится с этими переговорами.

Тов. Сталин указывает, что с Англией Советский Союз вёл аналогичные переговоры по военным расчётам и Англия не может жаловаться на то, что Советский Союз не выполнил своих обязательств.

Кэрк заявляет, что мелкие финансовые вопросы иногда приводят к тому, что отношения между двумя великими странами становятся более напряжёнными. Но великие страны обычно решают такие вопросы в широком масштабе.

Другой вопрос, которого он, Кэрк, хотел бы коснуться, это — вопрос о том, что заглушаются передачи «Голоса Америки». Правительство США считает, что, поскольку как Соединённые Штаты, так и Советский Союз присоединились к Каирской и Мадридской конвенции о распределении радиочастот, такие факты не должны иметь места. Если же возникают какие-либо возражения против содержания передач «Голоса Америки», то их следовало бы обсудить дипломатическим путём.

Тов. Сталин говорит, что он попросит министра Вышинского заняться этим вопросом, так как он сам не в курсе дела. Тов. Сталин спрашивает, идёт ли речь о тех передачах, в которых ругают Советский Союз.

Что касается трёх вопросов, поставленных послом в начале беседы, продолжает тов. Сталин, то если в Вашингтоне дело не пойдёт, если произойдёт затор, то мы вмешаемся в том духе, чтобы разрешить вопросы, вытекающие из ленд-лиза. Тов. Сталин добавляет, что, возможно, у Советского правительства возникнут некоторые контрпретензии, но эти контрпретензии придётся рассмотреть в ходе переговоров.

Кэрк говорит, что, по его мнению, представители в Вашингтоне будут компетентны рассмотреть этот вопрос.

Тов. Сталин спрашивает, бывал ли Кэрк раньше в Москве.

Кэрк отвечает, что в Москве он впервые, но в 1911 году, будучи ещё мичманом, он посетил Петербург.

Тов. Сталин указывает, что в то время Москва была большой деревней. Теперь она начинает походить на город. Но её ещё нельзя назвать современным городом. Немцы помешали выполнить план реконструкции Москвы, поэтому у неё такой незаконченный вид.

Кэрк говорит, что Москва известна всему миру как древняя столица России.

Тов. Сталин говорит, что это верно, но указывает, что в 1911 г. Москва мало походила на современный город. Тогда в Москве не было ни одной асфальтированной улицы. Метро тоже, конечно, не было и не могло быть. Самыми большими домами считались трехэтажные.

Кэрк говорит, что он ещё не видел московского метро, но надеется увидеть его в скором времени.

Тов. Сталин говорит, что в Москве метро, как везде, не плохое метро.

Тов. Сталин спрашивает, можно ли на этом закончить беседу.

Кэрк отвечает, что у него нет других вопросов, и благодарит тов. Сталина за беседу. Кэрк говорит, что он всегда к услугам генералиссимуса Сталина для обсуждения любых вопросов, связанных с взаимоотношениями между Советским Союзом и Соединёнными Штатами.

Тов. Сталин говорит, что, если его помощь окажется необходимой, он также готов оказать послу содействие и принять его без церемоний.

На этом беседа, продолжавшаяся 30 минут, заканчивается.

 

Записал (подпись) (О. Трояновский)

 

РГАСПИ Ф. 558. Оп. 11. Д. 374. Л. 161–167.

 

Примечание. Кэрк (Кирк) А. (1888–1963) — адмирал, посол США в Москве (1949–1951), председатель антисоветского «Американского комитета по освобождению русского народа» (с 1952).

Морган Д. (1905–1992) — личный секретарь посла США в СССР.

Панюшкин А. С. (1905–1974) — член ЦРК ВКП(б) (по 10.1952), 1-й заместитель заведующего Отделом международной информации ЦК ВКП(б) (по 05.1947), главный секретарь Комитета информации СМ СССР (05–11.1947), чрезвычайный и полномочный посол СССР в США (10.1947–10.1952), резидент МГБ в США (11.1947–06.1952), чрезвычайный и полномочный посол СССР и резидент МГБ в Китае (06.1952–03.1953), кандидат в члены ЦК КПСС (с 10.1952), в резерве МИД СССР (с 03.1953).

Барбур У. (1908–1982) — сотрудник Государственного департамента США, заместитель начальника — начальник отдела стран Южной Европы (1945–1949), советник посла США в СССР (1949–1951).

Трояновский О. А. (1919–2003) — сотрудник секретариата Министра иностранных дел СССР В. М. Молотова (1947–1951), член редколлегии журнала на английском языке «Новости» (1951–1953).

