Модуль 4. Литературный процесс в годы Великой Отечественной войны

4.2.

1) Творчество А.Твардовского (ранние стихи А.Твардовского как пример литературы соцреализма «Страна Муравия» (1936) – поэма о коллективизации, отмеченная в 1941 г. Сталинской премией. Использование эпического приема путешествия).

Василий Теркин» (1941-1945)– произведение народно-героического эпоса.

Жанровое и сюжетно-композиционное своеобразие поэмы.

Читательский дневник

Е.Шварц «Тень» пьеса

Странные приключения произошли с молодым учёным по имени Христиан-Теодор, приехавшим в маленькую южную страну, чтобы изучить историю. Он поселился в гостинице, в комнате, где до него жил сказочник Ханс Кристиан Андерсен. (Может быть, в этом все дело?) Хозяйская дочь Аннунциата рассказывает ему о необыкновенном завещании последнего здешнего короля. В нем он наказал своей дочери Луизе не выходить замуж за принца, а найти себе доброго честного мужа среди незнатных людей. Завещание считается великой тайной, но о нем знает весь город. Принцесса же, чтобы выполнить отцовскую волю, исчезает из дворца. Многие стараются обнаружить её убежище в надежде обрести королевский трон.

Слушая рассказ, Христиан-Теодор все время отвлекается, потому что смотрит на балкон соседнего дома, где то и дело появляется прелестная девушка. В конце концов он решается с ней заговорить, а потом даже признается в любви и, кажется, находит ответное чувство.

Когда девушка уходит с балкона, Христиан-Теодор догадывается, что его собеседницей была принцесса. Ему хочется продолжить разговор, и он полушутя обращается к своей лежащей у ног тени, предлагая ей пойти вместо него к незнакомке и сказать о его любви. Неожиданно тень отделяется и ныряет в неплотно притворённую дверь соседнего балкона. Учёному становится плохо. Вбежавшая Аннунциата замечает, что у постояльца нет больше тени, а это скверный знак. Она бежит за доктором. Ее отец Пьетро советует никому не говорить о происшедшем.

Но в городе все умеют подслушивать. Вот и вошедший в комнату журналист Цезарь Борджиа обнаруживает полную осведомлённость о разговоре Христиана-Теодора с девушкой. И он, и Пьетро уверены, что это принцесса, и не хотят, чтобы она вышла замуж за приезжего По мнению Пьетро, нужно найти сбежавшую тень, которая, будучи полной противоположностью своему хозяину, поможет предотвратить свадьбу. Аннунциата полна тревоги за будущее молодого человека, так как втайне уже любит его.

В городском парке происходит совещание двух министров. Они сплетничают о Принцессе и Учёном. Решают, что он не шантажист, не вор и не хитрец, а простой наивный человек. Но поступки таких людей непредсказуемы, поэтому надо его или купить, или убить. Рядом с ними неожиданно возникает незнакомец (это — Тень)...

Все видят, что Тень с трудом встаёт, шатается и падает. Опомнившись, первый министр приказывает лакеям унести короля и вызывает палача, чтобы казнить Учёного. Христиана уводят.

Аннунциата умоляет Юлию сделать что-нибудь для его спасения. Ей удаётся пробудить в певице добрые чувства. Юлия просит Доктора дать ей чудодейственную воду, но Доктор говорит, что вода под семью замками у министра финансов и добыть её невозможно. Едва Тень и Луиза возвращаются в тронный зал, издалека доносится бой барабанов: казнь совершилась. И вдруг голова Тени слетает с плеч. Первый министр понимает, что произошла ошибка: не учли, что, отрубив голову Учёному, лишат его головы и его тень. Чтобы спасти Тень, придётся воскресить Учёного. Спешно посылают за живой водой. Голова Тени снова на месте, но теперь Тень во всем старается угождать своему прежнему хозяину, потому что хочет жить. Луиза в негодовании прогоняет бывшего жениха. Тень медленно спускается с трона и, закутавшись в мантию, прижимается к стене. Принцесса приказывает начальнику стражи: «Взять его!» Стража хватает Тень, но у них в руках остаётся пустая мантия — Тень исчезает. «Он скрылся, чтобы ещё и ещё раз стать у меня на дороге. Но я узнаю его, я всюду узнаю его», — говорит Христиан-Теодор. Принцесса умоляет о прощении, но Христиан больше не любит её. Он берет за руку Аннунциату, и они покидают дворец.

 

Л.Леонов «Золотая карета» пьеса

Действие первое

Гостиница, устроенная в бывшем монастыре. В окна сводчатой комнаты виден осенний закат. Помещение освещено тусклой, то разгорающейся, то гаснущей лампочкой. Пожилой директор гостиницы Непряхин показывает комнату новым постояльцам — геологам: академику Карееву и его сыну Юлию.

