Воображаемый мир героя в литературе на границе Нового времени. 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Воображаемый мир героя в литературе на границе Нового времени.



 

Предположительно, интерес литературы к воображаемому миру персонажа как предмету изображения возник на границе Нового времени, показательным примером этого интереса является воображающий герой Сервантеса Дон Кихот.

«Воображающим» в строгом смысле он является только в начальной ситуации романа: когда, читая книги, «вживается» в образ героя, и в момент творения образа «рыцаря», с которым он выйдет во «внешний» мир (выбор рыцарского имени и дамы сердца, подготовка костюма и шлема). Войдя в образ рыцаря, герой чаще всего не осознаёт «меру условности» рыцарских романов: ссылается на причинно-следственные связи, представленные в вымышленных произведениях, как на достоверный «документ» и стремится воплотить их в жизнь.

В известном эссе Х. Ортега-и-Гассет задаётся вопросом о том, в каком «мире» (реальном или воображаемом) этот персонаж действует[91]. Самим романом этот вопрос, на наш взгляд, не ставится.

Восприятие главным героем всего происходящего с ним как «доблестных деяний» возможно потому, что ему удаётся перенести вымышленные закономерностирыцарского романа в реальную действительностьбез какого-либо зазора междужеланным воображаемым миром и реальным. Благодаря совершённому ещё в библиотеке поместья усилию воображения в дальнейшем он действует в тотально «реальном» для него мире (без всякого сомнения в том, что на своем пути он встречает реальных великанов и благородных дам). Внутренняя серьёзность самоидентификации Дон Кихота, его страстное желание воплощать свою рыцарскую «самость» сталкивается с реакцией мира на такую серьёзность как на «роль», исполняемую «безумцем» или «самозванцем»[92]. Для персонажей романа с их однотипными реакциями насмешки или жалости вопрос Х. Ортеги-и-Гассета не стоúт: для них Дон Кихот пребывает в «мире иллюзий». Внутренняя серьёзность героической самоидентификации Дон Кихота делает вопрос не значимым и для него самого. Героическое сознание и масштабы мира, в которых героике нет места, – это несоответствие становится в романе Сервантеса источником и трагического, и комического.

Другая трактовка образа Дон Кихота, более близкая к прочтению Х. Ортеги-и-Гассета, представлена в стихотворении Х. Л. Борхеса «Читатели»[93]. Центральное переживание в этом стихотворении соотносит лирического героя и персонажей-читателей («худого идальго с колдовской судьбою, который в вечном ожиданье боя так и не вышел из библиотеки» и «мальчика в библиотеке давней и бесследной»). Способность «мира библиотеки» навевать «видения» «с хитросплетеньем правды и обмана» не значима без главной способности читателя – очаровываться чтением, превращая иногда это чтение в жизненный «удел». «Худой идальго» из стихотворения Борхеса и созвучный ему лирический герой остаются вечно очарованными воображаемыми мирами книг. Воображающее усилие читателя Кихано творит бесконечную «хронику» приключений-«сновидений», замыкает его в библиотеке, так и не превращая в путешествующего по дорогам Испании 16 века «Дон Кихота Ламанчского».

Если вернуться к вопросу Х. Ортеги-и-Гассета, то Кихано стихотворения Борхеса действует в «воображаемом мире» (поскольку он «в вечном ожиданье боя так и не вышел из библиотеки»). Его действие - не только вторичное воображание «по следам» рыцарских романов: воображение Кихано создаёт новый сюжет «хроники геройских похождений с хитросплетеньем правды и обмана». То есть действие Кихано подобно, по мысли лирического героя стихотворения Борхеса, деятельности автора по созданию нового художественного мира («вся хроника геройских похождений / с хитросплетеньем правды и обмана / не автору приснилась, а Кихано, / оставшись хроникою сновидений»).

Вопрос Х. Ортеги-и-Гассета помогает обнаружить особенности рефлексии разных литературных эпох о соотношении «реального», «иллюзорного» и «воображаемого» как оценок, характеризующих положение воображающего героя в изображённом мире. Само представление о возможности действовать, оставаясь буквально в бездействии, включалось в культурном сознании эпохи Сервантеса в контекст пребывания человека в состоянии «околдованности»[94], безумия, либо в ситуации «иллюзии» (совпадения, обмана или самообмана, театральной игры[95]). Акт воображения позволил Кихано Сервантеса совместить планы реального и воображаемого в единое целое. Отсутствие воображения такой силы у всех остальных персонажей создаёт конфликт представлений о границах реального и иллюзорного, воплощённый в бесконечном количестве столкновений между Дон Кихотом и всеми другими.