Эта же беседа в изложении Кэрка в телеграммах государственному секретарю:

«Москва, 16 августа 1949 года, 1 час пополудни. 2056. Как и предполагалось в телеграмме Госдепартамента 553 от 3 августа, Сталин во вчерашней беседе ожидал инициативы с моей стороны.

Исходя из этого, мною было сказано, что я наношу визит вежливости и высоко ценю возможность сегодняшнего личного знакомства. После этого я отметил наличие широкого круга международных проблем, разделяющих восточное и западное сообщества, и высказался в том смысле, что в связи с их серьёзным принципиальным значением представляется маловероятным, что их обсуждение сегодня, с учётом характера моего визита, может способствовать их решению, если только не произошло каких-либо коренных изменений в позициях Советского правительства. Тут я сделал паузу (для перевода). Однако Сталин никак не прореагировал на моё последнее замечание. Поэтому я продолжал, что вместе с тем имеются различные конкретные вопросы советско-американских отношений, решение которых могло бы представлять взаимный практический интерес для наших двух правительств, и заявил о своей готовности всячески этому содействовать.

Сталин спросил, какие проблемы я имею в виду. Отвечая на его вопрос, я упомянул ленд-лиз и глушение радиопередач “Голоса Америки”. Мне показалось, что он осведомлён о положении дел и о ходе ведущихся сейчас переговоров. В связи с этим последовал довольно продолжительный обмен мнениями, о котором будет более подробно сообщено отдельной телеграммой. Что же касается “Голоса Америки”, о чём также будет доложено отдельно, то Сталин уклонился от комментариев, передав этот вопрос господину Вышинскому.

После обмена взаимными любезностями встреча закончилась по инициативе генералиссимуса. Как я уже писал в телеграмме 2054, 15 августа [не публикуется], тон беседы был во всех отношениях сердечным, хотя генералиссимус, казалось, неохотно приступал к беседе. В конце же беседы он стал более открытым и закончил её выражением готовности принимать меня в дальнейшем “без излишних формальностей” в каждом случае, когда у меня возникнут к нему особые и конкретные вопросы. Моё общее впечатление, хотя Сталин, возможно, выглядит усталым, состояние здоровья его хорошее. КЭРК.

* * *

Москва, 16 августа 1949 года, 1 час пополудни. 2057. Моя телеграмма 2056, 16 августа. В соответствии с телеграфным поручением Государственного департамента 567 от 8 августа мною был поднят вопрос о ленд-лизе. Я подчеркнул, что названная в нашем последнем предложении сумма в 1 млрд. долларов составляет меньше одной десятой стоимости ленд-лизовских поставок. Что же касается компенсации американским фирмам за использование их патентов, то эту проблему надлежит решить в специальном соглашении. Напомнил о начале переговоров в Вашингтоне о возврате судов.

Отметив в общем предварительном плане, что не готов к обсуждению этого вопроса, Сталин вместе с тем заявил, что Советское правительство не имеет намерения уклоняться от выполнения своих обязательств как в отношении ленд-лизовских поставок, так и в иных случаях, при условии, если другая сторона также выполняет условия соглашения. Он утверждал, что отказ от выполнения соглашений не в советских обычаях, и добавил, что если у меня имеются специальные поручения на этот счёт, то я могу переговорить об этом с министром иностранных дел.

Я сказал, что его заявление о позиции Советского правительства в отношении выполнения своих обязательств придаёт ещё большую уверенность американскому народу, который будет рад тому, что Советское правительство готово теперь выполнить договорённость между Сталиным и Рузвельтом о выплатах за поставки по ленд-лизу без дополнительных обращений по этому вопросу к Вышинскому, как он любезно предложил, тем более что переговоры уже идут между Госдепартаментом и советским послом в Вашингтоне.

Сталин продолжал развивать свою мысль о том, что в послевоенных переговорах появились некие “нормы” при решении спорных проблем с различными правительствами, в частности это проявилось в отношениях с Британским правительством. Однако, принимая во внимание решимость Советского правительства держать своё слово, он надеется, что оно не подвергнется дискриминации по сравнению с другими.

Я ответил, что, по моему мнению, правительство США не намерено требовать от Советского правительства больше, чем от других. Я привёл в этой связи в качестве примера соглашение по урегулированию расчётов по ленд-лизу с Бельгией, которая выплатит 18 % стоимости ленд-лизовских поставок по сравнению с 10 процентами, ожидаемыми от Советского Союза.

В ответ на продолжающиеся расспросы в отношении британцев я сказал, что не в курсе порядка цифр в этом деле.