Непряхин уговаривает Кареевых взять этот номер, но Юлию он не нравится — слишком холодный, потолки текут, пахнет туалетом. Непряхин оправдывается: в начале войны городок бомбили, камня на камне не оставили. Кареев соглашается взять номер — всё равно приехал только на сутки.

В дороге Кареев простыл, его знобит. Он просит сына достать привезённое с собой спиртное, чтобы согреться. Снизу, из колхозного ресторана доносится шум гулянки — это встречают вернувшегося с войны знатного тракториста.

 

Непряхин жалеет свой городок, уничтоженный немцами за одну ночь. Кареев недоумевает: зачем немцам бомбить город, где нет ни одного большого завода. Непряхин считает, что хотели уничтожить старинный монастырь, который упоминается во многих летописях.

Народ уничтожают со святынь.

Карееву кажется знакомым голос Непряхина, его манера говорить. Юлий тем временем обнаруживает, что вода из крана не течёт, и сетует на городское начальство. Непряхин заступается за председательшу Марью Сергеевну, жену директора спичечной фабрики Щелканова.

Оказывается, что Кареев знает девичью фамилию председательши. Непряхин интересуется, не бывал ли он в этих местах. Выясняется, что Кареев — старинный друг Непряхина, который когда-то уехал из городка и пропал на Памире.

Непряхин рассказывает о себе. Овдовев, он женился на молоденькой Дашеньке. Его сын от первого брака Тимофей до войны учился в Ленинграде «на звездочёта». Непряхин считает, что судьба наказала его за счастье: Дашенька вечно недовольна мужем, а сын вернулся с войны слепой. Сейчас его наняли играть на гармони в честь знатного тракториста.

Непряхин уходит раздобыть для дорогих гостей дровишек и кипяточку. Юлий начинает ухаживать за отцом, а тот рассказывает ему о своей молодости. Когда-то он работал в этом городке учителем математики, влюбился в Машу, дочь важного чиновника и попросил у отца её руки во время представления заезжего факира. Чиновник не хотел в зятья нищего учителя, и Кареев отправился «искать счастья». Юлий начинает понимать, что отца понесло в эту глушь за воспоми­наниями молодости.

В комнату входит седой полковник Берёзкин с бутылкой «неожиданной формы» в руках и предлагает выпить «лекарства от одиночества». Из-за контузии полковник говорит медленно и иногда теряет нить разговора.

Все трое садятся за стол, и Берёзкин рассказывает о своём горе: в этом городке во время бомбардировки погибли его жена и дочь, которых он сам привёз сюда с границы. Кареев советует полковнику пойти на то место, где они погибли, наглядеться досыта и уехать навсегда.

Раны, на которые смотрят, не заживают.

Но полковник приехал сюда, чтобы «наказать одно здешнее лицо». В его батальоне служил капитан, который «не любил, когда в него стреляют». Он послал некой дамочке письмо с просьбой похлопотать о его переводе в тыл. Письмо попало к Берёзкину, и тот послал его в бой «первым эшелоном».

Перед боем трусливый капитан напился и вернулся в часть со сломанными рёбрами — вывернулся. Берёзкин пообещал навестить его после войны. Вот уже три дня полковник гоняется за трусом, ныне директором спичечной фабрики, и никак не может поймать. Берёзкин уверен, что Щелканов следит за ним и в эту минуту подслушивает под дверью.

В дверь стучат. Входит Непряхин с женой Дашенькой — статной круглолицей молодайкой. С мужем Дашенька неласкова. Мужчины приглашают её к столу. Выпивая и закусывая, Дашенька рассказывает о соседке Фиме, ради которой Щелканов хочет бросить жену. Поговаривают, что Фима Щелканова «из войны вытащила».

В это время в коридоре показывается «внушительное шествие колхозного люда» во главе со знатным трактористом. Они обходят номера гостиницы и угощают всех постояльцев. вместе с ними и слепой Тимофей. Берёзкин узнаёт парня — он служил под его началом, воевал танкистом на Курской дуге. Полковник обещает зайти к Тимоше позже. Колхозники идут в последний номер, где остановился «факир из Индии» Рахума.

Юлий начинает стелить постели и обнаруживает, что взял скатерть вместо простыни. Кареев говорит, что сыну пора жениться — «обугливаться, дотла сгорать от нежного пламени». Юлий отвечает, что он огнеупорный и не родилась ещё та, из-за которой стоит обугливаться.

В этот момент стучат в дверь. Входит необычайно красивая девушка, очень похожая на возлюбленную Кареева. Это Марька, дочь Марьи Сергеевны. Она ищет полковника. Отец Марьки проходил мимо номера, услышал разговор о письме, и послал за ним дочь, которая наивно считает отца героем войны.