Итак, роман М. де Сервантеса «Дон Кихот» делает предметом изображения воображающего героя, который, восприняв логику вымышленного мира литературных произведений и построив на её основе собственный воображаемый мир, воплощает эту логику в поступках, совершаемых в реальной действительности, а также в высказываниях и оценках.

В романе Сервантеса представлен такой способ изображения эпического героя, при котором образ мира, созданный воображающим персонажем, переносится в условно-реальный мир произведения и воплощается в воспринимаемый этим условно-реальным миром элемент (у Сервантеса – поступки, высказывания, письма героя). Такой перенос, или «проекция» (лат. projectio – «бросание вперёд, пробрасывание») системы взаимосвязанных образных представлений может быть назван «воображаемым миром».

Анализ воображающего героя Сервантеса позволяет выдвинуть следующие основания для теоретико-литературного определения «воображаемого мира героя»:

а) «Воображаемый мир героя» открывает такой слой «внутреннего мира» персонажа, который другими способами не может быть изображён. Поэтому при дефиниции «воображаемый мир героя» необходимо рассмотреть как возможный особый приём изображения человека «изнутри» его субъективности.

b) В кругозоре персонажа пространственно-временные обстоятельства его бытия включают осознаваемый как «воображаемый» (оцениваемый как нереально-действительный или недействительный) или не осознаваемый как «воображаемый» (оцениваемый как реально-действительный) мир[96]. В авторском кругозоре спецификой пространственно-временной организации будет включение в хронотоп всего произведения «частного» хронотопа воображаемого мира. Этот хронотоп возникает в воображении (во «внутреннем мире» персонажа) и граничит с «реальным» миром (с той изображённой в произведении областью, которая не является «внутренним миром»), а также может проявлять себя во «внешнем мире» (взаимодействовать с ним в качестве воплощённого воспринимаемого элемента).

 

1.2. 2. Воображаемый мир героя в романтизме.

 

Следующим этапом развития литературы, при котором обязательной особенностью изображения человека становится воображение, а воображающая деятельность и взаимоотношение реального и воображаемого в картине мира выдвигаются на первый план, стал романтизм.

Рассмотрим в качестве характерного примера новеллу Э.-Т. А. Гофмана «Песочный человек». Композиция этого произведения включает несколько точек зрения на воображение, воплощённых в композиционно-речевой форме вставных текстов (писем персонажей) и в рефлексии- комментарии повествующего субъекта. Столкновение точек зрения не только высвечивает характерный для романтизма спор о соотношении элементов «внутреннего мира» человека (мыслей, чувств, представлений и неосознаваемых образов, сновидений, страхов, галлюцинаций, обмана чувств), «воображаемого мира» и «чудесного» / «потустороннего мира». Оно выводит на первый план размышления о влиянии воображения как предмета изображения на способ изображения.

Главный герой этого произведения студент Натанаэль является воображающим героем: услышав в детстве от няни описание персонажа низшей демонологии (Песочного Человека), он не только представляет в воображении «страшный образ жестокого Песочника», но и «беспрестанно рисует повсюду – на столах, шкафах, стенах, углём и мелом, в самых странных и отвратительных обличьях»[97], а позднее «живо представляет его в своих стихах»[98]. Натанаэль объясняет взаимосвязь между образами «внутреннего мира» (собственными страхами, фантазиями, предчувствиями) и фактами и событиями «внешнего мира» собственной сверхчуткостью к размытой границе между «естественным» и «сверхъестественным» миром. Для него воображение – это своеобразный «ключ» к открыванию этих границ и в то же время роковой дар, впускающий в его жизнь сверхъестественные силы, которые будут играть им, словно куклой, и разрушат покой и благополучие.

Невеста Натанаэля Клара определяет связь между образами «внутреннего мира» и событиями «внешнего мира» как «воображаемую»[99] или «иллюзорную». В первом случае человек склонен переносить воображаемые взаимосвязи на реальную действительность, то есть проецировать образы «внутреннего мира» вовне. Во втором случае «возможно существующая» «внешняя тёмная сила» должна быть способна «принимать наш собственный образ, становиться нашим «я», ибо только в этом случае уверуем мы в неё и дадим ей место в нашей душе, необходимое ей для её таинственной работы»[100]. И в том, и в другом случае «фантомы», мучающие человека, суть двойники его самого; воображение субъекта позволяет им персонифицироваться во внешне воспринимаемый элемент.