В связи с замечанием, что задержка с ответом в переписке с Советским правительством по ленд-лизу создала впечатление, что США не заинтересованы в скором урегулировании, а также упоминанием о том, что Советское правительство может выдвинуть для рассмотрения свои контрпретензии, Сталин заявил, что готов вмешаться, если ход переговоров в Вашингтоне примет нежелательный оборот. В заключение я сказал, что затянувшееся дело с решением финансовых проблем может иметь отрицательное влияние в отношениях между друзьями, но что в данном случае такая великая держава, как Советский Союз, урегулирует, разумеется, такого рода финансовые вопросы с другой великой страной в крупномасштабном плане. Сталин подчёркнуто выразил с этим своё согласие.

(Мы здесь хотели бы знать, окажет или нет позиция Сталина в настоящее время какое-либо влияние на ход Ваших текущих переговоров по этому вопросу.) КЭРК.

* * *

Москва, 16 августа 1949 года, 1 час пополудни. 2058. Относительно “Голоса Америки” (телеграмма посольства 2056, 16 августа). Мною были упомянуты помехи, чинимые нашим радиопередачам, как о хорошо известном факте, и при этом было отмечено, что радиопомехи являются нарушением Каирской и Мадридской конвенций, которые подписали оба наших правительства. Далее я сказал, что если имеются замечания в отношении содержания радиопередач, то эта проблема могла бы быть рассмотрена по дипломатическим каналам и что это представляется более предпочтительным, чем прибегать к нарушению конвенций.

Сталин заявил, что он недостаточно информирован и просит министра иностранных дел ответить на этот вопрос. При этом он с улыбкой спросил Вышинского: “Это Би-би-си?” Вышинский пояснил, что я имею в виду “Голос Америки”. “Они ругают нас?” — спросил Сталин. “И очень даже”, — ответил Вышинский. Оба засмеялись. Сталин повернулся ко мне и сказал, что он попросит министра иностранных дел заняться этим вопросом. Ни он, ни Вышинский не оспаривали факта радиопомех, о которых я говорил.

Мне кажется, что следующий шаг теперь должен сделать Вышинский, и, я думаю, нам следует подождать этого его шага. Если он предпочтёт не проявлять инициативы в обсуждении этого вопроса, то в таком случае он возьмёт на себя ответственность за нарушение договорённости, что будет играть в нашу пользу. КЭРК.

* * *

Москва, 23 августа 1949 года. Дорогой Дин. Возможно, Вас заинтересуют особенности и подробности моего визита в Кремль на прошлой неделе. В официальной телеграмме было полностью изложено существо дела, но некоторые детали могут оказаться полезными.

Запрос о визите к Сталину был сделан в понедельник 8 августа. Согласие получено в субботу, а визит состоялся вечером в следующий понедельник, 15 августа. Не придавая особого значения сравнительно короткому промежутку времени между просьбой о визите и самим визитом, тем не менее, совершенно очевидно, что просьба и связанные с ней протокольные вопросы были рассмотрены без промедления и не встретили каких-либо затруднений. Я был информирован лично по городскому “открытому” телефону в обеденное время говорящим по-английски секретарём Вышинского о строго установленной процедуре, которой следует мне придерживаться. Разумеется, что “открытый” телефон не означает здесь ничего другого, как только то, что МВД может его прослушивать. Секретарь г-на Вышинского сообщил, что меня могут сопровождать мои сотрудники по моему усмотрению. Я ответил, что мой секретарь свяжется с ним позже и обсудит детали, что и было сделано. Уолли Барбур и Джордж Морган были названы мной в качестве сопровождающих и были внесены в список без каких-либо вопросов.

Мы прибыли в понедельник в 10.00 часов к Боровицким воротам, где подполковник МВД заглянул в автомашину для проверки количества пассажиров, и мы с моими парнями въехали в Кремль, следуя на довольно большой скорости за джипом.

У дверей стояли два солдата и офицер в качестве нашего проводника. Оставив внизу свои шляпы, мы поднялись на лифте на второй этаж, прошли несколько коридоров с часовыми МВД через каждые 50 шагов и вошли в приёмную, где два офицера очень вежливо поднялись из-за стола и пригласили переводчика. Сейчас мы думаем, что переводчиком был сын Трояновского, первого после признания в 1933 году советского посла в Вашингтоне. Он — худощавого телосложения, с узким лицом и тёмными волосами, говорит на прекрасном английском языке. Когда я спросил его, где он изучал язык, он ответил, что учился в колледже в Соединённых Штатах. Мы полагаем — в Суартморе.