Берёзкин не возвращается. Марька собирается уходить. «Огнеупорный» Юлий, очарованный красотой и провинциальной грацией девушки, берётся её проводить.

Действие второе

Непряхины живут в бывшей котельной — сыром, но по-своему уютном полупод­вальном помещении «с толстыми трубами санитарного назначения». Две коморки по бокам отделены от центральной части ситцевыми занавесками. В одной помещаются супруги Непряхины, в другой — Тимофей.

 

Вечер. Дашенька накрывает на стол ужин, Непряхин чинит красивую туфельку соседки Фимочки. Туфельку принесла Тобун-Турковская, «пожилая, пёстрая и пышная дама». Когда-то она подобрала Фимочку на улице и вырастила её. Теперь Тобун-Турковская пытается устроить будущее своей воспитанницы — найти ей подходящего жениха.

Дашенька выспрашивает у Тобун-Турковской о женихах Фимочки. Та не скрывает, что их цель — Щелканов, и говорит, что нынешняя его супруга Марья Сергеевна — «достойная женщина, но слегка устарела». Непряхин не может слышать сплетен об уважаемой им женщине и выгоняет Тобун-Турковскую, не взяв с неё денег.

Дашенька сердита, назревает семейная ссора, но тут раздаётся стук в дверь и входит Марья Сергеевна с тяжёлым свёртком в руках. Не успевшая уйти Тобун-Турковская пытается заговорить с ней о Фимочке, но Марья Сергеевна решительно отказывается от разговора, повторяя, что посетителей принимает в горсовете по будним дням. Ничего не добившись, Тобун-Турковская удаляется.

Дашенька льстиво заговаривает с Марьей Сергеевной. Та предлагает Непряхину помочь с ремонтом, но тот отказывается. Тогда председательша разворачивает свёрток, в котором оказывается подарок для Тимоши — очень дорогой аккордеон. Непряхин догадывается, что аккордеон — это «отступное» за Марьку. До войны девушка считалась невестой Тимофея, но теперь Марья Сергеевна не хочет, чтобы единственная дочь связала свою жизнь со слепым.

Непряхин решительно отказывается от подарка и говорит, что между Тимофеем и Марькой ничего не было. Входит Тимофей. Непряхины оставляют его наедине с Марьей Сергеевной. Тимофей тоже отказывается от дорогого подарка, что огорчает председательшу.

Хороший инструмент в руках артиста — это уже половина его успеха.

Тимофей говорит, что аккордеон ему не понадобится. Он не смирился со своим положением и собирается всё изменить — выбрать ночь подождливей и уйти из города, где все его жалеют. У него нет глаз, теперь его главный инструмент — мозг, и он поможет ему возвыситься. Тимофей надеется, что девушка, «которая имела неосторожность попривыкнуть» к нему с детства, подождёт лет десять, и тогда он покажет, «на что способен человек, у которого есть любовь и цель».

Марью Сергеевну мучает совесть, но она принимает жертву Тимофея, горячо поддерживает его решение и снова пытается вручить аккордеон. Неуместная настойчивость председательши и льстивые нотки в её голосе задевают парня. Он вновь отвергает «дорогую игрушку», на которую Марья Сергеевна пытается обменять сердце дочери.

После возвращения из госпиталя Тимофей избегает встреч с Марькой, она сама прибегает каждый вечер, пытаясь застать его дома. Парень боится «дрогнуть, ослабеть», уступить напору девушки и просить Марью Сергеевну уберечь его от встреч с Марькой.

В дверь стучат. Тимофей думает, что это Марька, и скрывается за занавеской. Входит полковник Берёзкин. Он ищет Тимофея, но Марья Сергеевна говорит, что он уехал. Узнав, что перед ним жена Щелканова, полковник отдаёт ей письмо.

Марья Сергеевна прекрасно знает, что её муж — бабник, но теперь узнаёт о его трусости и участии Фимочки в его судьбе. Цель полковника — лишить Щелканова любви и уважения близких.

Войну нельзя разжалобить. ‹…› Сталь куют заранее. Когда клинок на взмахе, любая раковинка рвёт его пополам...

Жена давно уже не любит Щелканова, но дочь ещё ничего не знает и по-прежнему привязана к отцу.

В котельную входит Марька — она ищет Тимофея. Девушка радостно знакомится с Берёзкиным и приглашает его, как старого друга отца, на свои именины. Полковник молчит, и Марька чувствует что-то неладное.

Марья Сергеевна уходит, давая полковнику возможность поговорить с дочерью наедине. Тут из-за занавески выходит Тимофей, просит Берёзкина отдать ему письмо и рвёт его — так он хочет защитить Марьку от разочарований.