Третье истолкование связи между воображаемыми элементами «внутреннего мира» и событиями «внешнего» производится повествующим субъектом, обращающимся напрямую к «благосклонному читателю». «Радужное сияние образа, возникшего перед (…) внутренним взором» в его истолковании полностью вытесняет переживание «внешних» событий («Твой взор странен, он словно ловит в пустоте образы, незримые для других, и речь твоя теряется в неясных вздохах»). Однако он подчёркивает, что желание облечь пережитое воображаемое событие в слово возникает непосредственно после создания в воображении мира («Всеми пламенными красками, всеми тенями и светом хочешь ты передать возникшие в тебе видения и силишься обрести слова»[101]).

Эти три истолкования объединяет Песочный Человек. В первом случае для Натанаэля он остаётся образом только в его произведениях (рисунках, стихах), в остальном Песочный Человек – реально существующее инфернальное существо, которое стремится лишить человека личности (воплощённой здесь в глазах) и свободы действия, превратить в механическую куклу. Можно видеть, что «мир», которому принадлежит Песочный Человек для Натанаэля не «воображаемый», а действительно-чудесный.

Во втором случае для Клары Песочный человек в первую очередь именно образ; слишком интенсивное переживание воображающим «я» позволяет образу стать иллюзией, определяющей мысли и поступки. «Мир», к которому принадлежит образ Песочного Человека, существует не в действительности а в воображении, то есть для Клары является лишь «воображаемым».

В третьем случае Песочный Человек - это образ образа: повествующий субъект использует приём, создающий иллюзию того, что читатель «наблюдает» процесс воплощения «образов» в словесное художественное высказывание. То есть Песочный Человек, наряду с другими образами, - часть «воображаемого мира» повествующего субъекта, который берёт на себя роль «автора». Воплощаясь в художественный текст, «воображаемый мир» становится внутренним миром литературного произведения.

В позднеромантической новелле Гофмана индивидуальность или деиндивидуализация - новые параметры определения личности, в основе которых лежит способность к воображáнию. Воображающий герой романтического этапа вписан в сюжет изучения «внутренних» и «внешних» границ личности. Благодаря воображению эти границы могут смещаться, размываться, изменяя соотношение «воображаемого» и «реального», «внутреннего» и «внешнего»[102]. Также, изображая воображающего героя, романтизм открывает внутрихудожественную рефлексию того, как «воображаемый мир» воплощается в «художественный текст».

В новелле Гофмана представлен такой способ изображения эпического героя, при котором ценностная позиция героя в мире определяется через образ, соединяющий в себе черты «реально существующего» и «воображаемого». Постоянная смена оценок, направленных на «воображаемое», связана с внутренней «подвижностью» самого персонажа, который не может определиться относительно границ «реально существующего» и «воображаемого». Эти же границы становятся предметом рефлексии других персонажей, выявляющих «воображаемую природу» тех взаимосвязей и образов, которые составляют основу позиции главного героя.

Анализ воображающего героя романтизма даёт следующие основания для теоретико-литературного определения «воображаемого мира героя»:

a) Образ или целый «воображаемый мир», соединяющий в себе черты реально существующего и субъективно значимого, принадлежит и к «внутреннему миру» героя, и к «внешнему» условно-реальному миру произведения и представляет собой воплощённую ценностную позицию.

b) «Воображаемый мир» как воплощённая ценностная позиция, выражает ценностные реакции воображающего героя, ведущих персонажей и автора, то есть является важным фактором в организации ценностной структуры произведения.

с) «Воображаемый мир героя» открывает горизонт внутрихудожественной рефлексии, направленной на осмысление того, как возникают образы в воображении, как взаимодействуют с бессознательным, восприятием, памятью, как переходят в словесно оформленный текст литературного произведения. Поэтому при дефиниции «воображаемый мир героя» необходимо рассмотреть как элемент поэтики, определяющий поляризацию «воображаемого», «эстетического» и «реального» в ценностной структуре эпического литературного произведения (речь об этом пойдёт во 2 главе).



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2019-12-15; просмотров: 320; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 34.204.52.16 (0.01 с.)