Без всяких формальностей мы пошли за ним через небольшую комнату, где он жестом показал нам на дверь в следующую комнату, которую я открыл. Мы вошли в довольно узкое прямоугольное помещение со столом в противоположной стороне у окна и длинным столом около стены. Помещение было хорошо освещено люстрами. Сталин и Вышинский находились в противоположном конце кабинета и вышли нам навстречу. Мы поздоровались, и я представил г-на Барбура и г-на Моргана. Нам предложили сесть за стол. Вышинский сел у стены. Сталин слева в углу. Переводчик в конце стола. Сталин, таким образом, был напротив меня. Барбур и Морган слева от меня.

Я начал беседу с обычных любезностей. Сталин сразу же ответил, что рад встрече здесь со мной. Он уже ответил, пока я продолжал говорить свою первую фразу. Переводчик был действительно великолепен; быстро и точно стенографировал: меня — по-английски, Сталина - по-русски. Таким образом, можно было говорить абзацами, а не отдельными фразами. Г-н Вышинский также делал записи беседы.

Очевидно, Вы заметили из моей телеграммы 2056, что Сталин не реагировал на моё заявление об общем международном положении. Однако он сразу же уловил вопрос о ленд-лизе, и мы его подробно обсудили (моя телеграмма 2057). Я почувствовал, что он был немного насторожен и, может быть, несколько подозрителен из-за того, что мы не предложили Советскому правительству таких же благоприятных условий, как другим. Возможно, я смог рассеять его сомнения. Он с уверенностью подчёркивал, что Советское правительство сдержит своё слово (было бы весьма интересно узнать, отражается ли эта позиция Сталина на ходе переговоров, проходящих сейчас в Вашингтоне).

В отношении “Голоса Америки” небольшую подвижку Вы можете заметить из № 2058. Со своей стороны, однако, мы не отмечаем никаких изменений в отношении помех. Я склоняюсь к мысли, что Политбюро не хочет терять своего преимущества до тех пор, пока мы, со своей стороны, не предпримем что-либо подобное.

После этого беседа приняла более личный характер. Сталин спросил меня, бывал ли я раньше в Москве. Его интерес в отношении города проявился в разговоре о планах на будущее, прогрессе, достигнутом в городе до войны, и о перерыве, вызванном войной, его надежде на дальнейшее развитие города. Этот вопрос казался очень близким его сердцу, и он был горд тем, что большевики перенесли сюда столицу.

Продолжая разговаривать, Сталин встал, подошёл к столу, взял свою трубку, подержал её некоторое время в руках и затем закурил. Примечательно, что всё это не было разыграно специально, а вписывалось вполне в его обычную манеру поведения. Он делал это “машинально”.

По моему мнению, он в хорошей форме и выглядит довольно хорошо для своего возраста: тёмные волосы с проблесками кое-где седины, лицо не было особенно покрыто морщинами. Он казался очень активным, хотя глаза выдавали усталость. Сталин был одет в форму защитного цвета с изготовленными по его собственному дизайну погонами с очень большими серебряными звёздами и ближе к воротнику с эмблемой герба с символами серпа и молота. Форма хорошо на нём сидела, и он выглядел элегантно. Атмосфера при прощании была более сердечной, чем в начале беседы. Он заявил, что я могу посещать его по срочным делам без всяких формальностей.

Пресса здесь жаждала получить информацию, но ей был дан лишь скудный минимум. Я считаю, что Ваше сообщение в Вашингтоне было вполне достаточным.

Надеюсь, что Вы согласитесь со мной, что ничего не просочилось такого, что давало бы Политбюро шанс использовать это в пропагандистских целях. Я информировал о визите и сути моей беседы обоих послов: британского и французского, за что они благодарны. Визит будет иметь значение лишь в том случае, если он создаст прецедент для последующих встреч. Вышинский говорил: “…Разумеется, генералиссимус не имеет обыкновения встречаться с иностранными послами”, но он ошибся как в случае со мной, так и с британским послом. Если бы запрос о визите не был сделан, я думаю, что это дало бы немалый повод для комментариев прессы за границей и дома. Здешний дипломатический корпус начал уже задаваться вопросом, почему Сталин принял британского посла, а не американского. Эти спекуляции рано или поздно привели бы к сплетням, болтовне и всякого рода пересудам в прессе. Лично я был, конечно, очень рад увидеть Сталина во плоти. Мне представляется очевидным, что он человек твёрдой воли, который не намерен отказываться от своих целей, если обстоятельства не заставят его это сделать или он сочтёт это выгодным для Советского Союза. Мне кажется также, что у него довольно хорошее здоровье, и, как грузин, он, по-видимому, будет жить долго. Несомненно, он держит под контролем здешнюю ситуацию, а Вышинский танцует вокруг, как горошина на горячем сите, выполняя его малейшее желание.

С самыми добрыми пожеланиями. Искренне Ваш Алан»

(Советско-американские отношения. 1949–1952. М., 2006. С. 92–98).