Берёзкин говорит, что намерен вмешаться в судьбу Тимофея, обещает зайти утром и уходит. Тимофей отказывается рассказать Марьке, что было в том письме, и просит её уйти.

Возвращаются Непряхины. Павел Александрович сообщает, что во дворе, под дождём, мокнет Марьким «паренёк» — Юлий. Тимофей мрачнеет. Марька приглашает всех на именины и уходит.

 

Из-за занавески появляется Дашенька, недовольная тем, что муж не берёт денег за работу и отказывается от бесплатного ремонта, а пасынок воротит нос от дорогих подарков, и устраивает скандал.

Действие третье

Кабинет Марьи Сергеевны, расположенный в бывшей монастырской трапезной. Председательша принимает посетителей. Секретарша сообщает, что в приёмной дожидаются факир Рахума и некая дамочка. Звонит телефон. Вся вспыхнув, Марья Сергеевана узнаёт в собеседнике своего бывшего возлюбленного Кареева. Украдкой заглядывая в зеркальце, она приглашает его зайти.

Печально отложив зеркальце стеклом вниз, Марья Сергеевна принимает дамочку, которая оказывается Тобун-Турковской. Нагло глядя в глаза председательше, она сообщает, что её воспитанница Фимочка скоро выходит замуж. Поскольку «жених проживает на квартире своей жены» и своей жилплощади не имеет, а жить с молодожёнами они не может, Тобун-Турковская требует выселить из котельной Непряхиных и отдать комнату ей. Она подчёркивает, что это ненадолго — «жениха» Фимочки ожидает повышение и переезд в райцентр.

До Марьи Сергеевны постепенно доходит, что Фима собирается замуж за Щелканова, и она прямо говорит об этом Тобун-Турковской. Прямой ход председательши срывает коварную игру мадам, и ей остаётся только мстить. Она требует, чтобы Марья Сергеевна потеснилась, уступила место молодой сопернице. Обуздав свою ярость, председательша обещает выделить Тобун-Турковкой жильё и навестить её после новоселья.

Выпроводив Тобун-Турковскую, Марья Сергеевна отвечает на звонок мужа, упрекает его в том, что белые туфельки, добытые Марьке на именины, он подарил любовнице, просит его не марать дочь своей грязью и навсегда исчезнуть из их жизни. Затем она принимает Рахуму — провинциально-старомодного старичка. Тот предъявляет председательше доказательства своей всемирной известности и выпрашивает материальную помощь.

Фокус — это временный обман чувств, факир — это навсегда.

Марья Сергеевна выделяет ему бидончик мёду и новый фанерный чемодан. Напоследок факир берётся «наколдовать» для председательши любую известную личность. Та «заказывает» академика Кареева. Рахума делает пассы руками в сторону двери, и входит Кареев. Факир удаляется, чувствуя, что над ним подшутили.

Разговор у Марьи Сергеевны и Кареева не клеится. Он сообщает, что направляется с сыном в южный санаторий и остановился в родном городке проездом, на одну ночь, и спрашивает, счастлива ли Марья Сергеевна. Та рассказывает о своей трудной и нервной работе, а потом показывает своё единственное утешение — план нового города.

Кареев замечает, что Марья Сергеевна почти не изменилась, только «пыль далёкого путешествия» присыпала ей лицо и волосы.

На дорогах с большим историческим движением, как наша в особенности, всегда много такой пыли.

Потом академик начинает подробно рассказывать о своих успехах — написанных книгах, открытиях, учениках. Это похоже на запоздалую масть «за когда-то отвергнутое чувство».

Под взглядом Марьи Сергеевны маска знаменитого учёного сбегает с Кареева, и тот целует ей руку в благодарность за давнюю обиду, которая побудила его достичь таких высот. Затем Кареев вновь превращается в знатного гостя, и они пытаются наладить новые отношения.

В кабинет входят Марька с Юлием. В окно видны оживлённо разгова­ривающие Тимофей и Берёзкин. Марька знакомит мать со своим спутником. В разговоре выясняется, что Юлий не геолог, а юрист. Это открытие немного разочаровывает мать и дочь. Кареев приглашает Марьку, восхищённую рассказами Юлия, на Памир. Юлий заявляет, что не стоит откладывать путешествие, и зовёт Марьку с собой на море.

Марька колеблется «между искушением и совестью», но, в конце концов, почти соглашается. Марья Сергеевна поддерживает решение дочери и приглашает всех на её именины. Кареевы уходят, а председательша смотрит им вслед потухшим взором.

Действие четвёртое

Квартира Щелкановых, обставленная казённой мебелью. В гостиной у печки дремлет Рахума, Кареев и Непряхин играют в шахматы, в соседней комнате молодёжь настраивает радио, на тахте сидит Марька и рассеяно слушает рассказы Юлия о Памире. Все её мысли — о матери, которой до сих пор нет дома. Юлий постоянно напоминает Марьке, сколько времени осталось до их отъезда, но та лишь отрицательно качает головой. Время от времени она звонит в горсовет, но Марья Сергеевна всё ещё занята.

 

В комнату входит Дашенька и приглашает всех к столу. Видя смятение Марьки, она просит её не жалеть Тимошку— он при деле и сыт. Берёзкин сманивает его с собой, обещает поддержку в новой жизни.

Тут звонит Марья Сергеевна. Марька рассказывает матери, что отец не пришёл, только прислал «крашеную» с белыми туфельками, Берёзкин тоже обманул, да и Кареевы собираются уезжать. Она не знает, что ей делать, умоляет мать приехать и привезти Тимофея.

Дашенька снова принимается искушать девушку, просит освободить Тимофея от себя. Судьба посылает Марьке принца в золотой карете — не стоит от него отказываться, лучше пусть накинет ему девушка колечко на палец.

Мало одного — два, три накинь, да и не выпускай чёрта из удавки-то. Он во дворец царский — и ты на шейке ему обвилася, в небо взовьётся — и ты на нём.

Уж Дашенька и сама бы колечко накинула, да не смотрит принц в её сторону. Марька испугана страстным Дашенькиным напором.

После обеда будят Рахуму. Готовясь к выступлению, факир видит Тобун-Турковскую, с которой просидел несколько часов в приёмной Марьи Сергеевны, и воспринимает её как личного врага. Марька просит факира раздобыть для неё цветок, и тот обещает розу.

Приезжает Марья Сергеевна, а за ней Тимофей с подарком — алой розой на длинном черенке. Тимоша готов играть, но танцы отменяются, и гости начинают расходиться. Марья Сергеевна уговаривает их остаться и посмотреть выступление факира — «психоло­гический опыт разрезания живой гражданки».

Не дождавшись добровольца, Харума выбирает Тобун-Турковскую, которая, в свою очередь, стремиться разоблачить факира. Харума прячет мадам за занавесом, делает несколько пассов, и та с писком исчезает. Гости считают, что Харума превратил её в мошку.

Гости расходятся. Марья Сергеевна прощается с Кареевым. Юлий обещает напоминать Марьке телефонным звонком «о каждой дольке» оставшегося до отъезда времени. Затем мать и дочь вспоминают о старом факире, которого Кареевы могли бы подвезти, и бросаются его искать.

Из дальнего угла комнаты появляется Тимофей. Его уже ждёт Берёзккинн. Они уходят не прощаясь.

Кроме горсти пепла — ничего с собою. В дорогу к звёздам надо отправляться налегке.

Провожая Рахуму, Марья Сергеевна признаётся: это во время его выступления Кареев просил её руки и получил отказ. Факир рассказывает об уцелевших после войны детях и внуках, и о тех, кто погиб в Бабьем Яру. Церемонно попрощавшись, Харума уходит.

Марька окончательно отказывается от поездки на море. Она готова пожертвовать собой ради любви к Тимофею и верит, что тот всего добьётся, «потому что он сильный и ничего теперь не боится... ни тьмы, ни войны, ни смерти». Раздаётся последний телефонный звонок, и вдруг Марька решает, что неплохо было бы хоть ненадолго вырваться и увидеть мир, ведь это последняя возможность, а Тимофей наверняка не рассердится, если она уедет на месяц.

Мать и дочь спешно собирают чемодан, но телефон больше не звонит. Марька решает, что Кареевы уехали без неё, но тут в квартиру заходит Юлий, сообщает, что карета у подъезда, хватает чемодан и стремительно исчезает.

Марька просит мать объяснить Тимофею, что она ни в чём не виновата, и выбегает в темноту и снег. Марья Сергеевна берёт бокал с шампанским и поднимает его за дочь, за её «высокие горы».

 

Читательский дневник

М.Шолохов «Судьба человека» рассказ

Андрей Соколов

Весна. Верхний Дон. Рассказчик с товарищем ехал на бричке, запряжённой двумя лошадьми, в станицу Букановскую. Ехать было трудно — снег начал таять, грязь непролазная. А тут возле хутора Моховского река Еланка. Мелкая летом, сейчас разлилась на целый километр. Вместе с неизвестно откуда взявшимся шофёром рассказчик переплывает реку на какой-то полуразвалившейся лодке. Шофёр подогнал к реке стоявший в сарае автомобиль марки Виллис, сел в лодку и отправился обратно. Обещал вернуться через два часа.

Рассказчик присел на поваленный плетень и хотел было закурить — но сигареты намокли во время переправы. Так бы и скучать ему два часа в тишине, одиночестве, без еды, воды, выпивки и курева — как подошёл к нему мужчина с ребёнком, поздоровался. Мужчина (это и был главный герой дальнейшего повествования Андрей Соколов) принял рассказчика за шофёра — из-за стоявшего рядом автомобиля и подошёл пообщаться с коллегой: он сам был шофёром, только на грузовой машине. Рассказчик не стал расстраивать собеседника, раскрывая подлинную свою профессию (так и оставшуюся неизвестной для читателя) и соврал, что ждёт начальство.

Соколов ответил, что не торопится, а перекурить охота. В одиночестве курить скучно. Увидев разложенные для просушки сигареты, он угостил рассказчика собственным табаком.

Закурили они, разговорились. Рассказчику неловко было из-за мелкого обмана, поэтому он больше слушал, а говорил Соколов.

Довоенная жизнь Соколова

— Поначалу жизнь моя была обыкновенная. Сам я уроженец Воронежской губернии, с тысяча девятьсотого года рождения. В гражданскую войну был в Красной Армии, в дивизии Киквидзе. В голодный двадцать второй год подался на Кубань, ишачить на кулаков, потому и уцелел. А отец с матерью и сестрёнкой дома померли от голода. Остался один. Родни — хоть шаром покати, — нигде, никого, ни одной души. Ну, через год вернулся с Кубани, хатёнку продал, поехал в Воронеж. Поначалу работал в плотницкой артели, потом пошёл на завод, выучился на слесаря. Вскорости женился. Жена воспитывалась в детском доме. Сиротка. Хорошая попалась мне девка! Смирная весёлая, угодливая и умница, не мне чета. Она с детства узнала, почём фунт лиха стоит, может, это и сказалось на её характере. Со стороны глядеть — не так уж она была из себя видная, но ведь я-то не со стороны на неё глядел, а в упор. И не было для меня красивее и желанней её, не было на свете и не будет!

Придёшь с работы усталый, а иной раз и злой, как черт. Нет, на грубое слово она тебе не нагрубит в ответ. Ласковая, тихая, не знает, где тебя усадить, бьётся, чтобы и при малом достатке сладкий кусок тебе сготовить. Смотришь на неё и отходишь сердцем, а спустя немного обнимешь её, скажешь: «Прости, милая Иринка, нахамил я тебе. Понимаешь, с работой у меня нынче не заладилось». И опять у нас мир, и у меня покой на душе.

Дальше рассказывал опять таки про жену, как она его любила и не упрекала даже тогда, когда приходилось выпить лишнего с товарищами. Но вскоре родились у них дети — сын, а потом — две дочери. Тогда с выпивками было покончено — разве что кружку пива в выходной себе позволял.

В 1929 увлекли его машины. Стал он шофёром грузовика. Жил себе поживал да добра наживал. А тут — война.

Война и пленение

На фронт провожала его вся семья. Дети держали себя в руках, но жена очень расстроилась — в последний раз мол видимся, Андрюша... В общем и так тошно, а тут ещё и жена заживо хоронит. В расстроенных чувствах уехал на фронт.

На войне он тоже был шофёром. Дважды легко ранили.

В мае 1942 года оказался под Лозовеньками. Немцы шли в наступление, а он вызвался на передний край везти боеприпасы нашей артиллерийской батарее. Боеприпасы не довёз — снаряд упал совсем близко, взрывной волной перевернуло машину. Соколов потерял сознание. Когда очнулся — понял, что находится в тылу врага: бой гремел где-то сзади, а мимо шли танки. Притворился мёртвым. Когда решил, что все прошли — голову приподнял, увидел идущих прямо к нему шестерых фашистов с автоматами. Спрятаться было негде, поэтому решил умереть достойно — встал, хотя еле мог стоять на ногах — и смотрел на них. Один из солдат хотел застрелить его — но другой удержал. Сняли с Соколова сапоги и отправили пешком на запад.

Через некоторое время догнала еле шедшего Соколова колонна пленных из той же дивизии, что он сам. С ними шёл дальше.

Ночевали в церкви. За ночь случилось 3 заслуживающих внимания события:

а) Некий человек, представившийся как военврач, вправил Соколову вывихнутую во время падения из грузовика руку.

б) Соколов спас от смерти незнакомого ему взводного, которого как коммуниста собирался выдать фашистам сослуживец Крыжнев. Соколов задушил предателя.

в) Фашисты застрелили верующего, который надоедал им просьбами выпустить из церкви для визита в туалет.

На следующее утро стали спрашивать — кто командир, комиссар, коммунист. Предателей не оказалось, поэтому коммунисты, комиссары и командиры остались живы. Расстреляли еврея (возможно, это был военврач — по крайней мере, в фильме дело так представлено) и троих русских, похожих на евреев. Погнали пленных дальше на запад.

 

Всю дорогу до Познани Соколов думал о побеге. Наконец представился случай: пленных отправили копать могилы, охранники отвлеклись — он и дёрнул на восток. На четвёртые сутки догнали его фашисты с овчарками, собаки Соколова чуть не загрызли. Месяц его держали в карцере, потом отправили в Германию.

«Куда меня только не гоняли за два года плена! Половину Германии объехал за это время: и в Саксонии был, на силикатном заводе работал, и в Рурской области на шахте уголёк откатывал, и в Баварии на земляных работах горб наживал, и в Тюрингии побыл, и черт-те где только не пришлось по немецкой земле походить»

На волоске от смерти

В лагере Б-14 возле Дрездена работал Соколов и другие на каменном карьере. Угораздило его, вернувшись однажды после работы сказать, в бараке, среди других пленных: «Им по четыре кубометра выработки надо, а на могилу каждому из нас и одного кубометра через глаза хватит».

Кто-то донёс начальству об этих словах и вызвал его к себе комендант лагеря Мюллер. Мюллер русский язык знал отлично, так что общался с Соколовым без переводчика.

«Я окажу тебе великую честь, сейчас лично расстреляю тебя за эти слова. Здесь неудобно, пойдём во двор, там ты и распишешься». — «Воля ваша», — говорю ему. Он постоял, подумал, а потом кинул пистолет на стол и наливает полный стакан шнапса, кусочек хлеба взял, положил на него ломтик сала и все это подаёт мне и говорит: «Перед смертью выпей, русс Иван, за победу немецкого оружия».

Поставил я стакан на стол, закуску положил и говорю: «Благодарствую за угощение, но я непьющий». Он улыбается: «Не хочешь пить за нашу победу? В таком случае выпей за свою погибель». А что мне было терять? «За свою погибель и избавление от мук я выпью», — говорю ему. С тем взял стакан и в два глотка вылил его в себя, а закуску не тронул, вежливенько вытер губы ладонью и говорю: «Благодарствую за угощение. Я готов, герр комендант, пойдёмте, распишете меня».

Но он смотрит внимательно так и говорит: «Ты хоть закуси перед смертью». Я ему на это отвечаю: «Я после первого стакана не закусываю». Наливает он второй, подаёт мне. Выпил я и второй и опять же закуску не трогаю, на отвагу бью, думаю: «Хоть напьюсь перед тем, как во двор идти, с жизнью расставаться». Высоко поднял комендант свои белые брови, спрашивает: «Что же не закусываешь, русс Иван? Не стесняйся!» А я ему своё: «Извините, герр комендант, я и после второго стакана не привык закусывать». Надул он щеки, фыркнул, а потом как захохочет и сквозь смех что-то быстро говорит по-немецки: видно, переводит мои слова друзьям. Те тоже рассмеялись, стульями задвигали, поворачиваются ко мне мордами и уже, замечаю, как-то иначе на меня поглядывают, вроде помягче.

Наливает мне комендант третий стакан, а у самого руки трясутся от смеха. Этот стакан я выпил врастяжку, откусил маленький кусочек хлеба, остаток положил на стол. Захотелось мне им, проклятым, показать, что хотя я и с голоду пропадаю, но давиться их подачкой не собираюсь, что у меня есть своё, русское достоинство и гордость и что в скотину они меня не превратили, как ни старались.

После этого комендант стал серьёзный с виду, поправил у себя на груди два железных креста, вышел из-за стола безоружный и говорит: «Вот что, Соколов, ты — настоящий русский солдат. Ты храбрый солдат. Я — тоже солдат и уважаю достойных противников. Стрелять я тебя не буду. К тому же сегодня наши доблестные войска вышли к Волге и целиком овладели Сталинградом. Это для нас большая радость, а потому я великодушно дарю тебе жизнь. Ступай в свой блок, а это тебе за смелость», — и подаёт мне со стола небольшую буханку хлеба и кусок сала.

Харчи разделил Соколов со своими товарищами — всем поровну.

Освобождение из плена

В 1944 году Соколова определили шофёром. Возил он немецкого майора-инженера. Тот обращался с ним хорошо, иногда делился едой.

Утром двадцать девятого июня приказывает мой майор везти его за город, в направлении Тросницы. Там он руководил постройкой укреплений. Выехали.

По дороге Соколов оглушил майора, забрал пистолет и погнал машину прямиком туда, где земля гудит, где бой идёт.

Из блиндажа автоматчики выскочили, и я нарочно сбавил ход, чтобы они видели, что майор едет. Но они крик подняли, руками машут, мол, туда ехать нельзя, а я будто не понимаю, подкинул газку и пошёл на все восемьдесят. Пока они опомнились и начали бить из пулемётов по машине, а я уже на ничьей земле между воронками петляю не хуже зайца.

 

Тут немцы сзади бьют, а тут свои очертели, из автоматов мне навстречу строчат. В четырёх местах ветровое стекло пробили, радиатор пропороли пулями... Но вот уже лесок над озером, наши бегут к машине, а я вскочил в этот лесок, дверцу открыл, упал на землю и целую её, и дышать мне нечем...

Отправили Соколова в госпиталь подлечиться и подкормиться. В госпитале сразу написал письмо жене. Через две недели получил ответ от соседа Ивана Тимофеевича. В июне 1942 попала бомба в его дом, жена и обе дочери погибли. Сына дома не было. Узнав о гибели родных, он ушёл добровольцем на фронт.

Выписался Соколов из госпиталя, получил месячный отпуск. Через неделю добрался до Воронежа. Посмотрел на воронку на том месте, где был его дом — и в тот же день отправился на вокзал. Обратно в дивизию.

Сын Анатолий

Но месяца через три и мне блеснула радость, как солнышко из-за тучи: нашёлся Анатолий. Прислал письмо мне на фронт, видать, с другого фронта. Адрес мой узнал от соседа, Ивана Тимофеевича. Оказывается, попал он поначалу в артиллерийское училище; там-то и пригодились его таланты к математике. Через год с отличием закончил училище, пошёл на фронт и вот уже пишет, что получил звание капитана, командует батареей «сорокапяток», имеет шесть орденов и медали.

9 мая 1945 Анатолий был убит снайпером.

После войны

Андрея демобилизовали. Куда податься? В Воронеж ехать не хотел.

Вспомнил, что в Урюпинске живёт мой дружок, демобилизованный ещё зимою по ранению, — он когда-то приглашал меня к себе, — вспомнил и поехал в Урюпинск.

Приятель мой и жена его были бездетные, жили в собственном домике на краю города. Он хотя и имел инвалидность, но работал шофёром в автороте, устроился и я туда же. Поселился у приятеля, приютили они меня.

Возле чайной познакомился он с беспризорным мальчиком Ваней. Его мать погибла при авианалёте (во время эвакуации, вероятно), отец погиб на фронте. Однажды по дороге на элеватор Соколов взял с собой Ванюшку сказал ему, что он его отец. Мальчик поверил и очень обрадовался. Усыновил Ванюшку. Жена приятеля помогала смотреть за ребёнком.

Может, и жили бы мы с ним ещё с годик в Урюпинске, но в ноябре случился со мной грех: ехал по грязи, в одном хуторе машину мою занесло, а тут корова подвернулась, я и сбил её с ног. Ну, известное дело, бабы крик подняли, народ сбежался, и автоинспектор тут как тут. Отобрал у меня шофёрскую книжку, как я ни просил его смилостивиться. Корова поднялась, хвост задрала и пошла скакать по переулкам, а я книжки лишился. Зиму проработал плотником, а потом списался с одним приятелем, тоже сослуживцем, — он в вашей области, в Кашарском районе, работает шофёром, — и тот пригласил меня к себе. Пишет, что, мол, поработаешь полгода по плотницкой части, а там в нашей области выдадут тебе новую книжку. Вот мы с сынком и командируемся в Кашары походным порядком.

Да оно, как тебе сказать, и не случись у меня этой аварии с коровой, я все равно подался бы из Урюпинска. Тоска мне не даёт на одном месте долго засиживаться. Вот уже когда Ванюшка мой подрастёт и придётся определять его в школу, тогда, может, и я угомонюсь, осяду на одном месте

Тут пришла лодка и рассказчик распрощался со своим негаданым знакомым. И стал думать об услышанном рассказе.

Два осиротевших человека, две песчинки, заброшенные в чужие края военным ураганом невиданной силы... Что-то ждёт их впереди? И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своём пути, если к этому позовёт его Родина.

С тяжёлой грустью смотрел я им вслед... Может быть, все и обошлось бы благополучно при нашем расставании, но Ванюшка, отойдя несколько шагов и заплетая куцыми ножками, повернулся на ходу ко мне лицом, помахал розовой ручонкой. И вдруг словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся. Нет, не только во сне плачут пожилые, поседевшие за годы войны мужчины. Плачут они и наяву. Тут главное — уметь вовремя отвернуться. Тут самое главное — не ранить сердце ребёнка, чтобы он не увидел, как бежит по твоей щеке жгучая и скупая мужская слеза...

 

А.Фадеев «Молодая гвардия» роман

Под палящим солнцем июля 1942 г. шли по донецкой степи со своими обозами, артиллерией, танками отступающие части Красной Армии, шли детские дома и сады, стада скота, грузовики, беженцы... Но переправиться через Донец они уже не успели: к реке вышли части немецкой армии. И вся эта масса людей хлынула обратно. Среди них были Ваня Земнухов, Уля Громова, Олег Кошевой, Жора Арутюнянц.